«Мне стоит больше уделять времени каким-то мелочам. Например, его одежда. Он любит носить рубашки с коротким рукавом. Я ещё ни разу не видела его в футболке или чем-то другом, хотя в его комплекте одежды это точно есть. Почему такое пристрастье именно к этой детали гардероба? Конечно, может я уже слишком придираюсь ко всему, но вдруг и здесь что-то кроется? Записи и наблюдения. Элизабет Хаустил. Дело № 215666. Пациент Ник Верлони»
Гул взлетающих самолетов, говор служб осмотра и споры между пассажирами, постоянные гудки и монотонный голос объявлений, обозначающийся небольшим звоном перед — такой была насыщенная и быстрая жизнь в аэропорту. Я сидела за одним из столиков в кафешке внутри здания и наблюдала за людьми. Любила ли я это делать? Конечно. Я пила свой эспрессо и делала пометки о поведении людей в свой небольшой блокнотик рядом, иногда улыбаясь от каких-нибудь забавных ситуаций. Вот к примеру одна из них: пожилой мужчина разбирался с какой-то дамочкой, полной и нелепой, державшей на руках ручного пёсика, видно как-то помешавшего этому мужчине спать на кресле в зале ожидания. Он заливался каким-то ворчанием и гудением, эмоционально вскидывая руки и постоянно указывая на маленького дрожащего пса. Дрожал он не от страха, а по природе своей, от своей неполноценности и слабости. А женщина, низкая и полная, с копной блондинистых кудрей на голове, со слегка раскрытым ртом, маленькими глазами, стояла и недоумевающее слушала мужчину, не найдя слова для объяснения ситуации. Этой ситуации можно было избежать, не будь этот старик так сильно раздражен и не проявляй он агрессии, а также не будь эта женщина так беспомощна и глупа. Скорее всего он уже просидел в этом здании на пять часов больше, чем мог ожидать, ведь один из рейсов задержали, насколько я знаю, а эта женщина, видимо, со своим псом помешала ему поспать и так после бессонной ночи. Вот вам и банальная ситуация, но столь забавная, что я не могла удержать улыбку. Люди забавны. А что же я? Было утро. Прекрасное и солнечное утро этой золотой осени. Сейчас листва, наконец, стала окрашиваться в золотистые цвета, радуя глаз какого-нибудь провинциального художника, влюбленного в эту пору. Я ожидала. Моя поездка и вправду смогла отвлечь меня от суеты своей обыденной, позволила вновь влюбится в эту жизнь, вновь почувствовать приток сил и оживиться. Я вновь хотела работать в клинике, вновь хотела изучать людей, делать записи и рассуждать об их душевных болезнях. Это успокаивало меня и излечивало мою душу. Во время этой поездки я выбрала новую породу для моей будущей собаки — корги. Это такие собачки с очень короткими лапками и большими ушами. Иногда даже кажется, что им просто отрубили их длинные ноги, но из-за этого они ещё более милые. Да, да, именно милые. В течение этой командировки я штудировала интернет и влюбилась в этих забавных песиков, пересмотрев с десяток видео об их неуклюжести и игривости. Пожалуй, можно будет рискнуть и взять себе щенка, чтобы можно было с ним обниматься, что ли… Я так же много думала и о Семе. Да, он иногда даже подбешивает меня, слишком уж самоуверенный и заносчивый, но как-то же уживались? К сожалению, я не верю в любовь и всю эту влюбленность. Чтобы полюбить человека, нужно с ним жить. Наверное, всё же стоит ему предложить съехаться и попробовать это. Ох… И опять будут тут за спиной говорить про служебный роман, хотя, кого это волнует? Точно не меня. Да и я уже не молода, чтобы так вот кандидатами раскидываться — по увеселительным заведениям не хожу, а где мне знакомиться ещё, как не на улице? Да и на улице я почти не бываю. Поэтому мне уж не выбирать тут ещё Сема… Кстати, где же он? Он обещал, что встретит меня после утреннего рейса. Ради этого я даже ему ключи от своей машины отдала, чтобы он и по своим делам мотался, и чтобы меня встретил, а то не было желания отваливать заоблачную цену местным таксистам. Явно завышающим оплату раза в три, если не больше. Ох, да и не любила я таксистов. Они были истинными коллекционерами жизней и проблем других. Сколько слёз они повидали, сколько пьяных речей услышали, сколько задорных трещаний молодых девах? Я не верила их бесчувственным глазам и натянутым улыбкам — в голове своей они презирали каждого из своих клиентов, находили какие-нибудь недостатки и мусолили их всю дорогу, прикрываясь своей доброжелательностью. Только так они и жили, как в грязи и во всем этом дерьме. Не любила… Уж лучше на автобусе прокатиться, вставив наушники в уши, чем пытаться не обращать внимание на этих оборотней с улыбками. Мои рассуждения прервал сигнал оповещения о новом сообщении. На экране вспыхнула небольшая строчка с иконкой зеленого запечатанного конвертика с подписью от автора: «Сем». Я быстро пролистнула это сообщение тонким пальцем куда-то вбок, чтобы разблокировать экран, и высветилось стандартное приложение с уже открытым сообщением, где на сероватом фоне высвечивались строки сообщения: «жду на стоянке. поспеши. первые полчаса здесь без оплаты, а налички с собой мало.» Как всегда всё было коротко и ясно, как и всегда он мне писал. До командировки мы обменивались лишь пару раз сообщениями о встрече, хотя чаще всего переговаривались где-то на работе, но после моего уезда в этом парне проснулась потребность говорить со мной через электронную связь по интернету. Пару раз я принимала его звонки по вечерам (у них это было где-то после обеда), но и в это же время прочитала за две сотни сообщений, написанных в таком же стиле. «доброе утро (у тебя ещё ночь). сегодня наш директор устроил какой-то разнос. знала бы ты, что здесь творится. такое чувство, что с собой ты увезла спокойствие нашего…», «как отдых? Я думаю, что ты там больше отдыхаешь, чем работаешь)))», «пробил колесо. ты же меня простишь, детка?», «хм… пожалуй, в твоей машине не хватает тебя», «сегодня с битвой отвоевал твою комнату у заносчивой уборщицы, которая хотела выкинуть часть твоих бумаг в мусоропровод. и откуда у неё столько наглости?))», «я тут научился готовить лазанью. думаю, что ты в какой-нибудь из вечером оценишь» и другие. Они были скудны на красочные предлоги и обороты, даже очень просты, но постоянно вызывали улыбку на моем лице, а так же держали меня в курсе дел. Конечно, были и любовные («окей, я всё же уже начал скучать, хотя прошло всего лишь несколько часов с утра. этот день не такой прекрасный. Тебя же нет (((», «превращаюсь в подобие девушки. Пью вино в одиночестве и смотрю на закат. надеюсь, что ты спасешь меня от этого)))»), некоторые вызывали у меня умиление, некоторые заставляли краснеть из-за откровенности, но и вызывали улыбку. Наверное, всё же из-за этих сообщения я задумалась о серьезных отношений с этим легкомысленным молодцем. Конечно, не стоит выкидывать мысль о том, что, скорее всего, во время отъезда от снимал стресс с парочкой каких-нибудь шлюх или девушек на одну ночь, но ведь продолжал мне писать, хотя мог оборвать эти отношения. Да и я не без грешка, так сказать. Но ведь теперь, когда я вернулась в город, можно было начать что-то более серьезное, можно было уже постоянно просыпаться вместе по утрам и не потому, что я психанула и решила всё же съездить и развеяться с ним. Можно было уже готовить завтрак на двоих постоянно, так же, как и ужин, можно было просто сидеть вместе по вечерам и читать книги, ну, или же смотреть какой-нибудь блокбастер. Можно же было уже уезжать вместе и не подбирать платья к каждой нашей встрече. Почему-то сейчас мне ужасно захотелось этой уютной семейной жизни, захотелось лишить себя той свободы, которой до этого я наслаждалась. Нет, я не была влюблена, но мне хотелось влюбиться. Женщины — странные создания. Я подозвала официантку и рассчиталась за очень дорогую чашечку кофе, а после, подхватив свой чемодан на колесиках, понеслась к остановке, чтобы не выкидывать деньги ещё за парковку — у меня с собой тоже уже не осталось налички. Черт, а мы с ним похожи… Наверное, людям вокруг было очень забавно наблюдать девушку в легком клетчатом платье, в гетрах и в ярких зеленых спортивных кроссовках, ибо ноги уже устали от сапожек на каблуке. Да и спешить нужно было, поэтому я бежала. Я соскучилась по этой обычной жизни, по этой погоней каждый день и по голосу. Эх, и когда же я стала такой мягкой и романтичной? Неужто меня растопили те скудные сообщения по вечерам, приходящие одно за другим? Я улыбалась, а в жизни моей это было редкостью. Я несколько минут простояла, мотая головой и выискивая своими глазами, щурясь из-за не очень хорошего зрения, свою темно-синюю ласточку на парковке рядом, но после, увидев даже не знакомые изгибы корпуса, а фигуру рядом, которую трудно было разглядеть подробно, я понеслась в её сторону, полностью уверенная в своём выборе. И даже не прогадала, хотя, по большей мере была уверена, что подлечу к незнакомому мне парню и даже не успею затормозить, поэтому врежусь ему в спину. А после бы пошли все эти нелепые извинения и всё такое, фе… Но это был мой незнакомец, который тоже стоял ко мне спиной. И да, я всё же не рассчитала тот факт, что вниз уходил наклон, поэтому так же эпично, как мне и представлялось в голове, врезалась в знакомую спину, подтолкнув его к машине. Он тут же выставил руки к капоту и собирался уже наорать на кого-то нелепого, но с лица его мгновенно слетел гнев, заменяясь знаменитой улыбкой снисходительности. — Да ты умеешь эпично появляться, Лизи, — опять он меня так звал! В больнице я бы злобно зыркнула на него за столь неофициальное обращение, но что уж тут, это же не больница? Я слегка толкнула его локтем в бок, смеясь: — А ты что думал? Сам же и выбрал такую бракованную! После пронеслись стандартные фразы, стандартное объятье и легкий поцелуй, как и в обычных романтических фильмах, где встречаются долго не видевшиеся любовники. В иной ситуации я бы упрекла себя в этом, но не сейчас. Он, как истинный джентльмен, закинул мой багаж в багажник моей машины, после уселся за руль и на минуту залип, изучая мой образ. Да, вид у меня был не самый парадный: во-первых, на голове был истинный кошмар, собранный в растрепанный пучок и издалека казалось, будто меня только что изнасиловали в какой-то подворотне, во-вторых, как я уже говорила, у меня было прекрасное сочетание одежды из сарафанного клетчатого платья, которые даже ассоциировались с наступлением осени, с длинным рукавом, черные колготки, поверх которых были гетры, а внизу яркая спортивная обувь, да и к всему придачей был длинный обмотанный вокруг шеи шарф. Я была без косметики, ибо вылетала ночью и не было желания после проснуться с узором «панда» на лице, а на лице сияла улыбка какой-то неуклюжей девчонки. Да…здесь и следа не осталось от властной и элегантной Хаустил. Иногда я удивлялась тому, как могла перевоплощаться из образа богини в образ школьницы или студентки филфака. Сем лишь усмехнулся и завел машину, быстрее покидая место. Мы всё же вложились в эти бесплатные полчаса и поехали по забитой дороге прочь мимо пустынных полей. Он был увлечен дорогой, но сейчас я замечала детали, что не увидела при встрече. Под его глазами были темные синяки от недосыпания, кожа сама была бледного и нездорового желтоватого оттенка, правая рука постоянно нервно постукивала по рулю, а глаза смотрели вперёд бездушно и пусто. Даже когда я работала неделями по ночам из-за проверки, я выглядела более сносно и привлекательно, нежели он. На лице не было той озорности и наглости, он потерял всю свою внешнюю привлекательность, вызывая лишь жалость. — Как же тебя отпустил директор, если у вас там завал? — не любила ехать в тишине. Либо музыка, либо разговоры должны были присутствовать даже в маленьком получасовом путешествии по автостраде. Он не отвечал и смотрел так же устало вперёд, будто что-то проворачивая в своих мыслях. — Сем! — громче сказала я, после чего он встрепенулся и перевел свои беглые глаза на меня. — Да, да…я просто…так… что ты говорила? — он быстро перебирал слова, оправдывая себя. — Как тебя отпустил директор? — меня это уже начинало беспокоить. Сколько он не спал? — Ах, это, — он откинулся на спинку, снимая свою дрожащую руку с руля и более расслабленно наблюдая за серой лентой, весело мчащейся под колеса машины, — я сказал, что мне нужно отвезти мать в больницу в другой город. — Мать? В больницу? Ах ты врунишка, — он засмеялся, словно оживая. — Ну, он бы не отпустил меня, если бы я сказал, что нужно встретить девушку с ночного рейса. Тем более он же знает, что ты приезжает, а всем видно, что он неровно к тебе дышит. Ой, заревновал бы, а пока, я думаю, ему не стоит знать о нас… — Да… Подожди, все знают? — только соображая о том, что произнёс мой водитель. — Ну да. Как только я пришёл к вам в больницу, то сразу это заметил, да и слухов много и всяких ваших свиданиях и о том, как ты его отвергала…там даже жуткие истории про то, что он жену с детьми ради тебя бросил, молился перед тобой на коленях, а ты только засмеялась. Я, конечно, не верю этому… — Не верь, — быстро и злобно отозвалась я. Всего этого, конечно, не было, да и я предполагала, что будут ходить слухи, но чтобы такие… И почему Еврей о них молчал? — Не буду. Я даже удивлялся, почему ты ему отказываешь, ведь он состоятелен, — он взглянул на словно обидевшуюся девушку, что-то хмуро выискивающую в окне. Явно эта тема не была любима Элизабет. — Да он просто мудак конченный. Извращенец. Я могу подобрать ещё кучу «прекрасных» эпитетов о нем. Сем лишь засмеялся, а оставшуюся часть дороги мы говорили лишь о каких-то бытовых делах и проблемах. Я даже и не заметила, как мы подъехали к моему дому.***
— Ой, да куда ты так торопишься? Ешь помедленнее, — возмутилась я на парня напротив. Он чуть ли не давился яичницей, запивая её свежесваренным кофе. Ну, разве можно было есть с такой скоростью? Разве это не вредно для желудка? Я же прожевывала всё четко и вдумчиво, зная, что сегодня у меня ещё выходной из-за приезда. Мне стоило прибраться в запылившейся квартире, разобрать и постирать вещи, принять душ, проветрить тут всё и самой проветриться. А Сем куда-то спешил. — Ну, мне ведь ещё работать…нужно ведь работать, — немного невнятно говорил он, заливая в своё горло горячий чай. Да, у него был нервный тик, как я погляжу. То его правая рука тряслась, то под столом раздавались быстрые тихие удары. Разве можно доводить себя до такого? Я бы давно отгул себе взяла на денек и отоспалась, ведь своё здоровье важнее, а стресс губительно влияет на здоровье разума. Работа психолога — работа его головой, и невозможно что-то делать в таком состоянии, в каком предстал мне Вилкер. — Да поспал бы. Хотя бы пару часиков. У тебя всё равно уважительная причина, так почему же не воспользоваться? Я бы сделала именно так, — не нравится мне всё это. Разве из-за моего отъезда реально началась такая суматоха? Ну, значит, у меня было очень много работы. Лучше пока насладиться этими неспешными часами отдыха и домашних хлопот. — Да ведь некогда, некогда… Слушай, я должен идти. Я, наверное, всё же оставлю тебе машину и доберусь на автобусе. Только… только забрать кое-какие бумаги надо. Сейчас принесу ключи, — он начал спешно подниматься и пошёл в коридор, спешно накидывая куртку и хватая ключи с комода на двери, но я остановила его, тоже надевая уличную куртку и обувая поверх голых ног сапоги. — Да ладно тебе. Раз спешишь, то я там ключи заберу. Он что-то хотел сказать, но после быстро метнулся к лестнице, словно пытаясь успеть к машине раньше меня. И что там могло быть, что он пытался скрыть это от меня? Неужели, труп в багажнике? Если честно, то я бы даже не удивилась и этому. Точнее, это бы даже объяснило бы его поведение и внешний вид, и всё встало бы на свои места. Я поспешила за ним, закрывая дверь. На улице было прохладно из-за холодного ветерка. Я даже пожалела, что решила помочь и ускорить эти действия, ведь выбежала из-за спешки на улицу лишь в домашних шортах, сапогах и ветровке, в которую зарылась руками и стала ежиться от холода. Ветер тут же снес меня с ног, поэтому после подъезда я простояла ещё несколько секунд, пытаясь определиться с направлением. Сем в это время уже подбежал к машине, разблокировав сигнализацию и открывая заднюю дверь. Я и не заметила, что там лежал его портфель. Парень, опять же куда-то торопясь, будто желая отдать мне ключи до того, как я дойду до него (ну, я была не против, ведь на улице было всё же зябко), он дернул на себя портфель. Тот же оказался не закрытым, то ли по его неряшливости, то ли по растерянности, и все бумаги, находившиеся внутри и спокойно дожидавшиеся своего хозяина, взрывом вырвались на улицу, хватаясь за потоки воздуха и улетая. Сем, прокричав что-то нецензурное, начал уже ловить документы, бросив свои вещи прямо на асфальт. Ясно было, что один он не справиться, поэтому я тут же понеслась навстречу несущемуся в мою сторону потоку белой макулатуры, хватая их руками. Мне показалось, что в этот момент парень крикнул мне не трогать эти документы, но тут же осекся, пытаясь поймать ускользающие из его рук папки. Мы справились за пару минут, не дав распространиться белой «заразе» дальше чем на пять метров от машины. Поднимая последнюю бумагу с асфальта, я решила всё же глянуть на эти документу, наверно, для того, чтобы убедиться в том, что я спасала что-то стоящее, но стоило мне только прильнуть взглядом к её не до конца поднятой бумаге, как кто-то злобно выдернул её у меня из рук. Я даже слегка разозлилась, попытавшись выругаться, но после увидела перед собой раздраженное лицо своего парня и поспешно отдала стопку из своих рук. Он был злым и взбешенным, каким до этого я ни разу не видела его. Всегда при наших встречах он был притворным и наигранным, а сегодня я его увидела в двух новых ипостасях: в нервной и в злой. Я ещё очень долго стояла и смотрела вслед уходящему со двора. Что-то беспокоило его. Но даже я не могла понять, в чём именно дело. Разве это из-за работы? Но та первая заглавная строчка с документа вгрызлась в мою память, будто шепча на ухо о том, что не всё здесь так хорошо… «Детдом Святого Патрика. Сводка об отда…»***
— Ох, как работка течет, м? — задорно спрашивала я кого-то в телефонной трубке, после чего послышался легкий, изуродованный передачей через большое расстояние, смех и ответ: *- Ну, больные вроде как зомби не шастают по палатам, поэтому я спокоен* Я улыбнулась, услышав знакомый голос. Во время разговора я лениво лежала на кровати и смотрела в потолок, отдыхая от уморительной уборки и стирки, от всех этих житейских хлопот. Моё тело не хотело двигаться. Но лишь несколько минут назад мне пришла замечательная идея развлечься и позвонить своему лучшему другу, зная, что именно он зарядит меня энергией до конца дня. Я слишком давно не слышала его голоса. — Ты ещё тут мне приведи сценарий из фильма «Обитель зла», Еврей! Представь, что все психи станут ходячими мертвецами…жуть, согласись? *- Так, тебя здесь нет, а мне ещё полдня тут работать. Не запугивай, а? Как после такого я буду спокойно по своим палатам ходить-то? * Я засмеялась, и в трубку мне вторил чужой более басистый искренний смех. На душе сразу стало легче и приятнее. — Ну, вот и работай. Я умею подкидывать причины для паранойи, ты же знаешь? *- Знаю, знаю. А ты не возмущайся. Сама же позвонила, вот и отвлекаешь. Это мне тебя надо винить, тебя! * — Вот что это за приветствие такое? Нет, чтобы обрадоваться… *- Так я рад, рад! Вот ведь не видишь, а ведь сейчас…ох… Не могу ведь передать, как рад, не могу ведь показать, а будь сейчас рядом, так ведь обнял. Ну… ты у нас хорошо фантазируешь — придумай сама! * — Ох, если бы я сейчас была рядом, то тебя бы жена заревновала, в каком я виде разговариваю… — я лежала лишь в легкой майке и трусах, наслаждаясь своей свободой. Да даже если бы ко мне наведались гости, то только бы Сем, а его нечего было мне стесняться. Ну, как минимум теперь. А родители… наверное, они уже забыли о моем существовании, проклиная за то, что бросила их и уехала в другой город. Нет, у меня никого не было, кроме Еврея в друзьях. *- Да уже незачем ревновать, Элизабет, незачем…* — голос его сделался грустным и тяжелым, от чего и на моём лице появилась нотка скорби. — Всё же… *- Да, она поджала на развод. Скоро суд. Хочет лишить меня не только квартиры, но и права видеться с детьми.* — Стерва одним словом, — подытожила его мысли я. *- И это ты мне говоришь? * — он слегка усмехнулся, от чего послышался легкий треск в трубке. — Ну, я из другого рода стерв, понимаешь… *- Ну, это точно. Ты уж не будешь после восьми лет совместной жизни говорить, что я перестал тебя любить и говорить о том, что ненавидишь меня…* — он пытался всё это обернуть шуткой, но в его голосе слышалась горечь. Его души изнутри разрывали крики отчаянья. Ему точно не хватало компании, чтобы в один из вечеров. Всё же ей следовало как-нибудь приехать ему в гости с бутылкой хорошего виски. *- Так что же, ты приехала? Утром ведь ещё? * — Ну, да. *- Таксисты наверное обокрали…* — Нет, меня Сем встретил, — и только сейчас я поняла, что Еврей даже и не знал о моём романе со стажером (наверное, его уже утвердили, как полноценного психолога). Возможно, он видел какие-то намёки, но не придавал этому внимание, раз не спрашивал меня об этом. *- Подожди… Так вот куда он утром девался… Ты же сама говорила, что он лишь на пару ночей? Что, растопилось твоё вечно холодное сердце? * — Хватит уже… — недовольно проворчала я, в это время переворачиваясь на живот и немного приподнимаясь на локтях. *- Ну и ну… Не думал, что всё же что-то у вас выйдет.* — Я тоже не думала, но, похоже, что всё же вышло. Да и хорошо. И мне нужно когда-то заводить серьезные отношения с кем-то. *- Ага, а через месяц я буду с тобой по магазинам мотаться и свадебное платье выбирать, так что ли? * — Ну, ты уже загнул… *- Ладно, шучу* Я взглянула куда-то сквозь стену и тут же вспомнила, что хотела спросить у него что-то важное и срочное. — Слушай, а его что, и вправду так запряг директор? Он выглядит очень нездоровым. Еврей немного промолчал, что-то вспоминая. *- Да, нет вроде. У него его обычный график. Может, конечно, он задерживается, но он всегда уходит раньше меня. Я это тоже заметил. Слушай, давай уж насчёт этого завтра поговорим, наедине.* — Ладно, давай. Встретимся. *- Конечно.* Звонок оборвался, а у меня возникло странное предчувствие. Что-то в его тоне было не так. Да всё здесь шло не так, как должно было. Что могло произойти за это время, пока меня не было в больнице?***
Картинка, быстро сменяющаяся в телевизоре, уже наскучила мне, и я лениво выключила его. Да, возможно в другие дни я с радостью бы наблюдала за забавной жизнью «Друзей», но сейчас не было настроения смотреть за их глупыми историями и ситуациями. Я перевела взгляд на книгу, лежавшую раскрытой вниз на каком-то развороте, которую я начинала читать буквально полчаса назад, но тоже не находила там спасения. Сейчас я уже начинала нервничать в ожидании чего-то. Стрелка часов постепенно подползала к черной цифре девять, а его всё ещё не было. Куда он мог пропасть? Я же просила его сильно не задерживаться и приехать ко мне на ужин в честь моего приезда? В духовке уже стояла давно остывшая курица, а в микроволновке сваренный рис. Бокалы пустовали, а бутылка всё ещё не избавилась от пробки. Свечи ожидали лишь того, что кто-то чиркнет спичкой около их фитиля, и они смогут постепенно таять на глазах, привнося романтическую нотку в этот вечер. А я сидела и ждала. Я даже нашла среди старых платьев одно чёрное и скромное, четко подчеркивающее мою фигуру, даже причесалась и немного накрасилась. Но его ещё не было. Черт возьми, и где он шатается? Его рабочий день заканчивается около пяти часов, а сейчас уже почти девять? Я, конечно, надеялась на то, что он просто уснул от усталости на груде бумаг. Это бестактно, но я бы могла простить ему это. Я не любила ждать. Очень не любила. Нет, всё же стоит съездить в больницу и проведать его, напомнить об его обещании. Наверное, всё же, зайдя в его небольшой кабинет (недавно он мне хвастался, что ему выделили полноценный кабинет в другом крыле), я увижу его тельце на столе, мирно посапывающее и пускающее слюни на деревянную столешницу или, ещё хуже, на какие-то документы. Мне нужно было ехать. Ничего в этом дне мне не нравилось, а жуткое предчувствие душило изнутри. Я схватила ключи от машины и выскочила на улицу, поправляя надетую куртку. Всё же я переоделась в более житейский вид, выйдя в джинсах и легкой футболке. Мне не хватало ещё по больнице расхаживать в вечернем платье. Мотор радостно заревел и уносил меня дальше по дороге, как копьё выставляя вперёд свет от фар.***
Он писал мне о новом кабинете, рассказал, даже где он был, и обещал обязательно устроить небольшую экскурсию, представляя мне свою планировку. Меня с легкостью впустили в больницу, потому что все сторожа знали меня, а если и нет, то у них на руках была база данных, в которых моё имя выделялось четко, раскрывая передо мной все двери этой долбанной психушки. Сколько же я фильмов ужасов видела и всегда смеялась над ними, ведь на самом деле ничего подобного не могло произойти в приличном заведении. Будьте уверены, что вас водят за нос, рассказывая, как из палаты сбегал псих или ещё что-то подобное. Всё это строго закрывалось и курировалось каждый час охраной и санитарами. Мне не стоило труда найти в этом пустом коридоре с яркими белыми лампами дверь в его кабинет. Коридоры были пустыми, как всегда вдоль стояли через каждые несколько метров большие горшки с декоративными растениями, а каждая дверь имела свою табличку. Я на минуту задержалась, вычитывая надпись на белой дощечке: «Психолог Сем Вилкер». Всё же и у него теперь табличка. Ну, что же, коллега, поздравляю. Теперь мне не придется шататься с тобой и разжевывать информацию, хотя я даже жалела об этом. Мы будем теперь реже видеться на работе. Я опустила ручку вниз, и она доброжелательно поскользила внутрь, приглашая меня. На удивление, его кабинет был открыт, но темнота просачивалась наружу. Не было света? Может, он и вправду спит? Нашёл же место, где выспаться, идиот. Дверь тихо отворилась, видно, что была новая, и впустила внутрь широкую полосу света от коридорных светильников, обрисовывающих тенью мой силуэт. Я машинально включила свет, ибо даже окна были задернуты, но кабинет пустовал. Он был узким, и взгляд мой тут же упирался в заваленный бумагами стол. Я, не оборачиваясь назад, прикрыла дверь и пошла вперёд, пытаясь отыскать какие-нибудь подсказки, где его можно было найти. В кабинете по правую сторону от меня стояли высокие шкафы, слева кожаный черный диван и несколько полок над ним. На диване валялись скомканный плед со смятой подушкой, будто здесь кто-то недавно лежал. Я прикоснулась к ткани белой наволочки — она была жутко холодной. Значит, никто не притрагивался к ней в течение часа, а значит либо он спал до этого (но тогда были рабочие часы, и это был риск), либо он спал прошлой ночью здесь. Рядом же с диваном валялись стаканчики от кофе из автомата на первом этаже, штук точно десять, некоторые были скомканы, один стоял на небольшом столике не до конца допитый, но тоже давно остывший. Так же здесь валялись обертки от шоколадных батончиков и жестяные банки из-под газировки и энергетиков. Повернув голову, я заметила, что и мусорное ведро было завалено всяким мусором, по большей части обертками от еды. Он что, здесь ел? Он вообще ездил домой? Таким же мусором был «украшен» и стол, и пространство рядом с ним. На полу лежали стопками книги, какие-то были открыты, какие-то закинуты подальше куда-то, но они были не скинуты с полок, а именно сняты и уложены. Я подошла к столу — на нём был ворох каких-то документов, каких-то чеков и вырезок из газет, но трудно было разобрать смысл и предназначение всего этого хлама. На спинке стула висел раскрытый и опустошенный портфель, который был при нём утром. Значит, он был в больнице, но где именно? В ванной тоже ничего не было, кроме грязных полотенец и опустошенных разовых пакетиков из-под гелей для душа. И, похоже, тут они лежали уже более недели. Одни из них были вчерашней даты (их изготавливали каждый день на заказ для нашей клиники для некоторых особых пациентов). Наверное, перед встречей меня он ночевал в больнице, поэтому и решил помыться перед отъездом. Тут же лежала уже заржавевшая от постоянного контакта с водой неочищенная от толстых волос одноразовая бритва (да, сегодня он был гладко выбрит). Неужели он так одичал за всё моё отсутствие? Не знала, что он так неряшлив… Ну, или просто не было того, перед кем красоваться. Наверное, будь я в городе, то через день он бы брился, да душ два раза на день принимал. Ну и ну, Сем. Тебе точно нужен кто-то для контроля. Я пыталась понять, куда он мог деться. Пойти за очередной порцией кофе? Нет, вряд ли, да и я бы встретила бы его по пути. По какому-то делу вышел? Но его рабочие часы давно уже закончились, поэтому ему не нужно было шататься к пациентам. К Доку пошёл? Вряд ли. От сна он энергетиками лечился, а для сна его бы спасло вино, выпитое за нашим ужином, а ничего другого и в голову не приходило. Мой кабинет. Да, да, я отдавала ему ключи, предварительно спрятав дома бумаги, которые ему не нужно было читать. Он должен был присматривать за частью моих пациентов, а отдавать ему все бумаги, так ещё и когда у него не было собственного кабинета, было глупо. Вот поэтому я и отдала ему ключи. Так может быть он там, шатается или читает чью-то историю болезни. Да…там у меня ещё часы встали (забыла всё же батарейки поменять), может и заработался, и не заметил, сколько времени. Я вышла из его кабинета, выключая свет и прикрывая дверь. Мой кабинет был в другом крыле и стоило прилично пройтись до него. Эти мрачные коридоры… Они совершенно мне не нравились, я точно была уверена, что сегодня они выглядят более печально. Подходя к своему кабинету я заметила идущую мне навстречу уборщицу, тащившую с собой ведро, в котором плескалась грязная вода. Я не любила открывать кабинет, когда кто-то проходит мимо, ведь обычно обслуга заглядывает внутрь. А вдруг там Сем в не очень парадном виде? Но и ждать, пока она пройдет было глупо. На всякий случай я взяла с собой ключи. В этом коридоре разносились шаркающие шаги толстой женщины впереди, лениво передвигающей свои ноги, мои быстрые шаги и легкое плескание воды. Но, почему-то казалось, будто здесь стоит зловещая тишина. И она проникала везде. Я дернула за ручку, а дверь лишь свободно метнулась внутрь. Она всё же не закрыта. Значит, ты… Мысли в одну минуту спутались и бесследно исчезли. Я остановилась и смотрела в эту пустоту, в свой кабинете. Проходящая мимо женщина с любопытством заглянула, наверное, внутрь. Раздался крик испуга и разрывающий тишину грохот алюминия о каменный пол. По полу разлилась мутная вода, просачиваясь в ближайшие щели под дверьми. За криком послышалось истерическое рыдание. Прямо за моей спиной. — Мисс, мисс Эли…я позову санитаров, я. — после послышались быстрые удаляющиеся шаги. Кто-то убегал сзади, оставив после всё вокруг в тишине. Мне показалось, что что-то подобное когда-то случалось со мной, но тогда я кричала. А сейчас лишь пустота. Там, на фоне раскрытых окон, в которые проникал лунный свет и свечение ближайшего фонарного столба, легонько покачивалось что-то на ветру. Что-то тяжелое и большое. Что-то безжизненное и когда-то знакомое мне. Но теперь я не узнавала этого. Я подошла ближе, почему-то не срываясь с места, не заливаясь слезами, не крича от страха. Просто шагала вперёд, смотря на всё это холодными глазами. Да, это что-то было мне знакомо, но теперь выглядело по-другому, чуждо и уродливо. Но и в то же время прекрасно. Я видела таких среди пациентов, но ведь сейчас это не подобный случай? В этом посиневшем и теперь уж точно мертвенно-бледном лице я узнавала знакомые черты знакомые мне по сегодняшнему утру синяки под глазами и обкусанные губы. Эти блондинистые волосы… Да, я знала их. Так же знала, как и эту одежду. Я видела её сегодня утром. Те же джинсы, а вот пятнышко от масла, которое было посажено за скоростным поеданием завтрака, и вот эта же рубашка, и эти же когда-то дрожащие руки с тонкими пальцами. Да, это был он. Совершенно точно. И теперь он немного покачивался, вися в мертвой хватке петли, накинутой на шее. Верёвка с жадностью впивалась в его кожу, оставляя синеватые разводы. Сними её — там будут ужасные гематомы. От чего быстрее умирают люди? От удушения или от перелома позвонков? Ведь в разные ситуации по-разному. Если кинуть тело с высокой высоты, то он скончается в ту же секунду от перелома или смещения позвонков, но дай ему волю повеситься, толкнув из-под ног табуретку, то он будет медленно и мучительно задыхаться. Здесь были не такие высокие потолки. Он задохнулся, страдая в предсмертной агонии. Это всё выглядело куда более жутко в этом полумраке. А там, снаружи, была всё такая же тишина. И где же обещанные санитары? Под его обвисшими ногами валялась поваленная табуретка. Она была одной из моих любимых, но чаще всего я на неё ставила стопку книг. Что же, не думала, что у неё будет ещё одно предназначение. Как он смог повеситься? Здесь? В этом помещении? Трудно было разглядеть, за что именно держалась верёвка, но по каким-то небольшим отломанным полоскам пластика я поняла: там, под потолком проходила труба для подачи воды, но во время ремонта её не удалось скрыть, поэтому её спрятали под пластиковым карнизом. А он сломал его и привязал на эту металлическую палку свою уже завязанную петлю. Умно. И вправду умно. Я бы не додумалась до этого. Хотя, я ведь и не думала о суициде. Почему суицид, а не убийство? Ну, тут было много причин, но одна из них — не до конца свернутая записка на моём столе, словно подсвеченная лунным ликом. Я, медленно обойдя висящее тело, которое больше и не будет телом живым, подошла к столу и взяла записку. Почерк был дрожащим, но у него и так дрожали руки, строчки скакали в причудливом танце, но я спокойно могла разобрать всё, что было написано:«В своей смерти никого не виню. Это только моё решение. Просто я понял, что всё же не смогу ничего добиться в жизни, как когда-то говорили мне родители. Я не оправдал их ожидания. Я не хочу жить в этом мире.
Сем Вилкер
P. S. Я любил тебя, Эли Я признателен тебе, Элизабет, за твою доброту. Завтрак был вкусным)))»