Please Fuck My Dad

      После звонка Йена Микки не мог стереть со своего лица улыбку еще несколько часов как минимум. Он был счастлив, все мысли витали где-то в облаках, а в сердце теплело. Каждый момент, проведенный с Йеном, — и не важно, разговаривали они по телефону или встречались лично, — подталкивал его все ближе к тому самому краю обрыва под названием «влюбленность».       Он мог моментально забыть о том, что его жизнь отнюдь не идеальна — вот, каким счастливым он становился рядом с Йеном. Он был настолько близок к тому, чтобы действительно полюбить его, что становилось страшно. Весь стресс будто рукой смахнули, и Микки с воодушевлением принялся за работу: коды пошли, как по маслу, он закончил заказы двух клиентов, однако потом все стало валиться к чертям.       Следующий звонок Йена выбил Милковича из колеи, ведь он совсем не ожидал его. Однако он лишь улыбнулся шире. Время, правда, было чуток неподходящим. Если Галлагер хотел продолжения банкета, то ему нужно будет подождать хотя бы до того, как Ев ляжет спать. Пацан должен был прийти с минуты на минуту, а Микки не уверен, что справится с дрочкой так быстро (а если и справится, то ему стоит побеседовать со своим терапевтом о преждевременном семяизвержении, потому что это было бы ненормально).       — Если хочешь второго раунда, то придется подождать, — сказал Микки вместо приветствия, когда ответил на звонок. — Ев будет около двери даже прежде, чем я выну свой хер из штанов…       — Микки. — Его тон был настолько серьезным, что Милкович тут же захлопнул свой рот. — Он готов сказать тебе, в чем дело.       Микки вскочил из-за стола.       — Насколько все плохо? — он прыгал по квартире, натягивая на себя спортивку и куртку.       — Чертовски плохо. Даже словами не передать. Приходи сюда быстрее.       — Уже бегу, — сказал он, и только когда дверь позади него захлопнулась, понял, что не потрудился взять ни ключи, ни сигареты. — Как он?       Его тошнило. Его серьезно тошнило, а ведь Микки пока не знал и даже не представлял, что приключилось с Евом. Он был уверен, что сын слишком умен, чтобы попасться на наркотиках или не надеть резинку во время секса. И он больше разочаруется, чем разозлится, если вся бурда будет состоять лишь в том, что у Ева снизились оценки, а не в том, что тот нарушил закон. Но, если честно, мужчина даже представить не мог, что может так расстроить сына.       После переезда в новую квартиру дорога до школы длилась куда дольше, поэтому Ев теперь ездит на школьном автобусе, и Микки был бы весьма не прочь воспользоваться публичным транспортом, если бы только взял свой кошелек.       Повезло, что он хотя бы обувь одинаковую надел.       Весь путь у него занял двадцать минут. Йен встретил его у входа, где все еще находилась кучка студентов, ждущих своих родителей, либо просто снующая туда-сюда. И помимо одного студента, который тут же вынул из кармана телефон, чтобы снять воссоединение #Галлавич, никто больше не обратил на них внимания.       Микки наверняка весь раскраснелся оттого, что пытался добраться как можно быстрее. Он чувствовал, что был весь мокрый — и хотя обычно Милкович не имел ничего против того, чтобы хорошенько пропотеть, особенно если с ним был Йен, этот раз был совершенно иным.       — Привет, — поздоровался с ним Галлагер и мотнул головой позади себя, тут же направляясь в школу.       Они пошли прямиком в кабинет Йена, где Микки еще никогда не был, и все это сопровождалось непривычной тишиной. И у Милковича аж яйца поджимались от паники и нетерпения, ему хотелось уже узнать у рыжего, наконец, какого хуя тут вообще происходит, что за такой большой секрет рассказал Ев, однако все же хотелось все услышать от сына. Не Галлагеру было выбалтывать чужой секрет, и брюнет слишком уважал Ева, чтобы позволить себе услышать новости от кого-то другого.       Когда они дошли до двери, Йен затормозил. Он шагнул в личное пространство брюнета, положил руку ему на пояс и заглянул в глаза.       — Глубоко дыши и помни, что самый большой его страх — разочаровать тебя, ага?       Микки благодарно сжал руку рыжего, и затем они оба вошли в комнату, в то время как брюнет уже подготавливал себя к худшему.       Прайа уже присоединилась к директору Айрес и Еву, и, хоть Микки и был встревожен насчет того, какого черта еще и директор была втянута во все это, больше всего он волновался за Прайю.       Милкович чувствовал, что та тоже была частью происходящего, однако видя ее, сидящую рядом с Евом, с глазами, красными от слез, поникшими плечами — он понял, что все это ранило ее куда больше остальных.       В его голове тут же возникли родители девочки — конечно же, дети не сделали ничего, что могло бы их расстроить или ранить каким-либо образом.       Однако мужчина тут же двинулся к Еву, который клубком свернулся на одном из стульев. Микки было плевать на директора — которую он, кстати, встречал лишь раз, когда сыну давали награду за отличие в учебе, — он протиснулся между столом и стулом Ева, пытаясь установить контакт со своим сыном, который выглядел так, будто его мир вот-вот рухнет.       — Хей, Ев. — Микки потянулся и потрепал его по коленке, надеясь, что хоть немного телесного контакта расслабит его.       Это работало, когда тот был малышом и думал, будто папино прикосновение могло вылечить что угодно — от укуса комара до проголодавшегося животика. Они оба знали, что это не так, теперь, когда оба уже выросли и стали мудрее, однако это движение все равно немного вывело мальчика из оцепенения. Он шмыгнул носом и выпрямился, и все, чего хотел Микки, это обнять его, покормить куриным супом и заправить его одеялом под горло — он просто хотел быть папой своему ребенку.       — Прости, — просто сказал Ев, и Микки нахмурился.       — За что? Поговори со мной.       Ев резко втянул в себя воздух и попытался подготовить себя к тому, чтобы рассказать папе, в чем дело.       — Мне правда необходимо, чтобы ты поговорил со мной, Ев. Мне плевать, насколько все плохо.       — Все плохо, — сказала Прайа, играясь со своими пальцами, чтобы хоть чем-то занять руки. — И это моя вина, мне так жаль. Я предложила ему, и…       Микки шикнул и подошел к ней, чтобы взять за руку, когда глаза девочки начали слезиться.       — Вы двое кого-то или что-то убили? — спросил он и честно попытался добавить юмора в свой голос, однако с треском провалился. Вообще-то, из-за его слов Ев засопел. — Йоу, пацан…       — Вообще-то, наоборот, — заплакал Ев и закрыл лицо руками. Сердце же Микки просто остановилось. — Прайа беременна, и я отец, и мне так жаль, что я тебя подвел.       Микки захотелось блевануть.       Беременна.       В ебаных четырнадцать.       — Какого хуя с тобой происходит? — спросил Микки, и слова вылетели прежде, чем он мог остановить себя. — Беременна? В четырнадцать? О чем ты думал? А презики где были? Я нашел полную коробку дома! Ну ебаный же, Ев.       — Микки… — попытался остудить его Йен, однако Ев взорвался в ответ, сейчас больше злой и оскорбленный, чем расстроенный.       — Мы не думали, что так получится, пап! Мы просто… дерьмо случается! Да ты же сам просто король дерьмослучаний, алло! — он помахал рукой перед его лицом. — Прости, что разочаровал, но я не идеален, я совершаю ошибки, как и ты, только…       — Только эта единственная ошибка расхуярит всю твою жизнь, Евгений. Господи боже! Ты же умнее этого, пацан. Ты настолько умнее этого. — Микки провел рукой по волосам. — Вы оба!       — Микки, — снова начал Йен. — Я не думаю, что решать эту проблему стоит, заставляя Ева чувствовать себя еще хуже…       — Я спрошу твоего мнения, когда ты будешь папашей, который только что узнал, что у его четырнадцатилетнего сына будет ребенок. Подумать только, ребенок у ребенка! — вспылил Микки.       — Пап! — осудил его Ев, и да, мужчина понимал, что не должен выплескивать все свои эмоции на Йена, однако он был взбешен оттого, что Ев пошел сначала к нему, а не к собственному отцу.       — Это моя вина, — сказала Прайа, и Микки понимал, что эти двое познаются в беде, однако он просто не мог винить в этом девчонку. Не ее воспитывал один-единственный родитель-подросток. — У нас не было защиты, но мы оба так хотели этого, что я предложила Еву вытащить его перед тем как, ну… вы понимаете — но это не сработало.       — Не сработало, потому что он четырнадцатилетний девственник, который спустит от одного лишь ветерка в сторону его штуковины.       — Метод всунь-высунь все равно не всегда срабатывает, — добавила директор Айрес. — В смазке есть сперма.       — Мария и Иосиф, — пробормотал Микки. — Поверить в это не могу, Ев.       — Ну, что ж, а ты поверь, — хмыкнул мальчишка, прежде чем поправить себя: — В «мы сейчас беременны», а не в «у нас будет ребенок». У нас его не будет. Мы его не хотим. Мы облажались, потому что мы не такие идеальные, какими вы хотите нас видеть, прости.       — Я никогда не просил тебя быть идеальным! Я никогда не хотел, чтобы ты был таким. Я просто хотел ребенка, который не стал бы родителем в его подростковые года!       — Потому что ты в этом облажался?       — Евгений…       — Какой срок? — поинтересовалась Лея у Прайи, так как все внимание и так было на Еве, который врос в свой стул.       — Две недели. Завтра будет две недели как.       У Микки появился проблеск надежды, в то время как Лея и Йен нахмурились.       — Разве тест на беременность может показать что-то на таком раннем сроке? — спросил Милкович, и оба учителя пожали плечами.       — Не предоставлялось случая попробовать, — сказал Йен, будто это было сюрпризом.       — Когда я пользовалась тестом, это было очень давно, — сказала Лея и посмотрела на Прайю. — Ты сделала еще один, чтобы убедиться, что это не ложная тревога?       Девочка выглядела смущенной.       — Я еще ни один не пробовала, — призналась она. — Каждый раз, когда я пытаюсь его купить, я встречаю кого-то из знакомых.       Взрослые одновременно выдохнули с облегчением.       — Ее месячные опаздывают! — взорвался Ев. — Не понимаю, почему вы все вздыхаете, будто преодолели мировой кризис. Он все еще тут!       Директор Айрес наклонилась к Прайе.       — Раньше твои месячные задерживались?       Обычно такие разговоры Микки старался обходить стороной и не иметь с ними ничего общего.       — Это должны были быть мои вторые месячные. Сегодня был двадцать восьмой день со дня первых…       С тела Леи будто спал весь стресс.       — И что это значит? — спросил Микки, когда заметил, что Лея улыбалась.       — Прайа. Ох, Прайа, — она быстро повернулась к Йену. — Напомни мне возобновить уроки по сексуальному образованию. Нам нужно научить этих детей большему, чем они уже знают. Прайа, можешь угадать, в каком возрасте мои месячные пошли прямо день-в-день? — девочка лишь пожала плечами, и разговор принял совершенно дикий для Микки оборот, однако он мужественно остался ради Ева. Сыну, однако, такой разговор не казался слишком странным. Он выглядел увлеченным, что совсем не удивило брюнета. — Мне было двадцать четыре, и я только перешла на таблетки, и это единственная причина, почему они пошли не на два дня раньше или пять дней позже. Получается, раз мои первые месячные пошли в тринадцать, это заняло у меня грубо сто тридцать два цикла, прежде чем они начались день-в-день.       Наконец-то, до Прайи, вроде, все стало доходить, потому что она кинула благодарный взгляд на директора.       — Есть множество причин, почему у тебя задержка. Стресс, питание, твой вес, как ты спишь… тебе нужно взять тест, желательно сегодня, и потом, через несколько недель, или же с доктором, однако скорее всего тебе лишь скажут, что ты — обычный подросток, чье тело еще не нормализовало свой цикл. У моей подруги не было менструации аж до шестнадцати лет, и после этого она кровоточила три месяца подряд, после чего у нее не было месячных где-то полгода, и второй цикл длился ровно месяц.       — О Боже, — подавился Ев, — как она не умерла? Это ж какие-то паранормальные кровоточащие способности. Она была Росомахой? Боже.       — Женщины могут пережить любого из мужчин, — отмахнулась Лея и вернула свое внимание к Прайе. — У нас есть тесты на беременность в больничном крыле, если хочешь попробовать.       Девочка быстро кивнула.       — Да, пожалуйста.       — Мы будем через пару минут, — сказала Лея и направилась к выходу. Прайа последовала за ней, остановившись только чтобы сжать плечо Ева.       Было предельно ясно, что Евгения пугала идея остаться с Микки наедине, и от этого у мужчины болело сердце. Их отношения дошли до той критической точки, когда собственный сын чувствует себя некомфортно, рассказывая отцу что-то столь важное.       Брюнет чувствовал себя немного лицемером, учитывая, что сам он тоже скрывал свои отношения с Йеном от сына, однако Микки нравилось, что Ев все ему рассказывал. Он понимал, что когда сын станет подростком, то уже не будет ему рассказывать прямо все-все, однако все равно не ожидал, что Ев умолчит о чем-то настолько важном для него.       — Прости, — снова сказал Ев, и Микки встал. Его колени запротестовали от этого движения, так что мужчина сел на стул, на котором только что сидела Прайа.       — Что сделано, то сделано, — все, что удалось ему сказать. — Мы справимся с этим, что бы там ни было. — И он действительно не имел понятия, о какой именно части фиаско велась речь — о возможной беременности или о трудностях в динамике отношений отец-сын.       — Будем говорить родителям Прайи?       Микки вздохнул.       — Пап, серьезно, — продолжил Ев, — они выгонят ее, или, чего хуже, отправят жить к бабушке и дедушке в Шри-Ланку. Они воспримут новость о нашем с ней сексе не так легко, не говоря уже о возможной беременности Прайи!       — Ее родители должны знать, — сказал Микки. — Если Прайа действительно беременна, они должны быть частью всего этого.       — Если она беременна, она сделает аборт.       — Тогда ей тем более нужны будут ее родители, Ев. Четырнадцатилетка, делающая аборт, — это тяжело для взрослых. — Мэнди делала аборт, когда ей было шестнадцать, а потом еще раз в двадцать три, и Микки был с ней все эти два раза. Эмоциональная поддержка была тогда для нее бесценна. Мужчина даже представить не мог, как тяжело будет Прайе. — Они могут нас удивить.       — Поверь, не удивят.       — Ну, знаешь, Евгений, как родитель, я могу с уверенностью сказать, что они должны быть вовлечены в это, — Микки не всегда включал режим «настоящего папаши», но, когда он это делал, Ев осознавал, что все серьезно. — Они могут нас удивить, — повторил он и устало потер лицо. — Когда придем домой, позвонишь своей мамке.       — Пап!       — Она тоже заслуживает знать.       — Блять, ладно! — выругался Ев и снова провалился в свой стул, в этот раз скрестив руки на груди.       С волосами, спадающими на глаза, крепко сжатыми губами и горящими от злости глазами, Ев был идеальным воплощением раздраженного подростка, и это вдруг резко напомнило Микки, насколько же на самом деле был юн его сын.       — Тебе не стоило секретничать и скрывать это от меня, — мягко сказал мужчина и потянулся к локтю сына, пытаясь убрать его руки из замка.       — Ага, — хмыкнул Ев, — потому что твоей первой реакцией уж точно не было бы восклицание о том, что я — величайшее разочарование в мире. Прости, что я родился именно тогда, когда ты был подростком, и это полностью испортило твою жизнь, так что теперь ты думаешь, что то же самое произойдет и со мной.       — Евгений, — побранил его Йен, подав голос впервые с тех пор, как они остались втроем в комнате, и Ев слегка стушевался от замечания учителя. Микки сомневался, что сын точно так же отреагировал бы, если бы его журил он сам.       — Ты не испортил мою жизнь, Ев, — поспорил брюнет и схватился за ручку стула, пытаясь захватить мальчика в кольцо и заставить его посмотреть ему в глаза. — Ты сделал ее лучше, но, поверь, в твоем положении все будет не так. Ты чуть ли не на полдесятка лет младше, чем я тогда был, и у тебя куда больше потенциала стать…       — Кем-то большим, чем отцом? — колко отозвался мальчишка, и Микки снова вздохнул.       Он чувствовал себя сейчас так же, как во время работы, когда компьютерный код все никак не хотел поддаваться, и его все это бесило.       — Хоть мне и нравится быть отцом, но ты можешь быть юристом и отцом, или доктором и отцом, или ты можешь сначала повидать мир, прежде чем становиться отцом, Ев. Я могу быть только им, но у тебя есть выбор, шанс стать кем-то еще, а если ты станешь сейчас растить ребенка и ухаживать за ним, будет гораздо труднее добиться своей цели. Я не жалею, что ты родился именно в тот период — твое рождение, возможно, спасло мою жизнь, — однако я правда думаю, что ты пожалеешь, если не попробуешь сделать что-то еще, прежде чем завести семью. Ведь у меня никогда даже и не было такой возможности.       Дыхание Ева потяжелело, и тогда Микки понял, что ему, наконец, удалось пробиться сквозь броню сына. Мальчишка никогда не признается, что был неправ; он просто будет молчать, пока разговор сам по себе не подойдет к концу.       — Прости. Я не думал, что так давлю на тебя.       Теперь Ев застонал и снова потер свои глаза.       — Ты… ты не давишь на меня, пап. Это все я. Я взвалил все на себя, и я это ненавижу. Просто… ты всегда гордился мной, и я подумал, что, если я перестану вдруг хорошо учиться и не потяну ту планку, которую поставил вначале, ты перестанешь это делать, и я боюсь разочаровать тебя, поэтому я был так зол. Но это не из-за тебя.       Микки видел, как ярость последних двух недель ушла из Ева, и он понял, что, несмотря на результаты теста, между ними все наладится. Это было лучшим чувством, что он испытывал за тот промежуток времени, казавшийся вечностью.       — Значит, между нами все хорошо? — спросил Микки.       — Я наказан?       — За то, что трахался без резинки? Естественно, твоя задница наказана. Ты больше никогда не увидишь света дневного, кроме часов в школе.       — М-да, я этого заслуживаю.       — Так все хорошо?       Ев бросил папе крохотную улыбку.       — Да. Я буду паинькой.       — Ахуенное, блять, спасибо, — выдохнул мужчина и встал со стула, чтобы обнять сына за плечи. Он поцеловал макушку Ева и почувствовал, как все его тело наполнилось теплом, когда мальчик обнял его в ответ.       — Тебе стоит извиниться перед Йеном тоже, — предложил Ев, голос звучал приглушенно, так как его лицо было вдавлено в грудь отца. — Может, сводишь его на ужин? Или разрешишь себя отшлепать? На самом деле, мне все равно, какой из вариантов вы выберете, но я искренне считаю, что вариант с тем, чтобы позволить ему поиметь твою задницу — просто отличный…       — Какой же ты маленький говнюк, — сказал Микки, когда Йен хмыкнул где-то позади. — И ты обязательно позвонишь маме, когда вернемся домой.       — Йен сможет нас подвезти? В совершенно не сексуальном смысле. Мне хватает, чтобы он просто отвозил меня домой. Насчет тебя не уверен, может, ты хочешь, чтобы он конкретно так тебя объездил.       Галлагер прочистил горло.       — Вообще-то, не думаю, что это хорошая идея, — сказал он, и оба Милковича глянули на него. — Я разговаривал с директором Айрес до того, как ты ввалился со своей драмой, и его сутью было то, что кто-то сказал ей, будто я сплю с тобой.       Ев моргнул.       — Со мной?       — Да.       — Но почему? Кто?       — В насколько глубокой пизде ты сейчас? — спросил Микки.       Йен пожал плечами.       — Я не знаю ответа ни на один из этих вопросов. Она знает, что я не сплю с Евом, однако убеждена, что наши отношения не совсем профессиональные, какими они должны быть между учителем и студентом, — он несильно пнул мальчика по ноге. — И то, что ты вбежал сюда и называешь меня по имени в школе, ничуть не помогает делу.       Ев хотя бы выглядел немного виновато из-за этого.       — М-да уж, прости.       — По-видимому, то, что мы обедаем вместе почти каждый день, вызывает подозрения.       — Яйцо даю, это все проделки того пацана, Джошуа, — сказал Микки. — Однако почему он хочет, чтобы тебя уволили — вне моего понимания.       — Уверен, если это и правда его рук дело, он скоро начнет об этом хвастаться, — вздохнул Галлагер и потер переносицу.       Микки чувствовал, что этот Джошуа был куда большей занозой в заднице для Йена, чем тот рассказывал. Он как раз собирался сказать что-то по этому поводу, когда вернулись Прайа и директор Айрес.       Ев вскочил с места, прежде чем задать вопрос:       — Ну?..       — Отрицательный, — сказала Прайа, — но, может, просто еще слишком рано, чтобы говорить…       — Я больше склоняюсь к отрицательному, чем положительному, — перебил Ев и тут же сократил расстояние между ними, чтобы обнять девочку.       Микки отвернулся не потому, что их объятие было похоже на объятие влюбленных подростков, а потому, что это было объятием облегчения двух лучших друзей. Они цеплялись друг за друга, будто пытались удержаться.       — Йен, — мягко сказала Лея, завладев вниманием рыжего и стараясь не нарушить момент близости подростков. — Я думаю, сейчас самое время подбросить их всех домой, не считаешь?       Брюнет понял, что предложение сбило Галлагера с толку.       — Вы считаете? Учитывая разговор, что мы вели до этого?       Лея кивнула головой.       — Я думаю, очевидно, что твои отношения с Евгением не романтические или сексуальные. Ты ему как отец, вот и все. Обвинение было ложным.       — Могу я спросить, кто сделал обвинение?       Она выглядела так, будто раздумывала, говорить это или нет. В итоге, она все же решила сказать:       — Джошуа Кларк.       Ев и Прайа отодвинулись друг от друга, и Микки заметил, как его сын и Йен обменялись взглядами. Это определенно интриговало.       — Это проблема? — спросила директор Айрес, и Йен шумно выдохнул.       — Мальчик влюбился в меня… и это довольно нездоровая влюбленность. Он поджидает меня около школы, а еще угрожал Микки и Еву.       Прайа прыснула на высказывание, однако промолчала.       — Тогда почему он добивается твоего увольнения? — продолжила Лея.       — Не знаю, — Галлагер повернулся к Микки. — Хочешь, чтобы я оставил вас у Прайи?       Вопрос поставил девочку в тупик, и Ев взял ее за руку:       — Мы собираемся сказать все твоим родителям.       — Ох, дерьмо.