***
После удачного «побега» от полицейских (на самом деле я ни с кем не столкнулась), я решила выпить чашечку кофе и изучить содержание найденной папки. Она была тонкой, на резинке, а внутри неё лежало несколько листов. Со стороны и не скажешь, что она имеет какое-то значение. Я быстренько сварила в турке кофе (давно я не делала это сама), а после присела за кухонный стол, поставив, на всякий случай, чашку дальше от бумаги. При открытии в глаза бросались черные помехи и неровности цвета на ксерокопии какого-то документа. И, похоже, что такое качество было не из-за проблем с принтером, а из-за самого оригинала — он был состарившимся. А сверху листа была до боли знакомая мне надпись: «Детдом Святого Патрика. Сводка об отданных детях». Эту надпись я уже видела среди документов, которые выронил Сэм. А сразу внизу был список, написанный, видимо, от руки мелким почерком, так, что на одном развороте помещалось около пятидесяти записей. Несколько записей были подчеркнуты красным. Первую букву инициалов было трудно разобрать из-за рваного края и нечеткой печати, но фамилия читалась легко. «Верлони». И напротив такой записи был адрес. Наверное, адрес пребывания приемных родителей. Самих таких пометок в списке было три. Видимо, этого ребенка несколько раз возвращали обратно, а после вновь отдавали в семьи. Значит, Сэм нашел всё-таки откуда Ник. Я и не думала разыскивать детдомы, потому что там, где нашли Ника, не было документов совершенно и казалось, что это его родители. Стоит съездить туда завтра, наверное, и узнать всё подробнее. Следующий найденный документ был старой вырезкой из газеты. Трудно было разобрать что-то, но можно было смело прочитать заголовок и пару строк: «Найдены супруги, убитые дома. Зверское убийство. Из-за людской жестокости осиротело одно дитя…» К сожалению, не было даты на этой срезке, но тут говорилось о найденных в загородном доме трупах мужа и жены. Нет никаких следов, которые помогли бы разгадать это дело. Странная вырезка, хотя это чем-то напоминает случай с Ником. Но почему в сравнительно недавнем времени на это не обратили внимание? Всё казалось слишком странным. В папке лежали ещё несколько подобных статей, но из разных газет. Похоже, тогда это было нашумевшим событием. Хотя, городок у нас не такой уж и большой, поэтому подобные преступления сразу вызывают всеобщее внимание. Единственное из всех этих документов, которое стоило хоть какого-то внимания была выписка из детдома. Возможно, я не вижу чего-то важного, но пока что остается лишь одна нить, оставленная после смерти Сэма. И я не желаю игнорировать её. Ник сказал, чтобы я торопилась. Вдруг меня ждет то же самое? Смерть? Я не знаю, что может произойти, но от Верлони я могу ожидать всё, что угодно. Даже мою смерть… Ему сделать это намного проще, чем кажется… Он слишком хорошо манипулирует людьми и пациентами в клинике. Не раз я замечала, как к нему что-то подносили санитары и говорили уборщицы. Видимо, какую-то информацию о персонале. И это мне не нравится. Очень не нравится.***
Многие точно видели различные заброшенные старинные дома в фильмах ужасов, в которых обычно находятся всякие приюты и психбольницы. Ясное дело, что это лишь способ нагнетания атмосферы, но я и в жизни бы не подумала встретить такое же здание. Детдом Святого Патрика был заброшенным и почти никем не спонсируемым, поэтому не было возможности выполнить косметический ремонт, как меня уверяли сотрудник. Да, учреждение выглядело снаружи плачевно, но внутри хоть и было все старомодно, но чистенько и аккуратно. Нигде не текла вода, не расходились трещины и не сыпалась штукатурка — «скелет» здания поддерживали в надлежащем состоянии. Хотя…сотрудники выглядели так, будто бы их комплектацию не менял вместе с облицовкой здания: были исключительно женщины молодые или средних лет, одетые в чопорные длинные платья, закрывающие почти все тело и все места которыми могла бы похвастаться женщина (я имею в виду изгибы шеи и рука, а не то, о чем вы подумали — то в первую очередь закрывалось даже у меня), с заколотыми в строгий пучок волосы и со склоненными головами. Выглядело это не то чтобы странно, но жутковато. А я к тому же приехала сюда в ярком желтом свитере и обтягивающих джинсах, поэтому каждая вторая выворачивала шею, проходя мимо. Мне было от этого не по себе, но делать было нечего. — Пройдёмте, мисс Хаустил, — подзывала робкая молодая девушка, моя ровесница, шедшая впереди по коридору. Коридоры тоже были узкими, с обшарпанными стенами и выцветшей мебелью, бывшей в моде полвека назад. Эти старые диванчики и антресоли казалось вот-вот развалятся, поэтому я старалась обойти их стороной. Девушка впереди меня быстро семенила, волнуя полотно своей темно-коричневой юбы, но в то же время шла бесшумно и плавно, будто бы внизу у неё были колесики. Вообще, все сестры ходили тихо и плавно, не забывая держать руки за спиной или собранным перед собой, кротко опустив голову. Он все так ходили, но в отличие от других, моя сопровождающая ещё не разучилась улыбаться. Наверное, ей ещё не наскучили темные деньки в этом сонном царстве, да и волосами она выделилась — был он ярко рыже, но от природы. А само лицо чистое. Белоснежное. В такую бы красотку влюбился бы каждый, так ещё к тому же и осиная талия при ней (даже через строгую одежду это можно было увидеть), а она тут забыла что-то. Странная ведь. — Проходите, мисс Хаутил, — девушка обернулась ко мне, слегка подтолкнув какую-то дверь из коридора, впуская меня внутрь. Я вошла в какой-то тусклый кабинет с застоялым воздухом, после за мной последовала спутница и тихо закрыла дверь. Но в полнейшей тишине легкий стук дерева о дверной проем показался ревом колокола. Я остановилась, тут же ощутив неловкое чувство от того, что нарушила эту тишину. Не знаю почему, но от этого места меня вымораживало, будто бы я была меленькой провинившейся воспитанницей, которую вызвал в кабинет управляющей за наказанием. Но, зайдя в это чисто прибранное помещение с мягким полумраком, я ощутила на себе взгляд чьих-то глаз, с ног до головы изучающих меня. Потребовалось время, чтобы найти источник: маленькая женщина со статной осанкой и аристократичным поворотом головы смотрела в мою сторону. — Это мисс Хаустил из психиатрической клиники имени Мелинснова. Ей нужно задать вам пару вопросов — это поможет ей в её работе, — ласковый голос раздался из-за моей спины. Можно было заметить, как голос девушки сменился с легкой простой на напряженную и возволнованную. Видимо, женщину за дубовым столом боялись больше огня. — Спасибо, Патриция. Твоя помощь более не нужна, — этот голос больше напоминал голос строгой матер. С одной стороны он был холоден и кроток, но с другой в нем прослеживались нотки заботы и любви. Вообще, это место больше напоминало секту, не иначе…ли монастырь… Патриция поклонилась и вышла из кабинета, опять прервав тишину кабинета. После ухода этой девушки я ощутила себя ещё более незащищенной, нежели раньше. Жутко не хотелось говорить с этой женщиной. — Присаживайтесь, мисс Хаустил, — женщина медленно подняла костлявую руку с колен и показал на другую сторону стола, где стоял деревянный стул. Я кивнула и, выдохнув, направилась к предложенному мне месту. Ох, не любила я всё это, жутко не любила. На столе женщины лежали несколько старинных книг в кожаном переплете (откуда она их вообще взяла), чернильница с древней перьевой ручкой (давно уже шариковые изобрели, да и компьютеры), несколько стопок бумаг, календарик и надломанная скульптура борзой собаки. Последняя будто бы смотрела на меня своими невидящими глазами, следя за моими любыми действиями. — Меня зовут, Кларисса Вольт. Я управляющая детдомом Святого Патрика, — женщина вновь положила руки на свои колени под стол, но одного взгляда было для меня достаточно, чтобы сказать об истощенности этой дамы. В её каштановых (видно, что крашеных) волосах мелькали серебристые пряди, а в уголках губ глаз залегли тонкие трещины, сильно состаривающие её. Я была уверена, что на самом деле этой женщине не больше тридцати пяти, но выглядела та на все пятьдесят. Наверное, она давно уже не использовала различные средства ухода за кожей, из-за чего выглядела намного старше своих сверстниц. Казалось, что весь этот приют отстал от цивилизации точно на полвека — до них было очень трудно дозвониться, не было никаких сайтов и объявлений, а, как после я узнала, по большей части он общаются с миром при помощи почтовой службы. Жуть какая-то… Мне кажется глупо жить в настоящее время и не использовать возможности интернета и гаджетов, которые с каждым годом становятся умнее компактнее. Глупо отрицать технологии. Ладно, не хочешь атрофирования мозгов, но отрицать возможности коммуникации и современной медицины уж больно смешно. — Здравствуйте, меня зовут Элизабет. Как уже знаете, я из клиники, а именно один из ведущих специалистов этой клиники. И мне нужно у вас кое-что спросить, — сидела я и вправду как перед строгим надзирателем, боясь оступиться сказать что-то не так. — Мне будет приятно вам помочь, — не представляете, но она улыбнулась. Серьезно. Это даже трудно назвать улыбкой, но что-то подобное у неё вышло. Ох уж эти верные «монашки». Я решила, что совершенно бесполезно ходить вокруг да около, при том что у меня и вправду не так уж много времени на это, поэтому сразу же полезла в сумку за нужными документами. Все мои действия Вольт сопровождала внимательным взглядом маленьких прикрытых глаз. Через минуту я протянула ей документы. — Это ксерокопия одного из ваших документов, в котором перечислены отданные в другие семьи дети. Мне бы хотелось подробнее узнать о ребенке (чуть ли не ляпнула «пациенте») с выделенной фамилией. Он почему-то записан несколько раз. Что это значит? — пока я задавала свои вопросы, Вольт быстро проскользнула взглядом. После она, не меняя положения головы, подняла взгляд на меня, затем вновь на листок, лишь после положила его на стол, выпрямившись как прежде. — Ничего удивительного, что фамилия внесена несколько раз — скорее всего этого ребенка возвращали обратно и отдавали вновь в новые семьи. Раньше мы не оформляли протоколы так сказать на «возврат», — она говорила медленно, пробуя каждое слово, будто страшась проронить лишний звук. — Раньше? — эта фраза мне показалась достаточно странной. — Да. Похоже, что документу с ксерокопией больше семи лет — на нем подпись прошлой управляющей. При ней не было такой строгой записи и ведения документации, — последнее она сказала немного гордо, словно такой глобальный процесс был достигнут благодаря ей. Я думаю, что на них надавили сверху, поэтому и пришлось заняться бумажной волокитой. — Ясно. А можно ли что-нибудь узнать о самом ребенке? — уж дело они должны были вести. Эта Кларисса так на меня посмотрела, как будто я утверждала, что земля наша плоская и стоит на трех слонах. Хотя, возможно она была и сторонницей этой версии, кто её знает… — К сожалению, — ой, как я не люблю эту фразу, — около семи лет назад у нас случился пожар в архиве, поэтому все старые дела были бесследно утеряны. Я ничем не смогу вам помочь. То, что у вас есть эта ксерокопия — уже чудо, — ох, как же много совпадений…ушла старая управляющая, а тут ещё сгорели дела. Либо её выперли за то, что не углядела дела, либо пожар устроили в честь проводов. Эх, все же не люблю такие заведения. — А нет ничего про местонахождение бывшего управляющего? — все же нужно было попытать удачу, хотя, я уже предчувствовала ответ. — К сожалению, нам ничего неизвестно, мисс Элизабет. После этих слов я забрала все документы и покинула этот пресловутый кабинет. То ли эта управляющая недолюбливала свою бывшую начальницу (скорее всего так оно было), то ли просто не хотела делиться информацией с другими людьми. Ну и ладно. В коридоре меня ожидала та же Патриция, присевшая на маленький антикварный диванчик. Она, увидев меня, тут же подскочила и подошла ко мне. Видно, по моему немного расстроенному и недовольному лицу она поняла, что ничего путного от этого посещения я не добилась. — Может быть, вы не откажетесь от чая с имбирным печеньем?***
Маленькая коморочка, в которой я оказалась, была словно миниатюрной комнаткой с резной мебелью как элементами украшения: вот у узкого окна со старым столиком стоит маленький диванчик, накрытый пледом с ручной вышивкой, вот тебе узкий высокий шкафчик с только нужными вещами, вот тебе пуфик на тонких ножках, а в углу маленький столик четырех плетеных дощечках с треугольной столешницей. А у этой девушки есть вкус — она как-то умудрилась из этого старья сделать что-то интересное. Сама же девушка, с соблюдением всех правил этикета, подала чай в фарфоровом сервизе (хоть в некоторых местах сколотой, но все же настоящем), поднесла свежевыпеченные печенья, а так же составила мне компанию. Как после я узнала, она сама занимается некой реставрацией мебели, сама перетягивала её новой тканью, сама шлифовала и красила. Даже вышивка на пледе была её рук дела. В ней не было того пафоса и скрытности, какой был в управляющей, она смело говорила и рассказывала про их детдом, про то, что все работницы ушли сюда по собственной воле, чтобы помогать осиротевшим деткам. Она сама сюда пришла лишь несколько лет назад, когда поняла, что живет глупою жизнью и что следует дарить добро людям. После я узнала про еженедельные собрания сестер, где каждая рассказывает про свои добрые деяния, а после про совершенные ею грехи, и лишь на собрании они прощаются сестрами. Когда она пришла в этот приют, то дала обед перед управляющей, как и все другие сестры, который заключался в отказе от искушений общества (здесь она имела в виду во-первых, мужчин и связей с ними, а во-вторых, пользование телефонами и интернетом). Конечно, тут легко заметить все признаки какой-то секты, да и если копнуть глубже, то можно спокойно это доказать и закрыть их, но дело в том, что тогда на ближайшую округу не будет ни единого детдома, что, конечно же, не очень уж хорошо. Да и эта Патриция так одушевленно рассказывала про свои добрые деяния, что стало даже жалко её… Не знаю как управляющая, но именно работницы любили детей и отдавал им всю заботу и любовь, потому что сами отказались от своих (по той же причине — чтобы отдавать любовь иным детям). В общем, я просто промолчу про всё это, чтобы не испортить чью-то жизнь, ведь эта девушка счастлива. — А ты можешь мне рассказать про свою бывшую управляющую? — невзначай спросила я, прерывая её рассказ о каком-то недавно поступившем к ним мальчике, который забавно спел какую-то песенку. Девушка немного напряглась, но потом ответила, немного снизив тон: — Кларисса Вольт запретила нам разговаривать о прошлой управляющей, так как та предала наше общество. Вот так и знала, что выжила ту с места именно Вольт. И своим же девочкам запретила вообще ей упоминать о бывшей начальнице. Ну, и страсти. — Но всё же — настаивала я. — Ну… — девушка немного замялась, а после наклонилась ко мне поближе, переходя чуть ли не на шепот, — вообще-то она была не такой уж и плохой, какой описывает её Кларисса. Я это слышала от старших сестер. Но сестра Кларисса заподозрила её в предательстве, после чего вывела ту на чистую воду и опозорила перед всем городом. Я не знаю как, но… Но тогда старая управляющая уволилась. Никто не знает, где её искать, — девушка закончила свою секретную речь, которую могли бы признать предательством и так же выкинуть её на улицу. Но она рассказала, в общем-то, рискуя многим, чтобы помочь мне. Никогда не понимала такой щедрости к чужим людям. Я бы никогда не поступила бы так. — Совершенно никто? — но нужно же попытаться. Девушка вновь задумалась. Неужели всё же есть? Да ладно. — Ну… Раньше с нами работала сестра, которая хорошо знала управляющую. После прихода Клариссы она ещё работала, а ушла лишь год назад. Может быть она знает… — Напиши мне адрес. Я обещаю, что ты мне него не рассказывала. Девушка поднялась и быстро нашла маленький листочек, на котором быстро карандашом написала какой-то адрес. Я аккуратно приняла листочек и вложила его в кошелек — после рассмотрю. — Спасибо за прием. Я уже не рассчитывала на что-то подобное после кабинета управляющей, — как только я встала, девушка тоже поспешно вскочила, поправляя платье, — ладно, я пойду уж. Патриция кивнула мне, слегка улыбнувшись. Наверное, у неё редко когда бывали посетители. Ну, хоть разукрасила один из дней в этом реально мрачном особняке. Подходя к входу, я заметила на небольшой полочке маленькую игрушку, но почему-то она притянула мой взгляд. Я даже не спрашивая взяла ее в руки, что, конечно же, некультурно с моей стороны, но не смогла ничего с собой поделать. Она была ручной работы, выполнена из дешевого хлопка и набита обычной ватой, на лице её была пришита пара пуговиц, причем разных как по диаметру, так и по цвету, аккуратным швом была сделана улыбка этого непонятного существа с торчащими рожками из головы. Она мне показалась очень милой, что я даже не заметила, как улыбнулась. — Такие игрушки мы делаем для своих детей. Пускай и не такие идеальные, но зато сделанные с теплом, — гордо добавила девушка. — Забавно… А игрушка смотрела на меня своим пластиковыми глазами. Она мне что-то напоминала, давно забытое и теплое… — Мне такие игрушки делала моя мама… — с губ слетела эта фраза, но и в мыслях у меня этого не было. Даже не знаю, как это объяснить. — Тогда возьмите, раз она заставила вас улыбнуться, мисс Элизабет.***
— Так, за черных или белых? — деловито спрашивала я, явно явившаяся не в рабочее время на работу. Я бы могла не появляться, потому что до конца недели у меня были как бы больничные дни, но я же обещала этому гаду сыграть с ним. Да и настроение у меня приподнялось после посещения детдома, хотя я особо ничего не узнала. — Отдаю вам право играть за белых, мисс Элизабет. Всё же нужно иногда поступать благородно и отдавать первый ход даме, — похоже, Ник решил подыграть мне, устраиваясь с другой стороны моего стола, на котором и располагалось наше поле боя. А по две другие стороны расположились дороге сыры, лимоны, дорогая выпивка. Я решила побаловать себя красным полусладким, а для своего оппонента, как и обещала, взяла хороший коньяк. Распивать спиртные с пациентами? До чего же ты докатилась, Эллис? Ох, даже и не переодевалась с детдома — тот же желтый свитер и джинсы, но удобнее одежды не придумаешь. На всякий случай, чтобы меня не запалили, ибо я всё-таки здесь неофициально нахожусь, закрыла я свой кабинет. Хотя…после последнего разговора с этим шизиком мне как-то немного страшновато оставаться с ним наедине в закрытом помещении. Ну ладно, пускай как будет. И вновь я зависла на его глазах. Да, ему наконец сняли повязку, хотя, как он сам говорит, все силуэты представляются ему очень размытыми, но это уже результат. А его глаза… Достаточно редкий дефект, но в то же время красивый — гетерохромия. Правый его глаз был насыщенно-карим, а левый — хрустально-голубым. Всегда поражалась таким людям. Хотя, сейчас они у него были всё же мутноваты, но это должно было пройти со временем. Он все её щурился на свету, хотя повязку снял ещё вчера вечером, и прошли уже сутки, но все же столько лет жить, видя перед собой кромешную темноту… Слишком уж жутко, как по мне. Сегодня он впервые выбрал свою одежду по цвету, всматриваясь в зеркало, да и не прогадал: белые больничные штаны и голубая рубашка в клеточку даже неплохо смотрелись, хоть и были небрежно застегнуты. Похоже, сегодняшний вечер ему нравился, а значит, я могла рассчитывать и на возможность вытянуть какие-то подробности из него в течение игры. Вы когда-нибудь пытались решить несколько задач одновременно, играя одну роль, а в голове прорисовывая новые ходы и плетя свою паутину? Я делала так несколько раз в жизни, но сегодняшний вечер мне казался самым трудным. Я это предчувствовала. — Ну, ладно, ладно. Е2-Е4, — маленькая фигурка из слоновой кости метнулась на изящную клеточку поля 8×8. Это был один из подарочных наборов. Да, достаточно странный подарок от поклонника, но в дальнейшем я его очень даже оценила — все же слабость у меня была к шахматам. Хотя, так уже давно играла… Он по привычке своей даже не посмотрел на доску и потянулся к стоящей напротив моей пешке фигурке, выставив так же — зеркально. Одна из распространенных тактик, насколько я знаю. Ну, что же, глянем, глянем, как ты сыграешь. — Но мы ведь с вами играем на желание? — уточнил парень, разглядывая причудливые формы фигурок. Он были стилизованными, что мне больше всего нравилось: «слон» был настоящим индийским слоном, стоящим на большом шаре, «ладья» — кораблем, «ферзь» больше напоминал Статую Свободы, только более женственную, «пешка» — римского воина, «конь» — настоящим конем, а «король» — истинным королем. Иногда я часами могла разглядывать все вырезанные складочки и узорчики на телах своих «подданных». Это вправду затягивало. — Да, конечно. Как же я могу отказать тебе? — игра продолжалась, а разговор шёл своим чередом. — А почему же мы не в «допросной»? Или что-то не так? — Так я пока в отпуске. Мне дали отгул до конца этой недели. Не правда ли хорошо? — он опрокинул моего слона. Как же у меня кольнуло сердце, когда расписная фигурка от удара запрокинулась на бок, но, благо, не разбилась, а после была перемещена в лагерь трофеев. — И по какой же причине такая щедрость? — он будто бы не находил место новому своему чувству, поэтому его взгляд иногда прицеплялся к каким-то вещам, а руки сами продолжал выполнять ходы. — Ну, директор наш вошел в мое положение. Все же… — Это вы сейчас про Сэма, — ха, я «съела» его коня. Ох, мне больше нравился конь у черных, нежели из лагеря белого. Уж больно благородно он смотрелся. — Да. — А что между вам было? — Словно ты не знаешь, — ах ты черт, рокировку решил использовать. А я так рассчитывала на твоего короля…гад, увидал всё же мой коварный план. Ну, ничего, ничего, у меня ещё парочка есть в запасе. — Знаю, но хочу услышать это от вас. Точнее, от тебя. Хотя…знаете, мисс Элизабет, мне привычнее обращаться на «вы». — Как хочешь, детка, — все же иногда я теряла контроль и начинала говорить на своем привычном разговорном. Да и сейчас все не так уж официально. А он продуманный гад. Слишком продуманный. Придется попотеть, чтобы короля его загнать в западню. Эх… — Так всё же? — Я надеялась на серьезные отношения, особенно по приезду с командировки. А тут… — Это вас огорчило, — второй «слон»! Вот подлец. Я лишилась своей кавалерии. — Конечно. Все же я девушка одинокая — мне иногда романтики и завтраков в постель хочется. А с ним это бы было. — Жаль, что у вас всё так вышло… — Давай уж не будем об этом. Хочешь соль на раны сыпать — пожалуйста, но в рабочее время. Я пришла сюда отдохнуть, — мне нужен был допинг, поэтому я, в очередной раз, потянулась за бокалом вина. И как я впила половину бутылки? Ох, не знаю, не знаю… — Ладно, ладно, не буду… — Как тебе мир в цветах? — Хм, — парень призадумался, посмотрев мне прямо в глаза. Это вызвало некое смущение. Все же…ну непривычно мне это все, сильно непривычно, — Все же я вас пострашнее представлял. — Ну, спасибо, спасибо. Либо я реальная красотка, либо у тебя дерьмовая фантазия. И я, лапочка, ссылаюсь больше ко второму, — недовольно буркнула я, в очередной раз «съедая» черную пешку. — Даже комплименты не принимаете. И как с вам быть? — Не язвить. Вот всё. Словом меня не задобришь. — Прям уж… — Да. После этого наша игра продолжилась в каком-то непонятном молчании. Все же алкоголь значительно подтер некоторые ходы моих стратегий, поэтому я сдавала обороты. Знала же, что нельзя так много выпивать, но так хотелось, да тут ещё этот сыр… — Не надейтесь найти что-нибудь на бумаге, мисс Элизабет. Эти тайны не хранят под пером… Я прекрасно поняла, о чем он говорит. И, наверное, я была с ним полностью согласна. Ещё ничто не помогло мне из какой-нибудь документации. Ничего… — Почему ты так утверждаешь…. — Ваш друг совершил ошибку, выискивая что-то в архивах, потеряв из-за этого нюх и весь смысл, мисс Элизабет. Я думаю, что будет скучно, если вы потеряете нить нашей игры, как сейчас… Шах и мат. Он победил. Дважды. Значит… Да, это можно расценивать, как его окончательное признание в убийстве Сэма, но мне было уже все равно. Как-то странно, но больше меня не докучала тоска, будто бы этот человек для меня ничего не значил. А может, так оно и было… — Я учту. — Не забывайте про желание. — И что же? Ох, не забуду я его взгляд, не забуду…***
Коридоры по вечерам были пустынными по сравнению с утром, но все равно встречался персонал или какие-то врачи, даже некоторые пациенты, которым разрешалось гулять по больнице в такое позднее время. Мирный коридор. Что же может произойти? Да всё, что угодно. Дверь из моего кабинета скрипнула и неохотно открылась. Я вышла. И, конечно же, привлекла к себе кучу внимания. Как же может не привязать к себе взгляд блондинка с распущенными волосами, на каблуках и в одном нижнем кружевном белье? Эх, мой любимый комплект. Сюда бы ещё чулки, но я была благодарна, что не такая уж развратная и не одеваю их каждый день. Хотя бы не сегодня. Уборщица даже перестала протирать пол, уставившись мне в оголенную спину. А я пошла дальше походкой от бедра с легкой улыбкой на лице, не то от бутылки вина, не то от самой ситуации. Почему-то мне это даже нравилось. У меня уж точно есть на что посмотреть, не то, что у некоторых. Но ведь не каждая девушка так возьмет и выйдет. А мне это нравилось, меня это даже заводило… Азарт? Да, именно так. Один из моих коллег остановился, до этого направляясь по коридору навстречу мне. А я лишь игриво прикрыла его рот и засмеялась, проходя дальше по коридору. Так вот как можно застопорить весь коридор! Шикарная тактика. Я дошла так до поворота тут же, пританцовывая, повернула за угол в уже неосвещаемый участок — там стоял Ник. Он добродушно протянул мне халат, все это время любуясь моей «прогулкой» с этого места. Вот же гад, выдумал ещё желание. — Всё же я не ошибся, признав в вас замечательную фигуру, — чуть ли не на распев высказал он. — Оу, налюбовался и хватит с тебя. Это уж точно первый и последний раз, когда ты видишь столько открытых мест на мне, лапочка. Запомни это!