***
— Вы выглядите слегка потрепанной, мисс Элизабет, — в его голосе не было ни капли волнения обо мне. Но я более чем уверена, что он видит это волнение и слабость во мне. Я уже давно знала, что играю в игру с демоном, который прекрасно читает состояние людей с первого взгляда, видит их насквозь. И сейчас он видел меня так же. Но на такие подобные откровения (а в особенности с ним) я не пойду, пусть он и знает, что я скрываю это. — Могу так же сказать и про тебя, Ник, — злобно кинула ему в ответ фразу. Не знаю, почему именно сейчас мои ноги повели к нему в палату, но думать сейчас хотелось меньше всего. И ещё меньше хотелось не отпускать любые мысли из головы, потому что на место пустоты приходят воспоминания. Очень отчетливые, будто бы меня вчера там и не было, а лишь поставили на запись, чтобы целый день меня доводить до истерики. Не тогда, а именно сейчас я чувствую это унижение, чувствую боль, пронзающую моё сознание, именно сейчас вижу все в подробных чертах, слышу все звуки, все крики, перебивающие настоящее. С самого утра я впадаю в некие трансы, «просматривая» заново оставленный подарок от моего сознания. И зачем мне это? Лучше бы наоборот все стерлось. Или же лучше бы вчера все это ощущала, но не сейчас. Лучше пережить все одной ночью, а не вспоминать кусками оставшуюся жизнь. И мой разум играет в такую игру, словно запрограммированный на самоуничтожение. И ладно, если бы я была невинна, и в жизни у меня не случалось подобных ситуаций, но ведь было. Было! Я уже сталкивалась с принуждением, ощущала на себе грубость и боль, и даже… и даже пострашнее этого случая, но именно он донимает меня. В прошлом… Да, я впадала в депрессию из-за этого, но в каком-то смысле было не так тяжело, Просто очень обидно и жалко саму себя. А здесь… Я вновь ощущаю всё на повторе, вновь вижу потолок и чувствую боль, снова слышу грязные слова, прокручиваемые у меня в голове, как зажеванная пленка. Почему именно сейчас моё сознание дало такой сбой? Почему именно этот случай вывел меня из равновесия. Почему он меня мучает? — Ну, это всего лишь легкая растрепанность. Все же я ещё спал, когда вы решили меня навестить, мисс Доктор, — он вновь заулыбался и откинулся на свой диван, на котором, видимо, спал до этого. Действительно, когда я пришла, он седьмым сном наслаждался, а тут я его так подняла. Хотя, уже за десятый час, а он только вздумал вставать? Ну, вот же соня. — Что ты ночью-то делал, как дрых так без задних ног? Видел бы ты позу, в которой я тебя застала… — он сначала недовольно стрельнул в меня своими глазами (так непривычно, жуть), а после вновь растянул свою блаженную улыбку, закинув голову назад, чтобы видеть меня, только в перевернутом виде. — А вас интересуют подробности? Я могу рассказать в самых подробных деталях, что я здесь делаю, вам точно понравится… — Не стоит. Я переживу такую утрату, — фу, уже поняла, про что будет мне тут заливать. Не надо мне такое знать, а то действительно спать не буду. — А что вы делали всю ночь? Явно не спали, — он перевернулся на живот и заинтересованно посмотрел в мою сторону, подперев рукой свою голову, словно подготовившись слушать что-то. Я стояла у подоконника, поэтому моя тень достаточно удачно закрыла его от яркого солнца. — Не твоё дело, — резко оборвала я. Ох, точно нужно было сдержаннее, а то заподозрит что-то, а мне не хотелось делиться с ним моим ночным «опытом». Хотя, он явно любит подобные истории. Да и случай с Сэмом ещё свежей раной отзывался в голове. Всё же… — Вы так думаете, мисс Элизабет? — он скорчил удивленное лицо, но ему явно не шла эта щенячья мордочка. После он встал и направился ко мне, остановившись лишь в метре от меня. — А если я скажу, что знаю, чем же вы здесь в больнице ночью занимаетесь? — теперь я точно узнаю его тон. У меня сердце пропустило один удар от такой интонации, а я сама невольно напряглась. Этого мне точно не хватало. Он быстро подошёл ближе, от чего я рефлекторно наскочила со всей силой на подоконник, ударившись об него (но всё же не смогла шагнуть дальше, потому что он был слишком высоко). Ник подошёл вплотную, взял моё лицо с двух сторон своими руками и потянул к себе, остановившись лишь в нескольких сантиметрах от своего лица. Я одной рукой вцепилась за край подоконника, а другой уперлась в его торс, но это явно не имело никакого эффекта. Он некоторое время смотрел мне в глаза, что было жутко, но после ехидным и скользким голосом, почти шепотом, продолжил: — Мы же с вами договаривались, не так ли? Разве вы не помните, чем может всё это обернуться? Я молчала, и не только, потому что было страшно, но так же от незнания подходящих слов. Он быв прав, и я не могла ему ничего сказать. Он постоял ещё некоторое время так, а после засмеялся и отпустил, разворачиваясь назад и возвращаясь к дивану. — И… откуда же ты знаешь об этом? — мой голос явно не внушал страха и жесткости, как хотелось бы. Как все же позорно, что я, психолог, не могу ничего противопоставить своему пациенту, да и просто боюсь его, как маленькая девчонка. Это лишь психологический ход, ведь я могу обратиться за помощью к охранникам, изолировать его, посадить, ну уж в крайнем случае, на наркотики, и станет он конкретным овощем. Но здесь, в данный момент, я ничтожна, я лань, а он дикий хищник, который может меня сломать, как физически, так и морально. Тем более сейчас психологически сломать меня намного проще — лишь повторить ту ночь, и я уже сломана, как шарнирная кукла. А он мог легко повторить: это его палата, в таких палатах слежка по камерам не ведётся (это палаты для относительно нормальных, а значит, мы не можем за ними следить настолько тщательно), дверь закрыта, потому что я её сама сдуру закрыла, а он сильнее меня физически. Ему ничего не стоит это сделать. Я более чем уверена, что он этого хочет и много раз сдерживался, но тогда… Тогда я не буду представлять для него такой интерес, ибо уже не продолжу с ним игру, и он досрочно закончит свою игру. А ему это не нужно. — Откуда? — он развернулся вновь ко мне лицом, присев на подлокотник дивана, — я всё вижу… — Очень забавно это слышать от слепца без нескольких последних дней. Иронично. — Ну, вы же поняли саму суть, не так ли? — у него явно есть информаторы. Или же он действительно видел? Но тогда как? Я уже окончательно запуталась. Пока я вновь копалась в своих нахлынувших волной мыслях, он незаметно встал, а после повторил рывок, максимально приблизившись ко мне. Но на этот раз он закинул свою руку за талию и дернул меня на себя, в это же время хватая одну мою руку и уводя её в сторону, как будто в танце. И так неожиданно для себя я вновь оказалась в опасной близости с ним. И он действительно повел легкое движение в сторону, будто бы вытанцовывая со мной медленный танец. Только вот руку он мою держал мертвой хваткой за кисть, а не ласково поддерживал ладонь, и крепко прижимал меня за талию, хотя и нежно. Всё же в нём есть какие-то манеры. Мне пришлось подыграть и продолжить шаг за ним, что со стороны явно было комично, но не было сопротивляться как морально, так и физически. — Хотите правду, — он начал говорить мне что-то на ухо, потому что из-за положения да и моего роста я уткнулась ему в ключицу лицом, — я ведь могу вам рассказать… Я глубоко вздохнула, даже не зная, что вообще делать в подобной ситуации. — Я слышал как вы кричали, — прошептал он мне на ухо. Мне стало не по себе, а по коже пробежал холодок, то ли от его теплого дыхания, коснувшегося моей шеи, то ли от его тона, то ли от слов. Я сжала с силой вторую руку, которая, почему-то, спокойной лежала у него на спине. Он явно обрадовался такой реакции. — Я слышал…всё слышал… Слышал как вы стонали и поначалу просили остановиться… Слышал мерное постукивание… слышал ваш хрип… только… ответьте мне на вопрос… Вам понравилось? — это ввело меня в ступор. Как вообще такое можно спрашивать, особенно, если он знает? — Вам ведь нравиться это? Разве вы боролись? Нет. Разве вы просили о помощи? Нет. Я слышал лишь стоны наслаждения, слетающие с ваших уст… Подумайте над этим и признайтесь самой себе… Он отодвинулся от моего уха, чуть ослабив свою хватку. Его рука с талии скользнула немного ниже, но на допустимую зону, а другая отпустила кисть, протягиваясь дальше и подхватывая ослабевшую руку. Он знал, что обезоружил меня, что я не буду вырываться. И это было так. Я не могла ничего сделать, потому что его слова засели у меня в голове, лишив не только сил, но и желания бороться. — Вам стоит отдохнуть, мисс Элизабет, — он провожал взглядом свою вытянутую руку, сначала нежно проведя вдоль неё до плеча, а после возвращаясь и подхватывая обессилившую кисть. Он аккуратно взял её и потянул обратно, прижимая её к своей груди. Обычно так делают во всех романтичных мюзиклах, насколько я знаю. А всё это время я безжизненно следила за его действиями, поэтому мой взгляд остановился сначала на прижатой руке, а после поднялся выше. Он смотрел на меня и улыбался всё так же ехидно, но и мягко. Но жутко наигранно. — Поезжайте домой и подумайте над произошедшим. Вам нужен покой… После он отпустил меня. И я в той же самой прострации медленно ушла из его палаты, ни о чем не думая. И так же с пустой головой уехала домой. Почему я это сделала? Возможно, он был прав и мне нужен был отдых, нужна была перезагрузка…***
*- Вы верите в Дьявола? — Нет — Напрасно. А он в нас верит* — послышалось из телевизора. Я сидела, пила горячий чай, закутавшись в плед, и смотрела любимый фильм. Стоит ли верить в Дьявола? Стоит ли придавать религии такое значение? Или же лучше верить всяким пафосным фразам, что Дьявол живет в каждом из нас? Не знаю, я не склоняюсь ни к какому из этих вариантов, но один Дьявол меня точно донимает. А второй поселился в моей душе… Уже вечер, а я до сих пор не знаю ответ на будоражащий с самого утра вопрос: «Что со мной было?». Я не могла загнать своё поведение ни в какие рамки разумного: либо ничего не подходило, либо мне не нравился диагноз, который явно не мог существовать в моей жизни. Сейчас я помнила всё. Помнила все ничтожные и грязные подробности, из-за чего было ещё противнее, потому что ещё на встрече с Ником я помнила лишь малое начало, а меня уже выворачивало от этой мысли. Да, Джеймс выместил на мне всю свою злобу, скопившуюся за столько лет. Иногда алкоголь ужасная вещь, хоть я и люблю его. Сегодня я старалась избегать любой встречи с ним, и мне это удалось. Я… Я даже не могу представить мою реакцию при встрече с ним. Точнее, я могу представить свою нормальную реакцию, как бы я это сделала, но в связи с последними обстоятельствами я не могу быть уверена в чем-либо, особенно касательно этого инцидента. Я помню это начало, достаточно жесткое и грубое, хотя… и дальше было не нежнее. Помню, в каком месте и в какой момент я так безразлично поддалась ему, отдав полностью своё тело и бездушно смотря в потолок. Помню, как под конец он безразлично кинул меня на пол как надоевшую игрушку и ушёл, оставив кабинет открытым, как лежала там какое-то время, а после почти полностью раздетой с каменным лицом дошла до своего кабинета и завалилась спать. Хоть мне было и всё равно, но я помню каждый синяк и каждое чувство от него. Но почему я сейчас не рыдаю? Почему я не бегу в полицию с донесением об изнасиловании? Почему здесь и сейчас я сижу и думаю об этом? И почему я так окаменела от слов Ника? Может… Может это правда? Я ведь не сопротивлялась, хотя и наслаждение не получила. Или получила? Может быть я просто не помню этого, и дойдет это до меня только через несколько дней? Фу, звучит ужасно и страшно, как будто я сама являюсь шизиком. Это ненормально, это точно ненормально! Но ещё более безумные мысли лезли мне после в голову… Может… Стоит встретиться с Джеймсом? «Может, стоит повторить?». Что за чертовы мысли? Черт, черт, ЧЕРТ! Нужно избавиться от них! Нет, нужно узнать. Как я себя вела, нужно пересилить себя и поговорить с ним, можно даже пригрозить полицией, ведь это тоже опасная штука — может и на срок загреметь, а особенно если приплести свидетелей. Хотя, кто возьмет психа в свидетели, забавно. Я встала и судорожно стала искать вещи. Нет, мне нужно было вернуться в больницу. Если не спрошу Джеймса, то прижму Ника. Может, с ним всё же удастся поговорить, может, даже договориться… Что за дурные мысли? Или бросить всё и пойти в бар? Найти там какого-нибудь красавчика и провести ночь правильно, а не как Эту? Тогда это будет стоящая перезагрузка, тогда и определюсь же… Нет, мне нужно в больницу. Зачем? Да сама, черт его, не знаю.***
— Здравствуйте, мисс Элизабет, — в какой уже раз встречаю кого-нибудь из коллег и слышу это в ответ, словно бы вне были запрограммированы только на эту фразу. Конечно, я отвечала им доброй улыбкой и легким кивком головы, но это лишь прибитые шаблоны, по которым легче всего идти. Зачем придумывать что-то новое, когда все давно уже сделано и настроено. Зачем вообще о чем-то думать? Нам нужно лишь следовать прописанным кем-то алгоритмам, чтобы просто получать деньги и тратить их на продолжение нашей ничтожной жизни. Да, ко мне вернулся мой прежний настрой (хоть на этом спасибо). Я всё так же цинична и ненавижу своё окружение. Да… Следует заглянуть в свой кабинет, может даже немного прибраться, если потребуется. На пути в белых коридорах ещё несколько раз я сталкивалась с какими-то знакомыми мне работниками, явно удивленными моему присутствию на работе, ведь до этого почти целый день меня было не сыскать — я никого не предупредила о том, что слиняю с работы. Но, похоже, начальство это не беспокоило. А может, протрезвев на утро, он закрыл глаза на мои выкидки, потому что ощущал свою вину? Хм, интересно, а этот человек способен вообще раскаиваться в своих грехах? Как раз и узнаем, чувствует ли он себя виноватым или же является тем человеком, каким и представлялся мне. Только вот и Еврея я за сегодняшний день ни разу не встретила. Может, это к лучшему, а может и нет. Нужна ли мне сейчас дружеская беседа, или же она только спугнет мой жесткий и решительный настрой? Я не знаю ответа на этот вопрос. Люди очень странные существа. Сколько раз убеждалась в этом… Я ещё несколько раз поздоровалась с персоналом и подошла к своей двери, моментально достав ключ из кармана брюк и вставив в замочную скважину. Провернула ключ — повернулся, издав щелчок. Значит, я всё же закрыла перед уходом дверь, а то дергалась по этому поводу всё это время. Не хотелось мне, чтобы кто-то чужой копался в моих документах. Я зашла внутрь и ощутила некоторое облегчение и чувство безопасности, такое бывало после выматывающих дней или каких-то скандалов. Я вновь провернула ключ и оставила его в двери (на всякий случай). Было тихо, безумно тихо. Мне вспомнилось моё утро, когда тишина убивала меня, но здесь было по-другому: она не была такой плотной, такой… густой и липкой, как тогда, ведь я могла услышать легкие колыхания ткани штор от ветра, какой-то незаметный шум из окна. Ноги ужасно гудели в неудобных туфлях (почему это я их надела?), поэтому я тут же разулась, кинув их куда-то в сторону. Я осторожно обернулась, будто бы позади меня должно было ожидать что-то ужасное. Почему? Кого я ждала? Может быть, его? У меня точно началась паранойя, потому что в кабинете было всё так же пусто, как и утром, когда я его покидала. Да и вообще он был точно таким же, как и обычно, чего я тут вздумала. Единственная деталь — одежда после ночи. Точнее, остатки от этой одежды. Резко мной завладела какая-то злость, и я бросилась (реально подбежала) к дивану, остервенело схватив ненавистную мне материю, и тут же кинулась выкинуть её в мусорное ведро. Эх, а ведь когда-то я любила этот наряд… После этого я окончательно успокоилась и села в кресло за стол. Был один у меня способ быстро успокоиться: сесть и откинуться на спинку, выкинув все мысли. Я плавно отдалась в объятья своей любимой детали интерьера, параллельно делая длинный выдох и скользящим движением укладывая свои руки на подлокотники. Всё. Это мои покои, и я могу позволить себе делать, что пожелаю. Всё хорошо… Я закрыла глаза и… Хлопок. Я раздраженно открыла глаза и поняла, что нахожусь в почти кромешной темноте. Похоже, лампочка оказалась бракованной. Ну вот какого черта? Теперь придется самой корячиться и менять, так ещё и осколки на полу разброшены, а я додумалась тут босиком пройтись. Да, это самый удачный день в моей жизни, день и ночь! Что-то недовольно бурча себе под нос, я направилась к шкафам у стены, стараясь ступать максимально по краю, чтобы не нарваться на остатки лампочки, хотя, вряд ли это могло помочь. Вообще-то, обычно за состоянием освещения и всего такого следят специальные люди, но, как всегда, были неполадки в корпусе с больными, поэтому их было невозможно дождаться. И из-за этого я всегда хранила ящик с необходимыми инструментами, и в том числе лампочками. Он был на одной из верхних полок. Когда я подошла к шкафу, то поняла, что наконец-то до меня дошёл тот факт, что в темноте неудобно за ним лезть, и я его спустила на полку пониже, поэтому сейчас он стоял немного ниже, почти на уровне моих глаз. Только я достала тяжелый ящик, как мельком обратила внимание, что за ним стояло ещё что-то темное в конце, хотя я бы и в жизни ничего за него не поставила. Может, что-то выпало? Я потянулась за этой вещью и нащупала что-то твёрдое и… деревянное. Это было что-то легкое, поэтому я потянула на себя, чтобы посмотреть, хотя идея была глупая, ведь почти ничего не было видно. Когда я достала эту вещь, то мне стало немного не по себе — это была шахматная фигурка. Точнее, слон. Чёрный слон. И к его основанию была прикреплена на двухсторонний скотч игральная карта. Я открепила карту, поставив фигурку обратно на край полки. Там было что-то написано, но в таком мраке трудно было что-то различить, поэтому я не сразу смогла это прочитать. «Надеюсь, завтра вы сделаете свой ход…» Что… Конечно, ясно от кого это послание, но почему именно завтра? Что оно могло значить? И почему… Вот же черт! Я тут же кинулась обратно к своему письменному столу, по пути явно пару раз наткнувшись на острые осколки, но не это меня сейчас беспокоило. Я с силой дернула за ручку ящика и начала судорожно листать свои папки с документами. Неужели? Он был в этом кабинете! Он всё это подстроил! Но зачем? Так, это Джесс, Моника, а где… вот ещё счета, так, методички… Где? Они пропали! Я точно помню, что положила их сюда! И листая в очередной раз стопки с бумагой, я наткнулась на цветок, а именно засушенную ромашку, лежавшую там, где раньше были мои документы. Там были заметки и все находки, которые добыл Сэм, часть которых я даже не успела полностью прочитать и проанализировать. Но я же закрывала ящик? Он взломал замок? До этого в судорожной панике вставшая на колени перед ящиками, я обессилила и села на пол, усмехнувшись. Чертов романтик… Почему-то я ожидала этого, было очень предсказуемо, что мне не дадут ни единого шанса выиграть, обрывая все нити, чтобы я, как слепой котенок, искала что-то наугад. С самого начала была обречена. Я ещё раз взглянула на засушенный цветок — он был небольшим, явно сорванным с нашей поляны или из нашего зимнего сада, бережно засушен. Только вот его стебель был вымазан в чем-то темном… Не удивлюсь, если это кровь. Так почему всё же завтра? Думал, что я не приеду? Так нет, тогда нужно было написать что-то другое, ведь посмотрела бы я на неё только завтра, и то, лишь вечером, когда включила бы свет. Да и сегодня бы не увидела, ведь я должна была уехать, а днем свет нет смысла включать. Или же… Он знал, что я приеду сегодня вечером сюда? Неужели я настолько предсказуема? Или же он настолько проницателен? Но почему завтра? Этот вопрос меня жутко мучил, поэтому я решила ещё раз перечитать написанное — карточку я схватила с собой и кинула на стол, так что даже вставать не пришлось. У стола было видно намного лучше: с окна светил свет фонарей с территории, так ещё и выползающая луна добавлялась ко всему этому. Но на карточке было написано то же самое, тем же самым красивым почерком. Нет, всё-таки он сам это всё писал, должна за это отдать ему должное при его то состоянии. Но ведь это опять смысловая карта, не так ли? Я перевернула её и увидела какого-то пожилого мужчину с мечом, который скинул со своей головы капюшон и слезно о чем-то просил на коленях, протягивая руки к небу. И внизу была подпись: «Раскаянье». Не успела я даже подумать над смыслом этой карточки, как мои мысли прервал жуткий грохот и звук разбивающегося стекла с улицы. Это было настолько резко, что я сначала не поняла, что это было где-то рядом, а уж тем более в нашей больнице. Но после послышались женские крики и возгласы, а так же какая-то беготня в коридоре. Что-то произошло. И это что-то подняло на уши не только весь персонал, но и собирающихся домой психологов и других работников. Я тоже поднялась и направилась к выходу, опять забыв про осколки, да и не подумав обуться. Сейчас было что-то неизвестное, а людей больше всего в жизни пугает незнание. Когда я вышла из кабинета, меня чуть ли не сбила с ног торопившаяся секретарша, в которой читалось больше любопытства, чем испуга. А вот меня эта ситуация очень настораживала. Я пошла за ней, куда шли и другие. Видимо, что-то случилось на моём этаже. Мне уже не нравится такое совпадение. Жутко не нравится. Все торопились в южную сторону, где находились кабинеты работников, хотя, я поначалу думала, что это произошло в крыле для пациентов, ведь было несколько случаев, когда наши больные вытворяли что-то выходящее за рамки. Но звук я слышала со стороны улицы… Все, кто здесь шёл, ничего не мог понять, как и я. Вот полная женщина, работающая санитаркой на верхнем этаже, явно любительница всяких сплетен и сенсаций, потому что её лицо горело не беспокойством, а лишь любопытством и предвкушением. Но вот почему-то оно начало меняться, легкая улыбка начала смываться с лица, превращая его в смесь страха и непонимания. Я повернулась обратно, поняв, что наткнулась на кого-то. Мы дошли до толпы, которая столпилась у входа в несколько кабинетов. Но я уже знала, в каком из них произошло что-то страшное… Я начала понемногу пробираться через толпу ближе к открытой двери. Многие просто стояли на пороге, боясь заходить внутрь. Впечатлительные девушки закрывали рот руками, чтобы скрыть свои истерические всхлипы, кто-то просто смотрел, не до конца понимая что происходит, некоторые мужчины и санитары пытались отвести женщин подальше от двери, но им это не помогало. На входе стоял один из штаба психологов, он с этого же этажа. Он придерживал дверь, но почему-то не закрывал её до конца, жестами отводя других от неё. — Джон, что произошло? — я удивилась своему твердому и настойчивому голосу. Откуда сейчас во мне взялся этот металл, этот стержень? — Эллис? Я думал, ты утром уехала домой… — Джон, ответь, — я немного злобно смотрела на него. Он был на удивление нерешительным, вялым, неуверенным в чем-то. — Лучше не стоит, Эллис, на это не стоит смотреть до приезда специалистов… — Впусти меня. Живо, — он попытался ещё что-то сказать мне в ответ, но, увидев мой взгляд, отступил и тяжело выдохнул. После он жестом показал на дверь, отпустив её. Его руки безжизненно повисли вдоль тела. — Только ничего не трогай там, Эллис, — голос его звучал обреченно. И лишь по его голосу можно было понять, что произошло. — Я знаю. Уже бывало… — как-то странно ответила ему. Теперь мой голос дрогнул, словно кто-то прикоснулся к незажившей ране. Я будто бы и усмехнулась, но злой и печальной шуткой. Всё вновь повторялось. И вновь я наедине с пустотой. Джон бережно прикрыл за мной дверь, только не закрыл — не мог закрыть, потому у самого проема лежали какие-то осколки и бумаги, мешавшие это сделать. А сдвинуть их нельзя до приезда полиции. Да и мне здесь находиться нельзя, но, видимо, из-за недавних обстоятельств, Джон уступил мне. У меня есть от силы минут десять, пока не подъедут инспектора. Хотя, мне и этого будет предостаточно. А передо мной был вид как из фильмов ужаса: внутри был полный погром, с полок были сброшены вещи, все шкафы обрушены на пол, безжалостно выломаны ножки стульев. А перед взором, как в конце коридора, от ветра колыхались легкий белый тюль, скрывающий разбитое окно. Это был кабинет директора. Но теперь его трудно было узнать. Я не могла узнать цвет на стенах, не узнавала длинный стол, не могла понять, окна ли передо мной. И именно в них была брешь, из которой внутрь попадал свежий вечерний воздух. Кабинет был узким, но длинным. И на всём пути к окну были разбросаны вещи, которые мне приходилось аккуратно перешагивать, чтобы не сдвинуть с места и не нарушить этот покой в хаосе. На полу валялись какие-то грамоты, осколки от бутылок из-под алкоголя, от кувшинов, какие-то разорванные книги… Даже не хотелось думать о том, что здесь произошло, что здесь творилось последние несколько часов назад… Всё казалось каким-то отстранённым, но в то же время обычным, будто бы подобные картины были для меня естественны. Бред какой-то… Проходя мимо стола, я остановилась и задержала взгляд на одном из мест. Это был тот самый длинный стол для общих собраний. И в одном из мест было что-то написано или даже выцарапано. Я подошла ближе, только вот больше не сделала ни шагу, потому что ужаснулась надписи. «Здесь! Здесь? Здесь!!! БЫЛО ЗДЕСЬ!». Этими словами под разными наклонами и разными шрифтами было покрыто лишь одно место, которое, видимо, для полицейских ничего не пояснит, но… По коже пробежала дрожь, потому что именно на этом месте, на этой столешнице он… он поимел меня. Грубо и жестко. Я прекрасно помню это место, потому что сама поцарапала стол за край. И эту царапину я тоже нашла… Мне уже не нравится это всё. Что это могло значить? Опять послание для меня? Я пошла дальше. Но мой путь продолжился ненадолго — я вновь остановилась у стола, только теперь около его места. Моё внимание привлекла именно столешница: вся её поверхность была исцарапана какими-то надписями. Издалека трудно было разобрать их, поэтому мне пришлось совершить несколько трудных акробатических движений, чтобы не задеть разварашенный шкаф. Надпись постоянно менялась, особенно их шрифт и наклон, но все были написаны в порыве какого-то гнева с резкими и острыми углами. Было много слов, но в основном повторялась лишь одна фраза: «Я согрешил, я виноват, я ГРЕШНИК!». С каких пор он настолько набожен, что убивается по этому так сильно, что устроил погром. Или же это не он? Только, где он? Я повернулась ещё к одному месту, не исследованному мной. Каждый свой шаг я делала максимально аккуратно и тихо, но не потому что боялась оставить след, а лишь из-за волнения, наполняющего мою душу как сосуд, от страха, который пробегал по моим костям… Я остановилась напротив и легким движением отодвинула развевающуюся штору. И этот шум был отсюда. Там… внизу… На свежеевыстреженном газоне лежало чьё-то тело, но по одежде можно было легко понять, чьё оно. И лежало это тело в неестественной позе с вывернутой шеей и с застывшим выражением лица, смотрящим куда-то вдаль. Вокруг уже столпилась толпа, горевавшая по своему начальнику. — Эллис, — меня передернуло от сильного голоса с другой стороны. Кто-то открыл дверь и позвал меня, так? Я повернулась и увидела знакомое лицо, но не такое веселое как бывает, а чем-то испорченное. — Пойдем, дорогая, скоро приедут. — Да…***
За окном проносились огни встречных автомобилей, смешиваясь со свечением фонарей. В машине было тихо, играла легкая ненавязчивая мелодия из приёмника с передних мест, но до нас она плохо доходила. Рядом со мной сидел человек, в котором я нуждалась в последние несколько дней, как никогда раньше. Только вот сидел он хмурый, задумавшийся и потерянный. И больше всего здесь, во всей этой ситуации меня пугало его лицо — уставшее, вымотанное, будто бы постаревшее на несколько лет. Не таким я его помнила… — Что-то произошло? Еврей немного удивленно глянул на меня, будто бы я задавала странный детский вопрос. Да, понимаю, что-то произошло, но меня не волновало всё, что было сейчас… Меня больше беспокоило то, что происходило внутри его мира, который был на самом деле хрупким. — Ничего… Сейчас у нас другие дела, — он тихо отговорился от меня, но не так, как отвечают надоедливым детям, а достаточно мягко и заботливо, будто бы не хотел говорить именно сейчас. Да, потом я могу услышать от него ответы, но разве у меня есть что-то кроме «сейчас»? Нас везли в участок в глубокую ночь. Наверное, часов пять прошло с момента их приезда, а лишь сейчас они решили собрать всё по кусочкам. Насколько я знала, полицейские сошлись на суициде, потому что трудно было придумать что-то другое, но из-за отсутствия предсмертной записки, были кое-какие разногласия. В общем, они хотели ещё задать пару вопросов про его поведение в последнее время, про его характер и всё такое, чтобы собрать обстоятельства по кусочкам. Только вот что-то мне подсказывало, что у них не получится это сделать и они закроют так и не раскрыв это дело. — Но всё же… — настаивала я. Он тяжело вздохнул и посмотрел с мои глаза. Видимо, он понял, что я не отстану. — Просто… Сегодня я был в суде. Так вот почему я его сегодня не видела. А он даже не сказал мне об этом. — Мы развелись окончательно, — эти слова давались ему с трудом. Он очень любил свою жену, поэтому их расставание буквально убивало его. Да, похоже, он надеялся избежать такого официального приговора, который бы обрывал совершенно все пути к примирению. И за своими проблемами я не увидела чужие. Из-за своей эгоистичной натуры я упускала мимо ушей всегда его рассказы об их перепалках и ссорах, хотя должна была обратить внимание, должна была чем-то помочь. Но слишком поздно. Всё кончено и рыпаться бесполезно. Невозможно вновь идеально склеить разбитую вазу, ведь какие-то детали всё равно исчезли бесследно. Да и не каждый клей возьмет… — Ну, я всё же могу видеть своих детей, иногда навещать их. Такой вроде был приговор. Но они остались у неё… А после позвонила наша секретарша и сказала, что произошло в больнице. Я сорвался из суда, а Джон сказал, что ты странно выглядишь, поэтому… — Поэтому ты забрал меня… — подытожила я. Одно событие перекрывает другое. Наверное, это очень трудно. — Сказали, что ты сегодня вообще куда-то с работы сорвалась, потом опять вернулась. С чего это вдруг? — его голос немного оживился. Явно ему не хотелось говорить на болезненную тему, а мне не хотелось его заставлять. Не нужно. Когда придет время, он сам мне всё выскажет, я его знаю. Но сейчас ему самому стоит переварить всё произошедшее. — Ну, я просто забыла выключить дома утюг, а потом слишком увлеклась сериалом, вот и приехала только под вечер, — это должно было прозвучать как шутка, только вот интонации мне не хватило, поэтому Еврей ещё очень долго смотрел на меня. Может быть подумал, что правду сказала? Было бы забавно. — Утюг, значит. Хорошо, пусть будет утюг. Он усмехнулся. Мы долго ехали, но предстояло проехать ещё столько же. Я ужасно устала, поэтому положила голову Еврею на плечо (он сам был не против этого), а после совершенно не заметила как закрыла глаза. — Эллис, — легкий толчок, и меня передернуло. Машина уже стояла напротив главного офиса, в котором я была совершенно недавно. Все выходили из машины, направляясь в сторону постоянно открывающихся и закрывающихся дверей. Видимо, у полицейских нет понятия ночи. По пути в общий кабинет я заметила ещё нескольких психологов и секретарей, выходивших из машины. Все имели обреченный, даже заплаканный и вымотанный вид. Только я была подозрительно спокойна и холодна, будто бы знала о неминуемой гибели. Хотя, может подсознательно я догадывалась об этом?***
После небольшого опроса нас вывели в общий коридор и попросили подождать. Здесь находилась добрая часть персонала вперемешку с какими-то алкашами и бомжами, видимо, дожидающимися своего оформления. Но сейчас было не до них. Для нас с Евреем уже не осталось мест, поэтому мы встали у стены. Коридор был достаточно узким, в длину больничной тележки где-то, с низкими белыми потолками, со стоящими на полу растениями с белых горшках и множеством дверей, только вот куда они вели, было неизвестно. Вдоль стен стояли лавочки, но, как я сказала, места уже не было. Точнее была парочка пропусков, но только рядом с коренными жителями улицы, от которых неприятно попахивало. — А это кто, — я аккуратно кивнула в сторону девушки, сидевшей в паре метров от нас. — Оу, вроде, это его жена, — тихо шепнул мне на ухо, чтобы не показаться грубым. Девушка была действительно шокирована и нервно сжимала свой телефон в руках. Вид у неё был потрепанный, явно выдернули посреди ночи. Хотя, это логично, ведь, насколько я помню по рассказам самого Джеймса, сейчас они жили раздельно. Она явно никого не ждала. Черные растрепанные волосы были собраны в пучок, на лице ни грамма косметики, поэтому отчетливо виднелись большие круги под глазами и усталость, наскоро надетый свитер и какие-то простенькие лосины, поверх ещё плед — именно такой предстала она. Даже не узнала… Видела и не раз её фотографии в социальных сетях, где она выглядела как сногшибательная брюнетка, даже удивлялась, поему же Джеймс ходит налево. Но, видимо, не всё так красиво, как кажется с первого взгляда. Без косметики эта дамочка выглядит убого, так ещё и изуродованная неожиданными трагичными новостями. Что ещё следует ожидать? Она смотрела куда-то в пол, погруженная в свои мысли. Ей явно нужен разговор с профессиональным психологом, иначе ей будет тяжело вернуться обратно. Но у меня не было и капли желания с ней говорить. — Простите, мисс Элизабет Хаустил? — ко мне со спины подошёл какой-то сотрудник, обращаясь ко мне. В руках у него были какие-то документы. На фоне общего гула, складываемого из шепота и каких-то вздохов, его голос казался ужасно тихим. — Да, чем могу помочь? — я полностью развернулась к нему, бросив изучать внешность супруги погибшего. — У меня к вам есть вопрос, — я почувствовала, как за спиной Еврей откинулся на стенку, с одной стороны не заинтересованный в этом разговоре, но всё равно находившийся рядом, — наши эксперты нашли следы близости вас и погибшего… — Да, я занималась с ним сексом прошлым вечером, — раздраженно кинула я. Мне не особо хотелось уточнять этот факт, а особенно здесь. — Но вы об этом не сообщили нам? — молодой парень немного удивился, как бы упрекая меня. Видимо, не понравился ему мой недовольный тон, но пусть не беспокоится — не из-за него так злюсь. — Я посчитала, что такие подробности не понадобятся. Это наше личное дело. — Хорошо, надеюсь, больше ничего не было, — парень немного виновато улыбнулся и куда-то уже направился. Только вот своим боковым зрением я заметила движение на скамейке. Да, всё же она услышала. На лице жены выражалось полное недоумение, перемешанное с гневом. Она ещё несколько мгновений смотрела на меня, как на виновницу всех её бед. Хотя, может быть так и было, откуда я могла знать? — Ах ты, — прошипела девушка и быстро подошла ко мне, а поровнявшись отвесила сильную пощёчину — универсальное женское средство выражения своей ненависти. На это быстро среагировал только что отошедший сотрудник и уже подбежал к девушке, удерживая её от новой атаки и уводя прочь. — Сучка! Шлюха! Да как ты посмела! Да как ты смеешь здесь стоять и так просто говорить об этом? Это ты, ты во всем виновата! — она ещё пыталась вырываться из цепкой хватки сотрудника, когда он её пытался отвести в сторону. — Вы свободны, — кинул нам успокаивающий взбесившуюся девушку сотрудник. Я даже не медлила и сразу же направилась к выходу, лишь услышав следующие за мной шаги Еврея. Мне не хотелось больше находиться здесь, в этом здании, в этом городе, на этой земле. К моему счастью, тут уже столпились таксисты, желающие наживиться на чужом горе, развозя освободившихся. Гнилое это дело, конечно, и в другие моменты своей жизни я бы лишь недовольно цокнула на них, но сейчас это было кстати, потому что стоять и ждать машину хотелось вдвое меньше. А особенно в такую погоду: я была лишь в легкой кофточке, когда нас забирали, а на улице уже давно стояла пасмурная прохладная погода с холодным ветром. Я быстро села в такси, назвав адрес, в такси открылась ещё одна дверь, и внутрь влез Еврей. Я совершенно забыла про него. Точнее, я надеялась, что он забудет, ну, или не последует за мной. Но мои злобные надежды напрасны, я так полагаю. Я докоснулась до щеки, на которую пришёлся удар его супруги. Жгло, но не так, чтобы было больно. Просто необычно… — Я не знал… — начал было он, но я резко перебила. — Давай не сейчас. Только не здесь. — Хорошо, — сговорчиво ответил он. Дальше мы ехали в совершенной тишине, даже не смотря друг на друга. И только когда мы подъехали к моему дому, я спросила: — Зайдешь? — Конечно, только вот расплачусь с водителем. Я улыбнулась. Пожалуй, это был первый раз за последние сутки. Он был всё таким же неизменным, таким же знакомым и добродушным. Пока я медленно поднималась по лестнице к домофону, он успел расплатиться с таксистом, перекинувшись с ним парочкой фраз, а так же догнать меня. А после так же молчаливо и сговорчиво последовать за мной. Дома было тихо и душно. Я небрежно стянула свои каблуки и лихо направилась к себе на кухню, даже не думая пояснять своему гостю что здесь, да как — он был у меня на квартире уже не в первый раз, поэтому точно должен был запомнить тонкости наподобие расположения тапочек и выключателей для света. Пока я искала стаканы и нужную неоткрытую бутылку, внимательно вслушивалась в мерное шуршание Еврея в коридоре, который в этом плане был очень чистоплотен и не мог спокойно пройти в чужую квартиру, не поставив свою обувь максимально аккуратно и незаметно, не повесив своё пальто на тремпель и не обувшись в мягкие махровые тапочки (только такие были у меня в квартире). — Эй, мне совсем немного, — кинул он, входя в комнату и усаживаясь на один из стульев. Я как раз к этому времени нашла хороший коньяк и открыла его. Показательно для него я налила лишь пару сантиметров на дне бокала, когда себе, немного поразмыслив, влила почти под самую завязку. Док лишь молча посмотрел на это, но не стал ничего говорить. Я продолжила наш стиль и ничего не произнося, залпом осушила бокал под удивленный взгляд собеседника. Да, понимаю, что такой напиток не пьют подобным образом, но мне жутко хотелось это сделать уже как несколько часов. — Видимо, всё хуже, чем я представлял, — вставил Еврей, отпивая небольшой глоток, — что произошло, Эллис? Я посидела ещё некоторое время, ощущая, как благородный алкоголь сжигает мою гортань. Было горячо, но это было намного лучше, чем… Нет, нужно прогнать все эти мысли прочь. — Он меня изнасиловал. — Что? — Еврей непонимающе посмотрел на меня, пытаясь вглядываться в моё лицо, чтобы понять, шучу я или нет. — Он меня изнасиловал, Док. Просто взял и поимел. Жестко поимел, на этом сраном столе! — впервые я закричала за это время, я сорвалась, но тут же выдохнула и максимально отвела взгляд. Чувствовала я себя жутко раздраженно. Но я не хотела срываться на этого человека, пожалуй, единственного, которому было не всё равно. — Я не знал… Я… Я даже предположить не мог, что всё так… Лучше не рассказывать, ведь тебе тяжело, — его голос действительно дрожал. Он беспокоился за меня. — Не надо уже об этом просить, я ведь всё равно расскажу, — шуточно говорила я, но мой голос выдавал состояние. То самое состояние, когда человек пытается отшутиться, но находится он на грани, и ещё немного и легкий смех превратиться в психический нервный тик. И сейчас это происходило со мной. Целый день я чувствовала себя достаточно спокойно, но почему-то сейчас мне было за что-то… даже стыдно. Мне было стыдно признаться в этом своему другу, показать свои же глупости и ошибки, ведь, в каком-то смысле, я привела это всё к такому моменту. Если бы я не нарывалась, если бы давно дала ему или же просто не рисковала, то ничего бы не было, но нет же, моей душеньке спокойно не сидится. — И ты об этом не сообщила в полицию? Почему? — он действительно удивлялся. — Почему? — я повернулась и посмотрела в его лицо. Да, сейчас оно намного живее, чем было до этого, сейчас волнение придала ему необходимые живые черты, которые делают людей людьми, — сейчас это уже не имеет смысла, — я повернулась обратно, опять зацепив свой взгляд на столешнице, ведь так было проще, чем смотреть в чьи-то глаза. — Из-за чего ты так считаешь? — не унимался док. — Сейчас эта информация совершенно ни к чему. Тем более ты видел его жену. Каково будет ей, если она узнает, что её муж не просто изменил ей, а ещё и изнасиловал кого-то? Принудил кого-то силой? — я обернулась через плечо. Лицо Еврея резко поменялось. Неужели я настолько жалко сейчас выгляжу, что вызываю у него такие изменения? Насколько же ужасно? Не хотела бы видеть себя… — Да, не в лучшем было бы свете… — И это не единственная причина. Просто… не хотела огласку такую… Ведь если я бы рассказала всё это, то слухи просочились бы и в больницу, а зачем мне это? Было бы очень неприятно… Мы просидели ещё некоторое время молча, пока я допивала очередной бокал. А может, уже и третий… Ох, я не считала. — Я шлюха? — А? Я очень сильно обескуражила его. Может быть он удивился и от того, что я резко повернулась на него и стала пристально смотреть в его лицо. — Скажи мне, я похожа на шлюху? На конченную проститутку после всего этого? — мой голос был надрывным, будто бы я сейчас должна была разрыдаться, хотя ничего подобного я не ощущала. — Нет, нет, конечно! — он аккуратно положил свою ладонь на мою щеку, как делают это отцы к своим дочерям, — просто у тебя черная полоса в жизни. И ты прекрасна. Ты замечательная девушка и на самом деле не такая уж плохая, уж поверь мне, я тебя знаю. И в тебе намного больше хорошего, чем ты думаешь. Я накрыла своей ладонью его теплую руку. Ведь он был единственным человеком, которым беспокоился обо мне, который действительно переживал о том, что творится внутри меня. Всегда готовый поддержать, готовый защитить, подбодрить, когда это нужно. Это единственный дорогой мне человек. Неожиданно для самой себя, я вдруг резко подалась вперёд, потянувшись к нему. Он явно этого не ожидал, но и не сопротивлялся. Но… Я остановилась в паре сантиметрах от его лица, замерев. Несколько мгновений находясь в таком странном положении. Я с силой сжала губы и вернулась обратно. — Прости, — только и выдавила из себя. Я не смогла этого сделать. Не хватило решимости? Недостаточно чувств? Или есть что-то ещё, останавливающее меня? — Ничего… — неуверенно ответил он, — выбрось из головы. Я устав от всего этого, запустила руки в волосы и навалилась на стол. Он посидел ещё немного рядом, поддерживая стоящую рядом тишину, но после слегка докоснулся до моего плеча. — Тебе стоит отдохнуть, поспать, — его голос был всё так же заботлив, так же добр ко мне. А я не смогла этого сделать… — Да, следует… — А так же всё же обратись к врачу, к специалисту. Тебе стоит провериться — это как врач тебе говорю. Мало ли что там. — Конечно… — Я, пожалуй, поеду, — он неуверенно встал из-за стола. Я приподняла голову и посмотрела на него. У него был видно растерянный вид. Он так же, как и я, не знал, что с собой делать и со своими чувствами. Я проводила его в коридор. Да, у меня был вид очень вымотанный, как будто я была гребанным рабом на трех работах. Я неуверенно облокотилась на стену, сжав рукой плечо. Медленно обувался уж, вытягивая и завязывая каждый шнурок, поправляя каждую складочку, как бы растягивая время. Но после он выпрямился и посмотрел на меня. В его взгляде читалась неуверенность и тоска, но он был жутко потерянный. — Я, пожалуй, завтра вряд ли появлюсь на работе, буду ездить и разбираться с кое-какими оставшимися проблемами и делами… Поэтому, не скоро встретимся… — Да, я всё же пойду завтра на работу, потому что там будет какая-то суета, обязательно будет что-то по поводу смерти директора… Хоть кто-то из нас должен быть в курсе всех эти событий? Он улыбнулся. Как-то легко и неуверенно. Странное сочетание, не так ли. А я жалась как восьмиклассница, поджимая губы. Мне было жутко неловко, будто бы меня запихнули в чье-то другое тело, так ещё и на несколько размеров меньше моего. — Увидимся… — Да… И я закрыла дверь за ним. И осталась так стоять, оперевшись головой о холодный металл, перегораживающий мне дорогу к нему. Несколько минут назад я чуть ли не совершила самую жуткую ошибку в своей жизни или… упустила единственный свой шанс. Я не знала, что из этого было, я не могла понять, что из этого могло быть хуже или лучше. Я совершенно запуталась. Я перевернулась и сползла по двери вниз. И лишь только сейчас до меня дошло, как жутко у меня болели ноги… Мне точно нужна перевязка и горячий душ. А перед сном я размышляла, как же глупо и нелепо бы было, если бы я залетела от Джеймса. Тогда меня точно бы стукнул удар, и я загремела бы в психушку. Хотя, ни разу ещё не видела беременных пациенток. Может, я буду одной из первых? А что тогда будет с моим ребёнком: его оставят со мной навечно в психбольнице, как прямого наследника, или же отдадут в детдом? Или же его жене? Конечно, я знала, как поступают в таких моментах, но мне хотелось подумать об этом глупом действии. Я хотела лишь представить, что было бы, если бы всё вокруг было психбольницей, а все мы — лишь пациенты…***
Насколько я поняла, с самого утра в больнице была суета, и продолжалась она до сих пор, то есть до обеда. Именно в такое время я смогла приехать на работу, потому что после всех выматывающих событий меня вырубило сразу после душа и надолго. Но я хотя бы как человек себя чувствовать стала, не то, что раньше. Кабинет уже почти полностью прибрали, там особо ничего страшного и подозрительного не нашли, кроме надписей на столе. Ну, и это хорошо, хоть не стоит докапываться по каким-то ещё деталям, искать в них подсказку или ещё что-либо. Всё на поверхности, за что я даже немного благодарна. — Мисс Элизабет, — по коридору меня догнала моя мышка, которая выглядела очень потрепанно. Видимо, на её опыте смерть кого-то была почти первой, тем более я знала, что в тайне эта скромная и тихая девочка просто дрожала от любого взгляда своего обожателя, брошенного на неё. Да, она в тайне мечтала, чтобы он хотя бы раз обратил на неё своё внимание. Не туда ты стрелял, Джеймс, не туда. Тебе стоило поставить ставку на неё, а не на меня, потому что из неё вышла бы шикарная податливая любовница, готовая исполнить любые указания. Да и по фигуре своей она очень даже неплохо вышла, просто за серыми костюмами это трудно заметить. Она бы перед тобой на коленях ползала, как собачонка, а в постели можно и научиться, была бы только практика. Давно бы с ней роман закрутил, была бы к этому времени, а то и раньше, шикарная и молчаливая любовница в твоём распоряжении, да и жив был бы. Эх, Джеймс, не ту ты даму выбрал… И это была твоя роковая ошибка. — Да, что-то случилось? — сейчас я пришла в полную норму и выглядела совершенно так же, как и раньше. А сейчас мало кто мог похвастаться таким спокойным состоянием. Отдых мне явно пошёл на пользу. — К нам прислали временного работника на место…на место мистера Джеймса. Он попросил зайти вас и обговорить пару вопросов, — она явно волновалась. Ей трудно давались некоторые слова. Мне её даже немного жалко, потому что после его гибели она ещё не до конца оправилась. Весь её внешний вид — потрепанный, несобранный, неопрятный — говорил о тяжелой бессонной ночи. Хотя… разве мне её жаль? — Хорошо, я зайду, как только освобожусь, — теперь мне следовало направиться не в кабинет, потому что он находился под ремонтом, а в приемную. Именно там пока обосновали наше начальство. Хотя, для кого оно было начальством? Явно не для меня. Сейчас мне вообще было всё равно, потеряю я эту чертову работу или нет, совершенно. Да и это уже третий директор, насколько я знаю, а я здесь с того дня, как открыли эту больницу, поэтому ко мне питают уважение многие сотрудники даже лишь из-за того, что выжила в этом дурдоме так долго. Но сейчас не это меня волновало, совершенно не это. Точнее, я знала, что совершаю какую-то глупость, поступаю достаточно нелогично, для себя же во вред, но… Но почему-то мне этого хотелось. Как минимум посмотреть этому гаду в глаза. В коридоре мне случайно попался один из санитаров, которого я тут же подозвала. Мужчина среднего возраста и телосложения подошёл ко мне, скорчив самую серьезную физиономию, какую только мог. — Да, мисс? — похоже, имени моего он не знал, но пофиг, сейчас не до всяких выговоров или чего-то другого. Да и зачем злиться на человека за его незнание? Он же когда подписывал трудовой договор, не помечал галочку напротив пунктика «Обязательно знать все имена персонала»? Я думаю, что вряд ли такое вообще можно впихнуть в документацию. — Приведите мне в кабинет пациента 215666 Верлони, и как можно скорее, — деловито отговорила я. — Сегодня не обязательно заниматься пациентами, мисс Хаустил, — так всё-таки знает мою фамилию, что уже хорошо. Неужели я действительно пользуюсь авторитетом у этих рабочих? Как же это мило. Хоть какой-то результат за все эти годы работы. — Я знаю, но я же на работе? Это моё право, — после этих слов мужчина кивнул мне и ушёл в противоположном направлении. Я знала, что делаю это даже против своего желания, ведь с самого утра я решила, что не буду видеть Верлони до завтрашнего дня, что мне следует отдохнуть от его компании, но у меня возникли некоторое вопросы. Точнее, мне жутко хотелось знать, как конкретно он ответит мне на них. Что он будет скрывать, а что нет.***
Почему-то сейчас я волновалась. Почему? В моём кабинете было тихо и спокойно, это была моя собственная крепость (да и уборщики убрали вчерашние осколки и поменяли лампочку по моей просьбе), на всякий случай в верхнем ящике стола лежал нож, потому что от этого человека можно было ожидать всё, что угодно. Хотя вряд ли он бы убил меня, слишком уж просто для него. Тем более он так заморачивался, так что моё убийство — простое неуважение к собственному труду. Нет, если бы захотел убить, то сделал это более извращенно, там, где никто бы не прервал его. А здесь слишком уж быстро… На секунду я отвлеклась от своих мыслей, испугавшись их. Поверить не могу, что думаю о своей же смерти. Странно это всё… Я стояла, опершись о край стола и скрестив руки на груди. Я стояла и смотрела на дверь, которая вела из моего кабинета. Ещё немного, и она должна была открыться, впустив внутрь настоящего демона. Иногда в людях сидят действительно страшные черти, с которыми не стоит знакомится близко, ведь на этой планете нет ничего ужаснее, чем истинные мысли и желания людей. Кто знает, что в голове у маленькой девочке в розовом платьице, играющей на детской площадке в классики? Может, она думает о том, как придёт домой и начнёт тискать своего любимого рыжего кота, а может о том, как ей хотелось бы взять нож и вспороть его, чтобы посмотреть, а что же внутри него? А может ей хочется, чтобы всё вокруг пало в огонь, такой теплый и пожирающий всё? А дети ведь очень впечатлительные создания, не так ли? Они как губка впитывают всё в себя, поэтому все, кто здесь находится, все психи, которые сидят в своих камерах и мерно хохочут, были лишь порождением нас самих. Мы сами создаем себе врагов, сами выращиваем демонов. Мы даем начало правителям и тиранам, стремящимся покорить всю планету, несмотря на жуткие кровопролития, мы сами кормим их этой кровью, после чего они не могут вкусить ничего иного. Сами порождаем эту злобу… Легкий щелчок, и дверь постепенно открывается. Ко мне в кабинет заходит парень с потерянным, спокойным и смиренным лицом, а позади него стоит тот самый мужчина, которого я выловила в коридоре. Он кивает мне, говоря мол выполнил просьбу, а после кинув ещё один взгляд на тихого и спокойного паренька, закрывает дверь. И теперь из этого спокойного и неуверенного, будто бы промокшего котеночка с улицы, за несколько секунд вырывается истинное лицо, более уверенное и раскрепощенное. Да уж, актёр чертов. Он выпрямляется, разводя в стороны руки. — Оу, а я уж думал, что мне предстоит ещё несколько дней ждать встречи с вами, мисс Элизабет! — он затораторил быстро, пародируя бас какого-то актёра. Ему явно жутко весело. — Закрой дверь на ключ, — стервозно улыбаясь, указала я. — А мне уже нравится ваш подход, — он вновь улыбнулся своей коронной улыбкой, разворачиваясь к двери на пятках, при этом громко топнув при остановке. Он аккуратно провернул ключ, который я до этого предусмотрительно оставила в двери. — Почему-то жутко напоминает дешёвый сценарий из фильмов ужасов или порнушки — выбирайте сами, — он повернулся обратно, сложив руки в карманы. Ник посмотрел мне в глаза, с лица его всё так же не сходила его коронная улыбка, к которой я уже даже привыкла. Подобное молчание продолжалось ещё несколько минут, а я пользовалась этим моментом, чтобы не только подобрать подходящее начало нашего разговора, к которому я придумала с десяток фраз (но сейчас ни одна не лезла), но и изучить его внешний вид и состояние. Он как всегда был в светлой рубашке и узких штанах песочного цвета. Пожалуй, его стандартный набор. Только в этом и видела этого шизика. А особенно в последнее время. — Вы сегодня выглядите намного лучше. Видимо, моё совет по отдыху вам помог? — он, плетясь какой-то змейкой проследовал к дивану, а после буквально плюхнулся на него, как в собственных покоях. Да, такому уж точно не нужно говорить «расслабьтесь» и «чувствуйте себя как дома». Он тут уже как в своих владениях. Ну, естественно, раз знает, где ящик с инструментами. Когда он успел всё изучить? Неужели с самого начала, когда я его в счет не брала? — Но ведь ты знал, что я приеду сюда? — скользко ответила я. Да, сейчас я хотела узнать немного от него самого о его отношении к всему этому. Будет ли он полностью отрицать свою причастность или напротив — признается во всех своих действиях? Хотя, явно есть ещё что-то, что я не заметила, какое-то действие, уже рассчитанное на следующий ход, скрытое под этим балаганом. Может быть, какие-то пропавшие документы из кабинета директора или же… ключ от архива, за которым первой пришла я. Да, никто в такой шумихе не обратит на это внимание, а это ему на руку. А про ключ он мог и не знать, а я упустила свою возможность, своё преимущество перед ним, так легко отдав эту нить в его руки. Больше всего сейчас было паршиво из-за этого. — Знал, — спокойно и весело ответил он, закидывая одну ногу на колено так, чтобы максимально занять всё место на диване — эта была не женственная поза дамы, когда она пыталась привлечь к себе внимание, скрывая и тем самым привлекая к некоторым деталям, а настоящая мужская, с широко разведенными коленями, — вы достаточно предсказуемы. Жить не можете без своей работы, поэтому вряд ли вас может что-то надолго задержать дома. — Но ведь… В каком-то смысле я тебя даже немного опередила, не так ли? — злится ли он или нет? Как среагирует? — У вас и у меня есть свои преимущества в этой игре. Но, к вашему великому сожалению, так сложились обстоятельства, что вы упустили его. Так ещё и многое потеряли… Видите, что бывает, когда ходите по лезвию ножа? Стоит лишь оступиться — и вы уже на десяток шагов позади, — сегодня он был сговорчив, даже немного добродушен. Вряд ли бы он стал объяснять это мне в другой день. Может, его так забавит моё поражение в этой битве? Но это не значит, что война проиграна, поэтому ему не стоит так сильно упиваться своей победой. — Бойко. Да, очень интересно придумано. Эффектно, — я сделала удар на последнем слове. Он лишь усмехнулся и отвел взгляд в сторону. Мы оба понимали, кто и за чем стоит, но называть всё собственными именами не спешили. Это странная игра, в который ты водишь не от своего лица, а от какой-то фигуры. Без имени. Без своего мнения. — Но зачем так? Я понимаю случай с Сэмом, но этот… — я подалась чуть вперёд, словно это как-то улучшило мое положение и позволило услышать больше, — это же мой прокол? — Повторите мне правила, мисс Элизабет? — быстро перебил меня Ник, не отрываясь от лицезрения шкафа напротив. — Ну…здесь только мы замешаны, никто не должен знать и… — задумчиво произнесла я, пытаясь вспомнить точную формулировку. Хотя, не думаю, что это так важно. — И никто не должен играть с Вами, не так ли? — он опять улыбнулся. — Да, но я всё равно не понимаю, — это была правда, ибо я до сих пор не понимала всех мотивов. В этом убийстве был намек на причину его — изнасилование, но причем оно здесь конкретно? — Так разве он не играл с Вами? Жестокая, но это всё же игра. Понимаю, что вы в этом виноваты, во многих своих действиях виноваты, но косвенно. А само действие сделал он, а значит он повинен. Разве мы с вами обсуждали момент, кто может нарушать? Нет. Я прекрасно понимаю, что данный инцидент был не по вашему желанию, поэтому наказание понёс только он, — окончил свою речь Ник. Да уж, странные стандарты, но достаточно логичные. — А разве так можно играть? — меня затягивал азарт. Точно невовремя проснулось это чувство во мне, но ничего уже с собой не поделаешь. — В этой игре, как и в жизни, можно всё, что не противоречит правилам. Точнее, можно делать совершенно всё, но за что-то можно получить наказание, а за что-то нет. НО с вами в подобные игры не так уж интересно играть… Пока… — после последнего слова он загадочно улыбнулся, от чего у меня мурашки по коже пробежались. Не нравится мне это слово, ой, как не нравится. Звучит ужасно и пугающе. — Но ты тоже нарушил моё правило, взяв мои вещи, — попыталась поменять тему, а то могло зайти не туда, куда следовало. И нож бы пригодился… — А разве это ваши вещи? Мне кажется, что вы их себе незаконно присвоили, — да, он прав, вещи были Сэма, потому что все мои пометки на месте. Он хорошо играет. Конечно, он будет хорошо играть в своей собственной игре по своим же правилам. Его это я ожидала от него? Всё равно что пытаться играть с администратором в компьютерной игре: он знает все фишки, все лазейки, наизусть помнит всю карту, а ты лишь дикарь на этом поле. — Черт… — я нервно выругалась и направилась к окну, — ты так легко решаешь жить людям или нет, словно их существование — твоя забота. Это всё же человеческие жизни… — я устало облокотилась на подоконник. Там за окном был привычный пейзаж. Сейчас была уже увядающая осень со своим пасмурным настроением. А на улице лишь дворники сметали опавшие листья. Печальное время года, с буйным и неожиданным характером: то льет ливень, то светит солнце. Резкое и неожиданное прикосновение. Я дернулась от того, что ощутила чьи-то сильные ладони поверх своих рук, которые своим весом прижали меня к подоконнику. Сзади кто-то навис надо мной всем телом, невероятно и неприлично близко подойдя сзади. Я ощущала всем телом его тело… — Да что вы говорите… — горячий шёпот где-то над правым ухом. Это было слишком близко и… Горячо. В его голосе слышалась привычная нотка издевки и чарующей томности. А перед этим сейчас я была почему-то бессильна. Нет чтобы оттолкнуть его или ответить что-то колкое, чтобы он отстал. Но я не могла… Или не хотела? Да… Я была девушкой и была бессильна перед некоторыми вещами, о чем он прекрасно знал. И пользовался этим. Он оторвал мои обессилившие руки от неприятно холодного материала, потянув ближе ко мне, как бы обхватывая мою же талию, параллельно перетягивая и всё тело на себя. Он делал это очень медленно и плавно, из-за чего это имело ещё больший эффект. Прикладывая мои, а значит, и свои руки к моей талии, он стягивал их сильнее, прижимаясь ближе во всех местах и смыслах. Сердце забилось быстрее, а холод от неожиданности сменился жаром, блаженно расползающимся по всему телу. Таких чарующих, нежных, близких и возбуждающих прикосновений у меня не было слишком давно, поэтому моё тело тут же обомлело, полностью поддавшись кому-то другому. Ох уж эта предательская женственность… Когда совершенно это не нужно, меня накрывало с головой… Я тяжело вздохнула от таких объятий. Но его руки не остановились только на моей талии — одна из рук плавно скользнула в бок, а после вниз по бедру. Нежно и плавно… медленно, как делают истинные хищники или страстные любовники. Горячий вздох рядом с шеей, а после не менее возбуждающее влажное прикосновение нежных губ. А от меня лишь легкий стон, вырвавшийся из губ, как бы я их не прикусывала и не поджимала. Его рука дошла почти до самого колена и остановилась, а после потянулась вверх, захватывая за собой плотную ткань прямой юбки. Я всем телом, каждой клеточкой ощущала, как ткань непривычно сминалась и поднималась следом за скользящей рукой, как натягивалась и поддавалась напору. Как бы моё тело этого жутко хотело, с легкостью изменницы поддавалось и таяло в чужих руках, но разум ещё не до конца затуманился. Я попыталась всё же приостановить эти неприличные и такие опасные движения, поэтому я оторвала правую руку от своей талии, находившуюся ещё в «объятьях» другой чужой руки, накрыв ей запястье его руки и попытавшись её остановить, но… у меня будто бы не было достаточно на это сил, я лишь замедлила, но не остановила его движения, только усилив их действия на меня. Очередной поцелуй в шею, но более требовательный, более чувственный, более горячий, пришедшийся немного выше. А из губ опять вырвался предательский и более громкий вздох, перемешанный со стоном. Я с силой закусила губу, чтобы хоть как-то сдержаться, хотя это было невозможно… Почему именно сейчас я… я так хотела этого? Вдруг новую волну ощущений спровоцировало неожиданное легкое движение другой руки, до этого прижимавшей меня с каждой секундой ближе к его телу. Но сейчас она с легкостью скользнула выше талии, как бы отпуская меня, но я всё равно не могла сдвинуться с места. Я ощутила сильное и в то же время нежное прикосновение через легкую ткань рубашки, а после лишь более сильное давление в одной точке и… натяжение ткани немного спало. Он расстегнул мне так одну пуговицу на талии, после потянулся выше за второй. Это было слишком запретным, слишком опасным, слишком пошлым для меня сейчас. Мне не хотелось этого и мне жутко этого хотелось! Я опять попыталась его остановить, но уже другой рукой, окончательно освободившейся от его прикосновений. Я попыталась с силой сжать свою руку, как бы оттесняя его обратно, прочь от этого, но он был сильнее меня, поэтому очередная пуговица поддалась. И вновь поцелуй почти под самым ухом — и я откинула шею окончательно назад, похоже, на его плечо, отдавая ему это поле без битвы. А он лишь сильнее надавил на это место поняв, что здесь я была совершенно беззащитна и не могла ему противостоять. Его рука уже почти полностью обнажила моё бедро, от чего я лишь на несколько секунд словно отрезвилась, наклонив вперёд свою голову, пытаясь избежать его горячих прикосновений. Я попыталась сказать слово «нет», но вышло лишь невнятное мычание, а несколько очередных горячих настойчивых поцелуев заставили меня вновь выгнуться обратно. Я дрогнула, когда его горячие пальцы докоснулись до теперь беззащитного живота, освободившегося от плена ненужной материи. После эти легкие прикосновения, вызывающие дрожь во всем теле, поползли выше, плавно и нежно. Вновь резкий выдох. И вновь поцелуй в шею, сопровождаемый мокрой дорожкой. Его рука окончательно подняла мою юбку, в этот раз скользнув в совершенно запретную и чувствительную зону, коснувшись низа живота. Мои руки теперь бессильно лишь сопровождали его, окончательно проиграв, как и я. Левая его рука дошла до груди и ключиц, аккуратно изучая их, проводя странные узоры. Очередной горячий поцелуй в шею и мой тихий стон. — Так вы хотите этого? — голос его был низким, но на фоне всех прикосновений звучавший ужасно тихо, словно лишь вторил движениям. Я пыталась промолчать, но сейчас я уже не контролировала своё тело, совершенно… — Да… — тихо выдохнула я, уже улыбаясь в легком предвкушении. Его правая рука опустилась ещё ниже, немного поддев кружевное белье. Меня пробило как молнией от такого интимного прикосновения, обещавшего в дальнейшем наслаждение. Прикушенные губы уже опухли, а на лице проявился опьянительный румянец. — Скажите это мне… — он продолжал шептать, двигаясь всё ближе и ближе. С каждым миллиметром мой разум затягивался туманом, а всё тело ещё ярче реагировало на него… Я просто хотела, я жутко хотела, чтобы он не останавливался, не замедлялся… — Я хочу тебя, — одним выдохом я прошептала заветные слова, которые он требовал, которые дались мне так легко. Сейчас он был желанен мной, сейчас моё тело просто кричало о том, что ему нужно продолжение, что он должен прикасаться и дальше. И резко это тепло пропало. Рука скользнула куда-то вбок, а он сам отшатнулся, из-за чего я оказалась в непривычно холодном и одиноком воздухе. До мне не сразу дошло, что произошло, но обернувшись назад я опять увидела эту улыбку. И для меня досадную улыбку. — И это всё? — только выдавила из себя, надеясь, что прикосновения вновь возобновятся. Но тщетно. — С вас достаточно, — игриво ответил Ник перед тем, как развернуться и направится к двери. Только сейчас до меня дошло, как он меня легко развел, как воспользовался мной и моей слабостью. Какой же он всё же псих… Я тут же начала поправлять юбку и блузку, которую он так непристойно вздернул и вывернул. — Вы уступили мне ход, мисс Элизабет, — он обернулся перед тем, как открыть дверь. Да, в его лице читалось удовольствие от победы. Похоже, это ему приносит намного больше удовольствия, раз ради этого он так легко отвернулся от секса. — Это ещё был не мой ход, Ник. Я его ещё сделаю, — поспешно улыбнулась ему в ответ. Не должна же я остаться в таком нелепом положении, как маленькая девочка, у которой отобрали игрушку. Он усмехнулся. — Да вы наглеете. Мне это нравится, — он резко дернул ручку и тут же покинул мой кабинет. В нем всё ещё витал запах возбужденности… На удивление для себя я не была так сильно расстроена, что всё вышло таким образом. Было слишком ожидаемым подобная выходка, потому что так он уже делал. Да и всё же я хоть на какое-то мгновение ощутила наслаждение, даже пускай и от простых тактильных ласк. Я легко усмехнулась, устало облокотившись на свой стол. Всё это казалось забавным для меня. Но должна отдать должное ему, потому что подобная встряска будто бы вернула мне прежнее состояние, в котором я могла свернуть горы. И это вернуло мне азарт к игре. — Нужно было не отвечать, — печально усмехнулась я…***
Тишина. Точнее, почти тишина. Слышалось лишь легкое гудение работающего где-то под капотом мотора моей машины. Я потянулась за телефоном, чтобы вновь листнуть в сторону для разблокировки экрана и увидеть несколько строчек, вписанных в приложение «заметки». У меня забрали почти всё, кроме адресов — я всё-таки успела их вписать в свой телефон. Но этого было недостаточно… Какую информацию я могла получить от нескольких адресов? От первого мало что получила, не надеюсь и на другие. Но всё же я должна была что-то делать, а не сидеть, опустив ручки. На минуту я задумалась, откинувшись в водительском сидении. А что будет, если я проиграю? Что вообще меня могло ждать? Я умру? Но это было бы слишком просто. Зачем идти таким долгим путём, чтобы оборвать так просто? Может, ему нужно что-то от меня… Но что? Что я могу дать? Почему именно я могу это дать? Думаю, что даже в нашей больнице есть более податливые сотрудники или сотрудницы, способные ему дать то, что есть у меня, ведь я обычный человек, ничем не отличающийся от остальных. Есть более сговорчивые, а если уж ему нравится принуждение, то есть более упёртые. Всё это лишь потому, что я его лечащий врач? Да нет, он имел шанс общаться и с другими… До сих пор для меня это был важный и постоянно беспокоящий вопрос. Я закрыла глаза и выдохнула, а после нескольких минут открыла дверь и вышла из машины. Да, на улице было очень зябко (за несколько дней так сильно похолодало?), поэтому я не пожалела, что надела какую-то старую растянутую куртку. Да и видок у меня был не официальный, больше ближе к современной молодежной моде — потертые джинсы, кеды, какой-то свитер и старая куртка. Ну как такой женщине можно что-то доверять? Но и одеваться элегантнее просто не было настроения, а особенно когда приходилось ехать куда-то далеко, в самую глушь к лесу. А именно сюда привел меня тот неразборчивый почерк на листке. Это адрес вторых родителей Ника. Передо мной стоял деревянный дом с покошенной крышей у самого леса. Он был огражден деревянным забором с облезлой краской. Какой-то бледно-голубой, перемешанный с болотным цветом, отваливался шматками, показывая свою темную бывшую натуру. И не говорите мне, что здесь никого нет. Хотя, можно было заметить ещё какие-то легкие детали существования людей. Ну, вот например светлые занавески на окнах дома, да и горшок вроде там стоял — издалека можно было разглядеть часть дома, потому что сам он уходил в низину, а забор не мог выполнить всех своих функций. Выглядел он более дружелюбно, чем первый мой адрес. Ну, надеюсь на хоть какие-то зацепки. Я подошла к входной калитке. Дернула ручку — закрыто. Постучать? Да нет, слишком уж дико, я же не из деревни. Через узкую щель можно было заметить какое-то движение на внутреннем дворе. Возможно, там и были люди. — Эээй! — я закричала и начала махать рукой над забором, потому что он был не сильно высоким. Да, стучаться дико, а кричать — совершенно нормально. Я сделала ещё пару движений рукой, но после отчаялась, потому что не было никаких признаком реакции с другой стороны. Но вот раздался щелчок защелки и калитка со скрипом немного отворилась во внутрь двора. — Вам что-то нужно? — «ого» чуть ли не сорвалось с моих уст. По другую сторону калитки стоял достаточно молодой, но в то же время брутальный парень, с оголенным торсом и топором на перевес. Лицо его было обрамлено густой бородой, делающей его более солидным, черные волосы были взъерошенными и вымокшими (похоже, от тяжелой работы), как и смуглая кожа. Да, такое ощущение, как будто он находился не дома, а на фотосессии в модный мужской журнал. — Да, я тут по адресу… — запнулась я. Всё-таки не каждый день встретишь таких подкачанных и красивых мужчин. Вот тебе и плюс спокойной сельской жизни, — А тут проживает Марта Каул? — Нет, её здесь нет, — строго отрезал своим басом мужчина. Он смотрел на меня серьезно и как-то удивленно. Думаю, здесь не так уж часто такие городские проезжают. Он попытался закрыть калитку, но я остановила её дверью. Нет уж, я просто так не уеду от сюда. — А где она сейчас? — мужчина промолчал, а после дерзко кинул. — На кладбище, — ему суровости точно не занимать. Он вновь почти закрыл дверь, но я крикнула ему на последок. — Я по поводу приёмного ребёнка! Он резко остановился, оставив лишь маленькую щель от между забором и мной. Он опустил взгляд, будто бы обдумывая что-то тяжелое. — Проходите, — и дверца передо мной открылась, а вместе с ней и обзор на внутренний дворик. Внутри было куда уютнее, чем снаружи. Вот тебе аккуратные дорожки из древесных спилов, вот тебе детские качели на старом дубе, вот тебе клумбы. Он явно жил здесь не один. И это сразу подтвердилось, потому что на крыльцо от старенькой низкой дверцы вышла женщина. Она была совершенно миниатюрной и простой, в длинном лиловом платье в пол и вязанной темной кофте, как и её черные локоны, завязанные в неаккуратный пучок позади. У неё была белоснежная кожа с легким румянцем, достаточно жесткие черты лица и темные густые брови. Она посмотрела на меня как-то враждебно и в то же время взволнованно. Но больше всего ещё одомашнивал большой круглый живот, заметный и выделяющийся. Она поддерживала его рукой, а другой поглаживала. Видимо, уже на последнем месяце. Это немного умилило меня, потому что как бы я не любила детей (ведь у меня их до сих пор не было), беременность, а особенно в любящих парах, была чем-то трогательным и душещипательным периодом. Я следовала за мужчиной прямо к дому по вымощенной узкой дорожке. — Милый, кто это? — крикнула девушка ещё на подходе. У неё явно читался французский акцент. Видимо, любовь сквозь нации или как-то так. — Она по поводу моей сестры, — его голос был все таким же сильным, но он тут же приобрел добрый оттенок. Так должны говорить большие толстяки или сказочные дровосеки. Да и… сестра? Ну, это куда лучше, чем какая-то соседка. — У меня дома жена, — он уже обратился ко мне, остановившись перед самыми ступеньками, — вы можете выпить чай или что там… Я подойду через полчаса, может быть. — Спасибо, конечно, за гостеприимство, но я не хочу сильно задерживаться, простите, — перебила я его. Ясное дело, что выйдет в деревенской семье из чаепития, а сейчас мне было невыгодно терять время. — Тогда пойдемте со мной — мне нужно закончить работу, — и вновь закинув на плечо топор, мужчина отправился куда-то в сторону. Я ещё раз пересеклась с взволнованным взглядом его супруги, но после поспешно последовала за ним, потому что мужчина почти скрылся за углом дома. Домик же был небольшим, в два этажа, отделка, конечно, уже ветхая, но само здание крепко стояло на месте — видимо, построено на века. На заднем дворе на небольшой площадке раскинулись древесные полена. Похоже, я действительно оторвала его от работы. Мужчина (кстати, он был в широких спортивных штанах и только) сразу же вернулся на своё место и принялся вновь раскалывать бедную древесину мощными ударами топора. Я попыталась что-то сказать, но он не отвлекался, а создаваемый треск не позволял вставить слова. — Вы говорите, я вас слушаю, — кинул он между делом, а я тяжело вздохнула. Ой, не привыкла я к такому подходу. — Вы даже не представились, — надо же с чего-то начать диалог. Или у них это не принято. — Да? Простите мою бестактность — гости у нас редко бывают, — треск и очередной пенёк поддался натиску, — меня зовут Дэниел Каул. — Элизабет Хаустил. Я психолог, — даже не удивлена, что он женат. Такой-то мощный мужчина долго в холостяках ходить не будет, я вам скажу. — А откуда вы знаете про мою сестру? — Я… Я собираю информацию по её приёмному ребёнку. Мне это нужно для дела, — трудно объяснять, а уж тем более такому человеку. Да и зачем ему это знать? — Странное это дело, не правда ли, мисс Элизабет? Уже столько лет прошло, а опомнились только сейчас. Почему же вы, психологи, до этого не обращали внимание на мою сестру? — в его словах читался прозрачный упрек. Всё же не такой уж добродушный разговор у нас завяжется. — Я в этом точно не виновата… — А кто виноват? — он ударил сильнее, чем раньше, из-за чего щепки разлетелись сильнее и он остановился, — простите. — Что случилось с вашей сестрой? — он посмотрел на меня сначала непонимающе, а после отпустил своё оружие. — Она покончила жизнь самоубийством. Вскрыла себе вены. — Сожалею… — Оставьте при себе свои манеры. Она вам никто, поэтому вам всё равно, — он явно был недоволен нашим разговором. Точнее, темой нашего разговора. Ну, простите, я ничего не могу поделать. — Но вы можете рассказать подробнее. Почему это произошло? — я боялась подойти ближе, поэтому оставалась на расстоянии около четырёх метров от мужчины. Он тяжело вздохнул и посмотрел в сторону, будто бы вспоминая что-то. Хотя, так оно и должно было быть. — То, что она взяла ребёнка из детдома — чудо. Она не была жената и не имела какого-то ухажера. Жила она одна, а из-за этого чувствовала себя одиноко. Вот и решила взять себе ребёнка, потому что своего не могла иметь. Договорилась с каким-то знакомым, чтобы тот подыграл ей — изобразил её парня. Их авантюра чудом прошла. Насколько я знаю — ей отдали только взрослого ребёнка. Почему она согласилась — не знаю… Может, просто очень хотела кого-то, отдать кому-то свою заботу. Но многое я не расскажу, потому что тогда я был с ней в ссоре, даже не видел. Что уж тут, молодость, — он вздохнул и замолчал. Похоже, его до сих пор донимало чувство вины перед ней, — да и она как-то притихла. Я думал, что просто начала новую жизнь, что всё у неё хорошо, поэтому и оборвала со мной связь. Но… Но когда узнал, что её соседи нашли её в ванне в собственной крови… Мне стоило всё-таки забеспокоится. А что с ребёнком? Его забрали обратно в приют сразу же после инцидента. Больше ничего не смогу сказать, к сожалению. Вещи почти не остались — я сжег всё с горяча. А ребёнка даже и не видел… Если бы его не забрали, то я бы всё же одумался и взял к себе, но было уже поздно ввязываться в это. А может, просто не захотел возиться, — редко люди говорили так искренне и откровенно чужакам. Но сейчас он говорил передо мной правду, настоящие свои мысли. — Вы не знаете причину этого? — как человек никогда бы не посмела спросить такого, но сейчас мне нужно было это знать. — Ну, конкретной причины никто не знает. Записка осталась, но достаточно обычная, как под копирку. Но… На самом деле она была наркоманкой… Тогда из-за этого и ссорились мы. Вроде, когда взяла ребёнка, она завязала, но… но похоже, что сорвалась. Сказали, что на руках живого места не было. Наверное, всё же сорвалась, поэтому и всё так закончилось… Я не завидую судьбе того ребёнка… Наступила тишина. Это была неловкая минута молчания между нами. — Спасибо за информацию, — мне незачем было его больше отвлекать. Я и так вывернула его душу наружу. — Да не за что. Я и так не смог ничего толком рассказать… Разворачиваясь, я остановилась. У забора были причудливые заросли кустарников. Точнее, каких-то диких цветов. Это было по-своему красиво и чарующе. — Это дикая роза. Сестра выращивала, — прокомментировал Дэниел, — как видите, жена сейчас не может ухаживать, а я не смыслю в этом… Поэтому, тут небольшие заросли… — Это достаточно мило. У моих родителей было что-то подобное. Я всегда пряталась в них… — Хм… странно… — Что, простите? — я не расслышала толком его фразу, но он лишь отмахнулся. — Слушайте, Элизабет, у меня осталось только несколько писем от сестры за тот период… Может, это вам чем-то поможет. Только они без даты, поэтому я не знаю в какой последовательности их правильно читать… Но хоть что-то… — Да, это было бы очень кстати.***
Я уже шла по направлению к машине. Теперь в моих руках были хотя бы какие-то детали. Может, из этого можно было хоть что-то достать… Вдруг раздался непривычный телефонный рингтон. Я достала свой гаджет и глянула на голубоватый экран — неизвестный номер. Кто мог мне вообще звонить? — Да? Что? Как авария?!