***
Микки готовил ужин — он уже поставил сковородку на газ, пока картошка неспешно варилась в кастрюле — спустя час, когда он услышал, как проснулся Ев. Он понял это по его визгу — видимо, тот наткнулся на регистратор, — а вот последующий звук падения был неожиданным. Микки быстро бросил нож на доску и ворвался в комнату сына, чтобы увидеть того, распластанного на полу в форме звезды, с руками, прикрывающими лицо. — Ты как? — Микки сел на корточки рядом с Евом, который медленно кивнул головой. — Слишком быстро поднялся, — сказал он, голос приглушен из-за рук на лице. — Отключился. Доктор сказал, что низкое давление идет нога в ногу с суправентрикулярной тахикардией. Микки никогда не узнает, как Ев вообще выжил летом. — Готов попробовать еще разок? — Микки убрал руку сына от его лица. — Да, только в этот раз помедленнее. Ев обернул свободную руку вокруг регистратора и встал на ноги. Он слегка пошатнулся, когда принял вертикальное положение, однако Микки придерживал его рукой, и, когда белые пятна перед Евом исчезли, а легкое головокружение поутихло, он кивнул головой, чтобы дать отцу знать, что он в порядке. — Как голова? Ев застонал. Если алкогольное похмелье было хоть немного похоже на похмелье от СВТ (суправентрикулярная тахикардия), он не хотел иметь ничего общего с алкоголем. — Болит. — А сердце? — Нормально. Пока, — он улыбнулся отцу. — По крайней мере, монитор если что все покажет, да? Неужели. Прикинь, если бы они засунули в меня все эти штуки после полового созревания, а? Настоящий мужик! А эти волосы на груди… — Ага, конечно, - хмыкнул Микки. — Ой, да ладно! Я буду весь волосатый, — Ев начал быстро показывать на свою грудь, стараясь не задеть регистратор. — Это будет круто! — Ну, по твоей генетике такого не скажешь, — он отвернулся, когда челюсть Ева упала. — Я думал, ты бреешься или еще что! Ев шел за ним до самой кухни, где Микки стал накладывать ему суп, что остывал на столе. Подросток плюхнулся на стул, все еще бубня что-то о том, что новая информация его разочаровала, когда Микки поставил тарелку прямо перед ним. — Куриный суп? У меня не простуда, пап. Микки почувствовал, как его лицо покраснело по какой-то дурацкой причине. — Просто ешь. Он просто старался сделать так, что Еву было лучше, и, видимо, мальчик это уловил, потому что он больше ничего не сказал, начиная дуть на суп, чтобы немного его остудить. Удовлетворенный Микки снова взял нож и продолжил резать овощи на вечер. — Па? — А? — Спасибо за суп. И за то, что заботишься обо мне. Микки чуть не отрезал собственный долбанный палец, когда посмотрел на смущенного сына, и отложил лезвие в сторону, обходя стол. Он взъерошил волосы Ева, прежде чем притянуть его ближе и поцеловать в макушку, и Ев обхватил Микки за пояс — да, они нечасто позволяли себе такие нежности друг с другом, однако оба знали, как все эти сердечные дела мальчика влияют на них. Микки поцеловал его в последний раз и отстранился. — Так что мы делаем завтра? — спросил он и снова вернулся к нарезанию овощей, будто и не было этого трогательного момента между отцом и сыном. Ев набрал полную ложку супа. — Не знаю, как ты, но лично я иду в школу. — Ев, ты выглядишь, будто у тебя бомба в грудной клетке. Возьмешь выходной. И, естественно, мальчик стал спорить об этом. Микки разрывался — то ли ему радоваться, что собственный сын так серьезно относится к учебе, то ли огорчаться, что он так далек от нормального подростка. — Доктор сказал, что мне нужно делать то, что и обычно. И нужно избегать стресса, иначе это испортит все показания. — Ага, а школа — это один сплошной стресс, да? Так что ты не идешь. — Не пойти в школу — вот что стресс для меня. — Чертов ботан. — Я не хочу пропустить ни одного занятия. Потом довольно трудно догонять. К тому же, я вот насто-олечко близко к тому чтобы убедить мистера Галлагера, что твоя задница будет стоить профессиональной неосмотрительности, — Микки даже не нужно было поворачиваться, чтобы увидеть, как Ев поднес большой и указательный пальцы в миллиметре друг о друга. — Тебе реально пора завязывать с этим дерьмом, сын. Мальчик цокнул языком, несмотря на то, что его отец стоял к нему спиной. — Можно тогда я попрошу мистера Галлагера, чтобы он заскочил с дополнительными заданиями, или типа того? — О, Боже. — Я бы попросил Прайю, но ты же знаешь, что ее папа не разрешит ей сюда прийти, — он остановился и кашлянул — Микки тут же выпрямился. Когда он закашлял во второй раз, Микки повернулся. Рука Ева была прижата к его грудной клетке. — Да, в общем, мистер Галлагер — лучший вариант. Видимо, это был небольшой приступ. — Что насчет других твоих друзей, твоего возраста? — Но это же скучно! Разве ты бы не хотел, чтобы к нам пришел какой-нибудь красавчик? — он взял еще одну ложку супа — Микки мог слышать, как зубы соприкоснулись со сталью, и скривился. Сколько раз он говорил пацану быть поосторожнее с зубами? Дантисты — долбанные воры! — Тетя Мэнди думает, что он горяч. — Я знаю, что она так думает. Она звонит мне каждый день, чтобы сказать, что она считает его горячим, — проворчал Микки, немного преувеличивая. На деле, она звонила лишь раза четыре с тех пор, как встретилась с ним, однако выглядело это так, будто она звонила каждый чертов день. — А ты считаешь его горячим? Микки закинул овощи в другую пароварку и поставил ее поверх картошки, стараясь не смотреть на Ева, пока шел к холодильнику за мясом. — Сосиски или бараньи отбивные? — Это что, какая-то гейская идиома? — Ев. Мальчик вздохнул. — Сосиски. А ты переспал бы с мистером Галлагером, ну, знаешь, до того, как я появился? Микки сражался с холодильником, силясь вытащить новую упаковку сосисок. Их нужно было разморозить. — У меня был не такой уж богатый выбор, Ев. Если парню нравились парни, и он не собирался растрезвонивать об этом всему району, и не ожидал розы или статус бойфренда, мы трахались. И не важно, как он выглядел. — Оу, отличный способ не быть поверхностным. Микки вздохнул в этот раз и разрезал пленку на сосисках. — Дело не в поверхностности. Главное, чтобы никто об этом не узнал, — продолжил разделять сосиски, оставляя лишь четыре, чтобы запихнуть их обратно в морозилку. Его поражало, каким же домашним он стал, будучи отцом. Семнадцатилетний Микки Милкович никогда в жизни не смог бы найти пакеты для заморозки в супермаркете или приготовить домашний куриный суп для своего больного отпрыска. И он точно не стал бы кривиться на звук соприкасания зубов со сталью ложки. — Ради всего святого, Ев, — прорычал Микки, — не кусай ложку. — Прости, пап, — Ев начал барабанить пальцами по столу. — У тети Мэнди было несколько вполне привлекательных парней. Я думаю, ей лучше судить, кто красавчик, а кто — нет. — А еще у нее было несколько дерьмовых расставаний, так что да, насчет того, что она знает толк в привлекательности — в этом я соглашусь, но также у нее нет равных в выборе настоящих придурков. Ев просиял. — То есть, ты считаешь мистера Галлагера привлекательным? Микки застонал и потер лоб. — Это не то, что я пытался сказать. — Я скажу ему это. О, я точно ему скажу. — Ага, ага, — Микки перегнулся через стол и включил их старенький электрогриль «George Foreman», затем поворачиваясь к Еву, когда услышал этот ужасный скрежет зубов о ложку снова. — Евгений!***
Микки не думал, что Ев говорил серьезно насчет похода в школу на следующий день, но, когда он, все еще сонный, брел по квартире на запах кофе, он увидел, что Ев уже сидел за столом, пожирая свои хлопья. Он уже был одет, а стойка до сих пор была грязная, потому что Ев не убрал за собой после того, как сделал себе сэндвич на ланч. — Ты же не серьезно, правда? — спросил Микки, наливая себе чашку кофе. Со стороны его сына было очень мило заварить своему старику свежего кофе. Но он идиот, если серьезно собрался пойти в школу с прикрепленным к его груди монитором. — Возвращайся в кровать, придурок. — У меня идеальная посещаемость, и я не хочу это менять. — Вот ты не можешь просто притвориться, что ты не какой-нибудь безумный задрот и порадоваться, что я, твой отец, разрешил тебе сегодня остаться дома, да? — Микки сделал большой глоток напитка, сожалея, что это не текила. — Я был бы в экстазе, если бы мне разрешили прогулять уроки. — Но ты и так. Правда, тогда тебя посадили в тюрьму. И ты бросил школу. Что прикажешь мне делать весь день, если я не в школе и не по-настоящему болен? Я не могу все это время просто спать. Я сойду с ума. Текила была бы отличной идеей. — Мы можем устроить марафон сериалов или еще что, — Микки пожал плечами. — Давненько мы этого не делали. Правда, надо заскочить к терапевту. Не хочу, чтобы твое сердце стало сильно биться и сбило монитор. — Жаль тебя расстраивать, но шутник из тебя никакой, — сухо сказал Ев и продолжил есть хлопья. Он съел ровно две ложки, прежде чем закипеть. — У меня сегодня четыре занятия с Прайей, пап. Четыре. Это четыре часа — плюс перемена и ланч. Еще у меня два периода с мистером Галлагером и… — он вздрогнул и снова потер свою грудь. — Что ты собираешься делать, если приступ начнется в школе? — спросил Микки, однако его тон остался мягким, когда он увидел, как опустились плечи Ева. — У меня они уже случались в школе. Микки поставил чашку на стол и встал позади Ева, гладя его спину. — Останься дома ради меня, пацан. Устроим мужской день. Пять минут спустя Ев снова сидел в своей пижаме, а Микки позвонил в школу, чтобы предупредить, что сын заболел и не придет сегодня. Однако мужской день пошел не совсем так, как Микки того ожидал. Уже на десятой минуте марафона «Звездных Врат» у Ева начало ненормально стучаться сердце так, что он с трудом дышал. Приступ продолжался два часа. Были такие моменты, как сейчас, например, когда Микки думал, стоит ли того вообще операция на сердце Ева. Но потом он вспоминал все обследования, что они проходили, и выяснялось, что в двух случаях из трех пациенту после операции становилось лишь хуже, поэтому приходилось делать повторную. Микки не собирался заставлять Ева проходить через все это. Он вычитал, что у некоторых людей приступы могут продолжаться по два дня. Ев решил, что сможет выдержать приступы, длящиеся два часа, если другие выдерживают их днями. В итоге, Ев свернулся клубочком на подушке на коленях Микки, настолько утомленный, что уже на девяностой минуте приступа начал плакать. Когда у него случился приступ впервые, длящийся более десяти минут, Микки вызвал скорую. Парамедики не нашли способа успокоить сердце Ева, и после этого доктора сказали, что они никак не могут сделать ничего, чтобы ребенку было легче проходить через эти приступы. Нужно просто сидеть и ждать. Также они сказали, что Еву нужно избегать кофеина и стрессовых ситуаций, вот и все. Это разбивало Микки сердце. Ев уснул сразу после двухчасового приступа, и мужчина не мог его винить. Он сжал его плечо, затем провел рукой по волосам, успокаивая сына. Микки и сам устал. Он осторожно переложил голову сына со своих коленей на диван. У них оставалась еще пара часов до того, как им придется пойти в клинику, чтобы взять переносной монитор, и у него была куча работы, что нужно было переделать. Поэтому Микки взял ноутбук из кабинета, нашел очки, укрыл Ева одеялом и вытащил древний раскладной стол позади дивана. Затем он заставил себя взяться за коды, что ему нужно было сделать. Он снова положил голову Ева себе на колени, выключил телевизор и стал работать так, как если бы сын не оставался дома. Когда до приема оставалось около часа, Микки мягко разбудил сына, чтобы одеть его. Конечно, он не поспал и половину того времени, сколько должен был, однако Ев понимал, что сможет поспать в автобусе или в комнате ожидания, если понадобится. Они оба были рады, что сейчас его сердце билось нормально, давая мальчику отдых после того ада, в котором он находился предыдущие двадцать четыре часа. Ев с легкостью мог бы проспать весь день, однако трясучка автобуса не позволила ему. Когда они уже были в комнате ожидания, Микки и Ев тут же оккупировали пару сидений в углу, и Ев разлегся на двух, продолжая посапывать, наполовину лежа, прислоняясь к груди отца, в то время как его куртка укрывала его, словно одеяло. Школа как раз закончилась, поэтому комната была слегка шумноватой. Впервые, будучи родителем, татуировки Микки FUCK-U-UP оказались полезны. Другие родители, завидев такую «отъебитесь»-позицию, не трогали их, даже несмотря на то, что они заняли больше места, чем полагалось. К сожалению, переполненность комнаты ожидания также означала, что и доктора задерживались. Микки ненавидел клиники, больницы, стоматологии — а особенно их комнаты ожидания. Он никогда не видел в них часов, видимо, чтобы ожидающие пациенты не замечали, насколько доктора задерживались. Мужчина лишь однажды хотел проверить время на мобильном, но понял, что забыл его дома, что было херово. Микки предположил, что прошло минут десять после того, как Ев заснул на нем, когда произошло кое-что интересное, и нет, увы, это был не терапевт Ева. Это был мистер Йен чертов Галлагер. Микки услышал голос рыжеволосого, когда тот объяснял девушке за стойкой, что у него был назначен прием на 16:15. Она велела ему подождать и занять свободное место, и что доктор позовет его, когда освободится. Йен вежливо поблагодарил ее и начал крутиться, ища свободное местечко. Их взгляды встретились, и брови Йена грозились сбежать с лица, прежде чем он зашагал в сторону Милковичей. Он увернулся от троих детей, что сидели прямо на полу — как небезопасно! Микки бы никогда не позволил Еву делать это в их возрасте — и в итоге сел на стул, что Ев так старался не занимать, однако его ноги все же соскользнули на него. Йен просто поднял их и положил себе на колени, и озабоченный взгляд на его лице заставил сердце Микки растаять. — Хей, — мягко сказал он и лишь на секунду посмотрел на Микки, прежде чем снова сфокусироваться на бледном лице мальчика. — Что случилось? Он в порядке? — Это просто его неисправное сердце, — сказал Микки и обернул руку вокруг запястья Ева, чтобы проверить пульс. — Неисправное сердце? — Ага, — пульс мальчика не сильно участился. Он знал, что стабильное сердцебиение Ева было чуть быстрее обычного, так что его не обеспокоил тот факт, что сейчас сердце стучало чуть быстрее его собственного. — Мы рассказали всё школе, как только узнали. Они не предупреждали вас о ребятах с проблемами сердца? — Нам говорили о нескольких аллергиках, студентах с эпилепсией, астмой или диабетом, однако про Ева сказали лишь то, что он заболел, и не придет сегодня. Микки провел рукой по волосам сына. — Его сердце не бьется в нормальном ритме. Электрическая нестабильность, согласно врачам. У него периодически случаются эти приступы, вроде как панические атаки, только внезапно. Они могут начаться без какого-либо повода, — должно быть, разговор потревожил Ева, потому что тот что-то промычал и попытался перевернуться. — Последние два дня эти приступы становятся все хуже. — Блять, тогда не должен он быть в реанимации или типа того? — Они ничего не могут сделать. Единственная причина, почему мы здесь — вчера Ева привязали к сердечному монитору, и сегодня мы должны его отдать, — он нахмурился в сторону стойки. — Нам нужно всего лишь увидеть доктора, вот и все. Он рассказал все о СВТ и тех проблемах, с которыми ему и Еву приходится сталкиваться — отключения и головокружения, нехватка дыхания и ужасная усталость. — Это можно вылечить? Принимать какие-нибудь таблетки? Микки покачал головой. — Никаких лекарств, однако есть процедура, где они разрезают его бедренную артерию и подключают провода к сердцу, чтобы пропустить через него разряд тока или что-то в таком роде. Но это не всегда срабатывает, а я не хочу, чтобы Ев проходил через все это, если все не получится сразу с первого раза. Он тоже этого не хочет. Ев снова заворочался и зевнул, чуть не заехав при этом рукой Микки по носу, пока потягивался, и случайно пнул пяткой бедро Йена, чудом избежав области паха, но оба его простили, когда увидели, как порозовели щеки мальчика. — Лучше? — спросил Микки, и Ев кивнул головой, протирая глаза. — Ага, — он моргнул и чуть не подпрыгнул на месте, когда заметил, что его ноги были у Йена на коленях. — Мистер Галлагер? Что вы тут делаете? — Это уже немного личное, не думаешь? — подразнил учитель. — В конце концов, мы в клинике. Щеки Ева из розовых превратились в красные. — Простите. Йен улыбнулся и похлопал его по ноге. — Ну, учитывая, что твой папа рассказал мне все о твоем сердце, думаю, теперь моя очередь. У меня биполярное расстройство. Я хожу к врачу каждый месяц, просто чтобы знать наверняка. — Получается, у вас депрессия? — мягко спросил Ев. — Если не хотите, можете не отвечать. Йен пожал плечами. — У меня она была, думаю. У меня тоже были приступы, как у тебя, только они не были связаны с сердцем. Они были больше эмоциональными, вроде как, моя энергия. Когда мы впервые поняли, что что-то не так, я был полон энергии. Я начал проект, а потом другой, так и не закончив первый. Я ушел из дома и работал в гей-клубе танцором пару месяцев. Я принимал несколько очень опасных решений, — Микки слушал так же внимательно, как и Ев. — В один день вся эта энергия исчезла, и из меня будто выкачали жизнь, я не мог двигаться. Из веселого подростка, полного энергии и идей — это все случилось, когда мне было семнадцать — я просто сдулся, и мне тогда хотелось лишь свернуться в клубок и умереть. У моей мамы было точно такое же расстройство, и она сделала столько всего нашей семье в таком состоянии, что я подумал, лучше уж я буду подальше от них, чтобы ненароком не наделать глупостей. — Боже мой, — выдохнул Ев, на что Йен лишь снова пожал плечами. — Это продолжалось неделю, но я выкарабкался. Семья водила меня на терапии и была рядом со мной все это время, пока мы пытались подобрать правильные лекарства, что, правда, получалось у нас методом проб и ошибок. С тех пор эти расстройства у меня случались лишь дважды, так что сейчас я в порядке. Сейчас у меня прекрасная жизнь, — его рука сжала колено Ева. — Только не кричи об этом теперь на всех углах, ладно? Последнее, что мне нужно — чтобы родители узнали, что я психически нездоровый гей, который проводит с их детьми шесть часов в день. — Но ты не психически нездоровый, — отметил Микки. Йен хмыкнул. — Большинство людей пропускают мимо ушей часть с «сейчас мне уже гораздо лучше», слыша лишь «мне нужно ходить на терапии». — Ваш секрет навсегда со мной, — пообещал Ев и сел ровно. Затем, правда, он медленно поднялся на ноги. — Ты куда собрался? — тут же спросил Микки, не заботясь о том, что прозвучал как папа-параноик. Он поднял руки вверх, как тренер по гимнастике, на случай, если Ев вдруг снова отключится. — Пописать. — Ты в порядке? — О Боже! — пробормотал Ев абсолютно подавленно. — Да, я в состоянии пописать, пап. Я смогу пойти в туалет и обещаю, если почувствую головокружение, я тут же сяду, — он сделал два шага, прежде чем повернуться к Микки, который сразу оживился. — Я даю вам двоим отличный шанс пофлиртовать, или назначить свидание, или еще чего. Я даже не обижусь, если вы быстренько отлучитесь. — Возможно, если бы мы были четырнадцатилетними девственниками, это бы заняло меньше времени, чем поход в туалет, — резко сказал Микки, затем подделал понимание. — А. Точно. Ты же у нас как раз тот самый четырнадцатилетний девственник. Ехидство тут же исчезло с лица Ева, и он показал Микки средний палец, другой рукой пробираясь сквозь толпу в комнате. Йен засмеялся, и Ев решил лучше пойти на зов своего мочевого пузыря. — Он очарователен, — усмехнулся Галлагер, когда Ев скрылся с их поля зрения. — Он маленький говнюк. — Ты тоже очаровательный. Сперва Микки подавился. Его лицо покраснело от смущения, и он открывал и закрывал рот, как рыба. Йен был счастлив. Он ухмылялся, будто выучил все номера лотерейных билетов на следующие пять лет. И тогда Микки понял, что его больше интересует улыбка Йена, чем собственное смущение, потому что, блять, он такой красивый, когда улыбается. Перезапустить свой мозг оказалось не так легко, словно зависнувший компьютер. Сейчас все внутри Микки громко стучало и жужжало. — Отъебись, — в итоге родил он, когда снова вернул способность говорить. — Серьезно. Ты очарователен, когда ведешь себя как сторожевой папочка-сурикат. — Я не долбанный сурикат! Возможно, он сказал это чуть громче, чем планировал, потому что две мамаши рядом с ним раздраженно шикнули на него, указывая на своих отпрысков на полу. Все резко повернули свои головы в сторону докторов, что появились в конце коридора. — Ребекка? Ребекка Харрис? Микки застонал и снова посмотрел на Йена. — Сколько вы уже тут? — спросил Галлагер и проверил свои часы. Микки провел рукой по куртке в поисках телефона. — Не знаю. Должно быть, забыл мобильник дома. Который час? — Где-то 16:25. — Ну, мы тут на четырехчасовой прием, — вздохнул Микки и потянулся к куртке Ева. — Такими темпами мы пропустим последний автобус до дома. Он преувеличил, однако было ощущение, будто они проторчали тут целых три часа, а ведь им надо было всего лишь вытащить долбанные электроды из кожи Ева и передать монитор. — Автобус? Вы не на машине? — У меня ее нет. — Вы пришли сюда пешком с уставшим Евом? Микки вскинул брови. — Ты это сейчас осуждаешь меня насчет того, как я отношусь к собственному ребенку? Йен отпрянул. — Нет! Боже, нет. Слушай, я могу подвезти вас двоих до дома, когда закончу тут со всем, — он предложил. — Ты знаешь, как он к этому отнесется. — Мне плевать. Вскоре вернулся Ев и плюхнулся на стул между мужчинами. — Ну? Успели пофлиртовать? — Мистер Галлагер предложил отвезти нас домой, — сказал ему Микки, и Ев замер. — А я-то думал, мне придется как-нибудь по-хитрому сказать вам наш адрес, — сказал он учителю. — Отличная работа, мистер Галлагер. Это супер-обходительно. — Что ты вообще знаешь об обходительности? — спросил Микки со смешком, и Ев повернулся к нему с абсолютно не впечатленным видом. — Скажи мне, кто из нас троих сейчас находится в стабильных отношениях, а? Правильно. Мне пришлось слегка потрудиться, чтобы Прайа встречалась со мной, большое спасибо. Я обходителен. Я же в игре. Микки стоило больших усилий не засмеяться над сыном. — Она скучала по тебе сегодня. Ев выдавил жалобный звук и потянулся к своей куртке за телефоном. Другой доктор высунул свою голову. В отличие от остальных, она появилась с другого конца коридора. — Йен Галлагер? Микки понял, что терапевты были в другой части клиники, в которой он никогда прежде не бывал. — Я дам тебе номер, чтобы ты позвонил мне, когда вы закончите, и я смогу вас забрать, — сказал Йен, когда встал. — Я забыл свой телефон, — напомнил ему Микки, и оба повернулись к Евгению, в руках которого был его собственный мобильник. — Я точно пожалею об этом, — простонал Йен, однако протянул руку за телефоном Ева, чье лицо тут же расплылось в улыбке, и это напомнило Микки о гремлинах, что просыпаются после полуночи. Мальчик отдал ему телефон, и тот быстро начал вводить свой номер. — Больше никогда его не используй, только в этот раз, Ев. Мальчик стал чуть ли не убаюкивать свой телефон, когда Йен отдал его обратно, и Микки просто знал, что сейчас в голове его сына прокручивались всевозможные сюжеты, как он мог бы использовать личный номер учителя. — И все же я был прав, — пробурчал Микки себе под нос. — Ты маленький говнюк. — Прости, не слышу тебя из-за эпичного факта того, что теперь у меня есть номер твоего будущего ебаря, — Ев спустился с долбанных небес на землю, когда вспомнил кое-что. — И по окончании дня он будет знать наш адрес! Не могу поверить, что из всей этой херни с сердцем вышло хоть что-то хорошее. Это потрясающе!***
Ев зашел к доктору пару минут спустя. Он рассказал ей о своих приступах, что были у него тем днем — у него даже случился один, незначительный, в кабинете — и поморщился, когда пленка чуть не содрала с него кожу, и провода, наконец, были вытащены из него. Впервые он был действительно рад своему состоянию — и доктор, кажется, тоже была довольна результатами, ведь у мальчика случилась лишь пара-тройка приступов, пока он носил монитор. Они стали еще на шаг ближе к пониманию того, что же происходит с сердцем Ева, и все в комнате почувствовали себя немного лучше. Прием продлился недолго, однако Йен сразу же поднял трубку, говоря, что уже тоже закончил. С ним разговаривал Микки, и Ев не знал, что чувствовать — то ли снова побыть говнюком и вырвать трубку, чтобы разговаривать с Галлагером, либо же доверить все отцу. Йен сказал, что он на парковке, курит, и Микки жутко позавидовал ему в этот момент. Автобус высадил их прямо около клиники, так что у мужчины не было шанса затянуться с того времени, а прошло, казалось, лет сто. Микки действительно ненавидел комнаты ожидания. Йена было легко заметить, с его рыжими волосами и оранжевой курткой. Микки невольно подумал, какие же темные силы позволили рыжеволосому носить что-то оранжевое. Хотя, может, это они с Евом совсем растеряли яркие цвета. Мальчишка тут же рванул к учителю, когда заметил его. — Не беги через парков… Господи Боже! Для того, кого практически ежедневно возносили учителя, Евгений определенно был туповат, и совершал дурацкие вещи. В итоге, Микки следил, чтобы никакая машина ненароком не появилась на горизонте, пока Ев направлялся к Йену. — Огромное спасибо за это, — просиял Ев, когда остановился напротив учителя, который отвернулся от него, чтобы выдохнуть дым изо рта. Микки должен был признать, что было довольно дико заставать одного из учителей сына за курением — большинство притворялись, что никогда в жизни даже в руках не держали сигарету при своих студентах — но Еву, казалось, было все равно, что технически Йен был его учителем. Ев смотрел на Галлагера больше как на друга, чем на преподавателя, и это лишний раз напомнило Микки, почему у них не может быть ничего больше, чем пара трахов. Ев уже был слишком привязан к нему. А что беспокоило больше всего, так это то, что Микки, скорее всего, тоже слишком к нему привязался. — У вас в машине есть обогреватель? Это гораздо лучше, чем стоять на холоде в ожидании автобуса, — Ев уже дрожал. — Да, — сказал Йен, когда Микки подошел к ним. Мужчина порылся в карманах в поисках сигарет, вытащил одну и поджег. — Я не хочу курить с ним в машине, — сказал Микки Йену и кивком указал в направлении сына. Его отец пришел бы в ужас. На это заявление Йен снял с себя куртку и накинул на плечи Ева. — Я не на это намекал, — сказал Микки, и Галлагер снова пожал плечами. — Сейчас не так уж холодно. Так что — либо так, либо позволить ему сидеть в моей машине, с обогревателем, и я не в таком уж восторге от этой идеи. — Я пытаюсь заставить вас переспать с моим папой, мистер Галлагер. Я не хочу украсть вашу машину или вызвать у вас пневмонию. Йен смотрел на него пару секунд, прежде чем сдаться со вздохом. Он полез в свои джинсы и вынул ключи. — Древняя коричневая машина, — сказал он, и они обменяли ключи на куртку. Микки смотрел, как Йен наблюдал за мальчиком. — Это же Ев. Он ответственный. Что ужасного может случиться? — Ты как никто другой должен знать, что он может натворить. И я даже не буду упоминать о том, что ты только что отчитывал его за беготню на парковке. К сожалению, он попал в точку. Так что Микки присоединился наблюдать за Евом, чтобы тот не наделал глупостей, одновременно выкуривая сигарету так быстро, как мог. — Как прошло обследование? — спросил Йен, когда Ев был уже в машине. — Доктора надеются, что у них есть парочка отличных показателей. — Это хорошо. Моя сестра все никак не заткнется насчет тебя. — Ебанные сестры, — простонал Микки. — Мэнди тоже не слезает с моей шеи. Чтоб тебе пусто было за то, что все рассказал своей сестре, кстати. — Когда? — Когда? Когда ты, блять, рассказал ей, придурок! Йен с улыбкой покачал головой, и Микки, кажется, стал понимать, куда тот клонил. — Нет, когда мы снова сможем потрахаться? — Йен… — Потому что у меня такое чувство, что мне еще многое нужно доказать, особенно после того, как твой сынок рассказал моей сестре и ее жениху о том, что я недостаточно хорошо выполняю свою работу, даже несмотря на то, что он не знает, — Йен шагнул ближе к Микки, и тому вдруг вспомнилось, как они точно так же стояли в продуктовом, и Галлагер трогал его. Брюнет вздохнул и остро захотел, чтобы они не были на виду. — Я не знаю. Я не могу просто исчезнуть на ночь, не вызвав у Ева подозрений. — Хочешь снова встретиться в зале? — Вообще-то, я не большой фанат общественного секса. Йен тоже вздохнул. — Видимо, твой сын обламывает нас каждый раз, что довольно иронично, ведь он хочет, чтобы мы переспали, — он посмел положить руку на бедро Микки, прямо под куртку, и как-то умудрился большим пальцем пролезть под майку Микки и коснуться его оголенной кожи. Это было всего лишь легчайшее прикосновение, однако брюнет уже желал большего. Момент был прерван криком из клиники, и Йен тут же посмотрел, что Ев делал в его машине. — Он в моем бардачке, — простонал Йен, и Микки тоже посмотрел на сына, который перегнулся через водительское сиденье, чтобы дотянуться до бардачка. — Он собирается запомнить мой адрес, да? — Я применю всю свою изобретательность, чтобы наказать его в конце года. Пошла бы нахуй вся эта херня с четырнадцатилетием. Оно превращает его в отъявленного хулигана, — он бросил окурок на землю и затоптал его мыском ботинка. Йен схватил его за куртку. — Ты не можешь наказать его. Но можешь предложить остаться с ночёвкой у друзей… — Я точно не собираюсь наказывать сына, чтобы мы могли потрахаться. — Что ж, очень жаль. Ев скользнул на сиденье и нажал на гудок, тем самым давая знак, что паре пора было уже заканчивать. Они не могли его больше игнорировать, не тогда, когда он точно привлек их внимание. Еву сказали быстро перебраться назад, когда двое мужчин сели в машину, и он не сказал ни слова о том, чтобы свести их двоих, пока они ехали до их жилого комплекса. Оба — Микки и Йен — поглядывали на мальчика через зеркало заднего вида, когда тот начинал кашлять, однако тот был в порядке во время поездки. — Пап, не хочешь поехать с нами в поездку вместе с научным классом? — спросил Ев как бы между прочим, когда они завернули на их улицу. — Да? А мистер Галлагер тоже едет? Йен припарковал машину у обочины. — Вообще-то, нет. Учителя английского обычно не приглашены на научные экскурсии. Ев согласился. — Да, я абсолютно невинно спросил, пап. В этот раз я не пытался свести вас двоих. Я просто только что вспомнил, как тогда подумал, как бы мы все это объяснили, если бы вдруг попали в автокатастрофу. Ну, мы, втроем. — У тебя чертовски странный мозг, пацан, — сказал Микки Еву и отстегнул ремень. Он не впервые это ему говорил — на самом деле, он частенько это повторял с тех пор, как мальчику исполнилось три — и он наверняка будет это говорить еще много и много раз. — Спасибо, что подбросили, мистер Галлагер, — весело сказал Ев, когда уже собирался выходить из машины. Прежде чем открыть двери, однако, он тронул его за плечо, чтобы привлечь внимание. — Можно мне называть вас Йеном вне школы? Конечно, он не имел понятия, что до него Йену уже задавали точно такой же вопрос, один из его студентов, однако он точно не знал, что в этот раз учитель собирался дать ему совершенно другой ответ: — Конечно.