***
Опять вызвал директор, но я как-то смогла отговориться. Он меня достал если честно. Как можно так относиться к своим подчинённым. В коридоре я встречаю одну из моих пациенток. Это Джессика. Она шизофреник. А с виду хорошая девочка. Ей 19 лет. Длинные прямые чёрные волосы, прямая челка, глаза цвета коньяка. – А когда вы привезёте Блаултора? – каждый раз спрашивает она. Блаултор – это мой пёс, породы далматинец. Я очень люблю его. Иногда привожу в больницу, и первый, кто подходит к нему – это Джессика. И всё это время я беспокоюсь за него. Мало ли что они могут сделать с ним. Всегда сердце удар пропускает при мысли о чем-то нехорошем. Как можно не волноваться за любимого питомца, оставляя его наедине с психами, если они когда-то распарывали и потрошили своих родных, заливались смехом. Что им стоит расправиться с каким-то животным? Эх, ладно, сейчас не до этого. Я спешила на сеанс, неслась сломя голову по коридору. Работники поглядывали на меня искоса, но молчали. И правильно делали. Пусть знают своё место. Никто в жизни не упрекал меня, а в этой больнице – подавно. По пути я успела сбить несколько санитарок, снести несколько больных, толкнуть зама и т. д. Почему я так несусь? Впервые я запыхалась в погоне за временем. Таких случаев у меня в жизни не было. А для чего? Лишь на один сеанс. К пациенту № 215666, проживавшему в палате № J13 – худшей палате. Хотелось поскорее увидеть его лицо: невыспавшееся, уморённое, полное безысходности. Я ожидала что угодно: умоляющие вопли, просьбы пересилить его, нытьё, слёзы, истерику, запуганность. Всё. Я уже улыбалась про себя и видела эту театральную сценку в своих глазах… Он стоит на коленях, кричит и умоляет, а я лишь презренно улыбаюсь и ощущаю своё превосходство. Всё. Я вхожу в свои владения. Это моё «королевство». «Царство» представляет собой комнату рядом с моим кабинетом. Помещение, оборудованное под сеансы с психически больными пациентами. Всё сделано в светлых тонах, нет ничего яркого и агрессивного. Нет острых углов, дабы избежать травм. Мягкие диваны, кресла и плюшевые игрушки. Под моим столом оборудована кнопка вызова охраны. Светлые окна с непробиваемым стеклом и покрытые плёнкой (чтобы при повреждении, осколки не разлетелись в разные стороны и не привели к травмам). В этой комнате я главная и я повелитель. Дверь тихо открывается. Я в предвкушении представления. Улыбка на лице и я приоткрываю глаза, чтобы посмотреть на зрелище… останавливаюсь как вкопанная и растерянная. Что я вижу! Этот наглый парниша мирно сидит на подоконнике, смотрит на пейзаж погибающего лета и насвистывает заурядную мелодию, счастливо улыбаясь. Что за?!.. Улыбается! Я в замешательстве! Я сделала всё, чтобы выбесить его. У него железные нервы. Он мирно покачивал одной ногой, свисающей с подоконника. Ах, он сволочь! – О, вы уже пришли! Я так рад! – радостно завопил Ник, мило улыбаясь мне в ответ, – и кстати, мне так понравилась моя палата, так уютно! – говорил мальчишка, показывая мне свой доброжелательный оскал в тридцать два зуба. Это было предупреждение. Ни стоит загонять зверя в угол, а то после этого испробует свой оскал на обидчике. А оскал у него хоть бы хны! Таким и глотку перегрызть можно. Чаще так психи делают специально, заостряя зубы, но тогда бы меня предупредил стоматолог. А так это у него от природы. Сейчас я поняла, что забыла закрыть дверь, и всё это видит какая-то работница. Так вот для кого представление! Я решила подыграть, для её же блага. – О, Ник! Я так рада, что у тебя прекрасное настроение! – мне пришлось натянуть жизнерадостную улыбку на своё личико. Ясно, что она Верлони не убедила, но санитарку – уж точно. И я с размаху захлопнула дверь перед её носом. Вообще он первый, кто смог раскрыть меня. Никто никогда не догадывался, что всё это – лишь маска, умело надетая на лицо. Все: директор, заместитель, санитары, моя помощница, пациенты. Я думала, что идеально играю свою роль. Но он смог увидеть истинное лицо, словно заглянул в мою душу. С ним шутки плохи. После первого сеанса я боялась, что он выдаст меня, но сейчас уверена в обратном – он будет молчать. Не по его характеру выдавать маски. Он и сам прекрасно сменяет одну маску на другую, не вызывая подозрения. Я никогда не встречала таких людей… Для чего ему нужны эти маски? Сразу мое ненастоящее выражение слетело с лица, открывая заметную небольшую усталость. Я недовольно бурила его яростным взглядом пару минут, после бросила папку с делом на стол и непринуждённо, расстегнув пиджак, села на кресло в достаточно экстравагантной позе. Нет, конечно, я не думала соблазнять мальчика, просто так получилось (а вариант с соблазнением у меня был на крайний случай, я же не извращенка или маньячка, тем более он и не видел меня). – И что это было за представление? – возмущённо буркнула я. – Представление? – томно и тихо спросил паренёк, – что вы! Я доволен «радушным» приёмом и не буду жаловаться на палату. Бывал в местах и похуже… Он сидел и вглядывался вдаль. Искал выход. Желал свободы. Всё было видно по невидящим глазам. Печальным, уставшим от жизни и неволи, глазам. Ему нужно было свободы. Бежать по полю и чувствовать долгожданную свободу. Без боли, без обязательств, без страданий и прочего. Просто свободы. Ему выдали одежду и даже перед сеансом ещё раз поменяли на новую (вероятней всего, та уже перепачкалась в палате). Белые штаны, белая футболка – всё мне давно знакомо. Теперь он часть этой клиники. Я в гневе даже не заметила, что на глазах не было повязки. Слепые, серебряные глаза, не видящие ничего кроме тьмы. Он не вглядывался вдаль, а куда-то глубже... Он не видел за окном свободу, но чувствовал её. Даже не видя её, он готов слепо побежать туда. У глаз были многочисленные шрамы и изуродована кожа. Как он всё чувствует? Пока я бежала сюда, я услышала разговор врачей. Вроде они решили попробовать оставить его без повязки, но вскоре её вновь оденут, дабы не пугать народ. Да и так какие-то осложнения. Сегодня единственный день без повязки, без цепей… – Знаешь, я ведь могу тебя там надолго задержать, директор не против, – властно сказала я, наказывая ему послушание. – Ну да, вы, ведь красивая и сексуальная девушка. Зачем таить! Да и домогался он вас наверняка и не раз. Может, конечно, плату потребовать, но вы сделаете всё, чтобы достать меня, – выговорил мирно псих. – Да что ты такое говоришь! – возмутилась я. Откуда он взял, что я красивая? Я могла быть и страшной, не так ли? Хм... Странно... Может, услышал разговоры. Так ещё и про директора узнал. – Ой, вы думаете, что я ничего не понимаю, – мальчишка повернулся в мою сторону и лукаво улыбнулся, – вы глубоко ошибаетесь… – А как ты понял, что я красивая и сексуальная девушка? – я не удержалась и спросила. зачем таить, когда можно пойти напрямик? – Да так, интуиция… или я ошибаюсь, – он опустил взгляд в пол. – Нет, – с досадой сказала я, – всё верно. Он ведь прав. Во всём прав. Может не надо над ним глумиться? Взрослый в теле ребёнка. Он резко повзрослел. Его выдают лишь глаза и улыбка. Как-то его жалко… с ним жестоко обошлись. – Ну ладно. Переведу я тебя, – я томно вздохнула и, встав, направилась к окну, – вон, психи гуляют. Не хочешь к ним? – Уж лучше с вами сидеть, чем с ними гулять, – в насмешку сказал парень и усмехнулся. А он был мил. Красив и умён для такого возраста. Девчонок бы отбоя не было, а он тут пропадает. А всё почему – родители психи, до полусмерти мальчика довели, изгубили. Мне даже жаль его. – Мне жаль тебя… сиротой остался, – умиляясь парнишкой, сладко и нежно сказала я, – вроде не псих ты, выписывать тебя буду, и отправят тебя в детдом… От таких мыслей у меня стало холодно на душе. Может пристроить его куда-то? Или, в крайнем случае, усыновить? А что, идея хорошая, мальчик умён. А с врачами придётся побегать, зато директор может отвяжется, и не одна буду. После лёгкой походкой направилась к двери и оглянулась. Улыбка. Та улыбка, которую я видела при встречи. Безумная улыбка. Как будто я говорила не с ним, а с прилежным мальчиком. Это был не он. Это обман. Сейчас эта улыбка вернула меня на землю. Я увидела его лицо… эту улыбку. – Вы же хотели разгадать меня? И так просто сдались? Из-за миленькой улыбки готовы отступить? – насмехался безумец надо мной. Вот теперь он был Ником Верлони – психом. – Нет, не готова. И в правду, что это я? Поддалась такой мелкой уловке? Уж точно из палаты не буду тебя выписывать, – я направилась в сторону, замедлила шаг, на мгновение остановилась и слегка повернула голову, – и я разгадаю тебя, Ник Верлони. На моём лице сияла «доброжелательная» улыбка. После быстрой походкой вышла в коридор и с грохотом захлопнула дверь. Он откинул голову назад, его улыбка всё ещё сияла на лице, обнажая смертоносный оскал, всё больше напоминала психическую, а глаза загорелись безумством. Теперь он настоящий. Он ненормальный. – Не сомневаюсь…3. Камера номер J13
19 января 2015 г. в 15:18
Палата номер J13. Чем она опасна? Ну например тем, что находиться в подвале, является самой убогой в нашей клинике. Даже конченых психов и то не отправляют туда. Свет попадает в палату через, можно сказать, щель между потолком в виде маленького окошка, огороженного решёткой от внешнего мира. Над этой палатой расположена котельная, так что с потолка частенько капает. Нет отопления. Голые стены. Все давно покрылись плесенью и грибком. На стенах заметны следы ладоней, отпечатки, брызги крови, следы других видов деятельности человека, царапины, сделанные ногтями... Они пропитаны гнилью и кровью. Кровати нет. На полу валяются рваный матрас и картонка (чтобы сидеть). Санузел – это что-то с чем-то. Лучше не буду упоминать (не для публики вещь). Все кто здесь находились, чаще погибали. Это были полные психи. Они кончали жизни самоубийством.
И теперь в этой камере будет жить этот надоедливый мальчишка. Пускай поютится в этом "райском уголке". Пусть знает своё место. Я не могу простить такое хамское отношение ко мне. Будет миленьким и пушистеньким. По струночке ходить у меня будет.