***
Все то время, пока трамвай ехал по мрачным улицам Раккун-сити, Солдатка сидела с обиженным видом, будто девочка, которую выпороли за кражу бабушкиного варенья. Тусовщица попробовала заговорить с подругой, но не добилась от нее ничего, кроме недружелюбного хмыканья. Когда Солдатка отвернулась и принялась молча пялиться в окно, блондинка почувствовала некоторую обиду. «В задний вагон она уходила нормальной, — вспоминала она. — Когда вернулась вместе с Ди Эем, ее словно подменили. Ходила проведать Джилл? Наверняка — в том вагоне нет чего-то более интересного. Но что случилось потом? Кэп нас частенько ругает за шалости — она вроде бы привыкла. Черт, ну почему все так загадочно молчат? Можно подумать, им тоже раздали кляпы, как японке!» Солдатка дулась и не желала разговаривать. Командир «Эха», разобравшись с управлением, занял кресло водителя трамвая, и его сейчас не стоило донимать вопросами. Тростинка с Шоной разводили руками, пленница из «Амбреллы», естественно, помалкивала и лишь скалила зубы. Оливейра после непонятного инцидента с Джилл ушел в задний вагон и уже не выходил оттуда. Словно охранял ее. Эти двое однозначно не обрадуются появлению любопытствующей блондинки. Прошло пять или шесть минут. Тусовщицу настолько тяготило всеобщее молчание и напряжение, что на стенку хотелось лезть. К счастью, Тростинка подала голос: — Капитан, вижу часовню! — Стоп машина, — вполголоса приказал сам себе командир «Эха», сбавляя скорость. Пока трамвай останавливался, Ди Эй пристально глядел в окно. По пути сюда им то и дело встречались зомби, топчущиеся рядом с рельсами, но здесь вроде бы было безопасно. — Все чисто. Выдвигаемся! — Капитан повысил голос — явно обращался к «попутчикам» из заднего вагона. Вставая со своего места, он кивнул Тусовщице: — Готовь заложницу! Эрудитка удивленно замычала, будто грубый солдафон помешал ее сну. Блондинка успокаивающе похлопала пленницу по плечу и вытащила у нее изо рта кляп. — Пора работать, — промурлыкала она. — Найдешь вход в подземное царство? Японка подергала перебинтованной головой, размяла челюсти, но ничего не сказала. Вместо этого с беспомощным видом указала через окно на плохо освещенную улицу. «Тяжело работать со слепыми», — подумала Тусовщица, поднимая ученую за плечи. Остальные члены отряда и Джилл с Карлосом уже вышли на улицу и на всякий случай остались у трамвая, направляя оружие в разные стороны. Снайперша последовала за ними, подтолкнула Эрудитку к желтому пятну уличного фонаря и предложила осмотреться еще раз. — Кажется… да… — поразмыслив, выдавила из себя пленница. — Говори яснее, — настойчиво попросила Тусовщица. — Нам туда! — На этот раз японка говорила более внятно. Возглавляемые Эрудиткой и Тусовщицей выжившие начали удаляться от ставшего бесполезным трамвая. Но и в часовне, которая возвышалась над окрестными зданиями, им делать было нечего. Ученая вела группу на юг — в сторону реки. Через некоторое время выжившие вышли к крутому склону. На губах Эрудитки играла загадочная улыбка, когда она показывала вниз — на серый бетонный цилиндр, торчащий из земли. До сточной трубы можно было добраться за полминуты… а если оступиться и потерять равновесие, то даже быстрее. Хорошо подготовленным мужчинам и женщинам не составило бы труда спуститься вниз, однако снайперше приходилось сложнее, чем остальным. Эрудитка из-за цепей на ногах семенила неуверенно, а Ди Эй ясно дал понять, что не желает ее скорой смерти. Поэтому блондинка и сама ступала осторожно, и пленницу заставляла просчитывать каждый шаг. Из-за всего этого Тусовщица и Эрудитка опять отстали от остальных. Те, правда, ушли недалеко — столпились у трубы и терпеливо ждали женщин. С облегчением ступив на ровную землю, снайперша услышала бурчание Солдатки: — …Могли бы спуститься в любой канализационный люк. Было бы быстрее! Шона решил ее образумить: — Ты наизусть знаешь карту городских стоков? Сильно сомневаюсь. Если б мы заблудились, нас бы никто не пришел спасать! — Верно подмечено, Шона, — кивнул Ди Эй. — Тростинка, на разведку! — велел он. — Глубоко не забирайся. Проверь, нет ли сюрпризов в ближайших туннелях, и сразу назад! Теперь вы двое… За мной! Тростинка немедленно полезла в трубу, шлепая по грязной воде. Решетка, прикрывающая сток, была частично раскурочена (видимо, не обошлось без взрывчатки), и в дыру спокойно могла пройти пара взрослых человек. Проводив ее взглядом, Тусовщица удивленно уставилась на Шону и Солдатку, которые тихо разговаривали на берегу реки и будто бы не слышали команды ушедшего командира. Но потом снайперша обратила внимание, что Джилл с Карлосом тоже куда-то пропали, и запоздало сообразила, о каких «двоих» говорил Ди Эй. «Похоже, у нас перекур… Я не против!» Тусовщица сделала пару шагов и тихонько ругнулась. Нагнувшись, она стала заново завязывать шнурки, которые мало того что мешались, волочась по земле, так еще и быстро собирали на себя эту самую землю. Закончив с одним сапогом, женщина хотела тут же проверить другой, но вдруг явственно ощутила, что ее рассматривают. Причем со стороны подтянутой попы. Блондинка повернула голову, не разгибаясь, и перехватила взгляд пленницы, стоявшей рядом с решеткой. Сцена могла бы стать неловкой, однако обе женщины вели себя подчеркнуто спокойно. Эрудитка криво улыбнулась и продолжила смотреть, а Тусовщица вновь занялась обувью и спросила: — Оцениваешь меня? Японка ответила так же прямо: — Женщинами любоваться интереснее, чем мужиками. — С этим не поспоришь, — хихикнула снайперша. Со шнурками она разобралась, но не разгибалась еще секунд десять, чтобы подразнить Эрудитку. Быстро осмотревшись, Тусовщица убедилась, что строгого капитана на горизонте не видно, а коллегам не до нее. Можно было и поразвлечься. — Ты ведь любишь не только глазеть на девочек, верно? — Она понизила голос, приближаясь к Эрудитке. — Если уж выпадает возможность, я беру от женщины все, — многозначительно произнесла ученая. Блондинка рассмеялась и подошла совсем близко. Она не боялась скованной пленницы и не сомневалась, что одолеет ее в одиночку. — А если бы ты могла выбрать одну из нас… — Тусовщица перешла на шепот. — Кто тебе нравится больше всех? — Джилл и только Джилл, — с обезоруживающей прямотой заявила Эрудитка. Уязвленная снайперша ответила ей натянутой улыбкой. — Нет, не так. Я, Солдатка или Тростинка. Кто на свете всех милее, всех румянее и белее? Ученая размышляла секунд двадцать, а потом пожала плечами: — Без разницы. Я взяла бы сразу троих. И вы все были бы снизу! «Бог мой, ну и женщина! — восхищенно подумала Тусовщица. — Язвительная, раскованная, ненасытная. То, что надо! Как жаль, что она наш враг!» Никто так и не обратил внимание на заигрывания женщин, и блондинка решила перейти на следующий уровень. Она вытащила из кармана ключик и потрясла им перед носом пленницы. Та явно заинтересовалась. — Хочешь на свободу? — задала вопрос Тусовщица. Японка неохотно отвела взгляд от ключа и ответила честно: — А кто не хочет? — Вдруг тебя заводят цепи? — предположила блондинка. Она оттопырила верхний край своего сиреневого топа и убрала ключ в бюстгальтер, слегка вздрогнув, когда металл коснулся кожи. Эрудитка очень внимательно следила за этими манипуляциями. — Ключ к свободе теперь в надежном месте, — сообщила Тусовщица. — Достанешь его без помощи рук? Ученая наклонила голову, явно прикидывая разные варианты. Затем развела руками, лязгнув короткими цепочками: — Теоретически да. Но тогда я порву твою одежду и, возможно, откушу кое-что торчащее. Тебе это надо? Может, так отпустишь? Блондинка фыркнула и отступила на два шага. — Допустим, отпущу… Что тогда? Прикончишь меня? Снайперша прекрасно помнила недавний бой не на жизнь, а на смерть. Сотрудница «Амбреллы» хотела запытать и убить их с Солдаткой — после допроса сомневаться в этом не приходилось. Но Тусовщице интересно было послушать, что скажет пленница сейчас. Ясно же, что она хочет выбраться любой ценой! — Я умею быть благодарной. Обошлась бы с тобой… по справедливости, — произнесла японка после паузы. — Конечно, проследила бы, чтобы ты меня не догнала. Кандалы — вещь полезная, но их, по-моему, не хватит, — Эрудитка рассматривала снайпершу так, словно обмеряла ее тело во всех местах. — Я взяла бы много хорошей веревки, связала тебе руки и ноги, перемотала туловище, сдавила титьки… Добавила бы паховую веревку. Любишь сладкую давящую боль, которая непрерывно терзает промежность? — Не пробовала, но звучит интригующе. Как насчет кляпа? — Для него сгодится та же веревка. А напоследок я бы подвесила тебя к потолку. Не за руки, не за ноги, а за все части тела. Висела бы ты горизонтально. В конце я оставила бы тебя и заперла, чтобы уберечь от зомби. Ты была бы в полной безопасности, наслаждаясь беспомощностью. — И страдала бы от боли, потеряв глаз? — неожиданно спросила Тусовщица. Японка отшатнулась, будто ее ударили, и рефлекторно потянулась к повязке. На лице Эрудитки отразилась сложная гамма чувств — от бешеной ярости до вожделения — выдавая ее намерения. А снайперша победно ухмыльнулась и уточнила: — Ты ведь это называешь справедливостью, да? Японка покраснела и процедила: — Смеешься надо мной? Я тебе сиськи-то пообрываю! Тусовщица по-прежнему ухмылялась, но на всякий случай готовилась отбиваться. Однако ей не пришлось. Эрудитка осеклась и застыла, когда у нее за спиной раздался звук пистолетного затвора. — Какие-то проблемы? — осведомился Шона. — Вы ведь так мило общались, — подхватила Солдатка, встав рядом с ним. В кольце врагов японке моментально расхотелось угрожать. Она смущенно пробубнила: «Я позволила себе лишнее» и отвернулась. Солдатка и Шона тут же глянули на снайпершу, убедились, что она абсолютно спокойна, и опустили оружие. — Докладываю! — громко объявила Тростинка, внезапно вынырнув из туннеля. — Все чисто! — Ни людей, ни мутантов? — уточнил Ди Эй. Тусовщица не заметила, когда и откуда он появился. Даже заподозрила на мгновение, что командир слушал весь разговор из соседних кустов. — Все чисто, — повторила разведчица. Улыбнувшись, она добавила: — Если это слово вообще подходит сточным канавам… — Отправляемся немедленно! — принял решение Ди Эй. — Ямата! Иди вперед и указывай путь! А ты, Тусовщица, следи за ней! — Слушаюсь, капитан, — отозвалась блондинка. Она немного помедлила, но все же задала терзающий ее вопрос: — Мы не будем ждать ту сладкую парочку? — Валентайн и Оливейру я проинструктировал и отправил в церковь. Они вызовут спасательный вертолет и улетят. — Так вы прислушались к моему совету? Хотите вывести свидетелей из-под удара? — спросила снайперша. Капитан приподнял бровь, словно удивлялся глупости подчиненной: — Я всегда прислушиваюсь к советам. Если они дельные, конечно. Валентайн и Оливейра пригодятся нам, когда миссия закончится, а в туннелях будут понапрасну рисковать жизнями. Надеюсь, я удовлетворил твое любопытство? — Да, спасибо… — Тогда почему ты еще здесь? Не желая больше испытывать терпение начальства, Тусовщица взяла угрюмую Эрудитку за плечо и повела ее к черному зеву туннеля. Рядом с решеткой она на некоторое время задержалась, привыкая к канализационному амбре. Блондинка чувствовала, что пленница, мягко говоря, недовольна… но ничего не смогла с собой поделать и вновь уколола ее: — Слыхала? Не светит тебе второе свидание с Джилл, — шепнула она. — Привыкай к нам троим, Кристи — других женщин рядом не будет! Эрудитку от такого фамильярного обращения перекосило, однако она смолчала, шумно вдыхая воздух. Снайперша думала, что японка не нашлась с ответом и просто затаила обиду. Но как только обе женщины вошли в плохо освещенный туннель и слегка отдалились от идущих следом Ди Эя, Шоны, Солдатки и Тростинки, ученая достаточно громко прошипела: — Смейся, пока можешь. Я вас всех переживу! — Заглядываешь в будущее? — усмехнулась Тусовщица. — Нет. Вспоминаю, как умирала «Волчья стая». У нас тоже все было «под контролем», — мрачно пояснила японка.***
Достаточно крутой склон не понравился Карлосу с самого начала. Несмотря на все меры предосторожности, он дважды оступился и едва не покатился кубарем. Джилл каким-то чудесным образом сохраняла равновесие и любезно протягивала спутнику руку, однако Оливейра ее не принимал, предпочитая, если что, падать в одиночестве, а не в приятной компании. Но по-настоящему он прочувствовал подлую сущность холма, когда пришло время лезть наверх, возвращаясь к церкви. На обратном пути латинос неоднократно поминал недобрым словом маму, папу и всю родню Ди Эя. Если им с Джилл не надо лезть в канализацию, почему нельзя было попрощаться сразу, до спуска? Завершив восхождение, Карлос растянулся прямо на траве. Он часто дышал и, приподняв голову, глазел на высокое здание часовни и большой циферблат часов на его фасаде. За все время латинос ни разу не оглянулся. Но стоило ему только задуматься о Джилл, как он услышал ее тихие шаги. — Выглядишь измотанным, — отметила женщина. После отдыха она вновь смогла говорить нормально — разве что тихо. — Обязательно было рисоваться и карабкаться в гору? — Ну… а как иначе? — Там сбоку была более удобная тропинка. Пришлось сделать крюк, но это того стоило. — Проклятье… — нервно усмехнулся латинос, откидывая голову. Джилл постояла немного над Карлосом, собиралась опуститься рядом, но в последний момент раздумала. Вместо этого она выбрала камень — побольше и почище — и присела на него. — Сразу стало легче дышать, не находишь? — задумчиво произнес Оливейра. — Этот «эховский» командир — редкий говнюк. — Как посмотреть… Меня больше бесили его помощницы, — призналась Джилл. — Еще немного, и я бы их прикончила. Но тогда бы пришлось перестрелять всех — и нормальных тоже… — Та рыжая… в трамвае… — едва начав говорить, Карлос стал запинаться. Он знал, что ступил на тонкий лед, спрашивая о том, что его не касалось. Однако Джилл выжидающе смотрела на мужчину, давая ему возможность закончить. Чтобы собраться с духом, Оливейра начал сначала: — Рыжая… Она делала с тобой что-то нехорошее в трамвае? Женщина поморщилась: — Раз ты такой догадливый, зачем расспрашивать? — Беспокоюсь! — твердо ответил латинос. — Ты вдруг завопила и до сих пор не объяснила, что тогда случилось. Кричала-то явно не от радости! Валентайн закатила глаза: — Солдатка позволила себе лишнее. Лесбиянки порой любят… распускать руки. Ди Эй вмешался, она свалила. На этом все. Удовлетворен? — Вообще-то нет. — Не становись Ди Эем сам. Я устала от допросов, — заявила раздраженная Валентайн. Карлос встал и поднял руки, чтобы не допустить скандала: — Говорю же — я беспокоюсь о тебе, — на всякий случай повторил он. — И заметил, что ты… изменилась. Это произошло недавно — когда я вытащил тебя из магазина. Валентайн смотрела на него исподлобья, но оборвать почему-то не пыталась. — Потом было два момента, когда ты вела себя странно, Джилл. Один из них — твой крик. Мне показалось, что тебя на куски режут! Клянусь, я ворвался бы в вагон первым, но Ди Эй не пустил! А перед этим ты внезапно оцепенела и поспешила уйти, когда с тобой заговорила та странная японка. Вспомнила что-то неприятное, да? — Может и вспомнила. Тебе-то что? — огрызнулась Джилл. — Нельзя отмахиваться! Нам нужно понять причину, — настаивал Оливейра. — Вдруг третий приступ застанет тебя в бою? Понимаешь, насколько это опасно? Женщина устало вздохнула. Видя, что латинос так просто не отстанет, она неохотно промолвила: — Думаю, я поняла причину. Но пускай это останется моей тайной. — Позволь помочь. Я же тебе не враг… — Нет! — Джилл ответила громче обычного. Она встала с камня и отстранилась, когда Карлос попытался взять ее за руку. — Ты не враг, но чересчур легкомысленный. Знаю, как все будет. Я тебе рассказываю, что меня гнетет, ты смеешься, а потом затыкаешься и зажимаешь разбитый нос. Карлос задумался, не пора ли ему обидеться по-настоящему. Момент для этого был самый подходящий. Затем латинос напомнил себе, что Джилл многое перенесла и имеет право на некоторую резкость. Поразмыслив, он предпринял последнюю попытку: — Я умею быть серьезным. Честное слово! Расскажи, что с тобой происходит, Джилл. Я все пойму! Карлосу пришлось долго ждать ответа. Джилл стояла к нему спиной и что-то рассматривала у себя под ногами. Даже не видя лица, Оливейра осознавал, какая борьба сейчас идет в душе Валентайн. Наконец, женщина ответила: — Во мне что-то сломалось, Карлос. Это из-за… — Тихо, — Оливейра прижал палец к губам. — Ты сам допытывался! — возмутилась Джилл. — Тише! — прошипел Карлос, приседая и увлекая за собой спутницу. Валентайн умолкла, явно ощутив, что латинос не шутит. Вместе они наблюдали, как к церкви идут двое мужчин в форме UBCS. Одного из них — крепыша с тяжелой челюстью и широким лицом — Оливейра не узнавал. Зато второго… — Твои друзья нас опередили? — шепнула Джилл. — Хотелось бы верить, что это друзья, — латинос проводил взглядом Николая Зиновьева, на ходу что-то объяснявшего другому «амбрелловцу». — Но сейчас все слишком запуталось. Женщина нахмурилась: — Мы с ними, похоже, идем в одно место. Что будем делать? Валентайн в кои-то веки доверяла Карлосу право выбора, и ему это понравилось. Но, как назло, именно сейчас, в этот самый момент, он не знал, как поступить! Чтобы не ударить в грязь лицом, Оливейра поспешил выбрать беспроигрышный вариант: — Потихоньку следуем за ними, — ответил он загадочным шепотом, — а дальше посмотрим по обстоятельствам. Джилл возражать не стала. Правда, Оливейра обратил внимание, что она сперва вынула пистолет из кобуры, а уже потом пошла. Кто-то мог бы назвать это паранойей и напомнить, что Николай не сделал женщине ничего плохого (даже не обстреливал толком, когда при первой встрече отгонял ее от напарника). Однако Карлос понимал: после пережитого Джилл будет дуть не только на воду, но и на кубики льда. Николай и его коллега почти не смотрели по сторонам, пока беседовали. Следить за ними оказалось плевым делом. Притаившись за каменной оградой, Карлос и Джилл следили за тем, как мужчины неспешно пересекают двор и, открыв большую двустворчатую дверь, скрываются внутри церкви. Оливейра выждал для верности секунд десять, потом поманил спутницу к себе поближе. Идти так же нагло и открыто, как «амбрелловцы», было нельзя — латинос наметил кружной путь через кусты, которые плохо видно из окон. Морщась от несмолкающего шелеста листвы, они с Джилл вплотную подобрались к стене, а оттуда — ко входу. Проникновение в само здание — дело ответственное и нешуточное. Выбрав узкое окно чуть в стороне от входа, Карлос украдкой заглянул в него, чтобы хотя бы в общих чертах понимать, что ждет за дверью. Но в следующий момент его передернуло, и он отшатнулся, зажимая рот. — Что ты увидел? — присела рядом с ним Валентайн. — Трупы… Много мертвых. И они из UBCS. В нашей униформе! Джилл сдавила рукоять пистолета, а Оливейра, набравшись мужества, вернулся к окошку. На этот раз по ту сторону стекла маячил русый затылок незнакомого «амбрелловца». Не исключено, что он смог бы засечь латиноса, если бы тот продолжил торчать у окна. Оливейра притаился непосредственно под окном и прислушался, но уловил только неразборчивый бубнеж. Судя по огорченному лицу Джилл, она понимала не больше, чем Карлос. Спустя двадцать секунд латинос чуть не оглох от мощного хлопка и звона. Стекло частично обагрилось кровью, а частично разбилось, и Карлосу пришлось закрываться от падающих осколков. Очумело мотая головой и глядя на растерянную женщину, Оливейра пытался прийти в себя. Сперва ему почудилось, что их заметили и попробовали застрелить. Но потом он рискнул глянуть в заляпанное окно в третий раз и кое-как рассмотрел через него Николая. Тот как раз оттащил и бросил к другим трупам своего товарища, у которого была разворочена голова. Потом русский стал проверять возможное орудие убийства — крупнокалиберный пистолет. — Что ты там видишь? — Джилл явно беспокоилась, но в то же время изнывала от нетерпения. — Это не по нам пальнули, — растолковал ей Карлос, — а по тому второму типу. Но выстрел был такой мощный, что окну тоже досталось. — Кто стрелял-то? — Валентайн интересовал самый важный вопрос. — Николай. Не знаю, почему. Может, хотел убить товарища до превращения в зомби? Карлосу очень хотелось поверить в теорию о «выстреле милосердия». Однако Джилл сомневалась сама и подогревала подозрения спутника: — Там много трупов… Не ходячих, надеюсь? — Нет. Смирно лежат… — Все одновременно заразились и застрелились? Слишком натянуто. Либо кто-то устроил засаду на «амбрелловцев», либо они зачем-то валят друг друга. — UBCS — не какие-то там отморозки… Желая защитить честь своего подразделения, Карлос невольно повысил голос и немедленно привлек внимание русского наемника: — Эй! Кто там? Латинос закрыл себе рот обеими руками и съежился под обвиняющим взглядом Джилл. Однако Зиновьев не собирался успокаиваться: — Я точно что-то слышал. Выходи сейчас же, или я буду стрелять! Валентайн одним лишь предостерегающим взглядом пообещала прихлопнуть латиноса, если он отзовется. Но Карлос понял, что русский настроен серьезно и вот-вот выйдет во двор. — Николай, это я! — крикнул он, благоразумно не высовываясь. — Не надо в меня стрелять. Повисла напряженная пауза. Через несколько бесконечно долгих секунд наемник спросил: — Карлос… Ты там один? «Это он к чему? — насторожился Оливейра. — Уже что-то подозревает?» — Конечно, один, — солгал он. — Михаил… не выжил. — Меня это не удивляет. Николай почему-то выдержал еще одну паузу и только потом сказал: «Заходи». Когда латинос выпрямился, Джилл протестующе замахала руками, не желая отпускать его одного. Однако Оливейра приложил палец к губам и кивнул на окно, предлагая женщине понаблюдать за разговором с улицы. Он, правда, не знал, как поступит Валентайн, если подозрительный Николай завалит товарища прямо на пороге. Хватит ли ей выдержки, чтобы бесшумно удалиться, не рискуя жизнью? Приоткрыв дверь церкви, Оливейра ощутил, что у него дыхание перехватывает. Кажется, в холле было плохо с вентиляцией (только что разбитое окно не в счет), а трупы бойцов UBCS успели завоняться. Покойников было около десятка, и все — с простреленными головами. Карлос с опаской оглядывался, гадая, где же Николай, как вдруг услышал… музыку. Не грохот выстрела, не хрип умирающего, не шипение мутанта или любой другой уместный для Раккуна звук, а музыку. Когда заиграла печальная, но красивая мелодия, латинос едва не открыл огонь, но сдержался. Сделав пару осторожных шагов и обойдя лестницу, ведущую на второй этаж, он обнаружил Николая. Тот преспокойно стоял перед маленьким столиком и слушал, как играет музыкальная шкатулка. Короткая мелодия оборвалась уже через пару секунд, и только тогда русский заговорил с Карлосом: — Нравится? Оливейра ответил не сразу. — Музыка неплохая. Но мне не нравится, что ты меломанишь, стоя по колено в крови товарищей! Николай посмотрел на латиноса с легким недоумением: — Мне одеться в черное и послушать что-нибудь похоронное? — Прояви хотя бы элементарное сочувствие! Они же из нашего подразделения! — Я уже говорил тебе, приятель — не забивай голову пустяками, — Зиновьев с видимым сожалением отошел от шкатулки. — Похоже, ты слушал меня не тем местом. Русский наемник прошелся по холлу и остановился напротив лестницы. Оливейру это устраивало — в таком месте Джилл было бы проще его разглядеть. — Неужто никто не выжил? — спросил латинос. — Odnoznachno, — с нажимом заявил Зиновьев. Потом он вдруг поинтересовался: — А ты пришел сюда один. Я правильно понял? Карлос почувствовал, как повеяло холодком угрозы, но решил и дальше стоять на своем: — Говорю же — один. Где бы я нашел попутчиков? После этого Николай наставил на Оливейру пистолет, и стало ясно, что дружеский диалог окончен. — Brehlo ты, приятель. По-твоему, я совсем идиот? — Я не понимаю… — Оно и видно! Не понимаешь, с кем связался! — прервал латиноса Николай. — Пока меня не было, ты завел новых друзей. Друзей шестеро, не считая той сучки в мини-юбке. Думал, я ничего не узнаю? — Нико… — А еще, — не унимался Зиновьев, — я обратил внимание, что у церкви стоит подозрительно знакомый трамвайчик. Минут двадцать назад его там не было, и вдруг появился, представляешь? Хотя было бы странно, если б ты догнал меня на своих двоих, приятель. Кто-то трамвайчик починил, и тебя на нем подкинул, не так ли? Где же эти добрые люди? — Зачем они тебе? — с вызовом спросил Оливейра. — Грохнешь их, как своего друга? Зиновьев пренебрежительно фыркнул: — Да какой он друг?! Просто еще один наблюдатель корпорации. Конкурент, мешающий мне работать. Их уже столько полегло… — В городе до хрена зомби, а ты валишь тех, кто может им сопротивляться! — воскликнул Карлос. — Кем ты работаешь, ублюдок? Мясником? — Наблюдателем, — Николай повторил это слово медленно, будто говорил со слабоумным. — Хэллоуин в Enotograde слишком затянулся. Рано или поздно тут устроят уборку, а «Амбрелла» затребует отчет о празднике. Но предоставить его смогу только я, потому что все остальные умрут! Смекаешь, приятель? Меня озолотят, — с мечтательным видом сказал наемник. Не сдержавшись, Карлос сплюнул. — Это как же надо любить деньги, чтобы убить ради них столько людей? Зиновьев, совершенно не испытывая раскаяния, улыбнулся непонятливому латиносу: — Вот такой я плохой человек. Jadina-govyadina! Разговор определенно зашел в тупик — наемник приговорил бывшего товарища. Но когда русский собрался стрелять, на его лице вдруг промелькнула тревога. Заметив движение за окном, он в последний момент пригнулся, и пуля Джилл прошла над головой. — Оставь его в покое! — крикнула женщина. — Ага! Вот и твоя schluha! — прорычал Николай. Стремительно повернувшись, он пустил пулю в окно, но поспешил и попал вместо этого в подоконник. — Ее имя — Джилл! — рявкнул рассвирепевший Оливейра. Он кинулся на Зиновьева и повис на его руке. Теперь наемник не мог нормально стрелять. Джилл, впрочем, тоже — во время потасовки латинос повернулся к окну спиной, загораживая врага. Матерящиеся мужчины согнулись — один изо всех сил пытался завладеть пистолетом, другой — выпрямиться и немедленно пристрелить первого. Вскоре Зиновьев стал разжимать пальцы… но лишь для того, чтобы внезапно перехватить Оливейру повыше и бросить через себя. Латинос вскрикнул, ударившись о пол, и остался лежать на боку, но и Николай потерял оружие, когда выполнял прием. Пистолет упал примерно в семи шагах от Зиновьева. Не так уж и далеко, но… Но тут на помощь латиносу подоспела кавалерия. Джилл, как истинный спецназовец, распахнула входные двери сильным пинком и в тот же миг начала стрелять. Николаю, едва успевшему схватить пистолет, пришлось на ходу менять планы. Поскальзываясь на мокром от крови полу и пригибая голову, над которой свистели пули, он метнулся к тому месту, где слушал музыку. Оправившийся Карлос полз к колонне, чтобы занять за ней позицию и не попасть под перекрестный огонь, но услышал громкий хлопок дверью. Он хотел было предупредить женщину о возможной ловушке, но та уже вбежала в холл и без промедления отправилась за негодяем. Вернулась, правда, всего через десять секунд. Невредимая, но раздосадованная. — Этот трус сбежал. Запер дверь изнутри, — проворчала Валентайн, останавливаясь перед Оливейрой. — Ты как? — Цел, — успокоил ее латинос, поднимаясь. — Он меня не ранил. — А мог бы вообще убить! — крикнула Джилл. — О чем ты думал, когда шел к нему? — Я переживал, что он сам к нам выйдет… и может навредить тебе. — А я, по-твоему, совсем не переживала? — тут же спросила Валентайн. — Что бы я делала, если б ты умер? Услышав такое, Карлос застыл и выпучил глаза. Это уже вполне тянуло на признание. — То есть я тебе не мешаю? — осторожно уточнил он. Джилл, немного успокоившись, убрала оружие и ответила: — Я больше не могу… оставаться одна. Сил нет. А к тебе уже привязалась. Решив, что сказала достаточно, Валентайн покосилась на дверь, за которой скрылся Зиновьев, а затем присела и стала собирать оставшееся на трупах оружие. Карлос в это время топтался на месте, стараясь собраться с мыслями. Множество убитых, какие-то «наблюдатели», чокнутый убийца Николай, внезапная забота в голосе сотрудницы STARS… Все эти новости и яркие впечатления следовало переварить постепенно. «А ведь я хотел доказать, что UBCS — не отморозки, — внезапно подумал Оливейра. — Я что, единственный нормальный человек в «Амбрелле»? Белая ворона?» Все еще пребывая в задумчивости, латинос подошел к музыкальной шкатулке, которая так приглянулась Николаю. Казалось удивительным, что старинное устройство до сих пор работает и услаждает слух. Карлос сам не знал, зачем запускает шкатулку по новой. Просто запустил и вслушивался в грустные переливы, чувствуя, что это именно то, что сейчас нужно. Когда шкатулка перестала играть, над ухом латиноса раздался тихий вздох. Мужчина встрепенулся — заслушавшись, он не заметил, как сзади подошла Валентайн. — Извини, Джилл, — Оливейра покраснел. — Нам надо делом заниматься, а я тут играюсь… — Не страшно, — Валентайн одарила шкатулку странным взглядом. Потом вдруг спросила: — Можешь запустить еще раз? — Э-э-э… Тебе понравилось? — Наверное, да. Просто… Я несколько дней не слышала нормальной музыки. В основном вой сирен, крики, рев чудовищ… Начала отвыкать от приятных мелочей. Оливейра посмотрел на старинный механизм с возросшим уважением. В этой коробке явно таилась какая-то магия. Была бы она поменьше, латинос забрал бы ее с собой. Вещами, которые дарят спокойствие измученной Джилл, нельзя разбрасываться.