Чем ты готова пожертвовать ради правды?

      Это происшествие оставит пятно на моей репутации. Я надеюсь, что Ник не будет рассказывать о нём никому.       Меня наверно пробила ностальгия. Мне кажется, что он изменился. Очень сильно. При первой встрече он просто взбесил меня. Как так можно? Как можно так резко меняться за такое короткое время. Слишком малый промежуток, чтобы поменять мнение о человеке, изменится, изменить характер, полностью выбить ненависть. Это просто невозможно. Или мне кажется, что он поменялся?       Переодевшись в другую одежду, я попыталась встать – получилось. Хоть ноги и тряслись, я смогла пройти в соседнюю комнату. Ник, заметив шаги, последовал за мной в комнату. Я была без сил. Тут же я села на диван. Он был таким мягким. Меня до сих пор знобило, поэтому я укуталась в белое махровое покрывало. Было тепло. Я, словно кошка в холодную зимнюю ночь, свернулась в калачик и накрыла себя покрывалом с головой. Сейчас я была беззащитна. Ужасно беспомощное создание, которому нужно было тепло. Наверно, я напоминала щенка, брошенного на произвол судьбы и забившегося в угол, ожидая смерти. Хотелось просто забыться.       – Ник, не можешь принести чай? – спросила робко я, словно боялась спугнуть кого-то или того, что моему оппоненту покажется эта просьба грубой, и он откажет.       – Конечно, какой вам? – спокойным голосом, без капли ненависти или зла ко мне, проговорил парень. Но также он был лишён и какого-то тепла. Холодный голос без единого чувства. Как диктатор или робот, он просто произнёс пустой звук, который нужно вставить в данную ситуацию. Просто вставить, не имея даже понятия добра. Лучше бы он сказал это с ненавистью, злостью или вообще отказался, нежели говорил так. Мне от этого голоса стало не по себе. Хотелось возмутиться, крикнуть или вообще кинуть что-то в ответ, чтобы не слышать такой голос. Хотя на самом деле, он был обычным, этот голос я слышу всегда. Голос, лишённый всего, как и душа, вера этого ребёнка в других. Он говорил так спокойно в обычных ситуациях. Но со мной он говорил по-другому: больше интереса, игры, ненависти…его увлекал разговор и общение со мной. Неужели он потерял ко мне интерес? Неужели увидел во мне обычного человека, что и отбило у него желание общаться со мной? Наверно так и есть. Я теперь ему не интересна, т.к. стала слабой, просто упала в его глазах. На этом наше общение подойдёт к концу.       Сейчас парень сидел на подоконнике. Опять устремил взгляд куда-то вдаль, пытаясь хоть что-то увидеть. Лёгкие дуновения ветерка играли с его прядями, упавшими на лоб. Блики бегали по его «мёртвым» глазам, но попытки солнца оживить их были провальными. Наверное, только сейчас заметила перебинтованную левую руку. Предплечье и кисть были забинтованы в уже посеревшие бинты. Он поранился. Эта рука висела, бездушно болтаясь, в ней не было жизни, словно отчаявшаяся на спасение, она висела без единого движения.       – Лучше зелёный, – тихо прошептала я, – попроси зелёный с фруктами – просто люблю такой. И добавь, пожалуйста, две ложки сахара.       Моя просьба была услышана и парень, спрыгнув с подоконника, направился быстрыми шагами в коридор. Он знал где брать чай – иногда я его посылала туда. Я села поудобнее в позу лотоса и стянула покрывало с головы. Воздух был свежим – Ник открыл окно. Слышалось пение птиц, наполняющее всю прогулочную поляну под моими окнами. Я вдохнула воздух полной грудью – спокойно и тихо.       Он изменился.       Я глянула на стол, где лежала папка с делом пациента №215666. Мне стоило больших усилий, чтобы дотянутся до неё и взять в руки, но мне нужно было это сделать. В неё было вложено ужасно много бумаг и выписок – наш «любезный» доктор каждый день присылал мне по несколько выписок о его состоянии здоровья, поэтому я была осведомлена на все сто процентов о его состоянии. Также там были и мои личные наблюдения: его поведение, отношения к другим и т.п. Я тщательно следила за каждым его шагом, каждым вздохом. Первые строчки моего дела были написаны в спешке, т.к. я опаздывала на приём ещё одного пациента, и не было вообще желания брать этого мальчишку…

***

      «Ник Верлони – парень очень необычный. Он умён для своего возраста и думает, что всё понимает. Я должна доказать ему, что это не так. Способы возьму на постановку его в критические ситуации(теория и практика) и буду наблюдать за его поведением…»

***

      Дверь хлопнула, и я заметила Верлони на пути ко мне. Он не спеша нёс кружку с чаем и (похоже, он не смог отбиться от надоедливых кухарок) в руке его покоилась тарелка со всякими сладостями и пряностями. Их не поменяешь в отношении ко мне: по поступкам они пресмыкаются передо мной, а за спиной сплетни разводят, в грязи купают и в спину плюют. Поэтому я ненавижу наш персонал.       Он поставил «товар» на диван рядом со мной и передал мне кружку. Как и следовало ожидать, он направился на своё возлюбленное место – рядом с окном. Но этого особенного действия я не заметила – я была сильно увлечена просмотром статистики карты пациента.       И внешне, да и по статистике, можно было сказать – он здоров. Я тоже поддерживала такое мнение. Не было теперь видно никаких отклонений, как в психическом, так и в физическом восприятии (если не считать уже имевшиеся заболевания и проблемы со зрением). Хотя доктор и упоминал о ухудшении состояния здоровья, он говорил, что это не зависит от нашей больницы и такого фактора не избежать. Наоборот, из-за нашего ухода он не подвергся более серьёзным осложнениям. Только меня пугала одна фраза, которая встречалась и в выписках доктора, и в его словах, и в карточке: «инвалид». Да, ему не избежать участи калеки: кости хрупкие, зрения нет, разные заболевания… Доктор даже упоминал, что к годам так семнадцати он в инвалидном кресле сидеть будет. Жаль его.       Он психически был здоров, и его следовало выписывать. Только вот одно меня настораживало – он попадёт в детдом. Это неизбежно. Его родители умерли при странных обстоятельствах, а если даже остались бы живы, их бы лишили родительских прав за жестокое обращение с ребёнком. Я вспомнила свою идею, на счёт усыновления…может это сработает? Я даже невольно обрадовалась своим мыслям.       – Ник, – обратилась я к своему пациенту, – ты знаешь, что ты совсем недавно здесь, в этой клинике. Моей задачей было выявить твои отклонения от норм…я, – слегка запнулась на этих словах, была заметна моя неуверенность в голосе, – я, просмотрев все результаты за всё время, проведённое тобой в нашей больнице и моём обществе, выявила, что у тебя не наблюдается каких-либо психических расстройств. Мой вывод – ты психически здоров. Насколько мне известно, ты попадёшь в детдом, т.к. твои родители погибли, а родственников мы не нашли. Знаешь, у меня к тебе предложение… – опять запнулась. Я волновалась и боялась сказать это, – я бы хотела…ну…чтобы тебе не было обидно…усыновить тебя…       Я сказала это. Когда я говорила, я не заметила, что парень слез с подоконника и направился быстрыми шагами ко мне. Наверно, он хотел что-то спросить, и я не взяла это в голову. Я лишь опустила взгляд вниз.       Очень неожиданно. Больно. Щека горела. Губа была разбита от удара об стену. Левая часть лица пылала от «поцелую» со стеной, а правая… Правая щека горела от удара. Он ударил меня. Ударил тыльной стороной ладони так, что от неожиданности я ударилась об стенку лицом и разбила губу. Это было неожиданно. Всё замерло на несколько минут. Мои глаза переполнял страх и удивление. Когда я немного отвела взгляд на обидчика, я заметила, что тот ещё стоял в позе атаки. Он словно замер. Словно не дышал. Правая рука, которой он меня ударил, была отведена в сторону горизонтально полу, не до конца разогнута, кисть слегка расслаблена, несколько пальцев словно остановились, когда сжимались в кулак и не совершили это действие. Вторая рука так же безжизненно висела, не подавала знаки, что ещё функционирует. Стоял полностью развернутым на меня, ноги даже на ширине плеч. Его глаза скрывали волосы, иголками упавшими на лицо. Оно было словно мёртвое, без лишних эмоций и чувств.       Из губы текла кровь. Тоненькой струйкой она стекала по подбородку. Сорвалась маленькая капля и полетела навстречу светлому дивану. Капля упала. Словно парень услышал это столкновением, словно это было сигналом, он наклонился и потянул меня за ворот рубашки к своему лицу. Он был силён, что смог приподнять меня с дивана. Его лицо нависло над моим. Я боялась. У меня был шок. Медленно по его лицу расползся звериный оскал, словно недовольный дикий хищник показывал, насколько он опасен в бою. Этот оскал продержался недолго и уголки губ потянулись вверх, уродуя и искажая его бледное лицо безумной улыбкой, показывающую его белоснежные клыки. Даже улыбка без взгляда уже заставляла сердце убежать куда-то в пятки, и душу попытаться выбраться из тела. Также медлительно он направил свой взгляд мне в глаза. Это не те глаза, которые я видела сотню раз. Они уже не были «мёртвыми», бледными серыми пятнами. Это были яркие глаза, отливающие серебром, который холодил душу. Такое чувство, что он видел меня, настолько он вглядывался мне в глаза. Они были живыми и пугающими. Глаза истинного хищника и безумца. Его взгляд устремился на меня, но он не видел моё лицо, испуг в глазах…он видел страх в душе…саму душу…       – Так вы уже сдаётесь, Элизабет Хаустил, – прошипел с металлическим оттенком голос Ника, – вы так просто проиграете? Не вы ли хотите разгадать меня? И так быстро растаяло ваше холодное отношение ко мне? Вы уже готовы усыновить меня! Стоило мне лишь перестать улыбаться!! Стоило мне просто успокоится, как вы увидели во мне обычного человека!! Я разочарован вами!! Вы не интересны мне!! Если не продолжите нашу игру, я убью вас!!! Убью вас, как вашу собаку убила какая-то психованная!!! Вы, оказывается, слабы!!! – парень орал на меня так, что этот крик заглушал всё вокруг: звон телефона, возмущённые разговоры на улице, стук в дверь… Верлони резким и грубым движением провёл по шее и подбородку, собирая кровь на пальцы свободной руки и направил эту кисть ко рту, задержавшись у губ и медленно опуская её вниз по подбородку и шеи, измазывая себя ею и позволяя языку и губам, еле прикасаясь к коже, опробовать на вкус алую жидкость. Сейчас он был безумцем. Настоящим психом. Я никогда не видела настолько смелых психов здесь, которые осмеливались причинить какой-то вред мне или даже прикоснуться. Я ничего не могла сделать. Меня пробрал холод. Я дрожала и смотрела в его обезумевшие глаза. Это всё была проверка!!! Он проверял меня!! Я опять попалась на те же грабли!! Опять меня вернула его улыбка!!! И вправду, он не улыбался своей настоящей улыбкой. Я лишь снова совершила ошибку, которая на этот раз стоила мне более дорого. Я унизила себя перед ним. Теперь ему ничего не стоило унизить меня перед всеми…просто сломать меня.       Усмехнувшись, он откинул меня на край дивана так, чтобы потом я с грохотом упала с него. И весьма неудачно упала – я повредила кисть руки, упав на неё. Сейчас я боялась и дрожала, как мокрый котёнок. Ритмичными шагами он направился к двери, захватив платок. Платком он прикрыл рот и шею, измазанные кровью так же, как и рука. Он резко открыл и выбежал, закрыв дверь. Не до конца прикрыв дверь, он остановился в коридоре. До меня донёсся голос – голос моей работницы, которая, скорее всего, хотела посетить меня. Только не это. Если она увидит меня такой, то сплетни и слухи пойдут по всей больнице, моя репутация рухнет и мне придётся уйти отсюда. Слабо слышались голоса… я слышала кашель… Ник театрально изображал, что ему плохо, и он словно кашляет кровью, как будто он спешит в медпункт (который по пути в его палату) за помощью. Он всё же хороший актёр, намного лучше меня, одевающей маски.       – А где мисс Хаустил, – робко спросила работница.       – Она в кабинете и…кх…просила не беспокоить, – словно надрываясь от кашля, говорил Верлони.       – Ладно, а что с тобой?       - Мне нужно спешить к доктору…у меня нет времени на разговоры, – уже грубо закончил Ник и, хлопнув дверью, убежал. Я слышала, что эта «мышка» немного постояла у двери, а после ушла в непонятном направлении.       Он не сдал меня… У него нет желания унижать меня при всех… Лишь одно желание – унизить меня перед самой собой…победить меня… уничтожить. В этом и была особенность нашей игры – о ней никто не знал, но она была жестокой и ужасной…