***
Ев весь день провел в своей комнате, распаковывая вещи. Надеясь, что сына это хоть как-то повеселит, Микки снова смешал все диски, однако он так и не вышел из комнаты. Вся квартира была окутана этим разочарованием, что веяло от мальчишки. Ничего хуже для их первой ночи в новом доме и быть не могло. Если бы он был суеверным, то свалил бы несчастье Ева на то, что квартиру омыли они с Йеном — к счастью, суеверным он не был и не собирался винить во всем одну из лучших ночей в его жизни. Микки решил пойти к Еву, не дожидаясь, пока тот выйдет на ужин. Была лишь пицца, которую так никто и не съел, так что мужчина взял один кусок на тарелке и направился в комнату сына. Видимо, первой его ошибкой в тот вечер было то, что он не постучался. Когда он открыл дверь, Ев сидел на полу перед книжной полкой со скрещенными ногами, и мальчик повернулся и глянул на него так, словно Микки грозился убить котенка или что-то еще столь же ужасное. — Черт возьми, стучаться не учили? — прошипел Ев, что было довольно странно, ведь у него всегда была политика открытых дверей касательно его спальни. Конечно, Микки заставал его пару раз за чем-то личным, но тот никогда не настаивал на том, чтобы отец стучался. — Воу, ну прости, что застал тебя за сверхсекретным занятием, — он поднял тарелку. — Принес тебе ужин. Ев закатил глаза. — Хочешь поговорить об этом? — спросил мужчина. — О чем? — О том, что тревожит тебя весь день. — Возможно, он нарушил святая из святых, но все же зашел и сел на край его новой кровати. — Выглядишь так, будто хочешь поговорить. — Ну, очевидно, мы перестали разговаривать по душам, да? Ты же не собирался ничего мне рассказывать о том, с кем спал, пока я не заметил засос. Микки вздохнул. — Мы просто повеселились и все. Я не собираюсь жениться на этом парне или еще что. — Ев пихнул книгу в шкаф так яростно, что вполне мог выбить заднюю стенку. — Ничего особенного. — Если это не так уж важно, то почему ты раньше не спал с другими направо и налево? — Раньше просто было как-то… не так. — Мужчина лишь пожал плечами. — Секс должен ощущаться правильно. Ну так, ты хочешь рассказать мне, в чем дело? — Ев сжал челюсти, продемонстрировав, что — нет, он не собирался ничего говорить. — Ну ладушки. Давай тогда я расскажу тебе кое-что. — Я не хочу знать, насколько большой у него хер. — Горжусь тобой, сынок, — сказал Микки, игнорируя грубость сына. Тот хотя бы посмотрел на него, хотя лицо выражало непонимание. — Я видел презервативы, Ев, и я действительно… — Ты рылся в моих вещах? — взорвался подросток, и такая реакция была совершенно противоположна ожидаемой. Ев вскочил и начал нарезать круги по комнате. — Я же доходчиво объяснил, чтобы ты не трогал ничего! — Да это произошло случайно, Ев. На коробке было написано «ванная». Я не знал, чья она. — И что? Ты все равно начал в ней рыться? Это личное, пап! — Я не знал, — Микки пытался придумать разумную причину, но так и не понял, почему Ева так расстроило то, что он знал о презервативах. То ли сам факт того, что он видел их, то ли это из-за того, что он случайно открыл не ту коробку, то ли он боялся, что отец наткнется на что-то еще, что ему не стоило бы видеть. Это заставило мужчину поволноваться. — Есть еще что-то в этих коробках, о чем мне стоит беспокоиться? — спросил Микки, кивая на все еще не распакованные коробки, стоящие в комнате. Ев хмыкнул. — Да, я плохиш, который приносит домой наркотики и пушки. Ты хоть понимаешь, как это грубо и неуважительно, что ты хуй кладешь на мое личное пространство? — Мне кажется, ты делаешь из мухи слона. — Микки нахмурился. — Из мухи слона? Ты кто? Мерлин? Мужчина его проигнорировал. — Ты серьезно расстроен, что я случайно открыл не ту коробку? — дотронувшись до сына, Микки схватил его за плечо и заставил сесть с ним на кровать. — В чем дело, Евгений? Что случилось? Мальчик глубоко вдохнул и медленно выпустил воздух. Мужчина уже настроился на ответ, однако Ев лишь покачал головой. — Ев. — Ничего. Ничего, просто… просто оставь меня, ладно? Не хочу с тобой говорить. Микки оглядел его, но медленно кивнул. — Хорошо. Ладно. Но поговори со мной, когда будешь готов, ладно? Подросток снова закатил глаза, и Микки оставил его.***
Это произошло. Было всего три вещи, которых Микки боялся до чертиков: того, что Терри найдет их, Ев в роли папочки-подростка, и что Еву причинят боль. Когда сын пришел домой с окровавленным лицом, сердце Микки остановилось. Мальчишку, очевидно, побили. Он вошел в комнату, когда мужчина готовил ужин, с низко наклоненной головой — пытался спрятаться от отца, однако уж Микки знал, когда человек пытается скрыть фингал. Он усердно практиковал это в школе — ему бы не поздоровилось, если бы приехала опека. — Какого хуя, Ев? — вопрошал Микки, тут же бросив ложку. — Что случилось? Кто это сделал? Ты в порядке? — Он пулей подлетел к сыну, однако подросток сделал шаг назад, не дав приблизиться. — Ев… — Fuck-u-up (прим. переводчика: здесь — «надрать задницу»), — медленно сказал мальчишка, и Микки поднял брови. — Это ты делал с людьми, да? Надирал им задницы? — Наверное… — он глянул на свои татуировки. — Причем здесь это? Кто-то избил тебя, чтобы добраться до меня? Господи, Ев, скажи уже, кто это, и я убью их! — Боже, папа! Не надо, чтобы ты дрался за меня, ты должен был научить меня это делать! Прозвучало так, будто они уже давно спорили об этом, но Микки все время был против. На деле же, Ев попросил его об этом лишь однажды, когда ему было восемь, и он был одержим передачами о боях без правил. Тогда Микки сказал, что ему никогда это не пригодится. Мужчина никогда не думал об этом как о серьезной просьбе, особенно учитывая, что Ев больше не поднимал эту тему. Однако тон сына говорил об обратном. — Нет, ты должен позволить мне позаботиться о тебе. Мальчишка был в ярости — он каждый раз отходил, когда Микки пытался подойти, и это сбивало с толку. У него всегда были идеальные отношения с сыном, и сейчас, видя, как тот расстроен и рассержен на него, мир мужчины пошатнулся. — Тебе не надо будет возиться со мной, если ты научишь меня, как постоять за себя. Даже твой отец тебя этому научил. Обычно, после такого Ев быстро извинялся, однако в этот раз молчал. Сын понимал, что задевал по больному, что буквально оскорбил отца, но упорно не собирался извиняться. Может, потому что он был горд тем, что смог задеть отца, или потому что по каким-то абсолютно непонятным причинам верил, что Терри был лучшим отцом, нежели Микки. — Отец вырастил меня, чтобы я делал за него всю грязную работу. Надирать людям задницы — вот, чему он меня учил. Я считал, что не буду учить тебя этому, потому что ты никогда не будешь связан с дилерами или головорезами. Ты должен был быть в безопасности. — Ух ты, отличная история жертвы, пап. Микки застонал и захотел вырвать на себе все волосы. — Я не то имел в виду! — Мальчишка развернулся и направился к двери. — И куда, по-твоему, ты собрался? — К Йену, — сказал подросток. — Не могу сейчас тут находиться. И, ко всему прочему, до Микки донесся запах дыма — вся еда, что он готовил к ужину, загорелась на сковородке. — Блять! — прошипел он и ринулся к газу, пытаясь переставить сковородку, и обжегся о ручку, кое-как переставив ее подальше от чайника. И затем, он, наконец, выключил газ. А когда повернулся обратно, Ева уже и след простыл. — Сука!***
Йен был в шоке, увидев побитого, покрытого синяками Ева в своем дверном проеме. — Господи боже, Евгений! Мальчик прошел мимо него в квартиру и кинул рюкзак и куртку на пол. — Ты был в армии, да? Или хотел попасть, так? — Да, хотел. Ев, что произошло? — он подошел к мальчику и попытался дотронуться до его лица, чтобы оценить повреждения. — Ты в порядке? Кто это сделал? — Мне нужно, чтобы ты научил меня драться. Ну или защитить себя. Он не научит. — Ев, — сказал Йен так твердо, как мог. — В чем дело? Кто тебя так? — Да чтоб вас всех! — заорал Ев, что застало Галлагера врасплох. Он не думал, что мальчишка мог так злиться на кого-то, особенно на него. — Почему ты не хочешь помочь мне? — Я пытаюсь, — когда он снова попробовал дотронуться до его лица, Ев позволил. Учитель повернул его на свет, осматривая повреждения. — Твой папа знает, что ты здесь? — Ага, — пробурчал мальчик. Что ж, уже хорошо. Порез на щеке выглядел не так уж серьезно — возможно, даже и шрама не останется. Нос не сломан, а губа, хоть и будет болеть как зараза несколько дней, все же заживет. То, как его избили, было совсем не похоже на то, как в молодости они с Липом избивали всяких нердов. — Я принесу лед и залатаю тебя; иди сядь за стол, — он похлопал Ева по плечу и подтолкнул его к гостиной, а сам же взял замороженный горох из морозильника, замотал его кухонным полотенцем и дал мальчишке. — Приложи к щеке, — указал он, прежде чем исчезнуть в ванной в поисках аптечки. Он убьет того, кто это сделал, если, конечно, Микки его не опередит. Когда он вернулся, подросток выглядел слегка успокоившимся. Он сидел слегка сгорбившись, положив локти на стол, а глаза были красными, будто он из последних сил старался не заплакать. Йен вздохнул и поставил стул рядом с Евом. — У меня есть аспирин, если сильно болит. — Дело не в этом. — Ев шмыгнул носом, не обращая внимания на кровь. — А в чем тогда? — Просто… — он замолчал, и Йен стал рыться в препаратах. На самом деле, это даже и аптечкой сложно было назвать — просто коробка из-под обуви, набитая бинтами, таблетками, спиртовыми тампонами и различными мазями. — Это все папа виноват. — Почему? — Йен аккуратно убрал руку Ева с замороженным горохом, когда нашел ватку и перекись. Он открыл ее и вылил слегка на вату, начиная промывать рану. — Прости, если щиплет. — Если бы он научил меня драться, я смог бы ответить, — подросток поморщился, и Йен с сожалением подумал, что, когда он начнет промывать дальше, для того начнется ад. — Ответить кому? — Не важно. Важно то, что я смог бы защитить себя, если бы папа научил меня, но нет, он живет в своем розовом мире, где я идеален и никогда ни с кем не ввязываюсь в драки или не совершаю ошибок, поэтому ему просто не нужно меня учить хотя бы основам самозащиты. Но я не такой! Придурок! — Он становится придурком от того, что считает тебя идеальным. Любой родитель думает так о своем ребенке. — А вам-то откуда знать? — прошипел Ев, заставляя Йена слегка отпрянуть. — Воу, ну, ладно, — он отложил ватку — хотел услышать, что донесет до него мальчишка. Он наблюдал, как до Ева, наконец, доходит, что он только что сказал — как тот тут же об этом пожалел. — Прости, мне жаль. Я просто… так зол. Он… он сказал, что даже не думал учить меня этому, потому что я априори не должен был попасть в неприятность. Это не моя вина — ну, ладно, может, в каком-то роде и моя, — но я не сделал ничего, за что меня можно было бы ударить. А он подумал, будто, избив меня, пошлет сообщение тебе и папе… — Ев замолчал, тем самым выдавая себя. Если он бубнит — все в порядке, но вот когда он замолкает — вероятно, что что-то не так. — Я имел в виду… Йен переваривал слова. Он чувствовал, что они словно выжигают внутренности, потому что кто-то, какой-то ебучий кусок дерьма, ударил Ева из-за него. — Сука! — когда он резко встал и пнул стол ногой, Ев подпрыгнул. — Я размажу его! Я… я, блять, убью его! Кто этот гомофобный ссыкун? — Это не из-за того, что ты гей. — Ев посмотрел на него с такой грустью, в очередной раз разбивающей Галлагеру сердце. — Тогда почему?.. — Он думает, что вы с папой вместе. Кусочки пазла стали складываться, пока не сошлись воедино в одну картинку. И ему стало тошно. — Джошуа, — обреченно сказал он, снова сев, медленно облокачиваясь на спинку стула. — Это он, да? — Он сказал, что, если я вам дорог, вы расстанетесь. Я ответил, что вы вообще не встречаетесь, но он не слушал! Он помешан. Йен провел руками по лицу. Он понимал, что влюбленность Джошуа была чуть сильнее, чем ему показалось, однако он не думал, что тот отыграется на Еве. Да черт возьми, он не думал, что дойдет до насилия! — Мне так жаль, что так получилось, Ев. — Это не твоя вина. — Я поговорю с ним. — Не надо! Боже! И моему папе тоже не говорите! — Почему нет? — Потому что он хочет разобраться с этим, и убьет его, Йен! — сказал мальчишка и потянулся к аптечке, доставая оттуда что-то непонятное и вкладывая в руки Галлагера, побуждая и дальше обрабатывать раны. Йен вздохнул и положил это обратно и, достав действительно необходимое, продолжил дезинфицировать. — Он реально убил бы его, а я этого не хочу. — Я не хочу, чтобы твой папа попал в тюрьму. — Тогда мне придется жить с мамой. Нет уж, спасибо. — Жить с твоей мамой хуже, чем если бы твой отец убил кого-то? — Естественно. Теперь Ев стал хоть немного похож на настоящего Ева. Они болтали, пока Галлагер обрабатывал его раны. Все повреждения были поверхностными, ничего серьезного. Йен даже осмотрел его тело, однако основные удары были сконцентрированы на лице. — Слушай, ты можешь остаться здесь на какое-то время, — начал Йен с тяжелым вздохом, — но я должен буду увезти тебя домой, когда ты немного успокоишься, хорошо? — Я не могу. — Ев покачал головой, и его глаза вновь наполнились влагой. — Не могу пойти сегодня домой, Йен. Просто не могу. — Его тело затряслось, а слезы потекли по щекам. — Я облажался. Я так облажался. Если папа узнает, это его прикончит… Я не могу пойти домой. Пожалуйста, не заставляй меня. Йен заключил его в свои объятья, и Ев все плакал и плакал, пока его глотку не стало жечь. — Ну ладно, все, хорошо, — убаюкивал Йен, и мальчик начал успокаиваться. Галлагер понятия не имел, что Ев натворил и что «это» должно прикончить Микки. — Ладно, — повторил он и стал гладить подростка по волосам, как это делала Фиона, когда ему нужны были хорошие обнимашки или выплакаться. И когда мальчик успокоился, чуть оттолкнул его, чтобы взглянуть на его мокрое и красное от слез лицо. — Иди, прими горячий душ. Я позвоню твоему папе и скажу, что ты пока не готов идти домой. Могу одолжить тебе несколько пижам, и будешь спать на диване. Ты ел? Ев вытер лицо рукавом и покачал головой. — Океюшки. Значит, закажем пиццу. Может, для тебя это будет шоком, но я обожаю мясную. А ты? Короткий смешок вырвался из груди мальчика. Йен надеялся на такую реакцию. — Пицца с курицей? Пожа-а-алуйста? — Без проблем, — он провел Ева через спальню к ванной комнате. — Я дам тебе пижаму и чистое полотенце. Э-э, включи сначала горячую воду, нужно подождать немного, чтобы она нагрелась. Справишься? — Ага. Спасибо. — Его глаза все еще были красными. Наверное, он еще поплачет в душе. — Ладно, — снова сказал Йен, будто это единственное слово, что он знал, и направился вон из ванной, все еще наблюдая за подростком, будто тот сейчас развернется и позовет его. Но этого не случилось, так что он закрыл дверь позади себя и подождал, пока до него донесется звук душа. После этого вытащил из шкафа пижамные штаны — в самый раз для подростка. Найдя все необходимое, приоткрыл двери ванны, чтобы бросить все вещи на пол, после чего направился на кухню — заказать еды и позвонить Микки. Звонок оказался именно таким, как Галлагер и предполагал: Микки не любезничал и сразу перешел к делу, спросив о Еве, и Йен пытался ответить как можно лучше. Когда Милкович немного поуспокоился, дал рыжему возможность объяснить о планах мальчишки на вечер. — Он сейчас в душе… я залатал его. — Насколько все плохо? — Видел и похуже, — признался Йен, — но, боже, увидеть это на Еве? Я забыл, как дышать. — Знаю. — голос Микки звучал абсолютно разбитым. Йен мог только представить, как тяжело ему видеть сына в таком состоянии. — Все будет в порядке, Мик. — Он… он сказал еще что-нибудь о том, что его тревожит? Йен не знал, можно ли ему говорить об этом, однако голос на другом конце звучал так неуверенно, что он решил рассказать ему обо всем, что узнал: — Он сказал, что облажался в чем-то. Это все, что мне удалось из него выудить. Милкович ничего на это не сказал, однако Йен буквально услышал, как зашевелились его шестеренки. — Ну ладно. Обними его за меня, хорошо? — Конечно. — Спасибо тебе за все это. — Тогда увидимся утром? — Ага. — Спокойной ночи. Было чертовски тяжело видеть, как семья, в которой все так любят друг друга, проходит через все это дерьмо. Когда Ев вошел в гостиную с подвернутыми штанами, Йен засунул его одежду в стиралку и они поужинали на диване, возобновляя марафон Баффи, который недавно начали. Было уютно и тихо, не считая комментариев Ева о вампирах и о том, какой ужасной была мода девяностых. Однако мальчишка решил поговорить о кое-чем еще, когда они перешли с пиццы на шоколадный мусс. — У папы был секс с каким-то чуваком, — мягко сказал подросток. — В ночь, когда мы переехали. Он спал с парнем, который помог ему с переездом. — Он сказал, кто это был? — Какой-то друг, — он допил последнюю каплю мусса, надеясь получить еще. Йен ожидал этой лжи. — Ну, разве не этого ты хотел? — В самом начале — да. — Но уже нет? Ев засунул ложку в рот и заговорил с ней: — Нет. — Хочешь, чтобы он был со мной? — На самом деле, Йену не нужен был ответ на этот вопрос. Он и так его знал. — Ты расстроен из-за этого? — Немного. Я узнал только из-за того, что увидел засос, который этот чувак оставил папе. Не думаю, что он рассказал бы мне сам. Раньше мы делились друг с другом всем, так что я не понимаю, почему он обижается, когда я не рассказываю ему о случившемся, в то время как он не спешит раскрывать свои секреты передо мной. Он такой лицемер. — Взрослые частенько такие. — Ну, это фигово. Вы, ребята, завязывайте с этим. — Согласен, — сказал Йен. — Если бы это зависело от меня, я бы велел твоему папе все тебе рассказать. Но я ничего не могу с этим поделать, я не родитель, так что мне не понять его таинственности. Я просто надеюсь, что между вами все наладится. Меня убивает видеть вас такими. — Меня тоже. Они посмотрели еще две серии, после чего Йен принес одеяла и подушку для Ева. — Когда-нибудь ты станешь замечательным папой, — сказал ему мальчик, когда тот укладывал его. — Спасибо, — улыбнулся Галлагер и потрепал мальчика по плечу. Это было лучшим из того, что он услышал за всю ночь — он чувствовал, будто его грудная клетка сейчас взорвется (в хорошем смысле), ведь он так сильно хотел быть отцом. — Сладких снов, Ев. — Доброй ночи, Йен.***
Утром Микки выглядел совершенно потрепанным. И он был первым, что увидели Ев и Йен, когда зашли в квартиру. Он тоже спал на диване, и выглядел так, словно поспал лишь час, прежде чем ключи в проеме его разбудили. И стал выглядеть еще паршивее, когда мальчик проигнорировал его и пошел в свою комнату. Что бы Ев не натворил, это должно быть чем-то ужасным, раз он до сих пор не мог смотреть на своего отца.***
— Хотели меня видеть? У Йена мурашки по спине пошли от голоса Джошуа, однако он лишь пригласил мальчика в свой кабинет. — Закрой за собой двери. — Ну неужели! — Джошуа, — одернул его Галлагер, однако мальчишка все равно послушался и закрыл их, усаживаясь на один из стульев. Йен лишь молча поблагодарил небеса, что их разделял хотя бы стол. Он был против того, чтобы обижать детей, однако конкретно данный экземпляр был дьяволом во плоти, и заслуживал пострадать немного из-за того, что сотворил с Евом. — Ты получил мое сообщение? — Он говорил об этом с таким равнодушием, что Йену хотелось блевануть. — Избить Евгения Милковича — это не сообщение. — Вполне уверен, что оно, учитывая, что сегодня ты впервые пригласил меня в свой кабинет с тех самых пор, как я ясно выразил свои намерения, — Джошуа откинулся на стуле и расставил ноги, что, по его мнению, должно было выглядеть соблазнительно. — Ты перестанешь встречаться с тем бандюганом? — Мои отношения с мистером Милковичем не изменятся. Джошуа даже не задумался. — Отлично. — Отлично? — Значит, ты не так уж и печешься о Евгении. — Он пожал плечами. — Если бы тебя это волновало, то ты бы перестал видеться с его отцом ради его же блага. И мы оба знаем, что нет никакого Микки, если Евгению больно. Йен застыл. — Ты хоть понимаешь, с кем имеешь дело, Джошуа? Я еще не сказал Микки, что ты сделал, но неужели ты думаешь, что тебе сойдет с рук то, что ты ранил его ребенка? Что кто-либо из этой семьи позволит тебе выйти сухим из воды? Потому что ты прав. Ев — это самое важное, что есть в жизни Микки. Можешь быть чертовски уверен, что, если что-то случится с Евом и он узнает, чьих это рук дело, он заставит того человека страдать. Он наверняка сделает больно тому, кто дорог для него, — он замолчал на мгновение. — Как твоя мама, кстати? Пацана это не впечатлило. — Не думаю, что ты захочешь иметь что-то общее с тем, кто может обидеть чью-то беззащитную мать. — Я не хочу иметь ничего общего с тем, кто обидит Евгения. — Мальчишка закатил глаза. — Но фишка в том, что Микки ничего не сделает твоей маме. Я не хочу быть с кем-то, кто, как ты выразился, пойдет на чью-то беззащитную мать. Однако я знаю некоторых его родственничков, которые любят Евгения до мозга костей, и с ними я не трахаюсь.