Нелюбимая жена

Немного перелила сахарного сиропчика, но это чтоб было, что терять))) Октябрь в Лихолесье всегда нравился мне больше других месяцев. Почти 50 лет я наблюдаю, как одно время года сменяет здесь другое. Своя красота и свои воспоминания давно украсили и местное лето, и местную зиму. Но октябрь почему-то все равно - любимый. Вот и сейчас воздух уже холодный, но теплая одежда спасает, дает сполна насладиться. Все вокруг пахнет терпкой листвой и чистой влагой. Высокое небо серо, грустно, но не давит. Оно, скорее, величественно и спокойно. Как мой муж. Уютно. Терраса, на которой я сижу, забыта местными эльфами много лет назад. Это небольшая открытая площадка, одна из немногих во дворце, откуда виден лес. Мне она всегда нравилась, но никто сюда не ходит. Здесь когда-то любила бывать и предыдущая королева. Как и все, что принадлежало ей, это место покрылось пылью и отошло во владения времени. А подданные стали делать вид, что этих коридоров, возвращающих их владыку в прошлое - просто нет. Обычно я не трогаю подобные места - мы не враги с предыдущей королевой. Но эту семейную террасу я решила одолжить на один день. Сегодня ведь почти праздник. В первый раз за последние 50 лет сюда приедет Леголас. Путь во дворец и для него нелегок. Мгла становится гуще и настырнее с каждым годом. Лихолесье стоит лишь благодаря магии - моей и мужа. Это, конечно, не пояс Мелиан. Но пока - только пока - наших стараний хватает, чтобы тьма не слишком плотным кольцом сжималась вокруг леса. Кольца, кстати, волшебник не нашел. Вернее, он так сказал, а эльфы не стали переспрашивать, доверившись мудрости его решения. Я тоже не стала, хотя то, что он лжет, было очевидно. Выразить свои сомнения мне почти не представлялось возможности. Лишь однажды после того очень памятного для меня летнего дня мы увиделись. Это произошло почти через двадцать лет. Вместе с мужем мы отправились в Лотлориэн на праздник летнего солнцестояния. Никто из нас ехать не хотел, но владычица настояла - нужно было укрепить дух эльфов, пока не грянула война. А все мы ее ждали. Он сидел чуть поодаль, будто не был почетным гостем. Но это, конечно, было его собственное решение. Я приняла его холодность на свой счет, и это было довольно обидно. Мне немалых усилий стоила собственная война с постоянным искушением. А волшебник, кажется, совсем не верил, что этот бой закончится в мою пользу. Ближе к ночи я все-таки решила выяснить отношения и направилась к старику, который курил трубку под одним из меллирнов. Я села тогда рядом, и мы довольно долго молчали. - Все еще думаешь, что я опасна? - Опасна? Нет, королева. Такого я не думал. Я смотрела на него, чуть склонив голову, и пыталась понять, что же на самом деле им движет. Это, наверное, длилось долго, но он мне не мешал, выдувая очередных птиц и драконов. - Боишься, что я не справлюсь? - А ты справляешься? - Я... да. Да, хотя это и непросто. Не всегда получается себе верить. - Скажи, думала ли ты когда-нибудь, как поступишь, принеси я тебе кольцо? - Поверь, я обдумала десятки, если не сотни, разных вариантов. И - да, ты прав, - мне кольцо приносить не нужно. Он кивнул, будто соглашаясь, но я не это хотела узнать. - Ты так и не нашел, кому его доверить? - Я и кольца не нашел. - Точно. И того, кто бы его уничтожил. - И такого существа - тоже, - снова кивнул Митрандир. - А тот, у кого оно сейчас? Мог бы? - Если предположить, что оно у него столько лет... - А ты сам? - Я лишь старый путник, королева, - он снова улыбался, а я, наконец, понимала, что он на самом деле имеет в виду. Себе он не доверял тоже. Слуги убирают террасу, снимая с углов паутину и смахивая с колонн многолетнюю пыль. Они выносят на открытую площадку новую мебель и гобелены. А я устроилась в уже отмытом дальнем углу, в широком кресле. На моих коленях - свежие зимние ягоды. Красные и твердые, ими я украшу корону мужа. Она сама тоже у меня в руках. Я стащила ее утром из спальни. Гнева Трандуила я не боюсь. Мы долго привыкали к этой жизни. У нас не осталось, что скрывать друг от друга. А, значит, и бояться стало нечего. Я осторожно снимаю с короны золотистые листочки и прилаживаю вместо них терпкие ягоды. Они только на этой неделе созрели и пока еще пахнут сильной горечью. Тот момент, когда последний секрет перестал между нами существовать, пах так же. Я старалась сдерживать тьму, как могла. Я объезжала границы леса раз в год и заговаривала их. Сама не знаю, откуда в голове появлялись нужные слова. Это вряд ли были мои знания. Я просто верила, что употребляю их во благо, и страшно мне не было. Но кто я такая, в конце концов? С каждым годом границы наших владений становились все меньше. С юга двигался мор и толпы темных созданий. Деревья гнили прямо в земле, распространяя запах увядания и смерти. Серые склизкие растения покрывали их искореженные стволы, а солнечный свет скрывала крепкая, как канаты, паутина. Долгие годы мы с Трандуилом пытались отвоевывать каждый метр, но настал момент, когда пришлось признать - это больше невозможно. Мы забрали подданных из лесов к югу от реки. Забирали сами и перевозили в безопасные северные земли. Тьма, будто почувствовав торжество, скакала по пятам. Это было страшно, потому что не всех удавалось спасти. До сих пор я вижу глаза одной мертвой эльфийки. Мы подоспели слишком поздно. Небольшое селение было сожжено, дома - разграблены, жители - убиты. Та эльфийка была первой беременной, которую я увидела в своей жизни. То ли наш с Трандуилом союз подарил ту надежду, на которую он рассчитывал, то ли сама жизнь отвоевывала себе место, восполняя потери в начинающейся войне... Это было обнадеживающе и отвратительно страшно. Ее мертвые руки сжимали живот, из которого торчали сразу несколько орочьих стрел, а мертвые глаза будто продолжали сочится слезами. Муж первым отвернулся и поехал проверять остальные дома. Я знала, что ему так же больно. Но другим он этого показывать не собирался. А я все смотрела на несчастную и не могла найти в себе ни сил отвернуться, ни смелости подойти ближе. Это было последней каплей. В тот вечер я шла в его шатер, точно зная, что не уйду без ответов. Он писал письмо за походным столом и не поднял головы, когда я вошла. Будто чувствовал, что время столь болезненного разговора приближается. Я села напротив и не торопила, лишь смотрела на ставшие родными черты лица и думала о том, сколько времени потеряно. Он почти сдался в день первой годовщины. То был странный день. А я не смогла этим воспользоваться. Слишком была слаба, слишком себя жалела, слишком хотела растянуть редкий момент внезапного счастья. Времени все меньше, и меньше, и меньше. - Не смотри так. Я тоже ее видел. - Тогда ты знаешь, зачем я пришла. - Знаю, - он запечатал письмо и вышел из шатра, чтобы отдать его гонцу. Это было бесполезно оттягивать. Но и начать - невозможно. Муж вернулся, сел на старое место, на мгновение закрыл глаза, будто нюхая запах гнилого леса вокруг. - Это моя вина. - Нас с тобой двое в этом браке... - Выслушай, а потом ищи мне оправдания. Я думал, что со временем смогу быть с тобой сам, не с помощью твоего дара. Но я так и не полюбил тебя. И ты так и не узнала, что такое взаимность. Настоящая взаимность. Думаю, поэтому у нас не получается детей. Он замолчал, как будто от того, что беседа растянется, мне будет не так больно. Не так мучительно, мерзко, безвыходно, тошно, одиноко... Но тишина, конечно, не помогала, а ошибку прошлого повторять не хотелось. Я запретила себе плакать, запретила даже намек на боль. О, как хорошо я тогда поняла, откуда взялась у Трандуила эта холодная безразличная маска. Жалость только мешает, когда нужно выполнять свой долг: - Твои чувства для меня не секрет. Расскажи, что нужно, а я подумаю, как это сделать. Грустная улыбка. Может, он даже гордился мною в тот момент. А, может, это уже был отголосок сладких для него воспоминаний. - Останови, когда почувствуешь, что хватит. Я кивнула, и он начал самый отвратительный рассказ из тех, что мне доводилось слышать: - Я привел Эллериан на ту поляну через неделю после нашей свадьбы, - имя - как пощечина, место - как издевка. - Мы не думали о том, как зачать ребенка. Это казалось... естественным. Простым продолжением наших чувств. Мы уже познали друг друга, но никак не могли насытиться. Это было самое счастливое время в моей жизни, но я почти не помню его подробностей. Годы, что мы провели вместе - как один миг. Слишком короткий, чтобы дробить его на части. Но тот день я помню... Кажется, во дворце не осталось мест, где бы мы не предавались любви. Было невозможно терпеть, зная, что теперь она полностью моя... как я тогда думал, навсегда, - горькая усмешка, он замолчал на какое-то время, но все-таки продолжил. - Только глухой и слепой не видел нашего счастья, и мы решили не делиться им, сбежать. Пожить какое-то время в лесу. Только вдвоем. Может быть, именно поэтому все случилось. Мы дошли туда к ночи, когда звезды разгорелись. Мы любили друг друга, и я потерял счет времени. Только ярко осознавал, что больше на земле нет никого. Лишь я и Элли, в которой я растворялся, которую чувствовал. Это было, как внезапно открывшееся окно. Мы вдруг поняли, что можем соприкоснуться не только телами, что можно ласкать душу, фэа, так же, как и тело. Мы как будто провалились в незримое, при этом оставаясь и в этом мире тоже. Я чувствовал, как ее свет соприкасается с моим собственным, перемешиваясь и одновременно оставаясь собой. Наполняют все мое существо. Чувствовал, как сам окутывал ее. Никогда в жизни я больше... - Хватит. Он замолчал сразу, как и обещал, но я продолжала слышать в его голосе такое тепло, какого никогда не удостаивалась сама. Элли... Мне было трудно дышать и трудно сдерживаться. Ногти царапали подлокотники, и этот мерзкий звук я слышала тоже. Узнай я эту захватывающую историю раньше, просто бы заплакала. Но не тогда. Выдрать эти воспоминания из его головы, растоптать их, смять, уничтожить. Навечно стереть имя предшественницы из недр памяти, которая, как оказалось, так бережно все хранит. Он ждал, терпеливо и долго, пока я разгоняла своих демонов по темным углам, успокаивалась и пыталась снова поверить во что-нибудь хорошее. В лучшее, чем то, что у меня на самом деле было. Наконец, собрав силы в кулак, я посмотрела на мужа. Никаких моих страданий, никакой его жалости: - Ты никогда не захочешь такого со мной, - факт. - Я пытался, - извинение. - Теперь пытаться буду я, - злость все-таки дала обещание за меня. Это было больно. Несмотря ни на что, мы не враги с первой королевой. Но за долгие годы я научилась забывать о ней. Как будто только от этого зависела моя жизнь. Наша жизнь. Может, так оно и было. Мы научились с Трандуилом быть рядом друг с другом. И я даже могу называть это счастьем. Во все те моменты, в которые я забываю: в моем распоряжении его доверие, его тело, его, может быть, дружба. Но его любовь никогда моей не будет. Слуги заканчивают с уборкой, и на преобразившейся террасе пахнет чистотой и свежим лесом. На скамьи и кресла ложатся удобные подушки и пледы, а на резной стол - богатая скатерть и угощения. Скоро все будет готово. И я едва слышно напеваю под их мерную работу и свое нехитрое занятие. Я знаю, что это не понравится мужу. Он скуп на эмоции, особенно, если его собеседник такой же. А Леголас такой же, я думаю. Они давно отдалились, при этом я точно знаю, как скучал мой муж. Отеческие забота и мудрость - неотделимые части его натуры, но он их слишком хорошо прячет от давно выросшего сына. Я видела, как он ждет вестей о нем, как с облегчением прикрывает глаза, когда понимает, что ничего страшного не случилось. Но Леголас - не я. Он не будет тянуть отца к общению, рассматривать его скрытые порывы, они вряд ли даже обнимутся при встрече. Поэтому я и решила организовать этот обед. Идеальный план сложился в голове молниеносно и во всех подробностях, как со мной часто происходит с тех пор... Я никогда не верю себе сразу. Не поступаю так, как велит мне первый порыв. Роскошь, которую я оставила в своем детстве. Каждый план, каждая идея, каждое новое знание подвергается тщательной оценке. С собой я оставляю только то, что сделает мир лучше. А остальное... Остальное я прячу в самый дальний угол сознания. Заканчиваю работу, удовлетворенно крутя корону в руках. Муж давно уже не украшает ее сам. Мы не договаривались об этом, просто эта обязанность как-то тихо отошла мне. Но никогда еще я ее не воровала... - Я надеюсь, ты подготовила объяснение всему этому? Оно понадобится тебе прямо сейчас, - он входит на террасу быстрее, чем обычно, и явно порывистее, чем ему хотелось бы. Он зол, да. И на то, что короны не оказалось на месте, когда нужно было встречать Леголаса, и на то, что я пришла в одно из запретных мест его памяти. Но он привык мне верить, а потому всегда сначала дает объяснить. - Конечно, оно у меня есть. Иди сюда. Я притягиваю к себе стул и забираюсь на него, становясь лишь чуть выше мужа. Аккуратно надеваю ему на голову плод своих трудов. В этот раз получилось даже лучше, чем обычно. Но он все не хочет обращать на это внимания, с исчезающим терпением ожидая моих оправданий. - Сейчас. Последний штрих. В пальцах осталась последняя из зимних ягод. Я сжимаю ее сильнее, чтобы проступил красноватый сок, и мажу им по носу мужа. - Вот, - достаю из маленького кармашка свое зеркало, пока он саркастически закатывает глаза. - Теперь вылитый олень в зимнем лесу. - Все твои приемы мне давно известны, - ворчит, но улыбается, заглядывая в мое зеркало. - Зачем ты меня сюда выманила? - Это мой коварный план, конечно. Но ты доверься мне, не пожалеешь, - я касаюсь губами его лба и лишь несколько мгновений спустя замечаю, что на террасе мы уже не одни. Леголас стоит в дверях с удивленно раскрытыми глазами. Это я попросила слуг провести его сразу сюда, а не в холодную тронную залу. Чуть раньше, чем следовало по плану. Знаю, он не ожидал такого увидеть. Ни улыбки на лице своего отца, ни моего округлившегося живота. Десять лет я пыталась. Десять долгих лет после того разговора в дебрях гниющего леса я звала его душу к себе навстречу. Иногда ощущала мимолетные, щекочущие прикосновения не к телу, но куда-то гораздо глубже. Это проходило почти моментально, и он снова закрывался от меня, гонимый воспоминаниями о первой жене. Я понимала. По крайней мере, старалась. В отличие от тела, это - было настоящей изменой. Все перевернулось год назад, когда он уехал в Имладрис. Впервые за все время я осталась в Лихолесье одна на правах полноправной королевы. И это не было приятно. Это было страшно, одиноко, тяжело. Только в те полгода, что его не было, я поняла, что делало это место моим домом. Незримое ощущение, что Трандуил где-то рядом. Точное знание, что в случае беды он примет решение. А тогда... тогда я осознала в полной мере, как чувствовал себя мой муж все те годы одиночества, которые выпали на его долю. Они выехали из Последнего Приюта в конце зимы - об этом прилетела птица. И домой должны были вернуться в середине марта. Но его не было ни в марте, ни в апреле, ни в мае. Сердце стучало как проклятое, не давая спать по ночам. А воображение рисовало одну картину страшнее другой. Я знала, я чувствовала, что он жив. Но страх никуда не уходил. Обреченным духом я ходила ночами по дворцу, стараясь не попадаться на глаза ни слугам, ни придворным. Сильная, уверенная в себе королева - вот что было им нужно, когда король пропал. И я давала им этот образ сполна. Но днем. Ночью я пробиралась в его покои, в какой уже раз прижимаясь к простыням, давно утратившим запах любимого тела. Я рыдала, я звала, я надеялась. Но его не было. Тот день начала лета стал одним из самых счастливых в моей жизни. Сообщение о том, что отряд короля, поредевший в боях и весьма усталый, вступил в Лихолесье, поступило еще за двое суток до этого. Но в тот день муж, наконец, вернулся домой. Он держался так, будто не было никаких сложностей на морийском переходе, будто они не прорывались домой три долгих месяца. Он был королем со стажем многолетней привычки. А я - нет. Я бросилась ему навстречу, как только он спешился, и зарыдала, словно малое дитя, прижимаясь к его широкой груди. Совсем недостойно королевы. Но полгода ожидания не оставили мне выбора. Он обнимал в ответ и я чувствовала его горячее дыхание на своих волосах, такой родной и одновременно полузабытой имбирный запах. Пир по поводу возвращения был перенесен на день, чтобы дать воинам и владыке спокойно отдохнуть. Я сама повела его в королевские покои, сама омывала грязное и усталое с дороги тело. И плакала, плакала... Я ничего не говорила, и он молчал. Но, наверное, вся та буря, что бушевала внутри, передавалась ему гораздо более четко, чем позволял вербальный язык. Я складывала полотенца, когда он сам подошел и обвил талию руками. Никогда - никогда до этого - он не начинал этого сам, всегда давая мне фору, чтобы я успела применить свой дар. А тогда он обнял и глубоко вдохнул запах моих волос: - Я знаю это чувство потери. Прости. Я торопился, как мог. Выворачиваясь в руках, я обнимала, целовала, любила... Не помню, вкладывала ли я свой дар тогда. Наверное, да, иначе как бы все получилось? Но в ту ночь я чувствовала то, чего никогда до этого не приходилось. Отдачу. Его искреннее желание. Боль от потери и желание утешить - вот в чем мы нашли друг друга, в чем почувствовали настоящую взаимность. И мою душу щекотало, как он и рассказывал. Тело оставалось заполненным его запахом, его плотью, а фэа вырывалось наружу, ища любимое тепло. Находило и покрывалось мелкой дрожью от миллиона маленьких иголок, прошедших насквозь. Я думала, что почувствую сразу. Но этого не произошло. Лишь несколько недель спустя, лежа в своей кровати, я поняла, что что-то неуловимо изменилось. И даже тогда - я боялась подумать о главном. Все было, как обычно. И только его взгляд неуловимо изменился. Он понял раньше, чем я. Впервые я по-настоящему почувствовала наше дитя лишь месяцы спустя. Это как весенний гром прокатилось по всему существу, меняя все и навсегда. Мы сидели на наших старых местах в его покоях, и я, скорее по привычке, нежели из необходимости, что-то ему рассказывала. Но внутри ощутимо толкнулось, и я застыла, не в силах описать это чувство. - Что случилось? – голос испуганный и как никогда твердый. А я смотрела на него и улыбалась, приходя в восторг только от того, что он - именно он - отец того, что я чувствую в себе. Я взяла его руку и приложила к своему животу, туда, где только что ощущала нашего сына. Маленький принц выжидал, знакомясь с еще неизвестным теплом от руки своего отца. Но потянулся ему навстречу. Я чувствовала это волшебство, проживала его. Я не узнавала Трандуила тогда. Весеннее небо, а не озерный лед смотрел на нашего сына. Вокруг его таких непривычно добрых глаз расцвели маленькие морщинки. И он улыбался, так искренне и светло, что сам становился похожим на мальчишку. Муж взял меня за руку, поднял и прижал к себе. Это было даже не волшебство, не магия. Нечто гораздо большее. В тот момент я чувствовала, как сын занимает свое место в его сердце, как в прожившем вечность муже просыпается новая любовь, и как мой сын за руку ведет меня в душу своего отца. - Останься со мной, - прошептал он в самое ухо, и что я могла ему ответить? То самое ложе, что долго было кошмаром, но которое подарило мне невероятное счастье - по праву стало моим. Трандуил обнимал меня, давая возможность положить голову ему на плечо. Засыпая, я чувствовала его тепло, его губы на своих волосах и его руку, которая обнимала наше неродившееся дитя. Я первая слезаю со стула и иду навстречу Леголасу. Муж, как я и ожидала, не торопится проявлять своих эмоций и лишь кивает сыну по нашим обычаям. Стирает с лица красноватый сок. А я обнимаю Леголаса, сама не зная, почему так нежно к нему отношусь. Может, потому, что он был первым, кто улыбнулся мне в этом дворце. А, может, я и в нем уже вижу своего сына. Ведь мне давно не кажется странным, что за каких-то пятьдесят лет я стала гораздо-гораздо старше. - Мы будем есть тут? - он удивляется необычной встрече, но не отстраняется, не закрывается. Время, проведенное с людьми, его явно изменило. - Если я еще достаточно помню о Лихолесской погоде, с минуты на минуту пойдет дождь. - Я больше, чем уверена, что здесь он не пойдет, - улыбаюсь я принцу. Трандуил смотрит на меня осуждающе, не хочет втягивать сына в секрет, который хранят столь немногие. Но это его мнение, а секрет мой. Так что я все-таки сажусь за стол, приглашая остальное семейство. - Только сейчас понимаю, как долго меня не было дома, - принц садится следом за мной. От него, конечно, не скрылся наш молчаливый диалог, и он переводит взгляд с меня на отца. - Здесь... все изменилось. - Времени и правда много прошло, - Трандуил молчит, и я беру разговор в свои руки. - Мы получали вести о твоих путешествиях. И все же, думаю, тебе есть что рассказать. - Да, но все так сложно уложить в стройное повествование. Я совсем не рассказчик, - отвечает наследник. Он так явно ждет хоть тени той улыбки, которую увидел, когда вошел. Но Трандуил не дарит ее без привычки. Ему это сложно. Показывать привязанность, надеяться на лучшее, обнажать незащищенные места... Мужу проще терпеть постоянную тупую боль, чем яркие ее вспышки - такие, как ему уже приходилось испытывать. Но сейчас-то еще не война. Я толкаю под столом его ногу, а он лишь качает головой, видимо, беззвучно проклиная мою настойчивость и столь неприятную для него ситуацию. И все же заговаривает с сыном: - Надеюсь, ты задержишься дома. И успеешь мне все рассказать. Принц неуверенно смотрит на отца, явно не ожидая от него такого откровения. А над лесом и правда гремит гром, и начинает накрапывать дождь, шелестя буро-красной осенней листвой. Над террасой ни капли, и принц непонимающе отвлекается от странной для него семейной теплоты, оглядывается, выставляя руку над лесом и ловя в нее холодную воду. - Но как? - шепчет. - Твоему отцу тоже есть, что тебе рассказать, - я упрямо отворачиваюсь от раздраженного взгляда Трандуила. Он бы промолчал, но я уверена, что Леголасу рассказать нужно. И нужно дать им время. - А я, если позволишь, принц, пойду к себе. Слишком быстро устаю теперь. - Конечно, отдыхай, - он так искренне улыбается, все еще мало понимая, что же происходит в его доме. - Пусть у брата будет все, что ему нужно. Я не знаю, сработал ли мой план, рассказал ли муж о том, что произошло за все это время, что ответил ему собственный сын? Но Трандуил приходит в спальню лишь глубокой ночью. Он ложится рядом, привычно обнимая мой живот. Боится разбудить и только едва слышно шепчет мне на ухо "спасибо".