***
Собрание начиналось в библиотеке, где их встретили директор и чашка горячего кофе. Потом подходили классные руководители, держа в руках списки учителей, которые хотели бы побеседовать с родителями. На самом деле, Микки нравилась эта школа. Коридоры были чистыми, а учителя не выглядели так, будто снимались в дешевом порно, как это было у самого Микки. И, что лучше всего, несмотря на вечерний мороз, когда они зашли внутрь, школа была хорошо прогрета. Микки разделся, пока они стояли в очереди и ждали, когда освободится классный руководитель Евгения, и сын последовал его примеру, отпив глоток кофе Микки, пока отец отвлекся. — Прекрати, — прошипел Микки, забирая пластиковый стаканчик назад. То, что на его костяшках было вытатуировано FUCK U-UP и так настроило всех учителей против него, и он не хотел усугублять положение, разрешая своему сыну пить кофе на людях, особенно учитывая его здоровье. Микки не был уверен, как много учителей знали о проблемах Евгения с сердцем, но он сомневался, что кто-то из них обрадуется тому, что тот употребляет кофеин. — Ты же знаешь, что портишь свое сердце. — Уф-ф, — отмахнулся Евгений и быстро занял пару стульев, которые только что освободились. В библиотеке было около десяти учителей, сидящих по кругу, и все разговаривали как минимум с одним родителем и ребенком, и далеко не все были рады тому, что слышали. В середине этого круга стояли несколько стульев, на которых Милковичи и сидели, ожидая своей очереди. Мистера Галлагера не было. Микки встречал его пару раз на предыдущих собраниях, но особо не думал об этом после. Конечно, он отметил, что тот был очень привлекательным, однако тогда учитель его просто не зацепил. И опять-таки, не хотелось иметь ничего общего с этими «я-заткну-любого-одним-предложением» геями — не его типаж. Не то чтобы у него вообще были какие-то особые предпочтения. Он был слишком занят, чтобы задумываться об этом. Однако отсутствие учителя английского не остановило Евгения от того, чтобы в который раз поправить волосы отца. — Ты маленький говнюк, — проворчал Микки и отпихнул руку Ева, силясь не пролить кофе. Он слишком поздно понял, что должен был прихватить с собой флягу. Он ни за что снова не выйдет на этот холод, пока не настанет время возвращаться домой, несмотря на заманчивую идею надраться перед тем, как встретиться с учителями. Они оба подпрыгнули, когда классная руководительница Ева закончила с очередной парой, и быстренько подняли свои задницы, чтобы занять стулья, прежде чем кто-то их обгонит. Миссис Френч также была и учителем биологии. Ей уже шел седьмой десяток, и, кажется, она не собирается останавливаться на фото четырех ее детей, тринадцати внуков и двоих правнуков, выставленных на столе в ее кабинете. Ев видел его лишь пару раз, но был уверен, что фотографий там было много больше, чем учебных материалов. — А, — сказала она, приспуская свои очки-половинки, чтобы взглянуть на двух мужчин, сидевших напротив нее, — два моих любимых Милковича. Брошенный взгляд на татуировки Микки, однако, предполагал, что единственная причина тому, что они были любимыми — то, что он и Ев единственные Милковичи, которых она знала. Черт, учителя заставляли его чувствовать себя до неприличия неуютно из-за собственных тату. Однако со всеми их предубеждениями они забывали, что Евгений здоров и счастлив, а криминальное прошлое отца на парня никак не влияло. Она протянула ладонь, чтобы пожать руку Микки, однако в ответ он лишь неуклюже ей махнул. Он не любил рукопожатия — никогда этого не делал и не собирался, особенно с осуждающими учителями, которые предлагают руку лишь чтобы рассмотреть его татуировки получше. — Миссис Френч, — поприветствовал ее Микки так дружелюбно, как только мог, и положил руки на колени, чтобы скрыть их под столом. Неодобрительный взгляд не исчез с ее лица, даже когда она стала просматривать списки и отчеты. Микки был практически уверен, что в прошлой жизни она была драконом. Женщина протянула отчет через стол и открыла на нужной странице, чтобы показать Микки. — Ваш сын очень способный мальчик, мистер Милкович, причем по всем предметам. Он хорошо себя ведет, и учителям лишь в радость учить его, — ее костлявые пальцы указали на ту часть доклада, где это излагалось. Они напоминали Микки сухие ветки. — У него практически идеальные оценки по всем предметам, особенно по английскому и естественным наукам. — Ев раздулся как петух, выпрямив спину и ухмыляясь от уха до уха своему отцу. — Мы думаем о том, чтобы перевести его в класс повышенного уровня, а некоторые учителя даже предложили ему пройти тест на IQ. Как он занимается дома? Сколько времени он тратит на учебу? Микки пожал плечами. — Он делает домашнюю работу после ужина и читает перед сном. — Вы ему не помогаете? Это могло бы быть вопросом на засыпку, если бы Микки не слышал его раньше. — Он гораздо умнее меня. Нет никакого шанса, что я смогу ему помочь, если он попросит. Я, конечно, могу попробовать, но, думаю, это займет еще больше времени, потому что ему придется все объяснять мне. И поскольку Евгений был нахальным маленьким ублюдком, он подначил своего отца: — Ой, ну ты как скажешь, пап! Микки кинул на него один из тех взглядов, которые родители бросают на детей, когда хотят надавать им пиздюлей, но не могут этого сделать на людях. Но Ев лишь еще шире улыбнулся. — Послушайте, нашей целью является то, чтобы наши студенты занимались дома как минимум три часа. Могу ли я предположить, что Ев выполняет эту норму? Микки хмыкнул. — Нет. Он занимается может где-то полчаса. — Ев ткнул его под ребра. — Что? Ты и правда хочешь, чтобы я врал, когда твои оценки и так хорошие? Господи боже. Леди Дракон поморщилась на его выражение. — Вы действительно должны что-то сделать, чтобы он больше занимался дома, — она сменила тему и снова провела своим костлявым пальцем по бумаге. В этот раз по колонке, в которой было лишь несколько галочек. — Вот учителя, которые хотели бы побеседовать с вами. Они будут в соответствующих крыльях школы. Евгений наклонился. — Учителя по искусству в художественном крыле, по науке — в научном… — Да, я понял, — прошипел Микки и встал. — Спасибо, — он взял отчет со стола, и они с Евгением остановились, прежде чем отвернуться и перейти к следующему учителю. Семья Прайи была следующей, и ее родители были совсем не рады, что их дороги пересеклись с парочкой Милковичей. Они были слишком заняты неодобрением Микки, чтобы заметить, как их дочь засветилась. Она позволила себе робкий мах рукой в сторону Ева, понимая, что им нельзя афишировать свои эмоции, и Ев лишь кивнул, так, что де Сильва не заметили. Микки нравилась Прайа. Она была красивой темнокожей девочкой с большими карими глазами и кудрявыми волосами, за которыми она так усердно пыталась следить, и еще с чистой улыбкой — не такой, как была у Мэнди, когда та была ребенком. Это была такая улыбка, которую хочется видеть все время на лице своего ребенка, и, если ее там нет, это разбивает тебе сердце. Микки думал, что Прайа была прекрасным дополнением к жизни Евгения, и наоборот. Но он знал, что им надо держать свои маленькие отношения в секрете от родителей девочки, поэтому он снова подтолкнул Ева вперед, указывая на выход из библиотеки и передавая тому отчет через плечо. — Куда теперь идти? — спросил Микки, и Ев быстро просмотрел лист, пока шел впереди отца. — Черт побери! — ругнулся Ев, и Микки снова дал тому подзатыльник. — Не там, где меня могут осудить учителя, придурок! Френчи только и ждала, когда я скажу что-нибудь, чтобы она смогла вызвать «Отдел по делам семьи и детей» прямо на мою задницу. — Здесь нет фамилии мистера Галлагера. Может, тебе надо прислать ему пару обнаженок? — Ты что, подделал результаты теста? Евгений вел Микки по коридорам школы, двигаясь почти рассеянно. — Нет, почему ты так думаешь? — Потому что ты тупица, — произнес Микки, обгоняя его. Ев показал ему средний палец, и Микки был так горд этим жестом. — Куда идем? Только не к твоему учителю английского… — Химик хочет поговорить с тобой. Мистер Коллинз. Он самая мерзкая дырка в заднице, которую ты когда-либо встречал, клянусь! Однажды он сказал, что все коренные американцы были токсикоманами с кожными заболеваниями, хотя все знают, что это абсолютнейшая ложь! А ведь Кайла сидела прямо там, и ее прабабушка была, типа, чистокровной, или что-то такое. О, и я рассказал ему, как нашел твои дилдо. Может, как-нибудь ты пришлешь ему фотографию своей коробки с игрушками. То есть, да, это оставит шрам в моем сердце на всю жизнь, но… Микки шлепнул его по руке и собирался надавать по губам, но именно в этот момент пара родителей с их детьми прошли мимо. Несмотря на то, что Ев — то еще трепло, он знал, когда нужно заткнуться. — Ты слишком много говоришь о моих гениталиях. Ты думаешь о них слишком много. — Ну, я не представляю их, не вижу картинку в своей голове, — возразил Ев и указал на свой висок, — и меня это абсолютно устраивает, — он схватил Микки за запястье и потянул в другое здание. — Научное крыло там. Мы пройдемся по естественным наукам, математике, заскочим к моему учителю испанского — он хочет поговорить с тобой по некоторым причинам — и закончим на мистере Галлагере. — Хей, ты сказал, он не поставил долбанную галку! Ев отпустил руку своего отца, чтобы залезть в карман и достать ручку (серьезно, Микки хотел бы удивиться, что его сын был готов ко всему, однако пацан, который никогда даже не был в лагере бойскаутов, иногда подозрительно сильно смахивал на одного из них). Евгений остановился, чтобы прижать листок к стене и черкнуть галочку напротив имени мистера Галлагера. — Теперь поставил. — Боже, какой же ты засранец! — Учился у лучших! — Да, кстати, говоря об учебе. Почему они считают, что тебе нужны часы для учебы? Евгений застонал, и Микки поднял на это брови. — Тебе и правда нужно было вякать о том, что я не отрабатываю положенное время дома? Серьезно? — Ты ведь до конца делаешь всю свою домашнюю работу? Ев остановился, понимая, что отец хочет от него объяснений. — Конечно, делаю. Я бы не получал такие результаты, если бы не делал. Просто я пишу все в классе. — Когда ты, по идее, должен писать классную работу? Вообще, уж точно не Микки читать лекцию сыну про то, что тот должен и не должен делать в классе, учитывая, что самого Микки выпнули из школы в пятнадцать. — Вот тут-то я и хитрю, — признался Ев. — Они дают нам тесты по английскому в самом начале учебного года, который определяет, на каком уровне ты должен заниматься всю четверть. Ну и я специально плохо написал его в этом году, чтобы делать домашку полегче в классе, а дома — все остальные предметы. Он приготовился к тому, что сейчас его начнут ругать, но был приятно удивлен, когда Микки закинул руку ему на плечо. — Кладешь хуй и ломаешь систему? Хороший мальчик. Микки ходил с сыном ко всем учителям и сидел рядом, наблюдая, как пацан широко улыбается на каждое ласковое слово, и пытаясь игнорировать те взгляды, когда он отказывался пожимать руки, чтобы спрятать свои татуировки. Не то чтобы услышанное было ново для него, но он никогда не устанет наслаждаться этим. Он хотел, чтобы будущее Ева было лучше, чем у него самого, и хорошие оценки — первый шаг к этому. Учителя непрестанно повторяли фразы «Он становится высокоразвитым молодым человеком», и «Вы должны гордиться им», и «Хотелось бы, чтобы в классе было побольше таких студентов, как ваш сын», и гордость разливалась внутри Микки, такая, какую он никогда не чувствовал, когда дело касалось его; и видеть, что Евгений также гордится собой, значило для Микки очень много. Он действительно был отцом. Папой. Мистер Коллинз, как и предупреждал Ев, был дыркой в заднице. Сначала он говорил о том, что Ев очень смышленный для того, кто ходит в общественную школу, а потом около десяти минут говорил о себе, о времени, когда он учился в колледже и жил в своей машине, о том, как он был одним из самых быстробегающих мужчин его возраста в мире, хотя он даже никогда не участвовал в соревнованиях. Это было редкостным дерьмом, и Микки покинул кабинет, желая держать Ева настолько далеко от мужчины, насколько возможно. Все равно вряд ли Ев хотел связать свою жизнь с химией. — Если это все, то мы уходим, — сказал Микки сыну, нырнув рукой в карман, где он нащупал ручку Евгения. Она была конфискована, так как Ев так и норовил подрисовать галочки. Микки пообещал, что не покинет здание, пока не закончатся интервью, и, если честно, ему до смерти хотелось выкурить сигарету, поэтому он занимал свои руки чем угодно, даже чертовой ручкой, лишь бы не думать о манящем никотине. Он продержался без него почти два часа, а после разговора с мистером Коллинзом одна сигаретка будет даже во благо. Расхерачить башку этого ублюдка было бы тоже во благо, однако сигарета все же не уничтожит Евгения морально. Евгений быстро повернулся к отцу и дотянулся до его волос, убедившись, что каждая волосинка лежала именно так, как он того хотел, и дошло даже до того, что он стал отпихивать руки Микки, когда тот пытался отпихнуть его. Это был чертовски удачный день для Ева, потому что Йен Галлагер сидел в одиночестве за своим столом, читая тонкую книгу в мягкой обложке, посреди приглушенных голосов, наполнявших кабинет. Его было легко заметить, так как мужчина значительно выделялся среди других учителей, со своими яркими рыжими волосами, зачесанными назад, ярко бликующими, когда он снова наклонился к книге. И да, он был привлекательным, точно таким же, как Микки его и запомнил: в белой рубашке под жилеткой, и да, возможно, он выглядел немного претенциозно, словно слишком усердно пытался походить на учителя (особенно эти очки, галстук и сияющее красное яблоко на столе), однако Микки определенно оценил бы такой внешний вид. Микки почувствовал, как Ев с облегчением вздохнул, когда увидел своего учителя английского на положенном месте, и позволил сыну тащить себя следом, пока тот занимал места, чтобы никто другой этого не сделал. Возможно, Ев был слишком возбужден, так как он буквально врезался в стол, когда садился. Мистер Галлагер практически подпрыгнул на месте и посмотрел на семейство Милковичей, как раз когда Микки усаживался на стул рядом с сыном, с застывшим на лице сожалеющим выражением. Мистер Галлагер мгновенно залился краской. — Мистер Милкович, — поприветствовал он, вставая с места. Он протянул руку для пожатия, и Микки пожал ее в ответ, игнорируя хитрющий взгляд, который наверняка сейчас был у сына. — Ев. Не помню, чтобы я просил беседы с тобой, прости. Ев продемонстрировал список и показал ему галочку. — Ага, просили. — Это он сделал, — сухо сказал Микки, и Ев застенчиво протянул бумагу. — Назначьте ему наказание или типа того. Мистер Галлагер улыбнулся, отметил страницу в книге, на которой остановился, и отложил ее. — Серьезно? Большинство родителей приходят сюда, чтобы сказать, как плохо мы поступаем, наказывая их детей. Микки хмыкнул. — Не думаю, что им приходилось по два часа выслушивать, насколько идеален их отпрыск. — Думаю, он начинает сомневаться, не подкидыш ли я, — пожал плечами Ев. И, может, он и не был типичным Милковичем, но тот факт, что он был абсолютной копией Микки, доказывал, что не стоило даже сомневаться в его генетике. Ну и девяносто девять процентов совпадения теста на отцовство, который они сделали, когда Еву было три, тоже помог. — Ну что ж, есть кое-что, о чем я хотел бы с вами поговорить, — сказал Йен, убедившись, что завладел вниманием Микки, а тому почему-то было сложно отвести взгляд. Все, что касалось этого учителя, заставляло Микки переосмыслить свою херню с воздержанием. — Правда? — спросил Ев, садясь на стуле прямо, не ожидая, что учитель может сказать про него что-то негативное. — Евгений, — и в этот момент оба Милковича поняли — дело дрянь; никто никогда не называл Ева полным именем, если только он не был в дерьме, — и я недавно разговаривали… — Это он не серьезно, насчет того, чтобы свести нас, — перебил Микки. Ев оспорил это заявление: — Вообще-то, серьезно. Готов поспорить, я потеряю девственность быстрее, чем ты потрахаешься. Не уверен, нормально ли это — столько воздерживаться от секса, особенно если ты его любишь. Двое мужчин коротко на него посмотрели. — Он слишком много думает о вашей сексуальной жизни, — наконец сказал Йен. — Знаю, — Микки потер свой лоб, потому что, хоть убейте, не понимал, почему его сын сейчас выглядит таким довольным собой. — Продолжай в том же духе, и я все расскажу родителем Прайи о вас двоих, и тебе ни черта не перепадет. Ев тут же закрыл рот, и Микки вновь переключился на мистера Галлагера. — Простите, у этого парня язык без костей. — В общем, эм, удивительно, но это не совсем то, что меня беспокоит, — сказал мистер Галлагер, и оба Милковича подняли брови на это. Но продолжить он не успел: к столу подошла одна из учителей, держа в руках пластиковую коробку с едой. Не удивительно, ведь для них вечер только начинался, и им предстоит еще долгое время торчать здесь, в то время как все остальные ужинают. — Спасибо, — произнес Йен, наблюдая, как женщина вновь вешает сумку-холодильник на согнутую в локте руку и уходит к следующему учителю. В это время Микки смотрел, как мистер Галлагер подвинулся, освобождая место. Он был уверен, что под учительской формой прячется очень даже неплохое тело, и было что-то действительно сексуальное в этих подвернутых рукавах рубашки. Микки не имел ни малейшего понятия, как вообще предплечья и тонкие запястья могут быть сексуальными, однако Йен каким-то непостижимым образом делал это возможным. — Извините. Так вот, меня беспокоит то, как Ев выражается насчет женщин. Продолжать мысленно раздевать мужчину Микки помешал шок. — Что? — Серьезно? — Ев был удивлен ничуть не меньше. — То есть, чувак, нет! Я феминист. Правда. Мне нравятся цыпочки — да я их, черт возьми, люблю! Я всеми руками, ногами и другими частями тела за женщин и равные права, я борюсь за то, чтобы шлюхи не стыдились себя, и чтобы у женщин было больше «говорящих» ролей в кино и все такое. И не думаю, что я вообще когда-либо говорил что-то плохое о женщинах. Да я даже педиковатых мальчиков не обзываю «девчонками» или «неженками»! Мистер Галлагер не выглядел впечатленным. — Ты назвал свою маму «стерва-мамаша», — напомнил он, и оба Милковича выпустили вздох облегчения. — Это другой случай, — решил защищаться Ев, и Микки кивнул, соглашаясь. — Она назвала меня «Евгений». Типа, официально. Это отвратительнейшее имя. Никто такого не делает из-за любви или по доброте душевной. Ну и, знаете, она собрала манатки и свалила, когда мне было шесть месяцев, мистер Галлагер. С тех пор, как она сбежала с тем как-бы-там-ни-было-его-имя и его деньжатами, я видел ее от силы раза три. — Она и правда стерва, — согласился Микки. Он знал, что учителя были в курсе того, что Микки — отец-одиночка, но не был уверен, как много подробностей они знают. Это все зависело от того, сколько Евгений рассказал им, а сколько деталей захотел сохранить при себе. — Не уверен, как много вы знаете о родителях, которые бросают своих детей, но это определённо такой поступок, на который бы решилась только сука. Микки понял, что попал по больному, так как мистер Галлагер откинулся на стуле с тяжелым вздохом и запустил руку в свои волосы, и, ладно, Микки немного отвлекся, рисуя в воображении, как бы он сам мог запустить руку в эту шевелюру. — Да, ладно, — согласился он и посмотрел на Евгения. — Моя мама тоже пару раз бросала меня и моих родственников, и это и правда дерьмово. — Хей! Между нашими долбанными семейками только что определенно появилась связь, а вы ругнулись! Вы официально самый крутой учитель на свете! — Ев улыбнулся, посылая отцу многозначную ухмылку. Микки прямо-таки почувствовал, что Ев собирался сказать в следующее мгновение. — Вы настолько крут, что я даже не буду против, если вы переспите с моим папой. — Так, ну все! — зарычал Микки. — То есть, у вас ведь все еще есть его телефон и фотография, так? Да ладно, не мне вас двоих учить флиртовать в двадцать первом-то веке, ну? — Я не собираюсь спать с твоим папой, — сказал Йен Еву, но тот лишь закатил глаза. — У вас осталась фотография, — решил Ев, и Микки заметил, как лицо Йена немного покраснело. — Все, время идти, пацан, — рыкнул Микки и встал с места. — Уверен, у мистера Галлагера целый список ожидающих, такой же большой, как и вся та херь, что ты несешь, и ему все-таки надо когда-то питаться! Ев совсем не был рад решению отца, но послушно встал и позволил вытянуть себя из-за стола за воротник свитера. — Вы оба сосунки! — Но сосем мы не друг у друга, как бы сильно тебе того ни хотелось. На это Йен, стоящий позади с вытянутой рукой, выдавил смешок, и Микки внезапно осознал, что его губы сами по себе расползлись в ответной улыбке. — И все-таки, мистер Милкович, — сказал Йен, когда Микки протянул ему руку для пожатия, — Ев — отличный студент. — И даже после всего этого вы не признаете, что он — маленький кусок дерьма, который заслуживает отсидеть пару часов в классе для наказанных? — он все еще не отпустил руку Йена. — Мне жаль, но — нет. — Вы в курсе, что он мухлюет? — Евгений пнул его под колено за это, и Микки кинул на него взгляд, обещающий выдачу феерических пиздюлей. Йен засмеялся и наконец отпустил руку Микки. — Я знаю. — Вы — что? — Ев разинул рот, совершенно ошарашенный тем, что его гениальный план раскрыли. — Когда я указал тебе на то, что ты неправильно написал слово «дирижер», ты даже не удивился. Если ты сделал это непреднамеренно, ты бы до конца жизни корил себя за то, что написал его через «е». И я не настолько увлечен своим предметом, чтобы не замечать, что ты приносишь в класс учебник по математике и делаешь домашнюю работу, что тебе задает мисс Сэмпсон. — И все еще никакого наказания? — снова попытался Микки, и Йен улыбнулся ему. — Все еще никакого наказания. — Я позорю доброе имя Милковичей, я понял, — вздохнул Ев. — Но уверен, мой папа был плохим мальчиком в последнее время, так что вы… Микки выволок его из-за стола прежде, чем тот смог закончить, и улыбнулся, когда услышал смех Йена, разнёсшийся по кабинету. Когда они открыли двери, то наткнулись на чету де Сильва, и в этот раз в роли краснеющего был Евгений. Микки считал довольно милым, что у его четырнадцатилетнего сына есть человек, из-за которого живот наполняется бабочками, и который заставляет его краснеть просто одним своим видом. Это — то, чего Микки никогда не испытывал, и он был чертовски рад, что его сыну все же довелось это испытать. — Эм, привет, Прайа, — улыбнулся Ев; понятно, что они стараются не показывать своих отношений, однако то, что Евгений сражен девушкой наповал, отец видел невооруженным взглядом, и, когда Ев понял, что он, вероятно, слишком открыто пялится, парень отвернулся, чтобы поприветствовать ее родителей. — Здравствуйте, мистер и миссис де Сильва. Никто не ответил, и, зная, что Саранга не очень хорошо говорит на английском, Микки ожидал чего-нибудь от мистера де Сильва. — Привет, Ев, — мягко сказала Прайа. Она также подарила и Микки теплую улыбку. — Здравствуйте, мистер Милкович, — Микки кивнул ей. — Мы только что от мистера Хуэрта. Он сказал, что мы с тобой — его любимчики. — Не думал, что учителям позволено иметь любимчиков. Вместе они выглядели так неуклюже, что приводили этим Микки в восторг. Ему пришлось закусить губу, чтобы не засмеяться над своим пацаном и его очаровательной первой девушкой. Он не был уверен, как долго ребята смогут хранить все это в тайне от родителей Прайи, и ему было интересно, сколько еще Ев будет держаться за свою девственность. Он был хорошим малым. Ев бы никогда не сделал того, чего не захочет Прайа или к чему не готов он сам, и это уже гораздо больше, чем когда-либо было у Микки. Его братья заказали ему девушку прежде, чем у него появилась возможность осознать свою ориентацию, и Микки был так благодарен, что у Ева был шанс познать себя до того, как с ним случился такого рода инцидент. Милая неловкость понемногу стала превращаться в неуютную, и именно тогда Микки положил руку на плечо сына, пока тот усердно делал вид, будто ему и правда интересно слушать, что тренер команды девочек говорила об успеваемости Прайи. — Пора домой, парень, — сказал Микки, и Ев постарался не выглядеть разочарованным, несмотря на то, что знал, что все равно не сможет сказать Прайе все, что хотелось бы. — Ладно, — он в последний раз посмотрел на девочку. — Завтра увидимся? — Да, конечно. — Ладно, — повторил Ев. — Тогда пока. Окей, это было очень неловкое прощание. Когда они уже были на достаточно большом расстоянии, Микки приобнял Ева за плечи, пытаясь немного приободрить сына. — Надеюсь, что, когда вы одни, вы не такие деревянные. Потому что, скажу я тебе, вы совершенно не умеете флиртовать. — Заткнись! — раздраженно сказал Ев. — И что ты вообще знаешь о флирте? Твой папа заплатил за последнюю девушку, с которой ты спал. — Я надеру тебе зад!***
— Тебе он нравится, — нахально сказал Ев, когда они пришли домой. По пути они зашли в небольшой китайский ресторанчик (ужин мистера Галлагера пах слишком аппетитно, чтобы проигнорировать это), и взяли кое-что на вынос, так как никто из них не был настроен на готовку этим вечером, и Микки был рад, что Ев не стал продолжать этот разговор. — Не имею ни малейшего понятия, о чем ты говоришь. — Ты улыбаешься. Ты улыбался все это время, пока мы шли от мистера Галлагера. Тебе он нравится, — в этот раз эти три слова прозвучали более существенно. — У него все еще есть твой номер. Может, теперь он позвонит. — Я не собираюсь спать с твоим учителем, — сказал Микки, толкая сына плечом, отчего тот стукнулся о косяк. Ев зашипел и потер ладонью лоб, однако отцовское чувство подсказывало, что с пацаном все в норме. — Мстишь за пинок в колено? — Ага. — Наверное, я заслужил похуже. — Побрею твою бровь, когда будешь спать. Ев посмотрел на него взглядом побитого щенка. — Сделаешь это — и я определенно пошлю мистеру Галлагеру фотографию твоей коробки с игрушками. — А я пошлю тебя к твоей матери на месяц. — Удар ниже пояса. Микки пожал плечами, все еще с приклеенной улыбкой на лице. И позже, когда они ели в гостиной перед телевизором, Микки все так же пожал плечами на вопрос Ева «Что будешь делать, если он и правда позвонит тебе?» Микки не собирался с кем-то встречаться, даже если это будет лишь быстрый перепихон. У него просто нет на это времени. Он не собирался приглашать какого-то неизвестного чувака в свой дом, который он делил с Евом, и отправлять своего сына погулять только затем, чтобы расслабиться и удовлетвориться. — Не позвонит, — сказал Микки и набил рот жареным рисом. Когда Ев отправился спать, Микки помыл за ним посуду и поймал себя на мысли, каким же все-таки чертовски домашним он стал. Если бы ему сказали о том, что он станет таким, когда он был в возрасте Ева — Микки определенно двинул бы шутнику по морде. Мыть посуду посреди ночи, пока в соседней комнате спит его сын — все это так отличалось от того, чего он ожидал. Будучи подростком Микки считал, что все, чем ему предстоит заниматься, это ходить по дешевым барам, заниматься сексом со случайными людьми, ну или, на крайний случай, все еще жить с отцом, но вот он — ему тридцать два и он отец. Выключив свет на кухне и направившись в свою спальню, мужчина заглянул в комнату к Еву, просто чтобы проверить, и не смог сдержать улыбки, когда увидел, как его сын свернулся калачиком. Закрыл двери в свою комнату, убедившись, что сделал это не слишком громко, и стал готовиться ко сну, однако, когда он залез под одеяло, понял, что слишком взвинчен, чтобы заснуть. — Блять, — прорычал Микки в темноту, проводя рукой вниз, в свои боксеры. Он не был одним из тех парней, что отключаются сразу же после оргазма, но подумал, что это поможет расслабиться настолько, чтобы нормально уснуть. Член был мягким — не то чтобы он был возбужден, но, чем больше он игрался с ним, тем больше втягивался. Обхватил его ладонью, почувствовав, как плоть стала твердеть, другой рукой спускаясь к яйцам и массируя их. Мужчина согнул колени и развел пошире, — и, блять! — он ведь уже и забыл, каково это, когда тебя трогает кто-то другой. Однако объяснять своему сыну, почему подрочить легче, чем оправдываться, что: «нет, мужчина, который только что ушел и имени которого я даже не запомнил, не твой новый отчим». Микки вздрогнул, когда палец спустился ниже и пробежался вокруг дырки. Он не собирался прибегать к помощи игрушки этой ночью — в этот раз не хотелось чувствовать в себе нечто толстое, наполняющее его, однако он все равно собирался использовать пальцы. Даже несмотря на то, что двери в комнату Ева и его собственную были закрыты, Микки старался вести себя как можно тише, пока водил большим пальцем по головке члена, собирая выступившую смазку, что позволило легче скользить по обнаженной коже. Его губы наверняка будут красными оттого, как сильно он их кусает, чтобы заглушить тихие вздохи и стоны. Он начал дрочить сильнее и жестче; откинулся на подушку и начал двигать бедрами в такт. — Блять, — прошептал он в этот раз, переворачиваясь, чтобы достать лубрикант, который хранился в ящике прикроватной тумбочки. Растер смазку по ладоням и вернулся к делу: одна рука медленно двигается на члене, пока пара пальцев другой надавливают на узкий вход. Конечно, это никаким хуем не сравнится с реальным сексом, но это все, что он мог позволить себе этой ночью. Микки закрыл глаза и сфокусировался на ощущениях: каково это, как много лет назад, когда мужчина был внутри него, когда в его задницу вбивались именно так, как он того хотел. Ощущение того, как пальцы проходятся по простате, было отличным, даже если он и представлял, что это пальцы не его. Боже, он думал о длинных пальцах и тонких запястьях, о чертовски сексуальных веснушчатых предплечьях, о широких плечах и сильных мускулах, о большом твердом члене с рыжими волосками на лобке и о крепких бедрах, прижимающихся к его собственным, пока его трахали сзади; и его ноги запутались в одеяле, потому что, черт возьми, да, это было хорошо. Микки просовывал пальцы все глубже в себя, продолжая дрочить, и он правда старался изо всех сил не дышать так громко, но картинка в голове была настолько чертовски хороша. Он чувствовал, как пот выступил над его верхней губой, пока облизывал свои ярко-красные губы, желая слизать пот с тела другого мужчины и заставить его чувствовать себя так же хорошо. И он был настолько зациклен на этом рыжем свете, что белая рябь в глазах застала его врасплох, когда он кончил себе в боксеры. Он все еще продолжал двигать рукой на члене, желая продлить оргазм, и вздохнул в темноту, когда все закончилось. И прежде чем он хотя бы смог подумать о том, чтобы пойти переодеться, Микки осознал, на чей образ он только что так яро дрочил. — Блять!