«Как бы мне ни хотелось признавать это, но Верлони умён и хитёр. Он способен просчитать на несколько шагов вперёд. Стоит вспомнить например то, как он выручил меня с комиссией, подложив ложное дело. Но я провела некое расследование, сравнив почерки многих пациентов, на которых он мог как-то повлиять. Да, он прекрасно пользуется другими. Мешает ли мне это? Особо нет, но в дальнейшем он может зайти куда дальше, поэтому стоит его огородить от других. Меня устроит лишь его игра. Записи и наблюдения. Элизабет Хаустил. Дело № 215666. Пациент Ник Верлони»
Утро добрым не бывает. Особенно, если это утро первого рабочего дня этой недели, а ещё если ты прошлые выходные провела на этой чёртовой работе. Что может быть ещё прекраснее? Только всеобщее собрание, созываемое нашим директором. И вот я иду по светлым коридорам среди толпы персонала и всяких помощниц, мелодично цокая каблуками и улыбаясь каждому прохожему. Сегодня пришлось встать ещё раньше, чтобы навести порядок на лице: последние события так меня вымотали, что я более напоминаю героя из сериала «Ходячие мертвецы» нежели привлекательную даму. На мне был одет серый костюм из юбки карандаша и простенького пиджака с небесно-голубой рубашкой. А куда мне ещё наряжаться? Единственное, что выдавало моё победное настроение после некого прогресса с моим уже излюбленным пациентом, так это лёгкие локоны и ехидная улыбочка. Всё же я чувствовала некий триумф. Есть продвижение, и есть результат, так ещё я умудрилась настоять на своём. Ну и как мне тут не радоваться? По пути я встретила и свою серую мышку, которая спешила в бухгалтерию за подтверждением расходов (с самого утра я её решила запрячь в узкие уздечки), после даже остановилась поболтать с Евреем, который тоже спешить оформлять какие-то документации. Но меня, пожалуй, уже ничто не волновало, кроме очередной встречи с моим ненавистным директором, которого бы с радостью…а не стоит выражать свои мысли так открыто. Зайдя в кабинет, я заметила лишь двоих моих коллег — остальные почему-то задерживались. Вообще, за последний месяц из нашей клиники по неизвестным причинам уволилось несколько психологов, что, конечно, сильно подкашивало весь персонал больницы. Каждый раз суматоха и перераспределение, поэтому у меня был жестокий наплыв пациентов — почти всех перенаправляли на мой более свободный этаж. А я так радовалась, что в подростковой группе у меня единицы…теперь их намного больше, а значит и работать мне приходится не покладая рук. Отсюда и вытекает огромная куча документации, которую приходится разгребать по выходным. Сейчас в кабинете находилось всего три психолога (считая меня), ещё три опаздывало, как и сам директор, который вновь собрал нас. Рядом со мной сидел ранее упомянутый Джон Уолстер. Это мужчина средних лет с уже видневшейся лысиной, но достаточно добрый и мягкий, с лёгкостью находящий подход к людям, близким к старческому возрасту, поэтому и брал себе в пациенты только старшее поколение. Он щедрый. Я не раз замечала его за тем, что скрытно он угощал детей каким-то сладостями и баловал их небольшими рассказами во время прогулки. Я бывала у него несколько раз на сеансах, ну, выпросилась ради интереса. Он совершенно открыт и дружелюбен со своими пациентами, никогда их не назовёт больными: лишь имена или какие-то прозвища, которые им приятны, и чувствуется уют и тепло в его речах. Да, таким не заманишь резвых подростков, но уже отживших половину века…людям это нравится. Некоторые даже здоровые приезжают к нему за консультацией. Да, он хороший специалист, и я его уважаю, но всё же он тоже пришёл сюда позже меня — всего лишь больше года назад. Через несколько кресел сидела Розалии Жольерс — имеет звание психолога лишь полгода — до этого она проходила практику и была моим же стажёром, а сейчас работает на этаже с мистером Джоном. Немного рассеянная деваха с яркими рыжими волосами и веснушками, но любящая свою работу, любящая наблюдать за людьми. Да, всё же её желание работать в таком прогнившем месте — любовь всего мрачного и тёмного. Удивлена, почему такая особа не работает каким-нибудь криминалистом или же патологоанатомом — ей бы эта профессия подошла, но та жутко боится вида крови. Вот почему пошла изучать сознание человека. За её плечами несколько неудачных проектных работ, несколько лет работы в персонале, но своего она добилась и гордо сидит за своим креслом. Вообще, весь подобный персонал был своеобразен, все были разношерстными и причудливыми в своём роде. И, конечно же, я давно составила характеристику каждого, выделила все хорошие и плохие качества, все сильные и слабые стороны, чтобы в нужный момент либо правильно надавить на человека, либо же прильстить ему, дабы получить нужную информацию. И, боюсь, что скоро к этим записям придётся прибегнуть — в пределе моего этажа уже негде искать какие-то зацепки по делу Ника. Да и я уже сама призналась себе, что в приделах больницы тяжело что-то найти, а значит, мне нужна ниточка за двухметровый забор — там у меня будет больше свободы и ресурсов. Но это ужасно трудно. В последнее время я начала замечать то, что меня хотят плавно сместить. Хоть та же Розалии: не даром же мне её отправили в стажёры, после её желали даже оставить на моём этаже, но я отбила своё нагретое место. Но теперь с Вилкером…я не уверена, что победа будет за мной. Мне придётся потесниться, ведь он намного хитрее, да и знает куда давить. Пока я сидела и размышляла о своём будущем, остальные уже успели подтянуться. Вот зашла моя любимая конкурентка, а именно Милиана Шалкинст, провиляв своей объемной пятой точкой, обтянутой алым атласом, мимо меня и сев напротив, дабы сверлить своим тяжёлым взглядом. После ещё подтянулись два оставшихся психолога: Арт Гольз и Луна Эванс с третьего рабочего этажа (первый этаж был полностью отдан персоналу и бухгалтерии, а начиная уже со второго были палаты и отчёт под психологов). Далее залетел запыхавшийся Вилкер, скользнувший и севший рядом со мной, ведь всё же как стажёр он был под моим присмотром. Он робко поздоровался, когда пытался восстановить своё дыхание (и где его носило?). Ну, неспешно уже зашёл Еврей и несколько помощниц. И весь этот цирк возглавлял наш самый лучший и обожаемый директор. Как всегда сначала было около часа какой-то нужной речи и выступления разных секретарш об отчётах успеваемости, нашей репутации и прогресса за данный месяц, что даже не вызывало у меня интереса. Всё это время Сем рядом что-то судорожно писал, когда я вальяжно покачивалась в стуле, зевала и устраивала целые акробатические постановки с ручкой. Но, на удивление, это время прошло значительно быстро, что я даже не успела уснуть, как наше руководство завело совершенно иную шарманку. — Ну, — протянул директор, — а теперь к другим, более радостным новостям. На этой неделе будет открыт некий форум, на котором одни из ведущих специалистов страны будут проводить тренинги и, можно сказать, мастер-классы, организовывать лекции, семинары и практикум под своим началом, — а это уже начинало увлекать, — наша клиника смогла выкупить курсы лишь на одну персону, ибо цены значительно кусаются, — директор машинально потер руки, а значит, он не врал. Интересно, а сколько же тогда он вложил в эту поездку, ведь обычно финансовые проблемы его так не беспокоили, — и, я думаю, вы согласитесь, что нужно отправлять хорошего специалиста, дабы не опозориться перед коллегами, — он вновь протянул звук «л», как и любил это делать. — И кого же вы предлагаете отправить, — похоже, Милиана всё же хотела куда-то вырваться или просто подтвердить свой статус. Но я бы более хотела посмотреть на её обрадовавшееся лицо — зрелище ещё то. За неимением хорошей и стройной фигуры эта дамочка пыталась выиграть в макияже, поэтому если бы она растянула свою пасть в улыбе, то сантиметровый слой штукатурки бы точно обвалился на её безвкусное обтягивающее платье, показав всем прекрасное зрелище. — Ну, это даже логичное предположение, — директор развёл руками, словно это была загадка для пятилетних детей, — на данные курсы я отправляю Элизабет Хаустил. Стук. Я уронила ручку от неожиданности. Нет, я бы не сказала, что это было так неожиданно, но вся эта поездка прекрасно портила мне все мои планы на ближайшее время. Всё, казалось, кануло в воду. Все мои труды и старания все мои войны с Верлони, все мои догадки о стажёре и боев за мой этаж. — Но, у нас и так недостаёт психологов, — попыталась как-то разъяснить ему ситуацию я. Я не могу сказать ему, что затеяла одну из опаснейших игр со своим пациентом и начала мутить со стажёром, но даже выкинув эти проблемы не становилось легче. — Да, согласен, время трудное, но у кого легче? Тем более я бы не желал упускать такую возможность. Поэтому, вы завтра же утром вылетаете. Проживание и питание оплачено по путёвке. Зайдёте после совещания — я расскажу вам всё в подробностях. — А как мои пациенты? — не успокаивалась я. — Хм, у вас есть стажёр! Он и займётся! То, чего я больше всего боялась. Тогда Верлони попадёт в руки именно к этому нежелаемому союзнику. Ник способен скрыть многое, но за месяц где-то да проколется. Нельзя так рисковать. — Я не могу доверить стажёру некоторых пациентов. Прошу, чтобы моими постоянными больными занялся профессиональный психолог, а не стажёр, — каменным и раздражённым голосом проговорила я, даже не обращая на косые взгляды Сема у меня за спиной. — Ладно, пусть ими займётся Милиана! Всё? — повысив уже тон проговорил директор. Его бесила моя раздраженность. Ну конечно, он вложил в эту авантюру столько денег, а я ещё и недовольна. Я бы тоже злилась. Ну, хоть не Вилкер. Хотя, я уже не знаю, что лучше. Все обсуждали ещё что-то около получаса, но ничего стоящего из этой болтовни я не узнала. Меня беспокоила резкая новость о моём отъезде. Мой взгляд остановился на конце шариковой ручки, которая имитировала перьевую. Я постоянно вертела её в руках, но сейчас металлический конец её повис в воздухе, словно гипнотизируя меня. Я уже не вслушивалась в речи — они для меня были представлены каким-то монотонным шумом с редкими отголосками человеческой речи. Все, сидевшие рядом со мной и попадавшие в поле зрение, обернулись размытыми силуэтами или даже цветными пятнами. Это было не важно. Это было обыденно и привычно. А сейчас у меня появилось жуткое желание встать из-за стола и покинуть его. Сейчас меня ждало другое…моя страсть и дикое желание… Узнать! Я наконец поняла, в совершенно неподходящей и ничем не связанной обстановке, почему я желала и желаю быть человеком, который роется в подсознании людей. Я всегда жаждала узнать, почему и где именно ломает человек, где что-то переключается в его разуме, что он способен совершать такие поступки, слышать о которых противно и невольно хочется бежать прочь от такого чудака. Мне хотелось разобраться, о чём же думают они, как они видят этот мир, в каких краска и тонах. Все безумцы правдивы. Все безумцы видят наш мир не под привычным углом, которому нас обучили ещё с детства, принимая это за стандарты. Они чувствуют по-другому, слышат по-другому, живут по-другому. Это и удивительно. Это то, что манит меня выслушивать их, казалось бы, совершенно бредовые рассказы с собственными персонажами и законами. Но это и вправду удивительно. Как же видит этот мир Джессика? Почему она вспорола брюхо псу? Может, она видит в этом красоту. А может это для неё обычно дело… возможно в детстве она частенько была свидетелем насилия над животными, а может, и над людьми, поэтому считает это нормой и даже некой «игрой». Может, она так познает этот мир, изучая предметы, вывернув их наизнанку… Находясь ещё в неком трансе я резко вздрогнула, пересказывая вновь свои мысли. Я даже сама не заметила, как сопоставила все данные о её родителях, которые работают на скотобойне, о трудных условиях её жизни и полном отсутствии каких-либо друзей. И так я нашла причину её «недуга». Я резко схватила свой блокнот, чем привлекла внимание Еврея и ещё кого-то, и начала писать все свои рассуждения. Да, они лились каким-то потоком, и не все попадали на бумагу, но общую картину я смогла представить. Как же я могла забыть про её родителей? Вылетело из головы. Я довольная, ещё минуту назад бешено водившая своей ручкой по очередной странице, умиротворённо отложила свой пишущий инструмент и откинулась на кресле. Не знай бы меня, то случайному моему наблюдателю показалось, что я только что вышла от любовника, но это было бы ошибочное мнение. Моя работа — моя страсть. Она даже выше физических потребностей организма — это что-то духовное (хотя я лютый атеист и отрицаю существование какой-то субстанции под названием «душа») или даже… Иногда мне не хватает слов, чтобы описать такое состояние. Некий экстаз… И ни один мужчина ещё не смог перепрыгнуть через заданную планку, к моему сожалению. Наверное, поэтому я словно живу на работе. Я слегка улыбнулась, что ещё больше ввело в замешательство моего знакомого доктора, который до этого наблюдал лишь кислую и недовольную физиономию. А сейчас я прямо просияла, чуть ли не похорошела и помолодела, что, конечно же, привлекало мужскую половину общества. Только сейчас у меня скользнула мысль о том, что в данном кабинете находится мой молодой человек, и даже сидит рядом со мной, и один начальник-извращенец. Пожалуй лишь из-за этих фактов я попыталась вернуть на лицо полное равнодушие, что у меня вышло безупречно. Под конец всей этой лекции про что-то ещё директор отпустил всех, добавив: — Мисс Элизабет, останьтесь, чтобы переговорить о вашей командировке. Меня даже порадовал тот факт, что на лице Еврея появилось недовольство — он явно хотел со мной поговорить, и даже, скорее всего, это будет беседа личного характера. А я любила с ним говорить на различные темы. Хотя, у нас с ним были целые выходные в этой огромной клинике, но дело в том, что она действительно огромна и было столько дел… В общем, мы даже толком и не поговорили. Сегодня он был непривычно мрачным, но, пожалуй, я догадывалась о причине этого. Кабинет. Столь ненастный мной кабинет. Удивительно, но я когда-то могла возглавить клинику, но отказалась от этой должности. Из-за этого как раз и появился наш директор — его пригласили на эту должность из какой-то другой организации. Я не особо стремилась занять руководящее «кресло», иначе как всё же находила на этой работе из-за возможностей изучать людей. Но, зато я для себя нагрела прекрасное место и выбила восхитительные возможности, что даже нагло с моей стороны. Но мне плевать. Я осталась сидеть на своём месте, а директор стоял всё так же у своего края. Минуту мы молчали. Ох, как же я не люблю такие неловкости. Но всё же он нарушил тишину, привлекая к себе внимание. — Я насчёт командировки. Это будет проходить в течение трёх недель, эм… я даже забыл в каком городе, но это неважно. Номер, а точнее снятая комната уже оплачены, как и, собственно говоря, билеты туда и обратно. Вы полетите на самолёте. Курсы тоже полностью оформлены и спонсированы. Командировочные на еду, проезд или что-то ещё перечислят сегодня в обед на вашу карту, Элизабет. Я просмотрел распорядок дня, и выходит, что всё это будет тянуться примерно до обеда, поэтому можете насладиться какими-то культурными ценностями города — я специально попросил накинуть некоторую сумму в бухгалтерии на выделяемые средства. Считайте это неким отпуском, — закончил он, уже окончательно подойдя ко мне и положив руки на спинку стула. Я всё так же сидела, смотря в противоположную стенку. Ясное дело, что не просто так ему удалось выбить больше денег, чтобы я их ещё и на всякие музеи, да и кино потратила. Ох, чёртов ухажёр. Пытается подкупить. Нет, я не против и вправду слегка расслабиться после утомительного месяца работы, когда на меня вывалили всё, что только можно, но чего это будет мне стоить? -Благодарю вас, мистер Джеймс, — сказала я слегка сладостным голосом. Иногда я так шутила над ним, словно дразня. Не знаю почему, но это тоже доставляло удовольствие. Наступило очередное молчание. И более затяжное. Если бы в кабинете летала муха, то я по звуку могла бы определить, насколько далеко она от меня и где примерно находится. Я лишь слышала, как слегка скрипит искусственная кожа спинки под натиском рук начальника, который стоял за моей спиной. Можно сказать, что он так даже не давал мне уйти — казалось, что он удерживает кресло с безумной силой, поэтому мне не удастся даже слегка провернуть его. Он чего-то ждал. Чувствовалось напряжение. Его отягощало моё неведение или даже молчание. Я усмехнулась. После оттолкнулась ногой от стола, провернув кресло градусов на девяносто, повернувшись к мужчине лишь боком. Я кокетливо поставила указательный палец под подбородок, словно он мог удержать мою тяжёлую голову. Откуда-то у меня появилось совершено доброе настроение. Даже не хотелось прибить кого-то. Я улыбнулась директору и вальяжно закинула ногу на ногу, внимательно следя за взглядом собеседника. Всё же посмотрел вниз… — Вы что-то от меня хотите? Мужчина слегка замялся, но после совершенно расслабленно сел в кресло напротив меня, этим действием намекая на уже личный разговор. Он вздохнул и облокотился на стол. Впервые видела его столь взволнованным. Ладно, волнения было чуть-чуть, но обычно он представал передо мной наглой и безнравственной скотиной. Хотя, я не думаю, что он изменился. — Элизабет, ну, вы наверное не раз слышали от меня какие-то намёки или комплименты… — заговорил достаточно ласково мужчина. Теперь его слова не были неотёсанными валунами, которые с грохотом катились с обрыва, а отшлифованными морским прибоем маленькими камешками, плавно перекатывающимися с наплывшей волной. Удивительно, но как же способны меняться люди. И как притворствовать. -Ну, допустим, что да — ну не хотелось мне быть столь приветливой с этой личностью. Это уже внутреннее отрицание его личности. Я не могу сопоставить его слова с ним самим. Для меня будто кто-то подменил моего извращенца-директора, став на его место. — Мне бы было очень приятно, чтобы вы скрасили мой вечер… — Что? — словно не расслышала фразу, повторила я. Но на самом деле где-то внутри у меня проносились брань и ругань. А ведь как начал, но всё скатилось до одного и того же — намёка на постель. Эх, а я уж надеялась, что в этом человеке проснулся романтик. Но на его лице скользнула некая неловкая улыбка: — Ну, я бы хотел вам предложить составить мне компанию и посетить какой-нибудь театр или ресторан. На ваш вкус. Мне было бы очень приятно побыть в вашей компании Хм, пожелал всё же другим путём пойти. Задобрить меня. Сводить куда-то, побаловать, а там уж и до нежных лобзаний недалеко. Но, могу похвалить за то, что всё же пошёл другим путём. Додумался! Ну наконец-то! А я уж думала, что всё закончится лишь наглыми намёками в кабинете. Конечно, на автомате у меня уже было подготовлено железобетонное «Нет», но оно на полпути застряло в горле. Почему бы не попробовать? Ох, конечно, у меня есть молодой человек, но я уж точно разорву скоро с ним отношения — всегда выходило, что максимум удерживалось что-то на месяц, а после ещё и командировка… Уж точно загуляет, и я замечу его в баре с какой-нибудь потаскушкой. Ну, там скандал, «выметайся куда подальше», после ненавистные взгляды в больнице (конечно, этого не будет, ибо в любовных отношениях я не особо мстительна, хотя карьеру его подпорчу). Наверное, не следует обрубать этот путь. Оказывается, что эта извращенная натура способна на какую-то слабую романтику. — Я подумаю над вашим предложением, — достаточно мягко сказала я, слегка улыбнувшись. — А, может, сегодня? — Простите, но я так понимаю, что мой рейс отправляется утром, а мне бы хотелось спокойно собрать свои вещи, подготовить квартиру… Только не сегодня Он вновь замялся. -Тогда уж, как-нибудь после этих курсов. Я напомню — Конечно Теперь наш диалог был окончен, и я спокойно могла покинуть зал, прихватив с собой ценный блокнот. Но перед тем, как я подошла к двери и толкнула её, Сольвильз сказал мне: — Ах, ну и, конечно, вы можете покинуть рабочее место. Как только разберётесь со своими делами — можете ехать домой. Я даже не пожелала отвечать на эту фразу, поспешив выйти в коридор. На удивление, но персонала было достаточно много, поэтому я чуть ли не прибила одну невнимательную молоденькую дамочку. Но желания извиняться не было, да и где это видано, чтобы я просила прощения у санитарок? На моё удивление у стены стоял Еврей, явно недовольный тем, что меня задержали. Я, улыбаясь, подошла к нему. Как всегда поверх какой-то простенькой тёмной рубашки и брюк был накинут белый распахнутый халат. Похоже, что он с ним почти не расставался. Всё это время он подпирал стенку, высматривая что-то на полу, но когда послышался знакомый стук каблуков, он поднял взгляд и усмехнулся. — Ну, и что же так долго, мисс Элизабет? Ох, какой же нетерпеливый. Меня не было максимум пять минут, а по состоянию его можно было предположить, что все двадцать пять! Но, как уж быть идеальным человеком. Есть и свои минусы в каждом. Пожалуй, минус дока — его нетерпеливость. Он не способен ждать, поэтому постоянно рвётся вперёд. Я развела театрально руками так, чтобы локти оказались прижаты к талии, а кисть сильно выгибались. Как-то вышло и то, что я наклонила голову в бок. В иной ситуации это всё казалось бы комичным, и меня бы высмеивал персонал, но они были сильно заняты работой, поэтому даже не обращали внимание на парочку. — Начальство задержало, милостивый рыцарь, что дожидался меня! — как-то пафосно и выделяя последнюю фразу, выговорила я. Это было совершенно произвольно, поэтому я сама удивилась такой речи, но это позабавило дока и подняло ему настроение. Он наконец отлип от стены и направился по коридору, а по правое его плечо шла я. Многие расступались перед нами, не желая после иметь проблемы. — И что же тебе говорили? — поинтересовался он. Я, положив руку на грудь, искренне сказала, вновь подыгрывая случаю: — Руку и сердце предлагал… — Правда? — вскинув бровь, спросил Еврей. Ясное дело, что он понял мою театральную игру, ну я слишком вошла в роль, чтобы отступать… — Да успокойся, просто про командировку сказал пару слов, — ударила я его в бок локтем, от чего он даже пошатнулся. Наверное, больше от неожиданности, чем от боли, но это всё равно вызвало у меня смех.***
Кабинет был наполнен светом. Через широкие окна с массивными рамами единым потоком врывались лучи солнца, отдавая непривычным белым свечением. В таких потоках медленно, оседая на пол, кружились пылинки, образовывая свою собственную атмосферу спокойствия и умиротворения. Чёрный деревянный стол с одного угла был завален кучей каких-то бумаг, смешанных и хаотично разбросанных, словно здесь был пункт проверки каких-то старых архивный данных. Вторая же половина стола, словно огороженная каким-то невидимым барьером, была пуста. Точнее, на ней стояли два бокала, бутылка приличного коньяка и блюдечко с нарезанным лимоном. — Ну, ты у нас сегодня, получается, в свободном плавании? — поинтересовался Еврей, разливая в очередной раз по бокалам янтарный напиток. Я поблагодарила за наполненный бокал и, взяв «пузатую» посуду, откинулась назад на удобном стуле. Конечно, это не кожаное кресло, на котором властно восседал док, но, на удивление, форма его была достаточно продуманной, из-за чего было приятно сидеть даже на нём. Я любила здесь сидеть в свободную минутку. Но более я всё же предпочитала это место не из-за удобной мебели — всегда было приятно поговорить со своим старым другом. Но сегодня он был угрюм. И это уж точно никак не сопоставлялось с его постоянными усмешками и лучезарным настроением, которым Док постоянно одаривал меня, особенно, когда я была не в настроении. Но сейчас мы словно поменялись ролями. — Ну, можно сказать так, — довольная своим свободным посещением ответила я. Всё же было приятно смотреть на то, как другие люди работают, если ты сам отдыхаешь. И это был замечательный шанс перед отъездом поговорить с другом, что канул в какую-то бездну уныния. Доктор вновь осушил бокал и, не собираясь оставлять его пустым, потянулся за наполовину опустевшей бутылкой. Причём я пила только второй. А это было явным показателем плохого настроения. — Эй, ты там притормози. Это у меня тут отпуск начинается, а ты ещё целый день как минимум должен стоять на ногах, — возмутилась я, отодвигая подальше бутылку. Собеседник сначала проклял меня своим гневным взглядом, но после успокоился, откинувшись назад на спинку кресла и положив руки на грудь, как это обычно делали люди на сеансах у психологов. Дурной знак. Через некоторое время, поставив свой бокал на стол, в котором плескались остатки жидкости, я посмотрела на маленькую и узкую полоску света, скользившую по столу. Из-за её свечения дерево становилось бледно-серым, природный орнамент приобретал тонкость и изысканность. По сути, насыщенность и мощь благородного цвета пропадала в этот момент, полностью отдаваясь на растерзания лучам, но из-за этого само дерево приобретало индивидуальность, привязывало к себе взгляд. Он одновременно и теряло, и приобретало. Так и многие люди. Пожертвовав одно, что делает их таким, какими представляет общество, они находят другое, более ценное и стоящее. — Когда операция, — не отводя взгляда от завораживающего преображения дерева, спросила монотонно я. Сначала он промолчал несколько минут, находясь в каких-то раздумьях, но всё же вспомнил о моём присутствии и отринул от спинки, облокотившись обеими руками о стол. — Завтра — Я думала, что будет сегодня, — переводя взгляд на своего оппонента, немного разочаровано сказала я. Хотя, было понятно, что в первый день недели никого не потянут на такую сложную авантюру, но надежда была. Еврей вздохнул и усмехнулся, прикрывая глаза. Почему именно такая реакция, мне стоило лишь гадать, но он всё же вышел из некого транса, в который вогнал сам же себя. На его лице просияла вновь улыбка, хотя это мало как меняло его вид. — Ну, операцию делает приглашённый специалист, и мы её решили провести завтра. Возможно, когда ты вернёшься, твой пациент окончательно оправится и в прямом смысле прозреет. — О, это хорошо, — отвлеклась всё же я, посмотрев на повеселевшего врача и улыбнувшись. Он был мрачен и совершенно опустошён. И я даже знала причину полного отсутствия настроения. — Знаешь, — я медленно поставила бокал на стол и наклонилась ближе к столу, останавливая его руку, которая тянулась к стоящей неподалёку бутылке, — слухи расходятся быстро… Вряд ли я способна на искренность, но голос свой я будто не узнала. Он был слишком мягким и плавным, как отшлифованные шарики речь перекатывалась от одного слова к другому. И, наверное, то же самое было выражено в глазах. Многие выговаривают, что именно они являются зеркалом души, отражая все переживания и бури эмоций, которые скрывались внутри. Поэтому я не видела истинной сущности Верлони и так легко читала моего друга, полностью потерянного и угнетённого. — Ты уже знаешь, — печальная попытка улыбки не удалась, лишь отдав ещё большей болью. Мне было неприятно смотреть на его измученное состояние, на круги под глазами и на бледный цвет кожи. Как же люди меняются из-за собственных переживаний… — Это совершенно неожиданно. Никогда бы не подумала, что вы разводитесь… Я осеклась. Нельзя напоминать о столь нежелательном моменте. Иногда я себя не контролирую и сыплю соль на раны. — Ха… она ревновала меня к моей работе. Словно провожу здесь слишком много времени. Хотя… так оно и есть. — А ты знаешь… напейся. Сегодня же вечером. Можешь даже в хлам. И выговори всё. Ты не виноват. Такое часто случается с людьми. Ревность страшное дело… Я привстала, желая всё же оставить Еврея. Да, сейчас я бы поступала некомпетентно со стороны психолога, но я знала этого человека. Он сильнее, позитивнее и знает эту ситуацию лучше меня. Если я ему сейчас протяну руку и вытащу сама из всего этого, то в будущем это скажется на каких-то других ситуациях и обстоятельствах. Как бы странно ни звучало, но самая лучшая методика — это дать пациенту самому вытащить себя. Тем более я не какой-нибудь там семейные психолог и особо тонкостей таких дел не знаю… Моя стихия — больные ублюдки, а не хорошие и добрые люди. Только я собиралась уже направится к выходу, как Еврей окликнул меня: — А что же у тебя с Вилкером? Ну, что же ты ему так не доверяешь? При первой фразе у меня сердце пропустило удар, ведь я не хотела, чтобы док знал какие-то подробности о моей личной жизни, но тут же успокоилась, поняв, на что он ссылается. С иным человеком я бы проигнорировала данный вопрос, но здесь я не имела права промолчать. Чтобы получать правду, нужно говорить правду. -Ну, он подозрительный тип. Я ему не доверяю. А особенно Верлони. Доктор одобрительно кивнул, тем самым разрешая покинуть его импровизированное царство, в котором властен был только он. И даже в этом маленьком жесте уже был виден более правильный настрой. Он оправится. Я уверена, что вернувшись из командировки, я увижу его прежним, таким же ярким и оптимистичным человеком.***
Мой стол был вновь завален бумагами. Как же я ненавидела всю эту документацию. Иногда мне казалось, что больше времени на работе я провожу за этой идиотской писаниной, нежели на сеансах и анализе пациентов. А тем более на голову мою свалилась обязанность уматывать почти на месяц из этой больницы, и все мои дела и больные передавались другим курирующим психологам. Нужно было отсортировать по некоторым группам своих подопечных на ожидающих, а именно тех, чье лечение можно приостановить на месяц моего отсутствия, действующих, кто нуждается в постоянно терапии, и на личный состав, которые лечатся по моей расписанной программе и в чьё дело лучше нос не совать, а лишь поддерживать постоянно один и тот же уровень. К последним может относится и Джессика, и мой ненаглядный Верлони, который всю мою командировку пролежит на больничной койке. Но других пациентов тоже никто не отменял. Более мне приходилось писать заметки чуть ли не к каждому делу, чтобы моя соперница в лице Милианы не натворила ненужных дел. Волосы пришлось заколоть в какой-то пучок, но несколько прядей всё же свисали и мешались, из-за чего я частенько их убирала за ухо. В кабинете было непривычно жарко (скорее всего из-за моей спешки), поэтому свой серый пиджак я давно скинула на спинку стула, а у рубашки с нескромно расстегнутыми пуговицами по локоть закатала рукава. Эх, ещё бы серую юбку хоть немного обрезать, но она мне очень нравилась: зауженная строгая серая юбка хоть и казалась слишком длинной и была даже немного ниже колен, но длинный разрез сбоку разрывал все представления о приличии. Слишком увлеченная бумагами я не заметила стука в дверь, а точнее даже не поняла, что на автомате ответила: «Войдите». В комнату вошёл наглый блондинистый парень, но с очень озадаченным лицом. Наверное, он был сконцентрированным, но я даже не смотрела на него. Через шорох бумаги и лепет своих собственных мыслей, которые водили хороводы в моей голове на бешеной скорости, я могла услышать лёгкие и медленные шаги, но до самого приближения моего стажера я игнорировала лишние звуки. — Мисс Элизабет? — вывел меня из безумной работы, которая точно когда-нибудь свела бы меня в могилу, Сэм. Он окончательно подошёл к столу, и я даже удивилась его близкому появлению. Беглым взглядом я отметила бежевые штаны и синюю рубашку, но некогда было рассматривать одеяние моего посетителя. Я слишком уже увлеклась этой нудной работой. — Что такое? Ты хотел что-то спросить? — поправляя вновь выпавшую прядь и выпрямляясь, произнесла я. У парня в руках был какой-то блокнот. Точнее, я знала, что это та самая подозрительная записная книжка, которую он от меня скрывал. И сейчас он прятал её среди другой стопки бумаг в своих руках. Похоже, даже в страшном сне он с этой вещью не расставался. — Да… Почему вы меня не допустили к своим пациентам? Ох, я ждала этот вопрос. Я даже морально готовилась к нему, ожидая целый день. — Ты стажёр, Сэм. Я даже не имею компетенции вверять тебе всех своих пациентов. А разбивать на какие-то группы и частично отдавать тебе их — ещё большая морока. Мне легче отдать всех этой стерве, нежели иметь после проблемы с документацией и от родственников. Поэтому не стоит тут ссылаться на что-то личное. Всё дело в моих правах, — какую я всё же красивую речь сочинила, что сама поражаюсь этому. И главное — это то, во что он реально поверит. Я ведь знаю. На лице парня было нескрываемое разочарование. Я бы тоже была бы огорчена таким поведением, но я стою по иную сторону всего этого. Поэтому, мне было даже плевать на его чувства и его достоинство, которое явно подверглось сомнению. Вилкер выдохнул и тем самым показал, что переходит из официального стиля на более личный, и подошёл ближе ко мне, обойдя стол. С одной стороны, я не хотела уже выходить здесь за рамки рабочего общения, но с другой стороны…я же женщина и поговорить не о работе мне очень даже хотелось. Он как-никак мой кавалер. — А теперь личный вопрос, Лизи, — как же я ненавидела, когда меня так называли. Но тут же я вспомнила, как по пьяни и в порыве чувств с удовольствием отзывалась на это имя лаской. Ох, ошибки алкоголя никак не исправить. А у него достаточно неплохая память, чтобы помнить такие детали, — не хотела бы ты поужинать со мной перед отъездом? Нет, я всё-таки не выдержу этого. Он подошёл ко мне слишком вплотную и положил свою руку на мою кисть, тем самым показывая на жестовом уровне, что мне нельзя уворачиваться и убегать от этого вопроса. От этого я даже облизнула губы на автомате, вспоминая не такую уж и недавнюю близость. Эх, что творит со мной моё тело! Где мой холодный рассудок! Иногда эмоции и чувства слишком резво загребают власть над умом! Так, следует притормозить. Успокоиться. Остынуть. Эх, хреново, когда ты слишком резко с мужиками шастаешь — сразу сноровку теряешь и таешь от малейшего напоминания о желанных ощущениях. Всё же мне удалось нацепить маску безразличия, и я, слегка нагло улыбнувшись, ответила: — Ну, насчёт поужинать не знаю, ведь мне нужно вещи собрать, а вот поздний обед идеально бы подошёл. И да, впредь меня «Лизи» не называй. Только лишь в очень личной обстановке, а она уж никак не крутится на работе. Парень усмехнулся, довольный своим выступлением. Да, он заметил мою реакцию на прикосновение… Ну и как после этого доверять психологам? И это ему доставило удовольствие. Но он постарался максимально это скрыть. — Я позвоню тебе. — Буду ждать.***
Был разгар дня. Мало кого можно встретить в коридоре именно в предобеденное время. Если вам нужен обслуживающий персонал, то он пашет на улице, убирая листву с удивительно яркого газона, если уж секретари или кто-то из этой сферы, то найти их сможете лишь в архивах или на своих маленьких и никчёмных местах пребывания, где они, зарывшись в стопки с документами, будут разбираться в делах клиники, продумывать дальнейший бюджетный план и оптимальные варианты. А если вдруг вам понадобится психолог, то дорога ваша лежит в помещения для бесед с душевно больными. А иначе как? Все работают, всем нужны деньги. Но меня вся эта суматоха не должна касаться. Мне осталось только захватить свою сумочку из кабинета и всё прекрасно — всю остальную подготовку к моему отъезду я произвела. Или же почти… Сейчас я направлялась, чтобы выполнить последнее дело, которое касается меня. Ну как же я могла не навестить моего больного друга Верлони? Он должен узнать эту «радостную» новость из моих уст. Интересно, что будет он творить всё это время? Хотя… меня это не касается. Теперь всё — забота других, а я могу спокойно послушать лекции и погулять вдали от дома, почитать давно заброшенные книги, посвятить время своей внешности (за последний месяц я даже слегка забросила это дело, из-за чего уже с трудом замазываю синяки под глазами). Прекрасное чувство, когда идешь по своей работе и осознаешь, что не увидишь эти злосчастные стены ещё очень долго. Но время летит быстро. Нужно успеть насладиться моим отпуском. Стук каблуков о кафель приглушался последними песнопениями птиц, которые покидали эти края из-за увядания природы и приближающихся холодов. Теперь золото листвы было куда более заметно, чем даже неделю назад. И я любила это время года. Да, пасмурно и грязно, всё погибает и прощается с нами, но насколько это всё завораживающе красиво. Я впервые в жизни могла видеть такой красивый конец, такую прекрасную гибель. Именно это слово я хотела употребить, ведь иначе нельзя назвать опадание листьев чем-то более живым. Они прощаются с жизнью, отдавая последние соки своим прародителям-деревьям, и мерно падают на землю. Люди могут не понимать из-за этого пышного представления, что всё здесь умирает. Никто же не скажет этого слова в сторону деревьев, когда те лишаются кроны, или же про пожелтевшую траву. Все уверены, что придет весна и пробудит в них вновь жизнь. А что будет, если сказать нам о том, что более не будет весны? Кто-то теперь будет радоваться этим насыщенным краскам осени или всё же с печалью будет взирать на последнее дыхание леса? За этими мыслями я даже не заметила, как замерла у окна, наблюдая за пейзажем на улице. Всё же этот предвестник смерти манил меня. Если бы я желала умереть, то лишь так: ярко, празднично, открыто. Но не всем уготовлена такая участь, и кто-то погибнет как помойная крыса. Надеюсь, не я… Что я могу оставить сейчас после своего ухода? Квартиру? Дорого она кому-то нужна в таком никчемном городке. Карьеру? Да нет у меня её особо. Какие-то вещи и воспоминания? Только негативные. Я не сильно задумываюсь об семье и благе для общества, но и мысли о моём конце слишком часто тревожат мне разум. Тем временем я уже осилила весь кабинет, подойдя к палате Ника. Даже не задумываясь о личном пространстве (какое там у больных личное пространство?), я открыла нараспашку дверь и, не смотря по сторонам, прошла к окну. А вот то, что я не вздумала стучаться, было плохой идеей — Верлони валялся на кровати то ли в одних шортах, то ли вообще лишь в нижнем белье, толком я не разглядела. Я уткнулась взглядом в сочный ансамбль деревьев за окном, пытаясь не оборачиваться на лениво одевающегося пациента. Ещё мне тут не хватало пойти по статье о совращении… Верлони что-то буркнул о моём неожиданном появлении в его покоях, и отчасти он был прав, потому что сеанс с ним был лишь через несколько часов, но я даже не среагировала на его возмущения. Больно мне надо оправдываться перед больным. Подождав ещё пару минут, я всё же развернулась на каблуках, тут же облокотившись о подоконник и скрестив руки на груди. Застала я его на застёгивании последних пуговиц рубашки. И тут же мой взгляд встретился с его серебряными пустыми глазами. Я редко когда видела его без повязки, ибо в первую очередь она привлекала меньше внимания всяких любознательных. Да и несколько недель назад были какие-то осложнения или что-то в этом роде, из-за чего парень был привязан к постоянным компрессам. А сейчас эти мутные глаза, отлитые каким-то металлом смотрели на меня на фоне тонких и частых шрамов, пересекающих веки и забегающих на щеки, скулы и брови, словно кто-то неистово тонким ножом изрезал его лицо, не оставляя ни единого шанса вновь увидеть свет. Но больше всего меня поразили не старые раны, а то, что эти глаза именно смотрели на меня. Возможно, зрачков давно уже не было и ничто не отражалось изображением в его сознании, но сами глаза смотрели не в пустоту, не просто в мою сторону, не в окно, а точно мне в лицо, будто явно видящие, где я стою. От этого по коже слегка пробежали мурашки. Многие ученые объясняли подобное тем, что люди уже свыклись с потерей зрения и при обострении слуха легко найдут расположение собеседника, но не до такой степени же… Пришлось встряхнуть головой, чтобы прогнать лишние мысли о какой-то мистике, дабы перейти к причине моего визита. — Вы что-то хотели, мисс Элизабет? — наконец разорвал тишину парень, усаживаясь обратно на диван. В общем, всё было как обычно: слегка нагловатый тон голоса с легкой иронией и издевательской печалью, такая же свободная поза и легкая улыбка на белесой коже. Я нашла ближайший стул и с грохотом подвинула его к дивану, поставив напротив. Сначала я пыталась смотреть ему в глаза, но это было дико и неприятно, после пыталась перевести взгляд куда-то ниже, но улыбка и расстегнутый ворот тоже мешали сконцентрироваться, поэтому я тут же развернулась вполоборота. — Слушай меня, моя милый псих, — как-то даже высокомерно начала я, растягивая слова и проговаривая каждую букву, — я уезжаю на месяц в командировку. Ты же в это время лежишь у нас в медкорпусе. Да, эта новость меня немного ошарашила, но с другой стороны, всё идеально подходит, ведь пока над тобой хлопочут доктора, мало каких психологов к тебе пустят, да и часы сеансов сократят. Поэтому, как только вернусь я, так мы продолжим нашу увлекательную игру. — И вы пришли меня лично предупредить? Ох, как почтенно с вашей стороны, — слегка наклонился больной в мою сторону, как я чуть отстранилась, насколько это было возможно. — Не язви, Верлони. Это моя обязанность. За тобой будет присматривать одна ненавистная мной тварь, поэтому есть у меня к тебе предложение… — Какое же? — Поработай над ней. Выбеси. Что угодно, лишь бы ко мне на этаж больше не лезла. Твои способности я знаю, Ник, — открыто и нагло сказала я. А что здесь скрывать. Всё и так давно ясно с этим парнем. Он был проницательным, слишком умным и хитрым, улавливал мелочи в людях, которые никто не замечал, но именно они кричали во весь голос о характере и наклонностях этой личности. Не будь он психом, был бы успешным человеком в этой жизни. Он загадочно улыбнулся, словно только и ожидал этой фразы от меня. У меня на мгновение в сердце поселилась мысль о том, что он уже узнал про моё грядущее отсутствие, и даже пронюхал про замещающих личностей. Ну, а уж про мою неприязнь к этой бестии мне даже не нужно было скрывать — я часто некультурно выражалась про неё на наших ранних сеансах, когда валяла дурака. Эх, бывало время…. — Хм, просто так? Мне не нравится это. Это не сделка, — всё же решил получить своё этот игрок. И тут в моей голове поплыли разные мысли о всяких безумных и извратных идеях и наказаниях этого реально больного ублюдка, что по коже пробежал легкий холодок предвкушения. Что может загадать он за столь наглое и дорогостоящее предложение? Конечно, я не могу позволить ему надругиваться и издеваться надо мной, и если плата будет за гранью разумного — я пошлю его куда подальше. Но с другой стороны, я готова даже переспать с этим наглецом, лишь бы ненавистная мной дамочка ощутила вкус поражения и унижения. — Сыграем в шахматы. На желание, — до меня не сразу дошла эта фраза, потому что показалось, будто мой внутренний голос в надежде на лучшее произнес это у меня в голове. Но, среагировав на то, что Ник наклонился ко мне на встречу и что-то говорил, я с удивлением посмотрела на этого махинатора, — ну… рацион тут тоже скудный, да и раздобыть что-то трудно, поэтому с вас ещё хороший виски с фруктами — хочется как-то разнообразить свою скудную жизнь. — Шахматы. Коньяк. Фрукты, — медленно произнесла я, с недопониманием вглядываясь в своего собеседника, — это всё? Верлони откинулся назад, заложив руки за голову и прикрыв свои невидящие глаза. Он задумался над ценой. Я пожалела, что усомнилась в этом списке. Нужно было тут же хватать эту возможность и убегать из кабинета, крича в след, что буду «скучать». Но я опять сглупила. Теряю сноровку. Но тут же парень кивнул, добавив: — Да, пожалуй, всё. С вас этого хватит. С души моей упал камень, освободив от каких-то непонятных оков. Может быть от страха, что я буду вновь унижена, может быть от предвкушения болезненного чувства или же очередного проигрыша этому демону, оголению своей души. В последнем я постоянно сомневалось: есть ли она у людей? — Мы скоро встретимся, Ник. Надеюсь, ты уже осознанно посмотришь на меня, — поднимаясь с места, произнесла я. У меня пропало желание находиться здесь, на лице парня больше я не находила каких-то маленьких черт, крупиц, по которым могла разгадать его состояние, его движения, слова никак не отличались друг от друга, в них более не было тонкости, каких-то красок и оттенков. Я вышла, разочарованная в чем-то. Напоследок Ник сказал мне что-то, но разум мой, впитав эти слова, оглушил их, не донес до моего осознания. Я вышла убитая из палаты. И я не могла найти причины этого странного состояния.***
На квартире у Сэма было уютно, хоть он и был холостяком. Прибранная кухня теплых пастельных цветов с окнами, выходящими на ближайший позолоченный парк никак не клеилась с его нагловатым видом. Сидя на угловом диване за кухонным столиком, я с каким-то блаженством наблюдала за мастерскими движениями его рук, как он плавно и точно помешивал что-то вкусно пахнущее в сковороде, в то же время нарезал овощи в быстрый и легкий салат и расставлял на столе тарелки с приборами. Его взгляд был сконцентрирован и необычайно серьезен, но как только он переводил его на меня, то тут же разгорался какими-то недобрыми и даже похотливыми искрами, от чего я отводила глаза. Ох, не люблю в нем это. Всё же он бабник и ничего более не желает от девушек. Хотя, и я тут не ангел. Вот наконец на столе появилось какое-то мясо в соевом соусе с гарниром в виде риса и цветным салатом. Просто и вкусно. Я с нетерпением схватила вилку, поерзав при этом на диване, сразу же опробовал блюдо и была в восторге. Хм, а парень неплохо готовит. От этого открытия я чуть ли небрежно не испачкала свои бежевые джинсы, а ещё бы было хуже, если моя серо-голубая кофточка оказалась бы в этом коричневатом соусе. Но мне удалось избежать катастрофы. Сэм сел справа от меня и параллельно еде наблюдал за моей реакцией. Он был доволен. Сначала хотелось мне показать себя с лучшей стороны и есть маленькими кусочками, но после вспомнив случай, когда я с ним напилась в хлам в ресторане, тут же выкинула эти мысли из головы, с удовольствием поедая свою порцию. Обед был быстрым и сытным, что даже не было желания выходить из-за стола, но Вилкер настоял на перемещении в зал на широкий диван, где с кружкой чая у нас завязалась беседа. Для фона был включен где-то сбоку музыкальный канал, на что я иногда отвлекалась, но всё же этому парню удалось разболтать и оживить меня после столь убийственного дня. — Итак, ты уезжаешь в командировку. И что же мне тут делать? — наигранно возмутился Сэм, с негодованием взглянув на меня. — Не знаю, не знаю, — быстро и вскользь сказала я, — но вот налево гулять уж точно не надо. — А я и не собирался, — уверенно произнес он, неоднозначно положив руку на мое колено и поставив чашку на маленький стеклянный столик. Не спешила расставаться с тёплым напитком, поэтому взяла его двумя руками и поднесла к губам. — Только у меня вопрос… — Ну, — сдавшись и поставив кружку, посмотрела я ему в глаза. — Почему Верлони не мне? Как же я не хотела слышать этот вопрос, но, как видно, мне не удастся избежать его. — Эта грымза мало что с ним может сделать, а у меня есть некий азарт к таким пациентам, есть желание довести всё до конца самой. Это то же самое, что если бы ты играл в какую-то игру, после отлучился и кто-то другой сделал несколько ходов за тебя, а тебе бы уже пришлось пожинать плоды глупости другого… — Лишь азарт? Или недоверие, — надавил на больное… — Нет, я тебе доверяю больше, чем ей… но Верлони мой с самого начала. И давай не будем об этом. На лице его до этого обосновалось задумчивость или какое-то разочарование, но сейчас оно мигом слетело, словно смыли водой ненужную маску. Появилась похотливая улыбка и что-то жаждущее в глазах. Он подвинулся ближе ко мне, прожигая своим взглядом мою холодную заслонку, что пыталась из последних сил выставить я. -Ну… — мягко прошептал он, — я знаю, чем мы займёмся… — его губы накрыли мои. Я улыбнулась. И моя новая кофточка смело и небрежно полетела на пол.***
Вечером огни города загорались с большей силой, выплескивая всю накопившуюся энергию за весь день. Ему не хватало внимания людей, нужно было больше красок, больше голосов и музыки. Но в то же время тусклый свет фонаря наливал печалью маленькие переулки, не желая впускать в свои одинокие покои кого-то, маня лишь маленьких мотыльков. Уже было прохладно, поэтому я стояла у окна, закутавшись в плед с чашкой горячего зеленого чая. Как бы это ни выглядело банально, но именно так я проводила свои осенние вечера, пытаясь выкинуть лишние эмоции, переживания из головы, опустошая её и наполняя новыми, своими мыслями и чувствами. Они не были резкими и безумными, не скакали бешено по кругам, заворачивая различные петли, не раскрывали тайны и замыслы, хитрые ходы и разум других. Нет… Они как ленивая и теплая субстанция медленно заполняли пустоты, обволакивая и погружая в сокровенные желания, позволяя вспомнить свои мечты, свою человечную часть, растворяли все маски и давали легкое ощущение свободы. Я здесь одна… Лёгкая дрожь пробежала по коже от наслаждения. Вокруг меня витали ароматы давно знакомые мне, любимые мной. Посмотрела на вазу с небольшим кактусом, который когда-то мне ещё в юношестве подарили старые друзья. И стало грустно. Я уезжаю из этого дома на долгие три недели. Как бы я ни любила новые обстановки, старое было роднее, ближе. Там, в каком-то общежитие или даже отеле, не будет таких нужных мне минут, не будет приятного аромата ванили и тёплого пледа. Дом был частью меня, моим старым другом, моим защитником. И я была уверена, когда настигнет меня беда, он прикроет меня. Звучало глупо, что я одушевляю вещь, даже имущество, но так оно и было. Я глубоко вздохнула и собралась с мыслями. Вилкер. Я покидаю этого человека, физически близкого ко мне. Телесно, может быть, мне будет не хватать его — в этом я слаба, как и многие другие женщины. Длительное время отсутствия какой-либо близости сказывается на том, что при первом же появлении кого-то, женщины слишком привязываются к ним. А духовная? Он пуст. Такой же, как и многие другие. Хотя, в нём были тайны, его мания, которую я не могу вывести на чистую воду — та странная записная книжка и любопытство к Верлони. Меня это настораживало очень сильно. Это пугало. И вот, я оставляю его наедине с этим бесом. Теперь нет ограничений для его деятельности. Но, возможно, я наоборот оберегала его, держа на расстоянии. Я не могу знать этого. Не могу сказать, чем это обернётся. Да и сам Ник. Я сегодня испытала какое-то… разочарование? Да, я была ужасно огорчена чем-то. Какие-то ожидания мои не оправдались ответом пациента, но даже я сама не ведаю, что желает мой разум. В этот момент… что было ожидаемо? Неужели азарт? Я так ждала издевательского наказания, интересного пожелания, над которым я бы поломала голову, чтобы обойти его стороной, какую-то загадку… Но ничего этого не было. Совершенно банальное желание. Где эта игра, которая так сильно влечет меня? Где этот риск, который заводит меня? Я не почувствовала адреналин…не было даже намека на игру. Я становлюсь помешанной. Сделав окончательный вывод, я покинула свой пост наблюдения, оставив в полном одиночестве ночной фонарь. И почему-то мой разум давно выкинул фразу, которую слышал напоследок от Верлони, не придавая ей значения. «Вам следует отдохнуть перед вторым актом»