Обречённые на звёзды

Это чувство… Это гнетущее чувство безысходности. Диб почти задыхался, растерянный, едва различающий повороты бесконечных мрачных коридоров перед глазами. Нельзя стоять на месте… Нельзя! Ноги вновь срываются вперёд. Бежать… Но куда?.. Всё равно поймают. Исход погони предрешён, как бы подросток ни сопротивлялся. Металлический скрежет позади всё ближе… Сливается с оглушительным сердцебиением в ушах, с собственным рваным дыханием… В глотке ком. Невыносимый, режущий сгусток страхов, усталости, боли! Не даёт покоя гортани подобно свежим ранам от проглоченных осколков. Вдобавок к этому — когтистая ладонь откуда-то позади хватает его за шею. Острые пальцы впиваются в нежную кожу, рваными царапинами останавливают бегущего, грубым и резким движением отправляют вниз. Происходящее настолько быстрое, что Диб не успевает вскрикнуть, как уже лежит лицом вниз… Крупное тело крепко держит его за хрупкие позвонки, нависает над беспомощной жертвой. Подросток рефлекторно сопротивляется. Дёргается, пытается вырваться, ломает ногти о холодный металлический пол. Прекрасно осознаёт свою беспомощность… А оттого ему ещё более горько, когда он слышит над собой тихий, издевательский смех. Он знает, что произойдёт дальше… Так пускай это уже случится, чёрт побери!.. — Ты и правда думал, что сможешь сбежать от меня, человечишка? Ничего подобного. Зим всегда на несколько шагов впереди такого коротышки как ты… Большая рука зажимает рот, сдавливает челюсти. Вторая лезет под пах, ищет ширинку брюк. Поздно… Участи быть опороченным не избежать. Диб лишь прикрывает глаза, пока по щекам градом катятся слёзы. Молит о том, чтобы всё закончилось как можно скорее. Никто не придёт… Никто не спасёт его… Злейший враг ворвётся в его девственную плоть, смешает с кровью инопланетное семя и выбросит подростка как использованную игрушку. Он уже ощущает, как пристраивают иркенский орган к его обнажённым ягодицам… Как истекающим «жалом» упираются в сжимающийся сфинктер… Боль будет невыносимой. Глаза вдруг распахиваются. Диб садится на месте, спешно вертит головой. Сон… Всего лишь плохой сон!.. Он всё ещё в своей спальне. На своей кровати, с прекрасной панорамной иллюзией вместо окна, рядом с мужем. Расслабленного, на него находит желание смеяться. Какие только глупости не сформирмирует уставший мозг? А веки мокрые… В паху саднит… Не хочется радоваться тому, что всё оказалось не взаправду. Не получается: тяжёлый осадок гложит как воспоминания о пережитом насилии. Вот только если к тем он привык, как и к их проявлениям в виде кошмаров, то что тогда это такое? Признак того, что ему становится лучше? Или, наоборот, хуже? Что подросток с собой делает?.. Диб вытирает глаза одеялом, устало смотрит на запястья с болезненными отметинами страсти. За всей этой грубостью, добровольным подчинением Зиму он казался себе таким сильным! Способным пережить всё! Ведь раз с ним инопланетная машина для разрушений — подросток определённо закалится и телом, и духом. Так, впрочем, и было… Но не выходило ли мазохистское самолечение из-под контроля? Позволить дорогому инопланетянину трахнуть себя в рот помогло забыть об акте принуждения. Разыгрывать же с ним сценку изнасилования, чтобы забыть о том, чего подростку чудом удалось избежать… Не слишком ли это даже в воображении? Может, достаточно пока? Когда-то ведь надоест видеть на коже синяки, царапины. Он уже всецело принадлежит Зиму! Не нужно пытаться доказать это таким жестоким способом! Можно сосредоточиться на безграничном счастье и бесконечной любви, которые познаются не только во время оргазма. Его большой, сильный хищник знает, как с ним обращаться и что ему нужно… Грозный иркенский набор когтей и клыков не помеха проявлению нежностей… Неужели только изнурительный животный секс способен удовлетворить извращённого подростка? Зим спокойно, мирно спит на боку… Ему нравилось это бессмысленное, но расслабляющее занятие. Оно позволяло отойти от впечатлений прошедшего дня и побыть наедине со своим маленьким мирком. Когда он обнимал Диба, крепко прижимал к своей груди — тот чувствовал себя в невероятной защищённости. С каждым днём это чувство растёт… Точно так же, как растёт сам Зим. Совсем скоро он станет выше Диба на голову. Затем, возможно, доберётся до уровня Профессора Мембрейна, до Рэда и Пёрпла. Только представить себя рядом с ним… Таким надёжным и уверенным… Настоящим папочкой, которым должен быть сексуальный и заботливый образец! Грубости сразу кажутся какими-то лишними, избыточным. Совсем отказываться от них не хочется, нет. Но внести разнообразие в постельную жизнь медленным и мягким соитием… Пожалуй, Диб готов был попробовать. До утра неизвестно сколько. Спать ещё тянет, поэтому Диб пристраивается спиной поближе к Зиму. Трёхпалые руки обнимают его сквозь сон. В тепле и комфорте остаётся только расслабиться, закрыть глаза… и ничего. Саднящее ощущение в паху из-за возбуждения никуда не делось. Рядом с любимым супругом просто так оно явно не уймётся. Проблема… Не хочется приходить к очевидному решению. Настроение не то и сил нет. А будить Зима ради такого — чрезмерно эгоистично даже для Диба. Придётся самому как-то справляться. Ладонь опускается на бугорок в нижнем белье… Пальцы неспешно поглаживают эрегированный орган… Было что-то отталкивающее, но в то же время притягательное в его влажном кошмаре. Грубость в пурпурной крови, проявляется вместе с инстинктами. Но сам иркен не такой, каким жестоким монстром бы не являлся. Не со своим единственным сокровищем… Против воли подростка он бы ни за что не пошёл: удовольствие своей собственности для него превыше всего. В лёгких поглаживаниях Диб то и дело ненавязчиво задевает иркенское запястье. Зима он будить не станет. Но, может, всё-таки оказать себе немного помощи с его стороны?.. Зим вряд ли бы возражал… Всё, что нужно Дибу, это чтобы ничто не мешало спать. Дело пары минут. Иркен даже не проснётся… Подросток неуверенно берёт его за кисть, осторожно накрывает свой пах когтистой ладонью. Затем внимательно прислушивается к спокойному дыханию. Да, спит. Если собственности ничего не угрожает — папочку ничто не заставит открыть глаза. А ласкать себя его рукой намного приятнее… Сложно устоять перед искушением избавить себя от трусов. Диб стягивает их с бёдер, чтобы свободно обхватить зимовской ладонью свой ствол. Плавная ипсация приятная, провоцирует жаркие вздохи. Но смазки бы побольше… Ощущения бы повпечатлительнее… Как можно возвращаться к обычной мастурбации, когда у него есть постоянный партнёр? Как можно лежать и заниматься столь невинными шалостями, когда рядом с ним пребывает секс-машина? Пока Зим спит — всё будет в порядке. Дело пяти минут, не больше. Бельё совсем снимается, откладывается в сторонку. Диб нащупывает иркенское бедро под одеялом, находит зеленокожий живот и принимается гладить. Где-то там под толстым брюхом его любимый извилистый эдеагус… Сейчас он ласкает нежный ствол сквозь гофрированную кожу, заставляет дыхание спящего тяжелеть. А выйдет тот наружу — и уже ласкать продолжат бессонного подростка, от наполненности иркеном который потеряет возможность дышать. И тогда сладкие сновидения себе обеспечены… Ну где он? Диб переводит ладонь к паху, уверенно онеживает половую складку. Ожидание начинает раздражать. Давай же, давай! От нетерпения он проникает в бельё, раздвигает пальцами щель и гладит основание малиновых сегментов. Иркенское дыхание от происходящего ещё тяжёлее… В нём проскальзывают тихие хриплые вздохи… Что ж, если Зим вдруг проснётся — он всё поймёт, Диб почти уверен. В конце концов, он ведь такой привлекательный и умелый, как тут устоять?.. Эдеагус наконец-то высвобождается. Диб победно выдыхает и закатывает глаза. Дождался! Сейчас как следует отметит это событие. Только трусы Зима немного стянуть, чтобы не мешались… Согнуть свою ногу в колене для удобства проникновения… Отлично, S-образный конец упирается в человеческую промежность. Теперь Диб волен делать с инопланетным органом всё, что душе угодно. Боже, в каком же он предвкушении… Совсем не до сна в таком состоянии! Не в ближайшие прекрасные мгновения. Облизнувшись, он прижимает эдеагус к коже для более тесного контакта. Нужна смазка… Нескольких плавных движений тазом хватит… Диб трётся о горячее инопланетное естество. Сегменты набухают ещё сильнее. Конец выделяет смазку. Со стороны Зима доносится урчание. О, Диб бы сам замурчал, если бы мог!.. Тёплая бирюзоватая влага пачкает бёдра… Пачкает сфинктер и мошонку… Вкупе с соприкосновением упругих сегментов это так приятно, что не хочется останавливаться! Но надо бы… Для растяжки всё есть. Дальше удовольствия будет намного больше. Ухватить теперь влажный орган сложно. Ствол выскальзывает из рук, только хозяин может управляться с ним как надо. Приходится готовить себя к проникновению пальцами. Господи, как же странно он, наверное, выглядит со стороны… При живом супруге, который находится рядом и согласится на всё, что попросит драгоценная пассия — Диб остервенело массирует мышцы, словно перед последним сексом. А потом он возьмёт и нагло воспользуется иркенской плотью для собственного удовлетворения. Так неправильно, что Зим просто обязан проснуться в процессе! Но так желанно, что остановиться невозможно… Чтобы уж точно принять в себя эдеагус — Диб оборачивает скользкий ствол своими трусами. На удивление, это работает: ткань фиксирует тот в руке. Не такой же неподвижный как фаллоимитатор, но должно получиться. Подросток направляет конец к своему сфинктеру, старательно вводит в себя сегменты… Будь он проклят: недостаточно растянул. Приходится круговыми движениями массажировать себе путь к удовольствию. Получается… Входит. Ещё несколько сегментов, а в итоге — почти одна треть оказывается в возбуждённом теле. Зим фыркает, рычит и вновь оборачивает руки вокруг талии Диба: крепко и вожделенно, словно никогда его не отпустит. А Диб не препятствует. Сам вжимается затылком и лопатками в иркенскую грудь, едва сдерживает рваные стоны, кусая губы. Вот оно… То необходимое удовольствие, которое может доставить ему только иркенский сегментированный орган. То желанное чувство наполненности, которое он счастлив получить лишь от любимого супруга. Не целиком… Но это пока. Зимочка обязательно проснётся. Превратит его сладострастное соло в томный дуэт. Осторожно двигая тазом, Диб насаживается на придерживаемое, горячее упругое естество; провоцирует плавные толчки в себе. Только бы не выскочил!.. Пускай продолжает терзать чувствительное лоно своей ребристой неровностью… Своим опустошительным вздувшимся диаметром… Как же хочется его всего. Настолько, что внизу всё преет под жарким, душным одеялом. Но не только оно здесь лишнее. Эта футболка… Почему она на нём? Зачем Диб вообще её надел? Сейчас бы чувствовал спиной иркенскую грудь! Задевал шероховатой зелёной кожей скопище эрогенных зон на беловатом покрове! С этого дня он точно будет спать голым. Или хотя бы в одних трусах как Зим. — Папочка… — тихие стоны подавлять бессмысленно, если не невозможно. Слишком хорошо… Но может быть лучше. Только пробудить Зима!.. Не в качестве потешной, неожиданной выходки. Ради головокружительной, испепеляющей необходимости… Один Диб не справится, — Возьми меня, папочка… От влажных чёрных волос сладко веет шампунем, излюбленным юношей. Жаркое, вжимающееся тело давит на лёгкие, сковывает дыхание. Зим не знает, в какой точно момент просыпается. Но столь приятного пробуждения у него ещё не было. Даже слишком приятного… Что происходит?.. Иркен издаёт стрекочущий прыск, прислушивается к ощущениям собственного организма. Вместе с тем ведёт вниз ладони, проходит по обнажённым бёдрам, по истекающему члену, по замершим у промежности кистям. Когда рук подростка касаются, тот резко замирает и затихает. Понимает, что возлюбленный проснулся. Сердце бьётся как бешеное, словно его застукали за каким-то ужасным злодеянием. Но притворяться лунатиком ещё глупее, чем отрицать происходящее. Он не смог устоять и воспользовался Зимом… Воспользовался ситуацией… Готов понести любое заслуженное наказание за свой проступок, но верит, что папочка отреагирует как надо. Зим убирает от эдеагуса руки Диба, свёрнутые вокруг малиновой плоти трусы. Вот оно что… Развлекаются тут. Да ещё без Зима! Ну, хотя бы работу ему облегчили: позволили пропустить прелюдию и бросили сразу в процесс страсти. Что ещё остаётся, как не подключится к действу? Всё равно проснулся, сторонними усилиями возбуждён. Теперь ему тоже нужно удовлетворение. Иркен снова обнимает подростка — одной рукой. Второй касается его шеи, заставляет поднять подбородок, чтобы тому было легче дышать. И принимается медленно вводить сегментированное естество до конца. В громких безудержных стонах Диб вцепляется в простыни, сжимает иркенское запястье на своей талии. Упоительное проникновение всё продолжается и продолжается… Словно нет конца эдеагусу, а если есть — изнемогающее тело отказывается его знать! Насколько длиннее или толще стал зимовский фаллос с их последнего раза — Диб не может оценить. Но он однозначно понимает, что тот растёт вместе с хозяином. Если один вид своего большого доминанта будет вводить в экстаз… То что получится, когда он будет ощущать в себе разросшегося сегментированного здоровяка? Одной пенетрации будет достаточно для того, чтобы прийти к пику?.. Зеленокожий лобок замирает, прижавшись к ягодицам. Диб трясётся, спешно шумно глотает воздух, пользуясь мгновением передышки. Боже, с Зимом и его безумной анатомией он готов ко всему… Пускай его папочка везде станет настолько большим, насколько это возможно. Его любимая маленькая собственность не без удовольствия выдержит любое проявление иркенских чувств. — И тебе доброго утра, неспящая красавица, — вздыхает Зим. Вот он и присоединился… Мягко поглаживает человеческую шею, талию. Даёт время привыкнуть к своему естеству, — Кажется, ты тут был занят. Извини, что потревожил… Диб тихо стыдливо посмеивается со сказанного, гладит в ответ трёхпалые руки. Пожалуй, только он здесь должен извиняться: за то, что разбудил супруга, и за то, что своевольно решил утолить возбуждение за его счёт. Это ожидаемо было со стороны подростка? Со стороны эгоистичной, собственнической, пубертатной натуры? Даже если да, всё равно можно было обойтись диалогом. — Мне приснился плохой сон… — в качестве оправдания говорит он. Своеобразный повод соблазнять спящего, но Зим проникается: стресс его ненаглядный Дибонька утолял только похотью. Впрочем, не упускает повод для ещё одной беззлобной издёвки: — Да, я так и подумал. Не помню, чтобы прошлой ночью я на тебя падал… Не нужно гадать, чтобы понять, что должно произойти дальше. Зим сам подводит к этому: раскрывает их с Дибом, переворачивается с ним на спину. Приходится смять подушки, дабы поудобнее устроиться со своим вечно мешающим ПАК’ом. Даже в полулежачем-полусидящем положении вес пассии давит на грудь. Но это по-странному приятно, как бы ни затрудняло дыхание. Он мягко раздвигает ноги подростка, гладит его бёдра, и второму кажется, что не нужно просить иркена побыть сегодня нежным. Словно он сам прекрасно знает, что подростку нужно; что следует ему дать. Как же восхищала их тесная связь друг с другом… — Можешь снять мою футболку, папочка?.. Просьба закономерно утоляется. Уже без ненужной вещицы Зим занимается его торсом. Коготки легко, почти щекочаще проходят от лобка до солнечного сплетения… Провоцируют дрожь и подавленный выдох… Такая мелочь, но невероятно много говорит о заботливом и обходительном космическом монстре. Диб впивается в простыни где-то у иркенских боков. Зим гладит его грудь, указательными и большими пальцами массирует его соски, и под напором ласк — простых, но упоительных — хочется плавиться, хочется раствориться в супруге. Как же ему не хватало таких лёгких, но всё ещё заводящих вещей… Зеленокожие губы покрывают поцелуями его шею. Подросток наклоняет голову вбок для иркенского удобства; чувствует, как вторая когтистая ладонь опускается на член. Пальцы мягко проводят по венкам… Массируют ствол… Подушечками потирают головку… Нет, всё! Он не выдержит такого напора ласк! Пора закругляться, пока эйфория едва подкатывает. — Папа… Папочка… Займись своим мальчиком, — изнемогающая просьба сама слетает с дрожащих губ. В голову следом приходит то, что нужны бы пояснения. Иначе выйдет как всегда. Поэтому Диб вожделенно добавляет, — Т-только без грубостей… На этот раз. Папочку его просьба не удивляет. Папочка готов быть с ним любым, каким его драгоценное сокровище захочет. Он берётся ладонями под бёдрами Диба, тазом совершает плавные уверенные толчки. Невыносимо… Как же Зим глубоко… Насколько сильно дурманит человеческий рассудок… Своими размеренными фрикциями; своим природным возбудителем, впитывающимся в тело партнёра с потом и смазкой; своей изумительной кожей, невольное трение спиной о которую напоминает тысячу исступляющих объятий. Диб запрокидывает голову, вжимается затылком в иркенское плечо. Заведя назад руки, он гладит антенны, шею, плечи своего неземного суженого. Подросток навсегда любимый… Навсегда окруженный заботой и лаской… И его иркен — тоже. Пускай слышит это в каждом упоённом стоне, чувствует в каждом трепыхании приближающегося к пику тела, видит в излиянии дрожащей раскалённой плоти. Никакого медового месяца ему не надо… Достаточно просто быть с дорогим неземным мужем. С последним протяжным стенанием Диб сжимает иркенские плечи, мнёт простыни пальцами ног, кончает себе на грудь. Не хочется думать, что чего-то не хватает в настолько приятный, захватывающий сладостной эйфорией миг… Но сколь бы супруг не напоминал о своей безмерной любви, примерно доводя его до оргазма — когда у них это происходило одновременно Дибу нравилось гораздо больше. Уже остывающего, Зим поглаживает его бока, даёт прийти в себя. В голове только чарующая безмятежность. Все недавние гнетущие переживания позабылись; ушли в небытие, смытые волной удовольствия… Но теперь черёд иркена постигать волнующую кульминацию. Подросток прекрасно понимает это и вместе с тем мысленно зарекается, что в следующий раз всё пройдёт по-другому. Что если ему вновь приспичит соблазнять спящего инопланетянина, то он обязательно начнёт хотя бы с минета! Без пронзающего весь живот жаром папочкиного семени финал плотских утех совсем не тот. Передохнув, Диб привстаёт и устраивается на иркенских бёдрах. Активничество наверняка выматывает, особенно едва после пробуждения. Но он готов помочь папочке! Взять инициативу в свои руки, что демонстрирует последующими телодвижениями, насаживаясь на сегментированный ствол. Его решительная, молчаливая отзывчивость Зима забавляет и умиляет. Впрочем, не настолько он сонный или вялый, чтобы не доминировать. Он поглаживает светлую поясницу, мягко останавливает своего влюблённого наездника за бёдра и любезно воркует: — Ложись. Папочка обо всём позаботится. От лёгкого негодования подросток прикусывает губы. Что поделать… Придётся слушаться, всё равно прервали. Нехотя он поднимается на ноги, из-за чего эдеагус покидает его тело. Осознание опустошения приносит какую-то досаду. Ну и как ему лечь? В какой позе лучше его использовать? Лицом вниз и чтобы лишнего слова не сказал?.. Диб обречённо опускается на колени, выжидает дальнейших действий. В голову возвращается недавнее мрачное сновидение. Почему?.. Что с ним не так? Зим с недоумением относится к избранной Дибом позе. Он ведь попросил лечь, нет?.. На его спину и макушку Зим прекрасно насмотрелся. Хочется и лицу немного внимания уделить. Иркен мягко поглаживает юношеские бёдра, оставляет поцелуй над одной из половинок, побуждает подростка перевернуться. Тот исполняет безмолвную просьбу, но что за удивление? Чего с ним такое этой ночью? — Настолько плохой сон?.. Всматриваясь в обеспокоенный зелонокожий лик, подросток пытается заново пережить то ощущение страха и отчаяния, которое одолевало его во сне. Не получается… Потому что иркен не такой. Он не отвратительный насильник или бездушная машина для убийств. Он его папочка, его драгоценный супруг, любовь всей его жизни. Он любит подростка, любит его тело, и ему не нужно самоутверждаться за его счёт, чтобы выставить себя самым сильным в карих глазах. Зим уже такой: настолько грозный и всемогущий, что вытеснил собой подсознательные страхи несостоявшейся жертвы насилия. Единственный, кого мог бы бояться Диб… И кого ни за что не станет, не сможет, ведь папочка на его стороне и всегда будет. Вот что значило безумное сновидение. Ему правда становится лучше. — Если со мной случится что-то плохое… Что ты будешь делать? — Ты прекрасно знаешь, что Зим будет делать, — рубиновый взгляд загорается мстительным блеском. Очевидно, направленным против грядущих обидчиков драгоценной пассии. Если таковы будут, — Но… Лучше совсем не допустить, чтобы что-то плохое случилось. На родительское заверение Дибу остаётся только улыбнуться. Чего бы плохого ни произошло — его не оставят, достаточно пальцем ткнуть. Его радость приносит Зиму успокоение. Он проводит ладонью по чёрным волосам, запечатлевает на алых губах поцелуй. С ним будут даже во снах, если придётся… — Зим любит тебя больше, чем ты можешь себе представить, сладкий… Трёхпалые ладони неспешно проходят по белым плечам, по бокам и бёдрам. Зим сидит подле с улыбкой: тёплой и насмешливой одновременно. Мутационный процесс завершился. Милый приёмыш теперь навсегда останется полукровкой, носителем иркенских ген. Его ген… Иркенского папочки, которому земное создание сильнее принадлежать не сможет: невозможно. Такой прелестный и такой не увеличивающийся в размерах… Как же сложно придётся с сексом, когда Зим продолжит расти! А он продолжит, обязательно. Рубиновые туники остались в прошлом… Гранатовые тоже стали малы… В новые Высочайшие Империи набивается носитель, не иначе. Нужно пользоваться моментом, пока это возможно. Зим опускается на локти и покрывает поцелуями живот, лобок Диба. Мягкий… Гладистый… Источает аромат тепла, юной крови и феромон излюбленного самушки. От тихого рычания губы отдают лёгкой вибрацией на беловатой коже. Горячее дыхание щекочет, сотрясает ворсинки аккуратной дорожки, идущей от пупка вниз. Его… Диб наблюдает, поглаживает запястья трёхпалых ладоней на своих боках. Зим такой большой по сравнению с ним. Такой уверенный в своих действиях, в своём желании распалить и насладиться обнажённой пассией. Подросток тоже вырастет рано или поздно… Но представить себя на его месте?.. Мог бы?.. Ласки переходят к ногам. Зим сгибает ровные конечности в коленях, гладит и легко мнёт голени, целует мраморные чашечки. Диб не уверен, какие ощущения испытывает от данных действий. Чувствовать себя любимым хорошо в любом проявлении. А если при этом дорогой инопланетянин получает удовольствие, добравшись до ладных «ходилок» с занятным пушком, то никаких претензий быть не может. Но вот иркенские губы следуют вниз… С каждым сантиметром поцелуев — приятное жжение у лобка всё сильнее… Одну из конечностей приподнимают, и Зим игриво прикусывает кожу у лодыжки. Тогда причинное место Диба совсем возвращается в былую боеготовность, пока сам Диб немного отходит от мгновения щекотки и удовольствия, вызвавшее дрожь во всём теле. Нельзя не любить это неземное создание, которое превращает его в одну сплошную эрогенную зону… Большое, уверенное в себе и по-внеземному привлекательное. Оно, по-видимому насытившись, кладёт щиколотку пассии себе на плечо; вынуждает немного перевернуться на бок. Чтобы затем, безо всяких помех, вновь проникнуть в нежное человеческое лоно… Нет, не сможет Диб так же самоуверенно нависать над Зимом с его иркенским жилистым телом; пронзать блестящим, полным озорливого желания, но и любви рубиновым взглядом; неспешно наслаждаться каждой томной секундой ощущения себя в пылком теле драгоценного существа. Не желает… Только если не захочет Зим. — Думаешь, я смог бы быть сверху? — У тебя есть полностью функционирующий член. Недостаточно красноречиво для ответа? — иркен хмыкает. Очевидно же, что да. Но зачем? Разве подростка не устраивало текущее положение вещей? С его-то рвением получать, а не отдавать, — Ты хочешь побыть сверху, Диб? — Не знаю. Диб не уверен… Мне нравится быть снизу. Но я понимаю, что ты можешь уставать. И это неплохое разнообразие. Поэтому, если ты как-нибудь захочешь… Знай, что я готов поменяться ролями. Ради тебя. До чего альтруистичный и отзывчивый порыв… Вполне милое проявление заботы о папочке. Побыть на месте получающего удовольствие, не утруждающего себя лишними телодвижениями, довольно привлекательная перспектива. Зим обязательно подумает о ней. А пока, дёрнув антеннами в умилении, он мягко придерживает поднятую конечность за бедро и продолжает плавные, уверенные фрикции. — Зим поможет тебе быть сверху, если будет необходимость. Мы должны раскрывать твой потенциал, а не подавлять его. С Зимом ты станешь самым доминирующим доминантом из всех возможных! Можешь не сомневаться, дитя. Вновь это сладостное удовольствие заполняет рассудок… Разливается по юному телу теплом… Равнозначно как от зимовских действий, так и от зимовских слов. Диб прикрывает глаза запястьем, совсем ненадолго. Чтобы удержать глупый и неуместный смех в себе… Чтобы ещё больше не спровоцировать тот видом обзабоченного Зима подле себя. Ох уж эта псевдоинцестуальная подоплёка!.. Неужели совсем недавно его терзали отвращающие ассоциации по поводу соития с собственным папашей? Ну так теперь у них с Зимом общие гены… Тот зовёт его дитём, а его зовут папой… И всё прекрасно. Потому что этого инопланетного мужчину он выбрал сам в качестве родителя. Теперь иркен его настоящий отец, и с ним правильно — всё. Карие глаза осторожно посматривают на Зима. На напряжённые мышцы… На капельки пота, катящиеся по груди и вискам… На сосредоточенный, но в то же время расслабленный взгляд… Не помнится, чтобы Профессор Мембрейн уделял внимание обеспокоенному сыну в детстве. Всё занимался своей наукой, почти безотрывно. Да и не считал, что нелепые ночные сновидения заслуживают внимания. А Зим не только рядом с Дибом после его кошмара. Зим без пререканий помогает ему расслабиться, чтобы тот смог снова заснуть. Ну и пускай он не всемирно известный учёный! Зато для подростка он лучший папа, который у него когда-либо был. Которым он будет гордиться так, как никогда не гордился бы Профессором Мембрейном. Зим заслуживает этого больше, как некто действительно понимающий Диба. Он тянет к нему руки, чем заставляет иркена остановиться. И лишний раз убеждается в его проницательности, в их крепкой связи друг с другом, когда иркен снимает тонкую лодыжку со своего плеча, чтобы затем взять на руки самого подростка. Физически вес своего сокровища — назначителен. Зим без проблем даёт ощутить свою силу. Он мягко, но крепко держит Диба за пятую точку. Знает каждый поворот длинного нежного лона, а потому уверенно насаживает излюбленное тело на свой изогнутый ствол. Диб тихо стонет… Сминает пальцами, ногтями иркенские плечи, лопатки. Сдавливает талию ногами, обвитыми вокруг. Нежности это не про него! Не когда он находится в родных руках, заполненный инопланетным сегментированным органом, а его грудь и соски ласкает шероховатая зелёная кожа. Но это ничего… Пускай получает ту же радость и удовольствие, которые получает благодаря ему иркен. Для этого бывший завоеватель и существует, принадлежащий земному созданию так, как земное создание принадлежит ему. Яркой обоюдной вспышкой всё завершается. Помимо пика наслаждения, Диб получает желанное заполнение любовными соками, а Зим — заслуженные отметины страсти на спине. Горячее семя запечатлевается приятным осадком между пульсирующими стенками и сдувшимися сегментами. В остывающем воздухе тонут звуки сердцебиений, шумных сбивчивых дыханий. Уткнувшись лицом в светлую шею, иркен чувствует, как слабеет хватка на его плечах, на талии. Подросток засыпает… Нужно уложить на подушки, из-за чего приходится покинуть излюбленное тело. А как голова брюнета оказывается на мягком — Зим укладывается рядом и укрывает их обоих одеялом. Пальцы Диба сонно поглаживают зелёную кожу. Почти у тех мест, где совсем недавно оставили свои следы. Занятный контраст ласковых прикосновений и лёгких жгучих ран. Обнимаемый и обнимающий, Зим ждёт, как слабеющие действия совсем утихнут, и Диб полностью погрузится в царство Морфея. Надеется, что больше ничто не потревожит сны милого супруга. Ему ведь и раньше снились кошмары, не так ли?.. Может, редкие… Не вызывающие столь сильного эмоционального отклика. Ведь с подростком всегда рядом тот, кто поймёт и утешит. По-другому никак. Каким бы тогда папочкой был иркен, если бы не внимал к нуждам своей собственности? Диб засыпает. У Зима не остаётся смысла продолжать бодрствовать рядом с ним, поэтому он тоже покидает реальность. А в человеческих снах он снова тот, кем и должен быть: невероятный и могущественный защитник своего Высочайшего и их маленькой империи. Следующее пробуждение выходит как положено: утром. После душа и выряжения пара поднимается наверх, в гостиную, и отправляется на кухню. У плиты готовят роботы: ГИР, Минилось и продолжающая своё обучение МиМи. За столом сидит Тэк, уткнувшаяся в планшет. Но при появлении пары — отрывается и одаривает Зима ехидным одобрением. Всё из-за его новой сиреневой водолазки. На её красноречивую оценку Зим надменно скалится и фыркает: с симпатиями к иркенке избранный цвет не связан. После чего садится на своё место за стол. Диб делает тоже самое. Правда, не стулом становится избранное место сидения, а иркенские колени… Как уготованное ему и единственное положенное для подростковых ягодиц. У Зима возражений нет. Единственное, которое могло бы быть, это нежелание поглощать еду вместе с лезущей в лицо чёрной волоснёй. Но он вполне справится с этим! Манёвренный. К тому же, взгляд подростка… Что-то меняется в том. Иркен не уверен, с чем это связано, но ему нравится его безмолвное восхищение. В нём он чувствует себя ещё выше; оно окупает всё. — Я составила план. Чтобы не тратить время и быстрее покинуть этот шар уныния… — Тэк протягивает Зиму свой планшет. Тот рассматривает её схему со всей серьёзностью. Это мотивирует иркенку к ещё более увлечённому рассказу, — Вы с Дибом заберёте вещи из его старого дома. Я в это время отправлюсь на дальние планеты. Потом вы — на ближние. Все вместе мы встретимся на Плуазе Пятой. Посмотрим оставшиеся варианты и всё обсудим. Так будет лучше, чем толпой летать по империям. — Очень хорошо, Тэк: так мы и поступим. Перейдём к делу сразу после завтрака. Техника возвращается к владелице. Зим не улыбается, но в глазах его видится уважение и довольство проделанной работой. Тэк старается сильно не демонстрировать радость. Она важная и полезная… Занимается важными и полезными для её новой семьи вещами… Что ещё нужно для счастья?.. Даже Диб не смотрит в её сторону с ревностным осуждением. Максимально спокойный и отстранённый. Оттого Тэк хочется радоваться ещё больше: всё идёт как надо, прижилась. После подачи еды идёт мирный семейный завтрак. Разве что, МиМи не ест как остальная пятёрка, а стоит рядом с хозяйкой. Не нужна ей такая глупость, как пища. Зим с Тэк обсуждают грядущие планы по устройству их совместной жизни. Диб размышляет насчёт грядущей встречи с Профессором Мембрейном и Гэз. При этом испытывает спокойствие, а не бывалую тревогу. Он готов. Они с супругом справятся. Встретятся с бывшими родственниками подростка и навсегда расстанутся. Вряд ли те захотят общаться с ним. Навещать Землю смысла не будет. Впрочем, неужели придётся забрать всю комнату с собой? Не стоит ли взять самое необходимое? Плюс, корабль его новый… Который на деле — курьерская рухлядь, в данный момент засоряющая задний двор базы, потому что не влезла на чердак. Вот что с ним делать? Не лучше ли оставить у Мембрейнов в гараже и забрать при необходимости? В какой-то момент иркенский разговор заходит о Дибе, о некоей подготовке захватчика. Дибу приходится опомниться, что его завтрак едва начат; приходится наверстать упущенное, потому как Зим с Тэк, ГИР с Минилосем свои порции почти закончили. Значит, папочка организует ему какую-то индивидуальную и особенную тренировку?.. Интересно… Подросток совсем не прочь пройти ещё одно из испытаний своего инопланетянина. Приятно его лишний раз порадовать, дать повод для гордости. Будет считать своеобразным посвящением в полуиркены. После завтрака Тэк с МиМи идут на чердак, где был втиснут красный корабль первой. Время и место встречи оговорено. Они займутся своими делами, а Зим с Дибом своими. На предложение подростка оставить курьерский инопланетный транспорт у Мембрейнов иркен соглашается. Он, конечно, лучше бы выбросил его… Но вдруг пригодится однажды? Мало ли. Так что к старому дому Диба они отправляются не пешком. На базе остаются только ГИР с Минилосем. Будут ждать назад хозяина с его пассией, после чего все вместе отправятся на выбор нового жилья. Диб не может отрицать, что не испытывает какого-то маленького, незначительного волнения. Это будет первый раз, когда он увидит отца после мрачного случая, которым не гордится. И, скорее всего, последний. Нужно попрощаться так, чтобы потом не вспоминать ни о нём, ни о сестре… Подросток счастлив вопреки своей родной, равнодушной семейке. Пускай знают. Курьерский корабль садится на заднем дворе. Диб идёт открывать гараж, после чего Зим паркует транспорт внутрь и сам покидает кабину. Теперь бы в дом, да только как это сделать? Через дверь кухни, как хозяин? Через парадную, как гость? Вроде неделя прошла после побега, а место уже кажется каким-то чужим… Двухэтажное здание, которое некогда много значило. А сейчас даже воспоминаний нет… Ни одного. Плохое забывается, остаётся лишь хорошее. Но хорошего с подростком не происходило ни здесь, ни на этой планете. Скоро забудет, как сам дом выглядит. Внутри тихо. Через кухню Диб с Зимом проходят в пустую гостиную, поднимаются по лестнице наверх. Будний день сегодня или выходной? Гэз, наверное, уже в школе. Профессор Мембрейн если не в лаборатории, то на работе. Радоваться бы, но Диб искренне был готов к последнему диалогу с роднёй. Оттого внутри какое-то опустошение, неудовлетворённая тоска… Он ведь в одном шаге от того, чтобы покинуть Землю! Неужели ни отца, ни сестру это не волнует? Неужели подросток ожидал чего-то другого?.. Как наивно и глупо… Нечего переживать. Вновь собравшись, Диб отрывает дверь своей комнаты. Полутёмная, заполненная множеством вещей, тоже кажется какой-то чужой. Словно вечность здесь не был. А теперь нужно пересмотреть и перебрать всё имеющееся, чтобы решить, что взять в новую жизнь. Желательно немного, лишь самое необходимое. Есть ведь здесь то, без чего не обойдётся иркенский подопечный?.. Сборка наверняка выйдет долгой, поэтому Зим заваливается на кровать. Ему незачем стоять вместе с Дибом посреди комнаты. Какие-то пыльные простыни… Или ему кажется?.. Потерянный карий взгляд разглядывает содержимое шкафа. Неужели настолько (!) долго всё окажется? Зим тоскливо протягивает скучающий выдох, попутно озираясь по сторонам. Ну и чем ему заняться? В ближайший… час? Два? Мазохизм просто лежать на месте и наблюдать. На паучьих лапках он перебирается к рабочему столу и усаживается у компьютеров. Бедная техника работает, словно никогда не отправляемая на передышку. Правда, скорее, оставленная по стечению обстоятельств, потому забытая. Зим без проблем находит в сети нужное ему музыкальное сопровождение. Пускай весёлые нотки скрасят этот окружающий мрак! Заодно сгонят серьёзную и озадаченную мину с любимого дибовского лица. Уже с первых напевных аккордов Диб понимает, что это за композиция. Он поглядывает на Зима в недоумении. Не надоела она иркену? Иркен же с самодовольным ликом стоит на стуле, плавно размахивает руками в подобии танца. Не-а, ничуть! На его паясничество подросток с насмешкой пожимает плечами. Что ж, пускай. Правда, хочется под неё наравне с вокалистом завыть про танцы под луной! Про сияние звёзд и объятия до рассвета!.. Но ограничится возрадовавшимся настроением. Так действительно повеселее, легче на душе. Заодно мысли в порядок приходят: сразу вспоминается, что точно следует упаковать в рюкзак. В то время как Диб перебирает журналы и сувениры, Зим на стуле на колёсиках разъезжает по комнате. Всё будет хорошо! Всё будет отлично! Совсем скоро они с супругом начнут новую жизнь, и им не о чем переживать! Ну, ровно до того момента, как в дверях не оказывается Профессор Мембрейн. Видно, учёный находился в лаборатории, пока музыка сверху его не потревожила. И Зим, и Диб замирают, одаривают мужчину ответным недоумением. Пока до подростка всё-таки не доходит отключить музыку. Тогда Профессор проходит в комнату. — Сын? — за недоумением следует искреннее беспокойство, — Где ты был всё это время? Сомневаться, что Профессор Мембрейн переживал за пропавшего Диба, не приходится. Он всё-таки родитель. Трудоголик и персона мирового значения, но отец, который по-своему волновался и скучал. А Диб… Диб не испытывает ничего. Стоит перед ним, в нескольких шагах, какой-то мужчина, с которым их связывают общие воспоминания. И на этом всё. И хочется, чтобы так и оставалось; чтобы не проявилась никакая ностальгия или привязанность. Недалеко Зим: прячет напряжение за холодной надменностью, не знает, чего ожидать. Диб подходит к нему поближе и берёт за руку, возводит мысленный барьер. Вот его настоящий родитель. А Профессор Мембрейн — так… Старый знакомый. — Теперь я живу с Зимом. Мы пришли за вещами и попрощаться. Мы улетаем с Земли. Реакция Профессора Мембрейна потерянная, недоумевающая. Ибо какая ещё могла быть на сказанное? Его бедный, безумный сын нашёл собрата по разуму?.. Диб понимает, что тот не воспримет его слова никак иначе, кроме как фантазию двух играющих детей. Он переглядывается с Зимом. Подходящий момент, чтобы раскрыть свою истинную сущность. Но готов ли иркен? Уверен в необходимости данного действия? Железный настрой инопланетянина на оба вопроса отвечает положительно. Не выпуская руки подростка, он снимает парик, линзы, убирает в ПАК. Всё под взглядом учёного, с которым затем встречается своими яркими рубиновыми глазами. — Зим — инопланетянин и новый папочка Диба. Мы переезжаем подальше от этой помойки, — иркен не скрывает язвительного самодовольства. Отвратительно то, что невнимание мужчины сотворило с подростком. В то же время — прекрасно! Ведь благодаря этому подросток попал под иркенское влияние. Так что Зим знал, как одновременно задеть нерадивого родителя, так и оценить его «старания», — Рад, что вы занимались наукой, и решили оставить воспитание этого чуда другим. Зим как следует о нём позаботится… Инопланетянин… Не инопланетянин… Что он несёт?.. Недоумение Профессора Мембрейна медленно перетекает в гнев. Не ожидал он такого исхода: дружком его сына оказался не страшный внеземной завоеватель, о котором не переставал твердить Диб. Им оказался не менее страшный, уличный торговец телами. Под взволнованный подростковый крик Зима хватают за горло, отрывают от пола, впечатывают в стену. ПАК пробивает синюю шпаклёвку и гипсокартон. Затылок больно бьётся о твёрдую поверхность. Крепкая ладонь уверенно держит, почти сжимает иркенские шейные позвонки. Хорошая хватка… Из чего бы ни были сделаны конечности учёного — они достаточно сильны, чтобы без особых усилий оторвать голову от тела. Учёный явно этого хочет… Линзы рабочих очков прожигает его взгляд, полный ненависти. Под ним иркена если не придушат — то совсем сломают стену его туловищем. Оставят гораздо большую дыру, чем у которой его приковали тяжёлой рукой. — Держись подальше от моего сына, извращенец! — кричит мужчина и лишний раз ударяет иркена затылком о стену. Нечеловечески большие, рубиновые глаза горят гневом и паникой. Сквозь клыкастый оскал слышны тщетные, хриплые попытки вдохнуть. Зима могут прикончить в два счёта… Но беспокоит его совсем не эта возможность. — Ты пугаешь мальчишку… Ничтожество… — в подавленном рычании тратятся последние остатки кислорода. Только за то, как в сторонке трясётся его Диб, Зим мог бы лишить Профессора жизни. Но не станет. Не он пришёл прощаться со своим прошлым… А Диб. Подросток знает, кто его настоящий отец; знает, на чьей он стороне. Но неужели придётся дойти до плохого? Мало ему травм и убийств в его жизни? Делать нечего… Переборов себя, Диб направляет на Профессора Мембрейна бластер. Ради папочки… Он справится. — Отпусти его. Немедленно! — твёрдый, приказной тон плохо скрывает телесный тремор, колебания юношеской души. Нужно было сделать это раньше. Больно смотреть на то, как бледнеет зелёная кожа Зима; как от невозможности вдохнуть он закатывает глаза. Диб мысленно извиняется за то, что замешкался. За то, что всё-таки позволил проклятой мнимой привязанности ослабить себя! Но он исправится, прямо сейчас. Жертвенность Зима помогает ему расхрабреть, — Мне было жаль, что я навредил тебе тогда. В наш последний разговор… Но сейчас! Если ты не оставишь моего мужа в покое! Я не раздумывая убью тебя, отец!.. Оглядываясь на Диба, Профессор Мембрейн отвечает грустью. Его сын?.. Наставил на него оружие? Нет… За что? Он выпускает Зима. Выпускает это… существо! С нескрываемым отвращением, не веря и не желая верить, что теперь оно является членом семьи Мембрейнов. Затем всё внимание переводит на сына, дабы успокоить и унять разногласия. — Сынок… Диб, — руки осторожно касаются бластера, плавно опускают оружие вниз. Подросток не противится… Как бы зол, как бы обижен ни был он на отца! Убить его он бы не смог… А отец, меж тем, тоскливо улыбается. После чего становится понятно, почему с самого начала встречи он не злился, — Я был в порядке всё это время. То есть… Я испугался. Конечно! Но не из-за того, что ты очень сильно меня толкнул. А из-за того, что ты испереживался и сбежал из дома. — Но… Полиция?.. — откровение заставляет Диба растеряться, вводит в шок. Он ведь слышал хруст… Понимал, что его преследуют… Слуховая галлюцинация? Преждевременные страхи? — Разве… Разве я не?.. — Соседи вызвали. Но мы всё уладили. А потом я отправился тебя искать, но… — мимолётный гневный взгляд стреляет в иркена. Тот уже пришёл в себя, откашлялся, но ещё потирает шею. Синяки останутся на какое-то время… — У Зима тебя не оказалось. Я взял отпуск в надежде, что ты вернёшься, когда придёшь в себя. И ты наконец-то здесь, — Профессор опускается на одно колено, касается плеч Диба. Его голос… Его глаза… Они источают такую радость, такое неподдельное счастье, что хочется плакать!.. — Возвращайся домой, сынок… Диб не навредил Профессору Мембрейну… Профессор Мембрейн всё это время ждал возвращения Диба… Уголки губ невольно поднимаются, глаза слезятся. Не верится… Просто не верится! Он ведь так мечтал именно об этой реакции со стороны отца! Именно об этих тёплых словах нуждающегося в нём родителя! А теперь он так счастлив… что это даже неправильно. Улыбаясь, смеясь, шмыгая носом — подросток медленно пятится, качает головой. Нельзя… Нельзя поддаваться влиянию этих эмоций, влиянию этого человека перед ним. Нельзя себя обманывать! Никогда он не получит тех отношений с Профессором Мембрейном, которых желал всю жизнь. Не стоит быть таким наивным и глупым… Ему больше это не нужно; у него всё есть. — Папа… — шепчет он, держа руки у груди — скованный, пронзаемый чужеродным теплом, отдающим в сознании болью. Это ложное счастье ему не нужно… Пускай перестанет его ослеплять. Пускай Диба отгородят от него! Не позволяют ему ворошить разбитые детские надежды! Диб закрывает ладонями рот. Может, слёзы удержать в себе не получилось: катятся по щекам, беспомощные и горькие. Но рвущийся наружу крик… Комок обид и негодований, подступающий к горлу будто от отравления собственными грёзами… Он останется там же, где под осознанием реальности было погребено желание броситься Профессору Мембрейну на шею. Подросток не сможет убить его по-настоящему… Но морально отец для него — мёртв. Учёный поднимается на ноги. Слёзы сына он воспринимает как хороший знак. Словно тот растрогался… Словно тоже скучал и желал вновь увидеть члена семьи… Если бы. Едва Профессор Мембрейн делает к Дибу шаг, как уже перед мужчиной оказывается иркен. Обходит его… Прижимает подростка к себе… А подросток отвечает на объятия. Обнимает крепко, отчаянно. Своего папу… Настоящего. Учёному остаётся только стоять и наблюдать за происходящим. Сколько же важных моментов, которые произошли в жизни сына, он упустил?.. — Больше никогда (!) не смей к нему прикасаться… Ты понял? — в сторону мужчины иркен не смотрит. Слишком занят, гладя и утешая своё сокровище. Мужчина может представить, какая надменная злоба того одолевает. И считает её неуместной после того, как этим властным, манипулятивным чудищем пробили стену, — Диб выбрал опеку злобного космического монстра, лишь бы не быть брошенным и никому не нужным в собственном доме. И знаешь, что? Злобный космический монстр справляется. Прекрасно справляется! — смеётся иркен, затем срываясь на крик, — Я дал ему гораздо больше, чем ты за все тринадцать лет! Ненадолго Зим оставляет Диба. Тому намного легче. Почти не плачет… Зим выпускает паучьи лапки, чтобы возвыситься над Профессором Мембрейном не только морально. Профессор спокоен, демонстративной угрозе не внемлет. В своих силах уверен и готов противостоять некоему космическом созданию. Впрочем, то пытается ранить словами, нежели действиями: — Каково это знать, что твой сын зовёт «папой» не тебя, человек?.. Чувствуешь свою никчёмность? Как нечто важное разъедает всю твою невероятность? То, что ты не просто плохой отец… Ты никогда им не был. Последние фразы серьёзно задевают. Профессор пытается противостоять болезненной горечи. Что это существо себе позволяет? Кто оно такое, чтобы высказываться по поводу родительства?! Вот только в глубине души мужчина понимает, что мог быть куда лучше… Оттого руки опускаются, источающий негативом взгляд переполняется тоской. Как он мог столь много дать для человечества и столь мало — для собственной семьи?.. Неужели из какого-то инопланетянина вышел лучший защитник и наставник, чем из него: родного человека для Диба?.. Переполняющее Зима удовольствие выражается в клыкастой ухмылке, в нарастающем смехе, пока он лицезреет то, как Профессор Мембрейн погружается в отчаяние; как самооценка самого важного человека Земли медленно уничтожается под гнётом иркенских слов. О, он с особым наслаждением лишил мужчину сына… Но зачем останавливаться на достигнутом? ПОЧЕМУ БЫ НЕ ОТПЛАТИТЬ ШРАМАМИ ЗА ОСТАВЛЕННЫЕ СИНЯКИ?! Смех резко обрывается. Его замещает треск стекла и рваный звук, с которым нечто острое раскраивает кожу. Когти… Быстрым жестом проходят поперёк лица мужчины. Ломают рабочие очки. Рвут веки и зрачок. Царапают щеку. Профессор Мембрейн вскрикивает от боли и неожиданности, хватается за повреждённый глаз. А следом его бьют ногой в грудь, отчего мужчину уносит в сторону стены. Той самой, где свой след оставил ПАК… Только теперь след оставляет учёный, пробивший её торсом и приземлившийся на полу коридора. Этот грубый звук удара… Этот пугающий шум разрушения… Диб не желает знать, что будет дальше. Втянув голову в плечи, он заткнул уши и стоит себе, отвернувшись от всего происходящего. Его это не волнует… Он где угодно, только не здесь… Зим опускается на ноги, прячет паучьи лапки, гордо подходит к поверженному Профессору Мембрейну. Растерянность и чувство вины сыграло с тем плохую шутку, заставило потерять внимательность и осторожность. Но в атаку он не пойдёт, нет… Он остаётся на месте, сидя на полу. Прижимает ладонь к кровоточащему глазу. Это чудовище перед ним — новый родитель его сына… И виноват в этом лишь мужчина. А попытается он «исправить» это отвратительное стечение обстоятельств — только причинит Дибу ещё больше боли. Он ничего не сможет сделать и признаёт поражение… Зим подтвердил своё право на Диба. — Я обещаю… Следующей, кто тебя бросит, будет твоя дочь. Сверкнув глазами в последний раз, Зим возвращается к Дибу, берёт его рюкзак и уводит пассию за руку. Диб старается не смотреть в сторону Профессора, пока они проходят мимо. Не так всё должно было обернуться… Не должен был учёный лишиться глаза и расставаться с сыном в таком виде: болезненным и обречённым, по локоть залитый красным. Таким подросток его запомнит?.. Они с иркеном проходят коридор, когда вдруг мужчина их окликает. Иркен останавливается, но назад не озирается. Также поступает подросток. — Зим! Постой… Прошу: дай моему сыну то, чего не смог дать я. Я… правда хочу, чтобы он был счастлив. И если он счастлив с тобой — то пускай так. Мужчина поднимается на ноги, стряхивает с себя штукатурку. Неплохо бы посетить больницу или самостоятельно заняться глазом… Но он выдержит. Заслужил. Если он действительно больше не увидит сына, его названного супруга — ни рана, ни боль в данный миг не имеют никакого значения. — Добро пожаловать в семью, сынок, — со всей возможной добротой говорит он. Не лучшая встреча тестя и жениха, но что поделать? По-крайней мере, Диб не постеснялся привести своего ужасного избранника к Профессору. Во имя науки, он и правда плохой отец!.. Зим лыбится в попытке выдавить смех. Вместе с тем — крепче сжимает руку Диба. Что-то не так… Слова учёного затронули в нём какую-то пустоту, задели какой-то недостающий кусочек. И не знал он, чем заполнялась нелюбимая Империей душонка: желчью в отторжении или теплом в симпатии. Ни тот, ни другой варианты ему не нравились. Он сам папочка! Не нужны ему вертикальные связи ни гипотетически, ни практически. Тем более с Профессором Мембрейном. — Оставь свою разваливающуюся семейку себе. У Зима есть собственная… А после обиженных бормотаний — Зим продолжает с Дибом путь. Они покидают дом, идут по тротуару, безоглядно оставляя прошлое позади. С сестрой Диб так и не попрощался… Но, может, это даже к лучшему?.. Вдруг с ней тоже диалог вылился бы в драку. Да и не так уж ей важен братец, чтобы переживать о нём. Всё с Гэз будет отлично. Как с Дибом и Зимом. Солнце обнадёживающе согревает лучами. Утренние улицы мирные и дружественные, понемногу пробуждаются и наполняются жизнью. Скоро этого всего не станет. Привычные земные дома сменятся инопланетными… Небо над головой будет чуждого цвета, а звезда — другая и, вполне возможно, не единственная. Но одно останется таким, как сейчас: Диб по прежнему будет держать идущего рядом супруга за руку. Не важно, что будет их окружать. Пока они вместе — будущее прекрасно и столь же радостное и обнадёживающее, как утреннее весеннее солнце. Отец… Раненый и переосмысливающий свою жизнь — не важен. Постепенно покидает мысли. Потому что дальше подростка ждёт поездка на другую планету, и нужно, хочется сосредоточиться именно на грядущем веселье. Так что вскоре Диб снова улыбается в приподнятом настроении. Возможно, улыбается преждевременно. По приближению к базе Зим замедляет шаг. На нём снова парик и линзы, едва ли мешающие разглядеть всю настороженность на иркенском лице. Диб не сразу замечает, что забор вокруг двора сломан, а входная дверь выбита. Не сразу улавливает витающий в воздухе запах отчаяния и разложения. Плохой знак… Заставляющий встревожиться и бессознательно начать готовиться к предстоящей встрече со знакомыми, паранормальными чудовищами. Похоже, поездку придётся ещё ненадолго отложить. Преодолев порог дома, Зим с Дибом останавливаются у пустого проёма. В гостиной и в целом — не так много вещей было, которые создавали обстановку, заполняли интерьер. Теперь же все они сломаны, а массовый разгром дополняли усыпанные по полу детали чего-то стального. Кого-то стального… Попавшего под расправу так же просто, как разломаный напополам телевизор. Тишина, пустота гостиной и дома никогда не казались Зиму такими непривычными и чуждыми… Диб проникается теми постепенно, медленно преодолевая недоумение. Конечно, жутко, что кто-то заявился в их с Зимом жилище и устроил разруху! Но никакого ужасающего столкновения не произошло. Вероятной встречи с бессовестными и грозными вторженцами удалось избежать. Почему же Зим такой потерянный? Почему взирает на блестящие останки так странно? Словно на кусочки чего-то дорогого, если не бесценного для себя. Будто не детали поломанной техники перед ним, а вполне живого существа. Будто органы выпотрошенных маленьких тел… Органы его роботов. — О боже… — тяжкое осознание произошедшего накрывает с головой. Под гнетущим грузом Диб опускается на колени. Сил нет ни держаться на ногах… Ни думать… Его друзья!.. Как это произошло?.. За что?!.. — О боже, Зим!.. М-мне так… Мне так жаль. Я!.. — Они всего лишь роботы, — холодно бросает иркен, наконец моргает. У них нет времени на скорбь. Особенно у главы семейства, который должен быть сильным. Даже если это самое семейство буквально разваливается на части, — Зим починит их в два счёта. Иркен отправляется собирать останки — самые крупные, в основном от корпусов и конечностей. Антеннок и рожек… А подросток остаётся на полу и взирает на него с яростным, пронзительным негодованием. Как может он?.. Как смеет так пренебрежительно высказываться по поводу их друзей? Их семьи?! Что не так вообще с Зимом?! Они только что потеряли ГИР’а и Минилося!!! — Иди в корабль, — бросает иркен, держа груду обломков в руках. Отстранённо… Именно как части бездушной техники… И подросток не знает, отчего ему больше хочется зарыдать: от смерти стальных приятелей или от внешней неприступности инопланетянина. Тумбочка отодвигается. Зим встаёт на платформу лифта и покидает гостиную. Как раз когда карие глаза вновь застилают слёзы. Сжимая кулаки, Диб бьёт руками по полу: в обиде, гневе, отчаянии. Они с супругом должны держаться вместе! Переживать горе как одно целое! Не делать вид, будто потеря близких ничего не значит! За что он так с пассией? За что он так со своими милыми, павшими миньонами?.. Как-то всё исправить, чем-то повлиять на ситуацию не чувствуется возможным. Диб совсем опускается к полу, прячет мокрое лицо в ладонях. Как посмели столь невовремя отнять частицы его счастья? Лишить целостности его дорогую семью? Сжавшийся комочет в плаще трясётся, всхлипывает и скулит. Понимает с одной стороны, что не время опять раскисать… Но ничего поделать с собой не может: его лишили друзей, его Зима лишили близких существ, а вместо поддержки Диба одарили леденящим спокойствием. Слишком большая боль, чтобы с ней совладать. За горечью утраты, за погружением в тоску не чувствуется угрозы; не слышится посторонних звуков. Диб вскидывает голову слишком поздно. Размытые силуэты во дворе… Выстрел чем-то крупным в потолок, после чего следует взрыв… И на подростка обрушивается дом. Ноющая боль в теле и голове — последнее, что удаётся испытать, прежде чем Диб покидает реальность. Он не чувствует, как его вытаскивают из-под обломков, как куда-то тащат и затем увозят в неизвестность на неприметном фургоне. Тем более не знает о Зиме, которого не удалось отыскать под рухнувшим зданием. Потому он вынужденно и потерянно смотрит вдаль уезжающему автомобилю. Сначала у него отобрали роботов… Теперь отбирают главную ценность всей его жизни. Ни за что… Ни за что иркен им этого не спустит с рук! Потеря сознания выходит кратковременной. Диб приходит в себя с той же ноющей болью в теле и голове, которая была до этого. В глазах плывёт, и мозг медленно переваривает окружающую обстановку. Вокруг небольшое, тёмное, замкнутое пространство. Пол под ногами трясётся, будто вся «комната» куда-то движется. А его, приподнятого до сидячего положения, крепко держат за предплечья и челюсти, заткнув рот. Шум где-то снаружи подсказывает, что он в кузове минивэна. Запах отчаяния и разложения прямо под носом говорит, что рядом с ним совсем не люди. Тень силуэта напротив заверяет, что сейчас произойдёт нечто ужасное. Иначе зачем руки неизвестного подняты прямо над ногами Диба? Зачем в них нечто тяжёлое, так напоминающее кувалду?.. Нет… Нет-нет-нет-нет-нет! НЕТ!!! Нелепая!.. Несчастная попытка вырваться! Будто он беспомощный детёныш, а не иркенский солдат! Но не даётся едва заработавшему, пережившему горе сознанию то, что у подростка есть оружие. Вот и ограничивается всё сопротивление никчёмным дёрганьем конечностей, несуразной попыткой вывернуться из чужой хватки. После чего сходит на нет ударом тяжёлого металла по голени. Пронзительный уродливый хруст заполняет фургон. Диб нисходит безумным ором, рёвом. Эта боль!.. Это невыносимое, раздирающее на части ощущение, словно ему оторвали конечность!.. То же испытывал ГИР, Минилось?.. Диба держат ещё крепче, подавляют крик ладонью. А он давится слезами и слюной, задыхается от последующих страха и паники. Не чувствует… Он не чувствует её! Не чувствует своей ноги! Следующий порыв голоса переполняется не столько страхом, сколько ненавистью. Повторное сопротивление ещё яростнее: со второй ногой такой трюк Диб провести не позволит! Кулаки сжимаются, и РПК искрится, подобно оголённым проводам. От запястья молнии перебегают на полы, стены, всё пространство кузова. Яркие и страшные вспышки пугают окружение полулюдей. Они спешно отпускают подростка, отчего тот падает. Кувалду роняют прямо на вторую ногу. И за повторным рёвом — иркенское оружие прекращает атаку. Слишком много энергии, которой у Диба просто нет… Он теряет сознание от опустошения, боли и шока. Но, по крайней мере, отправившись в небытие, больше не испытывает ничего… Машина останавливается у заброшенной телестудии в черте города. Большое здание причудливой формы, всплеска архитектурной фантазии. Яркие цвета грязные от стихий природы. Зато каркас ещё не повреждён временем. Тело подростка небрежно уносят в сторону входа. Туда, где похитителей встречают такие же похожие на людей создания, вот только людьми не являющимися. Диба отправляют внутрь, в новое логово кровожадных тварей. Оставляют в подвале здания, в коморке подсобного помещения. Там, спустя время, Диб снова приходит в себя. Один… В темноте… Охваченный ноющей болью и непониманием происходящего… Полы больше не движутся. Комната просторнее, потолок выше. Окружение заставлено каким-то хозяйственным мусором, наподобие швабр и моющих средств. Продолжительные минуты Дибу требуются просто для того, чтобы как следует раскрыть веки. Распростёртый на грязном, потёртом линолеуме; в пыльном и затхлом помещении — хотя бы к подростоку не прикасаются. Впрочем, от дарованного одиночества не легче. Бедное тело будто онемело. Травмы и ссадины горят, но это так монотонно и отдалённо, что терпимо. Попробует подросток двинуться — ноющие отметины напомнят о себе с новой силой. Стоит оно того? Но не лежать ведь неизвестно где как беспомощное, беззащитное создание… Зим столькому его научил. Неужели зря?.. Желание выбраться… Желание воссоединиться с семьёй… Это намного важнее полученных увечий. Медленно и осторожно Диб приподнимается на локтях. Старается случайно не дёрнуть ногами, приводит в движение лишь руки и торс. Рёбра… Грудина острым дискомфортом даёт о себе знать. Не то синяки, не то переломы. Учитывая, что на подростка рухнул чердак и крыша иркенской базы — хочется надеяться, что обошлось лёгкой степенью травм. Дышать может… Двигаться тоже… Значит, и правда обошлось. Со всем старанием Диб садится на полу. Одна из ног выглядит так неправильно… Так пугающе… На половине голени она согнута немного в сторону. Словно и нет в ней костей больше. Скорее, мясистое, желеобразное сплетение змеиных мышц. Диб боязливо тянется к сломанной конечности. Это правда происходит?.. Теперь вот такая у него нога?.. Нет… Нет же. На половине пути ладонь замирает. В который раз по щекам катятся слёзы. Его не могли сделать беспомощным!.. Всего лишь глупые ноги сломали, но это не значит, что Диб не сможет постоять за себя!.. Не сможет преодолеть настигшие его мучения!.. Он должен подняться… Морально и телесно. Правый рукав пахнет гарью. Им Диб стирает с глаз влагу, после чего решительно упирается ладонями в пол. Его тело и дух всё ещё под его контролем! Может, одну ногу сломали, а другую хорошенько ушибли. Но это не значит, что они бесполезны! Диб не станет заложником ситуации! Диб будет действовать, потому что может! С помощью ладоней Диб подаёт назад тазом. Легко и на совсем назначительное расстояние… Просто чтобы нога выпрямилась, следуя за телом хозяина. Вроде бы, так и происходит. Частично. Но за этим действием… Незначительным и ничтожным!.. Конечность пронизывает такая боль, что отдаёт во всём теле. Диб срывается на крик, сетует в душе на глупую ошибку. Он не справится… Как он поднимется, если едва способен двигаться?.. Все попытки обуздать неприятное положение вещей — бесполезны… Его успешно обезвредили. Утрата, боль, одиночество, бессилие, отчаяние — всё это накрывает с такой силой, что связки пересыхают, а уши закладывает от оглушительности собственного голоса. Истерика становится единственным, на что остаётся способен Диб. Слёзы, слюна заливают ладони и рукава, пока он впивается ногтями в кожу лица — чтобы хоть как-то компенсировать своё невыносимое состояние. Где достать лекарство от происходящего безумия? Как не уподобляться жалкому щенку, ревущему в поисках матери? Он обречён… Но если он не может за себя постоять… Значит, папочка сможет?.. Но — нет! Его приёмыш должен уметь справляться со всем своими силами! Ведь для этого Зим его натаскивал? Для этого наградил иркенскими технологиями? Как возлюбленный будет гордиться своим подопечным, если тот ломается при первой череде неудач? Истерика плавно переливается в паническую атаку. Дышать всё тяжелее, и Диб берётся за шею, будто это поможет не задохнуться. Если бы… В глазах темнеет. Комната теряет очертания, погружая пространство в одну сплошную бездну. Отголосками сознания Диб понимает, что если он внезапно скончается, то папочке некем будет гордиться. И всё же… Тот ли это случай, чтобы полагаться на помощь со стороны?.. Зим ему нужен… Его папа, супруг, защитник. Быть может, Диб его разочарует своим звонком. Но если иркен не успокоит подростка, не вернёт к реальности, то ничто и никто не сможет. РПК совершает вызов. Отвечают почти мгновенно, и перед Дибом активируется визуализация окна собеседника. Но Диб ничего не видит… Не в состоянии разобрать ни одного слова… За помутнением рассудка, за нескончаемыми всхлипами и непрекращающейся одышкой иркенский голос звучит как помехи. Он точно дозвонился? Зим действительно говорит с ним сейчас? Вид Диба настолько болезненный и разбитый, что у Зима самого спирает дыхание от страха и возмущения. Что сделали с его собственностью? Кто посмел довести его до такого состояния?! Иркен пытается утешить подростка, но тот не слушает и не слышит. Карие глаза не отвечают осознанием реальности, не внимают к собеседнику. Что делать?.. Может ли иркен хоть что-то предпринять? Голос продолжает звучать, медленно пробирается в сознание Диба. Слова всё ещё не разобрать. Но тон… Добрый, мелодичный, подобный песне… Диб не столько успокаивается, сколько отдаётся изумлению. Паническая атака отпускает, и становится слышно, что Зим… правда поёт. Поёт колыбельную — хриплым, сорвавшимся голосом, словно он сам недавно надрывал глотку. Поёт драгоценной пассии о том, что она его солнце, что своим счастьем развеет самые серые тучи, что никто не смеет отнимать её у иркена. А вскоре возвращается зрение, и подросток видит его улыбку… Полную переживаний и волнений, но любящую и заботливую: Зим с ним, всё обязательно будет хорошо. — Папочка уже идёт… — выдыхает иркен дрожащим от насмешки голосом. Как же неловко это ощущалось… Благо, сработало. Значит, старания названного родителя окупились. Вновь взирая на подростка, он серьёзен и рассудителен, — Где ты? Что произошло? Пока плакать больше не хочется. Диб вытирает нос наименее мокрой стороной рукава. Отмечает, что Зим теперь не в водолазке. В чём-то похожем на солдатскую броню… Значит, действительно уже близко. — Я не знаю… Мне сломали ноги. И… И!.. — от обиды Диб кусает губы; взгляд мечется по сторонам. Так не хочется признавать перед Зимом свою беспомощность! Зим видит, что тот всё ещё подавлен. Боится, что тот вновь заплачет, поэтому берёт диалог на себя: — Эй… Диб. Всё хорошо. Просто оставайся на месте, пока Зим не придёт за тобой. Мы приведём твои ноги в порядок, не переживай за них. — Я не… Я… — не за конечности подросток переживает. Старается не пуститься в повторную истерику, но глаза предательски намокают, — П-прости… Прости меня!.. Я подвёл тебя, Зим… Я должен был справиться с этим сам… Левым запястьем Диб прикрывает глаза, скалится с дрожащими губами. Ему стыдно и горько от того, что он оказался не таким сильным, как предполагал. Каким, наверное, считал Зим… А Зим?.. Ох, если бы только он мог прижать пассию к себе!.. Он что, боевую машину воспитывает? — Диб… Нет. Что ты такое говоришь? Мы семья! Мы должны полагаться не только на себя! Ты ведь… — тихий смех вырывается наружу, — Сам говорил мне что-то подобное. Помнишь? — Я не хочу, чтобы ты разочаровался во мне… Я должен уметь сам постоять за себя!.. — Ты должен, — отвечает Зим как ни в чём не бывало. И если бы не его улыбка, то Диб бы решил, что потерял всё уважение инопланетного покровителя, — Но ведь я не просто так существую. Ты должен быть сильным, Диб… Но если ты не можешь с чем-то справиться — у тебя всегда есть Зим. Тот, кто будет сильным вместо тебя. Тебе ведь нужно, чтобы тебя защищали, Диб? Так позволь Зиму тебя защищать. Как ты всегда этого хотел. Слёзы постепенно унимаются. Теперь Дибу действительно легче, значительно. Он ещё проявит себя… Обязательно станет сильнее и опытнее… А пока, если можно положиться на Зима — он не должен этого стесняться или стыдиться. Тот его папочка, и порой ему тоже нужен повод воссиять. Какой из него родитель, если тот не может постоять за своё детище? — Хорошо… — подросток собирается с силами. Он не станет жалким несамостоятельным младенцем, если положится на своего иркена. Он лишь позволит тому проявить свою любовь в первобытном её воплощении, — Хорошо. Тогда я хочу, чтобы ты пришёл за мной. Чтобы убил всех, кто здесь есть! — горечь сменяется гневом. Все содействующие в похищении поплатятся. Диб знает, что может рассчитывать на Зима, — И чтобы ты сказал… Что гордишься мной, не смотря ни на что. — Будет исполнено, мой Высочайший… — воркует иркен, прежде чем вновь преисполнится беспокойством. Подростку нужна помощь… Следует оказать её как можно скорее, — Жди. Осталось недолго. В ответ Диб кивает. Дождётся и постарается больше не передаваться отчаянию. Связь отключается, подросток опускает запястье с РПК и смотрит в никуда. Вот он опять один во тьме четырёх стен. Но это ненадолго… И это радует. Папочка идёт за ним, отчего губы невольно озаряются слабой улыбкой. Они одно целое. Полагаться на него также значит, что подросток полагается на себя. Ведь доверяет бывшему завоевателю… Верит в инопланетные способности и могущество… Уверен в своём выборе избранника. Он не справился, но это ещё не поражение, ведь Диб не один. А Зим — справится обязательно! Тишину нарушает чьё-то приближение. Дверь подсобки открывается. Незнакомая фигура оказывается в проёме. Попытаться ли сделать выстрел? Или слишком спешно пока?.. Диб ждёт, но насторожен и готов атаковать, если придётся. Зим придёт к нему, а не к остывающему телу. — Значит, твой отец в пути? Отлично. Всё сработано как надо, — говорит рассудительный мужской голос. Подросток никогда тот не слышал. Лица этого… создания никогда не видел тоже. — В пути. И не остановится ни перед чем, чтобы разорвать всех вас на части! Крупный человеческий силуэт покидает порог, опускается на одно колено перед Дибом. Лишняя возможность повнимательнее рассмотреть лицо незнакомца: обычное, ничем не примечательное. Ни одной звериной черты. Только глаза пронзительные и холодные. — Он пытался… Ваша игрушка лишила меня руки. Потом твой папа впился мне в глаза и попытался похоронить под зданием. Но я цел, как ты видишь. Почему это должно измениться? Было понятно сразу, что это не человек. Но это отнюдь не незнакомец… Чудовище, что спасло мальчишку-паранормальщика от изнасилования и которого они с Зимом лишили детей, стояло перед Дибом в людском обличье. Ни намёка на пережитые травмы, что уж говорить об инвалидности? А раз оно такое живучее… Едва ли не бессмертное! Кто Зим такой, чтобы с ним тягаться?.. — Потому что ты встретишься с грозой целой Вселенной, — яростный напор Диба не спадает. Он поверил однажды в несокрушимость своего захватчика… В неё подросток будет верить до конца, — С могущественным и невероятным Зимом! Будущим правителем всего живого! Если придётся — он похоронит тебя под целой планетой. И ты точно больше не встанешь… Холодный, пронзительный взгляд отца монстров кажется ещё более леденящим, сковывающим. Но ничего не происходит. Мужчина лишь поднимается на ноги и уходит из подсобки. — Посмотрим… Дверь закрывается. Диб явно ещё нужен живым, чтобы воплотить месть за разрушенный дом и погибших в шахтах собратьев. Зим придёт… Зим расквитается с ним и его приспешниками за то, что те сотворили с его собственностью… Сейчас же — не лучше ли, если неназванный неземной герой встретит своего супруга стоящим на своих двоих? Не должен подросток просто сидеть и ждать. Следует хотя бы ногами заняться. На полках недалеко, среди бутыльков лежат тряпки. Если использовать их вместе с кусками швабр, мётел, то можно наложить шину. Это лучше, чем оставлять конечность в таком несуразном, неподобающем состоянии. Энергии хватит на использование крюка-кошки и клинка. Лишь бы брюки не поднимать… Не готов подросток к столь страшному зрелищу, как распухшие мышцы и налитые кровью синяки, размером с Австралии. Раз Диб в здании, в окружении грозных и жестоких тварей, то просто так схватить его и удрать не получится. Зим готов к сражению, настроен на собственную гибель. Он сделает всё, чтобы расчистить путь для иркенского подопечного, чего бы это ни стоило. Потом о юноше позаботится Тэк… Но иркенское наследие будет жить и процветать. Прохожие на улицах с волнением относятся к появлению военного транспорта на дорогах. Грузовики, полные солдат, армейским отрядом едут на войну локального масштаба. Самый первый автомобиль везёт в открытом кузове нечто похожее на инопланетный корабль. А на крыше, над салоном движущейся машины уверенно и непоколебимо стоит фигура в шлеме и броне. Футуристичные доспехи на вид будто наспех собраны из разных видов защитного снаряжения. Местами они грязно камуфляжные, местами — едко лиловые. Не было у Зима времени ориентироваться на красоту и гармоничность! Использовал всё, что оказалось под рукой, лишь бы быстрее соорудить защиту на своё выросшее туловище и отправиться в путь. Главное, что до Диба совсем недалеко… Почти ощущается иркенским чутьём. Нужное здание машины военных окружают со всех сторон. Не важно, сколько мутировавших зверёнышей выжило после обрушения туннелей логова! Не важно, сколько новых приспешников создал Пациент Ноль! Всё закончится здесь и сейчас: от зверолюдей не останется ни следа, Зим об этом позаботится. Под надзором иркенских пешек не скроется никто. О приходе врага чудовища уже были осведомлены. Только трансформироваться не спешили. Хотели дождаться, пока Зим с его человеческими ресурсами войдёт на их территорию. Зим тоже медлить со столкновением не желал. Бóльшая часть военного транспорта, как и полагается, осталась у главного входа. С него иркен собрал вооружённых людишек и отправился на встречу с похитителями своего солнца. Вокруг него достаточно помощников; полно живых и передвигающихся щитов. На руку играет гнев от покушения на собственную семью и пылающая жажда мести. Справится… Ведь он — Зим. Просто пустить в телестудию военную технику было бы намного проще и быстрее. В то же время — крайне опасно и непредсказуемо. Зим не уверен, в какой части здания находится Диб. Нельзя допустить, чтобы он попал под ещё один обвал. Поэтому, раз главная задача — расчистка, избранным методом является прогулка и ручное уничтожение всего в зоне видимости. За входными дверьми оказывается большой, просторный зал. Высокий потолок достигает третьего этажа. В центре ресепшен, а по его бокам — изогнутые полукругом лестницы, ведущие к площадке, за которой проход на второй этаж. Приёмная пуста. Но лишь сейчас на пути Зима никого нет… Всё только начинается. Одной трети отряда Зим отдаёт приказ отправиться наверх. С остальными он покидает приёмную и движется вглубь первого этажа. Когда-то красиво декорированные помещения теперь полны грязи, залиты кровью. Наравне с пыльной мебелью кругом аккуратными кучками стопки костей, людские объедки, разлагающие потроха. Донельзя отвращающее зрелище. Вероятно, заброшено данное здание оказалось не по прихоти его владельцев. Как же быстро признаки цивилизации отступили перед животным голодом и инстинктами… Кажется, что это место ещё хуже разрушенных шахт. Холоднее, темнее, страшнее… Лишь существа, копошащиеся в своём новом жилище подобно личинкам-падальщикам, значительно уступают по количеству тем, кто заселял первое логово. Под военными сапогами Зима то и дело что-то хлюпает, что-то липнет к тяжёлой подошве. Антенны реагируют на каждый звук, дёргаются под неудобным шлемом. Мёртвая тишина кругом. Туманное веяние смерти: от душ убитых и от тех, кто беспощадно принёс гибель обычным работникам телестудии. Только шаги и дыхания иркенского отряда слышно чётко и ясно. Зим не знает, когда последует первая атака и откуда. Поэтому идёт не первым, а движется по середине, в окружении военных. В конце концов, мрачная молчаливая дорога выводит на съёмочную площадку. Сцена не пуста. Декорации, сидения, камеры — люди явно сбежали посреди записи. Бросили всё, чтобы спастись. Неудачно… Несколько шагов в напряжённой тиши, и по военным открывают огонь из зрительного зала. Воздух мигом переполняет шум перестрелки и запах пороха. Вот и началось шоу! Армейский отряд живо рассредотачивается по помещению. Зим на паучьих лапках спешит вверх, скрывается за строительными лесами и прожекторами. Прекрасно, что здравый смысл не позволил убрать ПАК под броню. За спиной — всё, что позволит инопланетянину и его пешкам выжить. Атакующие вооружены мелочным оружием, но стреляют метко. Явно бывшие служители порядка или военные дезертиры. Зим окидывает их взглядом — прячущихся за рядами сидений, идущих склоном; совсем не отличимых от людей внешне. Вожака стаи среди них нет. Тратить на них время незачем. И так схватка никчёмна: кто эти создания в сравнении с иркенским отрядом? Под иркенской опекой? — Приготовить приборы, ничтожества! Зим забрасывает сцену и её отдаление дымовыми шашками. Плотная завеса встаёт в воздухе, застилает военных. Атаковать врагов таким образом сложно, если не невозможно. Оттого зверолюди прерываются; кто-то неуверенно палит по слепой зоне в надежде подстрелить кого-нибудь. Но один объект всё ещё виден: там, под потолком — тот, кто возглавляет отряд. Впрочем, попасть по себе Зим не даёт. С прожектора он спрыгивает вниз, в густые серые клубни. Множество щупалец покидают ПАК, растекаются по полам; проходят между сидениями зрительного зала и ногами чудовищ. Военные ждут… Всё помещение заполняет страшный гул. Антигравитационная атака волной прокатывается вдоль рядов, отбрасывает кресла и вооружённых существ. Всего на пару секунд… Но чудища становятся живыми мишенями. Одно мгновение — они застывают в воздухе, теряют пистолеты, от паники трансформируются в зверей. Дым искрится, поливая растерянных созданий огнём армейских винтовок. Запах пороха и разложения затмевает запах крови. Шум унимается вместе со звуками дробления костей, столкновением пулей с плотью. Второе мгновение — сидения возвращаются на пол вместе с неказистыми трупами… Щупальца спешат вернуться к носителю. На подходе к Зиму они отрываются от пола, длинными хвостами отправляются за иркенскую спину, волнами развеивают клубни дыма. А прячутся в ПАК, и Зим воинственно поднимается с колена. Никто из чудищ не уцелел. Чего и следовало ожидать… Его отряд отключает режим рассеивания в своих шлемах. Иркен пересчитывает уцелевших. Достаточно, чтобы продолжать путь. Потери назначительны. Диб слышал устроенную Зимом заварушку, чувствовал приближение своего завоевателя. С поврежденной конечностью он совладал, скрепя сердце и скрипя зубами: выпрямил, зафиксировал дощечками и повязал кусками тканей. В надёжности можно поспорить… Благо, это временная мера. До момента, пока за ним не явится папочка и не заберёт в больничку. Пускай хотя бы папочке это не понадобится… — Покажи им всем мощь иркенской армады… Покажи им всем, кто такой Зим. Мой Зим… Крюк-кошка стреляет в потолок. Стальным тросом Диб поднимает себя вверх, опирается на укороченные швабры как на костыли. Стоять больно… У второй ноги если не перелом, то по крайней мере трещина. Осторожно и неспешно подросток подходит к двери, пытается толкнуть её. Заперто. Придётся ломать ручку. Он активирует бластер, целится в нужное место. Всё пройдёт как надо!.. Быстрое дело, оправданное необходимостью… Выстрел — и Диб восклицает от боли. Вены жжёт, голова кружится. Не в состоянии он, чтобы использовать РПК на полную мощь… Но дверь взломал. Энергетический запал прошёл сквозь металл и древесину, оставив дыру. Можно, наконец, покинуть замкнутое пространство. Двинуться навстречу супругу… Только сначала — найти выход на первый этаж, где Зим и находится в преддверии беспощадной бойни. За съёмочной площадкой следуют гримёрные, склады, кафетерий. Последний становится центром противостояния войск и зверолюдей. Некогда уютное и светлое помещение превратилось в сердце каннибалистического логова. По потресканным полам, стенам багряными проводами тянутся следы всех состоявшихся пиршеств. Сквозь высокие окна кое-как пробивается солнечный свет, из-за мутных окон кажущийся беспроглядно серым. Единственным напоминанием о том, что здесь когда-то была жизнь, — настоящая! — являются завявшие комнатные растения, на деле усугубляющие атмосферу смерти и отчаяния. Чудища ждали прихода врага. Сброшенная людская кожа пеплом устилает пол под длинными когтистыми лапами. Окружая вожака стаи, они взирают на пришедших с ненавистью, граничащей со страхом. Не должен папаша похищенного быть сейчас целёхоньким. Как могут они не справляться? Почему подводят своего создателя? Ведь не люди больше… Монстры. Вот только одной жажды крови и звериных инстинктов для победы недостаточно. Кому как не иркенскому аввасме это понимать. Переглядки долго не длятся. Едва военные поднимают винтовки, как чудища разбегаются в разные стороны, чтобы затем атаковать. Глупо стоять на месте в такой интенсивной ситуации! В такой опасной обстановке! Военные перегруппировываются. Против скорости, набора когтей и зубов, нечеловеческих рефлексов у них броня и огневая мощь. В количестве они не уступают, а даже превышают число кровожадных мутантов. Схватка выиграна досрочно! От пешек требуется только уничтожение приспешников лидера. Потому что лидером Зим был обязан заняться сам. Когда военные перегруппировываются, Зим единственным остаётся на месте. Лёгкой мишенью его избирает одно из чудовищ. Оно несётся к нему, сверкая клыкастой пастью, голодными глазами. Иркен, в свою очередь, бездвижно и твёрдо стоит на ногах; выжидает подходящего момента, чтобы показать, что не он здесь жертва. Создание незамедлительно приближается… Прыгает, чтобы повалить на спину и впиться в глотку… Пора! Пока оно ещё в воздухе — Зим хватает чудовище за голову и сворачивает ему шею. По инерции он всё-таки падает на землю. Убиенное тело накрывает его почти целиком. Но лишь на миг, пока иркен не скидывает тварь с себя и гордо не поднимается на своих двоих. Тогда он обращает внимание, что отец монстров тоже на месте, пока его подопечные действуют. Схватка один на один состоится — понятно без слов. На пронзительный звериный взгляд Зим бы ответил вызовом и решимостью, если бы не шлем. Но обходится действием, достав из ПАК’а оружие. После чего, вместе с монстром, срывается с места навстречу сражению. Иркенское оружие стреляет стальным тросом. Острые лезвия впиваются в звериную плоть, крепко закрепляются на грудине. Не добегая до монстра, Зим прыжком ныряет под его крупное тело, скользит между лапами. Монстр останавливается, в растерянности крутится по сторонам. Моментом замешательства иркен пользуется, чтобы обернуть трос вокруг его боков: проезжает под ним, только теперь поперёк брюха. После чего седлает зверя; по его команде оружие втягивает сталь обратно в дуло. Не уверен Зим, что точно пытается сделать: кости сломать, задушить или просто измотать соперника. Раз после последней стычки тот целый и невредимый — повторное сражение не выдастся таким же лёгким и быстрым. Одолеть неубиваемое — задача не из простых. Недолго монстр скачет кругами в попытке сбросить с себя инопланетного наездника. Почти сразу заваливается на спину, придавливает Зима своим туловищем. Не знает Зим, как кости монстра… А его точно затрещали под тяжким крупным туловищем!.. Монстр катится по земле, отчего хватка оружия в трёхпалых руках совсем слабнет. Дальше сбросить с себя накренившегося всадника не составляет труда: резкая остановка на четырёх лапах — и иркен с криком летит в сторону. Сначала ударяется о стол. Потом заваливается между стульев. Перед глазами трещины… В голове звон от ударов и от выстрелов вокруг… Зим опирается локтём о край стола, приподнимается с пола. Не время для передышек! Если какие-то человеки до сих пор живы, то он — Зим! — точно не откинется! Монстр недалеко смотрит на него в ожидании. Видно, оценивает боеспособность… Рано пока ставить на иркене крест. Он скидывает с себя сломанный шлем, шипит в сторону соперника. Вот он! Готов! Не сдастся ни сейчас, ни после! На его вызов монстр фыркает, срывается с места. Тогда иркен совсем поднимается на ноги и пускает в ход циркулярную пилу. Увы, единственным, чем удаётся навредить — страшным жужжанием. В скорости зверю не позавидуешь. Он носится кругами, легко уворачиваясь от острых лезвий. Будто бы сам решил измотать Зима. Когда же допускается осечка — Зим оказывается прижат к полу; пила втыкается в полы недалеко. Недостаточно быстрый и внимательный… Расплата за подобное — незамедлительная. От львиной пасти Зим спасается не лучшим способом: подставляет под клыки запястье. Жалкая, кроткая отсрочка до поражения… Брони на запястьях будто бы не было. Кости словно оказались из мела. Прокушенной конечности не удаётся даже кровью залить носителя на прощание… Кто дефективный захватчик такой по сравнению с этими живучестью, скоростью и силой?.. Боль кажется настолько невероятной, что сознание выгорает, не способное её перенести. За разрывом кости и плоти Зим забывает как моргать, дышать, двигаться. Сначала лишился роботов… Потом едва не потерял Диба. Теперь у него отняли конечность? Что ещё попытается отобрать у него жизнь?.. Нельзя с этим мириться… Нельзя сдаваться! Не так быстро!.. Ради Высочайшего и империи — иркенский аввасма должен бороться до конца! Растерзанную конечность отбрасывают в сторону. Не нужно гадать, куда следующими вонзятся клыки. Зелёные веки смахивают с глаз влагу. Розовые выемки ПАК’а вспыхивают малиновым. Зим сделает это первым… Он уклоняется от атаки и сам вгрызается в шею чудовища. Оставшиеся конечности вцепляются в крупное плотное туловище. Следом за скрывшейся циркулярной пилой — металлические щупальца обвивают носителя вместе с монстром. Неожиданный ход. Заставляющий монстра подивиться выносливости соперника. Ещё неожиданнее становится, когда из серебристых сегментов струится кислота. Разъедающая жидкость бежит по броне, по бурой коже. Чудовище ревёт, мечется по сторонам без возможности справиться с болью. Вместе с тем, не зная — разорвать металлические путы сначала или как-то избавиться от Зима. Под его животные крики Зим не перестаёт вгрызаться в плоть; делает это с особым мстительным наслаждением. Если не вырвет кусок мяса, то хотя бы оставит значительную рану… Кожа чудовища толстая и жёсткая, сложная для прокусывания даже иркенским клыкам! Но у Зима выходит. Вяжущее и отвратительное тепло заполняет рот, заливает подбородок, шею, грудь. Чудовище замирает, ревёт ещё сильнее, встаёт на задние лапы. Яростная потребность невыносима! Придаёт решимости сбросить с себя путы и сорвать иркена! Вновь тот летит в сторону от чужой атаки. Только на сей раз приземляется… Не просто падает и катится по земле. Зим упирается в землю ногами и рукой; подошва с перчаткой замедляет его скольжение, и он останавливается, будучи на корточках. Рот тяжело глотает воздух… Глаза горят бордовым… Плечевой сустав дымится… ПАК не даст умереть. Он подавляет кровотечение, подаёт дополнительную энергию для дольшего жизнеобеспечения. Пока может — солдат империи будет сражаться. Все твари мертвы. Остатки военных медленно отправляются на тот свет. В кафетерии только Зим и отец монстров. У второго от раны в грудине теперь лишь кровавое пятно. Другие раны затягиваются прямо на глазах, пока он медленно подходит к иркену. С его регенерацией совладать не получится… Впрочем, смерть от потери крови никто не отменял. Зиму только нужно быть быстрее и сильнее. Отдышавшись, Зим выпрямляется. Он будет… Ладонь проводит по плечу, лопатке: там, где под бронёй запечатлены недавние отметины страсти. У него нет выбора. Он не сможет сдасться, даже если пожелает. Программа заставит действовать до исчезновения угрозы потомству. Пускай хоть ценой своей жизни — Зим обязан остаться для Диба лучшим родителем! Уцелевшей правой рукой Зим сжимает другое оружие. Лапки поднимают его над землёй, а острые клинки вспыхивают пламенем. Если придётся — самоуничтожится, но заберёт своего соперника с собой. С нулевого этажа Диб выбрался. Как мог ковылял на звуки борьбы, на зов чутья. Было больно наступать на ноги… Древесина самодельных костылей натёрла ладони… Но он не мог совладать с желанием оказаться поближе к супругу. И, в конце концов, добрался до кафетерия. Туда, где сражение никак не прекращалась. Первым в глаза бросилось множество трупов. Чудища, солдаты — тела едва успели остыть! Помещение постепенно охватывало пламя и переходило с интерьера на погибших. А в центре побоища кружили отец монстров и иркенский аввасма. Ну и что, что Зима лишили руки? У него ещё шесть металлических конечностей есть! Манёвренных и опасных. Правда, приходится периодически их прятать, чтобы сменить оружие. Нет возможности перезаряжаться… Приходится яро опустошать хранилище ПАК’а. Зато он справляется! Всё ещё держится, не замечая боли и усталости! Успешно уворачивается от больших когтистых лап, от жадных грозных челюстей. Ответно использует пылающие клинки и мощь инопланетных пушек. Он такой же быстрый и сильный монстр! Но в этом и проблема: для победы нужно превзойти соперника или хотя бы отвлечь, чтобы нанести серьёзный удар. Они настолько сосредоточены на каждом шаге и действии, что не могут обратить внимание ни на что, кроме друг друга. Ни разрастающееся пепелище не повод отвлечься, ни тем более появление наблюдателя. На ожесточённую резню Диб взирает недолго. Его бедный Зим! Может ли он что-то сделать, чтобы помочь ему? Прервать это жуткое и волнительное зрелище? Он спешно осматривается. Наравне с телами военных на полу полно оружия. Вполне замена РПК. Подросток отбрасывает костыли, ползёт на четвереньках к ближайшему мертвецу в камуфляже. Во все стороны летают энергетические запалы, из-за чего периодически приходится замирать, чтобы не угодить под выстрел Зима. Помещение заполняет дым, что совсем не помогает двигаться, вдыхая запах гари и палёной плоти. Благо, Диб добирается до нужного военного. Он забирает его карабин, усаживается подле и целится. Зим с чудищем двигаются так быстро… Как бы не попасть в собственного мужа?.. — Пожалуйста… Левее, солнце… По удачному стечению обстоятельств удаётся попасть монстру в лапу. Отдача оружия сильная и отбрасывает Диба назад, прямо на тело военного. Не серьёзная рана, но заставляет монстра на миг отвлечься. Этого Зиму оказывается достаточно, чтобы одержать верх: один клинок отсекает звериную голову, другой делит туловище пополам. А в то, что рухнуло на пол, Зим несколько раз стреляет, превращая останки в жижу. Возможно, стреляет немного больше, чем надо… Зато главное, что это конец. Иркен победил. Закончив стрелять, Зим просто смотрит на кашистые остатки монстра; смотрит неверяще и изумлённо. Вот и всё… Оружие выпадает из руки. Лапки возвращаются в ПАК. А на земле… Вернувшись на ноги… Иркен просто опускается на колени. Вместе с облегчением чувствуется такая усталость, что тело отказывается совершать самое простое движение. Готово впасть в анабиоз и провести в восстановлении целую вечность. Диб приподнимается, кашляет. Нужно уходить, пока есть возможность. На Зима так больно смотреть… Весь залитый кровью — своей и чужой, в ранах и ожогах. А его рука!.. Боже, только не его рука… Диб опирается на карабин, помогает себе встать на ноги. — Зим! На оклик иркен лениво поворачивает голову в сторону подростка, одаривает улыбкой: сонной и одновременно с тем — довольной. Папочка справился… Подросток тоже отвечает улыбкой. Неуверенной и грустной сначала. Ведь какой ценой досталась победа?.. Но всё же проникается моментом… Проникается радостью и счастьем. Его Зим одолел бессмертного! Он не просто космический монстр или опекун-завоеватель. Он кто-то больший, чем обычный солдат, следующий инстинктам. Сонный бордовый взгляд постепенно устремляется в никуда. Зим накреняется вбок, пока не заваливается торсом на пол. Он ведь не?.. Нет! Только не Зим! Испуганный Диб срывается с места, бежит к супругу. Почти рядом с ним спотыкается и падает. Оставшийся путь приходится преодолевать ползком. Проклятые ноги… Проклятое тело… Почему оно ставит важность возлюбленного на второй план! — Зим… — рядом с супругом подросток садится на колени. Страшно лишний раз прикоснутся к нему… Израненная зелёная кожа бледная, глаза кажутся ещё темнее. Своим угасающим сознанием иркен едва различает реальность. Сил еле хватает, чтобы дышать, — Только не… П-пожалуйста, только не ты… Зим!.. Кусая губы, Диб держится, чтобы не броситься в слёзы. Он не потеряет своё счастье, своего единственного… Всё обойдётся! Обязательно!.. Только… Вытащить его отсюда как-то. На сломанных ногах… Из охваченного пламенем здания… Всё будет хорошо. Треск вокруг кажется даже мирным. Запах гари кружит голову, хотя и щиплет глаза наравне с тоской. Диб касается иркенского плеча, прижимается лбом к броне. Они не выберутся… Зим являлся единственным, на кого были возложены все надежды. Он пал. И теперь они обречены… Но, по крайней мере, они вместе. Больше ничего Дибу не надо. Хотя бы под конец его короткая жизнь стала хорошей. — Ты не мог… — сквозь булькающий звук доносится голос со стороны. Он тяжёлый и подавленный, словно прорывается из толщи зыбкого вещества, — Я был создан универсальным солдатом. Никто не способен победить меня. — Какая жалость… — тихо посмеивается Зим. В глазах темнеет, поэтому он едва различает окружающее пространство. Оттого поверженное чудовище сливается на фоне пламени и полов, — Ведь Зим только что это сделал… Последними усилиями жижа собирается в форму человека. Точнее, в его часть: голову, шею и грудь, а остальное напоминает расплавленную восковую фигуру. Иркен рычит, пытается подняться. Попытка оказывается неудачной… Выдохся. Подросток с грустной улыбкой гладит его макушку, щёку. Пускай лежит: отгеройствовал. Больше пассию не от чего защищать. Монстр такой же полуживой, как инопланетянин. — Ты достаточно силён, чтобы защитить жизнь самого ценного для себя. Я бы отдал всё, чтобы оказаться на твоём месте… Пронзительный холодный взгляд отца монстров теперь какой-то тёплый, добрый. Вглядывается в лицо Диба как в последний раз. В то же время… Не на подростка он смотрит. Скорее, на знакомые черты того, кого потерял давным давно. Его слова и мотив… Почему-то, они кажутся знакомыми. Думается, Диб понимает, почему его спасли. Яснее это понимает лишь Зим, однажды оказавшийся на месте сбежавшего военного эксперимента. — Одной жажды отомстить мало для сражений… Но это всё, что у меня было. Теперь для меня всё кончено… Человекоподобное создание окончательно тает. Мясистая жижа больше не соберётся ни в зверолюда, ни в грозную животную форму. Красновато-бурая лужа пробудет на грязном полу, в окружении таких же мертвецов, пока её не охватит пламя. Тогда от того, кто пытался превратить человечество в своих заражённых солдат, не останется ничего. Как, впрочем, от Диба с Зимом. Мокрый карий взгляд вновь переводится на супруга. Диб понимает, что Зим не встанет. Зим, краем сознания, понимает это тоже. Не удалось довести процедуру по спасению до конца… Трёхпалая ладонь в военной перчатке тянется куда-то. Диб берёт его за руку, как Зим и хотел. Пальцы сжимают его ладонь настолько крепко, насколько позволяют остатки иркенских сил. Где-то в стороне лопается стекло от жара. Штукатурка падает с потолков. Запаха гари и палёной плоти больше не чувствуется… Как не чувствуется ощущения вбираемого в лёгкие кислорода. — Папочка не сможет встать… Возьми его ПАК и убирайся отсюда. Зим гордится тобой, Диб, — на иркенском лице возникает самая широкая улыбка из возможных. Она подавляет слёзы отчасти. Отчасти – закрыть веки помогает оборвать влажные дорожки. Не хочется, чтобы пассия запомнила его таким: разбитым и сломленным… Но хотя ничего поделать иркен уже не может, он рад, что поступил как надо, — Не смотря ни на что… Хватка трёхпалой руки слабеет. Диб не может ослушаться… Только зачем ему жить без единственного, кто ему нужен?.. Лучше уж позволить ПАК’у поглотить своё сознание… Разрушающаяся мебель и декорации обваливаются. Оторванная иркенская рука в броне медленно выгорает до кости. Диб кашляет, снимает со спины Зима ПАК. Плывущий рассудок не позволяет погрузиться в скорбь. Или отказывается это делать. У них ведь ещё есть возможность спастись? Если Диб использует металлические конечности вместо своих повреждённых ног… Если ему хватит сил вынести супруга из кафетерия через окно… А потом? Что потом?.. — Я вытащу нас отсюда. Обещаю. И когда ты очнёшься… — Диб не хочет сомневаться в том, что Зим его слышит. Слышит, наверняка… Просто нет пока сил находиться в реальности. Они ещё вернутся к его павшему, внеземному герою, — Я тоже расскажу, как я тобой горжусь. Диб прижимает ПАК разъёмами к своей груди. Обычное слияние с Зимом… Ничего особенного… Уже переживал нечто подобное. ПАК распознаёт гены своего носителя. Коннект активируется креплением к рёбрам: болезненным, но терпимым даже в состоянии Диба. Он слишком рад, что это сработало, чтобы предаваться мучениям… Множество проводов проникает в кожу и следует по кровеносным сосудам, после чего подключается к мозгу. Рано для того, чтобы заполнять телесный сосуд личностью Зима. Но Диб больше не чувствует себя собой… Он вновь одно целое со своим возлюбленным. Только не в приятном процессе технологического слияния двух сознаний. Они едины по-настоящему, в общей — на сей миг — физической оболочке. Они взирают на мир карими глазами, берут иркенское тело за спину, возвышаются над землёй на паучьих лапках. Оба полнятся юношеской уверенностью в том, что всё будет хорошо. Потому что если первоначальный носитель погибнет — подросток не останется один. До того, как погаснут частицы его разума, он будет с тем, с кем должен; с тем, кто тоже может на него рассчитывать.