Казнить или помиловать?

Мои пальцы дрожали до такой степени, что я едва справилась с ремнем своих джинсов, отмечая, как в глазах мучителя плещется злость, подпитываемая моей нерасторопностью. Он не хотел ждать. Он хотел покорности. Он хотел, чтобы я разделась до белья. Сейчас. Немедля. А я едва могла дышать, ледяными пальцами дергая собачку молнии вниз. Тело покрылось гусиной кожей, пока я стягивала с себя одежду, не желая делать это как-то красиво, и уж тем более сексуально. Я не собиралась доставлять ему удовольствие, но, кажется, его все устраивало даже в такой манере. Меня же уже тошнило от причмокивающих звуков, создаваемых ртом его наложницы меж его ног. Она старалась как следует: заглатывала под корень, нежно ласкала языком его яйца, надрачивая в это время ствол со вздувшимися венами. Словно ей это нравилось. Будто она получала от этого наслаждение, с удовольствием вылизывая его член. Я же хмурилась, обнимая себя за плечи, выдерживая тяжелый, обжигающий взгляд мужчины на себе, который с задумчивым видом тер подбородок, давая мне очередную оценку. Чтобы ты подавился, ублюдок. — Сними трусики, — хриплым голосом проговорил Руслан, а я сделала шаг назад, шумно задышав, отвернувшись, игнорируя его слова. — Мне повторить? — обманчиво спокойно вопросил наемник, на что я прожгла его полным ненависти взглядом, отмечая возникшую на его лице ухмылку. — Пошел на хрен, — сквозь зубы прошипела я, сузив взгляд. Кира, сидевшая у его ног, болезненно вскрикнула, когда наемник схватил ее за волосы, грубо остановив. Он же даже не посмотрел на нее, продолжая вести со мной зрительную борьбу, и мне было плевать, что так или иначе я проиграю. У меня не было шансов против него. Ни тогда, ни сейчас, но подчиняться его извращениям добровольно я не собиралась. О чем явственно заявляла, проецируя свою решительность напряженным взглядом. — Уверенная моя, сколько раз мы это проходили? Неужели мне постоянно нужно бить тебя палкой, чтобы ты поняла, что служишь мне? — сдержанно процедил мучитель, со скучающим видом осмотрев меня с головы до ног. Я промолчала, не желая вести беседу, которая ни к чему не приведет. Сейчас я тянула время, и мы оба это знали, потому что у меня не было выхода. Никогда его не было. Впрочем, я могла бы опуститься на колени и отсосать ему, попросив, чтобы он отослал Киру, но не думаю, что он станет это делать, когда его дружок останется у меня во рту, в то время как он будет орать от сокрушающей боли. — Ты бунтуешь, но у тебя не найдется, что мне ответить? — вскинув брови, вопросил Руслан, на что я прикусила внутреннюю сторону щеки. — Сними белье, Рита. Я хочу на тебя посмотреть. Я даже не стану тебя касаться, обещаю, просто сними его, — попытался воззвать к моему разуму наставник, а я покачала головой, отступая. — Жаль. Очень жаль, что в твоей голове так и не проросло зерно истины, — шумно выдохнув, дополнил наемник, а я напряглась, как только увидела небольшую коробочку, которую он извлек из тумбы, рядом с диваном. Сузив взгляд, насторожившись, я шумно выдохнула, едва не испачкав ковер мастера недавно съеденным мороженым, стоило Кире потереться об него носом, задевая промежность, на что он одобрительно погладил ее по волосам, а уголки его губ приподнялись. Вот только я не была уверена, что это реакция на продолжение прерванного минета, так как его взгляд впился в мои пальцы, медленно стягивающие трусики вниз. Я не сдалась. Нет. Это не так. Я выбрала менее болезненный путь, зная, что будет хуже. Всегда бывает хуже. Он не сломал меня. И не подчинил. Это выживание. Всего лишь выживание. Проглоти это, Рита. Ты сможешь. Ну же. Мысли в моей голове терзали сознание, вгрызаясь в измученную душу острыми, как клинки, зубами. Они рвали меня на части, оставляя несовместимые с жизнью раны, а я все еще стояла, дышала, смотрела, слышала, существовала, когда внутри захлебывалась в алой крови, натыкаясь на заточенные кости, делающие из меня решето. — Умница, — прокомментировал Руслан, когда я отбросила белье в сторону. Я смотрела прямо на него, не прикрываясь, потому как это было бессмысленно. Смотрела и видела, как в его глазах плещет желание прикоснуться ко мне, и даже отточено работающая ртом наложница у его ног, не могла всецело овладеть его вниманием. Оно было приковано ко мне. — Сядь, — скомандовал мучитель, кивнув в сторону кресла, и я выполнила его приказ. Мои ягодицы коснулись прохладной кожи, отчего я вздрогнула, сложив руки на коленях. Он хотел видеть меня покорной, и я могла такой быть. Я действительно могла быть покорной, а лишь потом дать слабину и рыдать в подушку, нежели опять выть от боли, корчась на полу. — Разведи ноги в стороны, — склонив голову набок, дополнил наемник, а я впилась в него напряженным взглядом. Мое дыхание стало поверхностным. Я задышала коротко и часто, смотря прямо в глаза опьяняющей похоти, которая бурлила в радужке монстра. Его губы исказились в оскале, выдавая его наслаждение моей реакцией. — Что мне нужно сделать? — устав от этих игр, сухо вопросила я, не желая более тянуть. Я в любом случае не могла покинуть его покои раньше, чем он бы со мной закончил, но я могла ускорить этот процесс, и пойти зализывать раны к себе, нежели торчать тут до посинения, уничтожая свою самооценку в крах. — Хороший вопрос, — в удивлении приподняв брови, проговорил Руслан. — Тебе нужно кончить. Для меня. Сейчас, — издеваясь, протянул мучитель, поморщившись, когда Кира прикусила головку его члена. Какого черта я вообще туда смотрю? Гадство. — И ты меня отпустишь? — очередной мой вопрос, а лицо наставника исказилось в гримасе недоверия. — Да, — односложно отозвался мужчина, внимательно следя за мной. — Хорошо, — несколько раз качнув головой, вымолвила я, собирая по крупицам то, что осталось от моих мыслей. Он хотел, чтобы я мастурбировала при нем, пока ему будет отсасывать наложница. Что ж, прекрасно, пусть так и будет, лишь бы меня не касался. Наверно, мне должно было стать от этого легче, только все равно до тошноты отвратительно. Закинув ноги на поручни кресла, широко разведя их в стороны, я была распахнута перед Русланом, ощущая его скользящий, обжигающий взгляд на своем теле. Кира же на меня не смотрела, чему я была искренне рада, потому что мне становилось дурно от мысли, что я буду делать это не просто при нем, но и при девушке. Так дурно, что начинало мутить, и горечь подступала к горлу. Мои пальцы заскользили по гладкой коже к низу живота, и я коснулась себя под пристальным взглядом мучителя. Его дьявольские глаза, насыщенного янтарного оттенка, сравнимого с виски, прожигали меня насквозь. Он расслабленно откинулся на спинку дивана, положив свою размашистую ладонь на затылок шатенки, обрабатывающей его член. Его губы дрогнули и приоткрылись, как только я помассировала клитор и провела по увлажнившимся складкам пальцами. Ему это нравилось, я же незаметно для себя, осознавала лишь одну вещь, что его такое явное, бурлящее желание, что все, что сейчас он чувствует, что томится в его широкой груди, заставляя его сердце отбивать учащенный ритм, что его гребанное возбуждение, которое его заносит — это моя заслуга. Моя, а не девушки у его ног. Он смотрел на меня: пристально, обволакивая своей похотью, смотрел на блестящие от смазки подушечки моих пальцев, которыми я ласкала клитор круговыми движениями, прикусывая нижнюю губу, и немного морщась при этом. Я словно отключилась. Перестала замечать все, что происходило вокруг. Был он, его пылающие похотью глаза, испарина на его теле, тяжело вздымающаяся грудь, и едва слышные стоны, слетающие с его обветренных губ. И была я: обнаженная, распахнутая перед ним, со спавшей на одно плечо бретелькой лифчика, опустившая чашечку и безбожно трущая твердую горошину соска. Развратно открывая рот, позволяющая себе едва ли не заглатывать вмиг ставшим тяжелым, липким воздух, катастрофически необходимый сейчас. Мои щеки пылали, завившиеся от влаги волосы липли к лицу, но я продолжала ласкать себя, едва не трахая пальцами, стоная так, как хотело мое тело. И мне было глубоко плевать, о чем думал мучитель, пожирая меня вожделеющим взглядом. Мне было плевать на то, что сейчас его вздыбленный, смоченный чужой слюной член, сосет наложница, помогая себе при этом языком. Мне хотелось разрядки. Я хотела этот чертов оргазм, чтобы избавиться от скопившейся в груди тяжести. Я хотела отключиться хоть на несколько секунд. Хотела ни о чем не думать, только ощущать растекающуюся по телу негу, уносящую с собой все переживаяния, задвигающую их на задний план. Внизу живота образовалась тяжесть, и с каждой секундой она словно увеличилась в объеме, а я продолжала мастурбировать, ощущая, как капельки пота скатываются по моему телу, и меня пробирает дрожь. Я была так близка к безумию, что казалось, здравый разум напрочь покинул меня, когда я подняла свою ладонь к лицу и погрузила средний палец в рот, жадно обсасывая его, чувствуя солоноватый вкус своей смазки на языке. Глаза мучителя блеснули, и он глухо простонал, жестко сжимая волосы шатенки, наблюдая за мной, за тем, как я, с причмокивающим звуком, извлекла блестящий от моей слюны палец и показала его ему. Кажется, в эту секунду я увидела, как тень злости проскочила в его глазах, но лишь на секунду, до того момента, как я стала этим же пальцем безжалостно тереть клитор, откинув голову назад, громко, не сдерживаясь, выкрикивая стоны наслаждения в паркий воздух, ощущая, как судороги пронимают меня, а давящая тяжесть спадает с моих плеч, и нега заполняет собой каждую клеточку моего тела. Немыслимые ощущения. Дрожь все еще брала мое тело, когда я смогла сфокусировать свой взгляд на Руслане, кончающем в глотку девушке перед собой. Его лицо, искаженное в гримасе довольства, почему-то сейчас вызывало во мне кайф. Гребанный, извращенный кайф. Мне до безумия захотелось подойти к нему, жестко сжать волосы на его затылке и глубоко поцеловать, а после плюнуть ему в лицо, обозвав самой отвратительной мразью на этом свете. Но я этого не сделала. Ничего из того, о чем подумала. Я поднялась, и в спешке натянула свое белье, поправив бюстгальтер, ощущая дискомфорт из-за влаги между ног, но это было явно меньшим из всех зол. Молча я натянула кофту, и джинсы, отвернувшись от наставника, будто отключилась, опять погибая в мыслях, пока дверь его покоев не хлопнула, а я не вздрогнула, резко обернувшись. Мы остались одни. Кира исчезла из его комнаты, он же застегивал ремень на своих брюках, вопросительно вздернув бровь, когда обратил внимание на мой потерянный взгляд. Я действительно начинала ощущать себя паршиво: мерзко, грязно, отвратительно. Казалось, что внутри я наполнилась гнилью, которой он заразил меня. Что я разлагаюсь изнутри. Мне хотелось рыдать, выть о том, как низко я пала, о том, что он сделал со мной, что он заставил сделать меня. Мне хотелось убить его. Прикончить, чтобы никто не узнал об этом позоре. Потом нагнать его потаскушку и вскрыть ей горло его же клинком. Раньше я бы содрогнулась от подобных мыслей. Но не сейчас, только не сейчас. Я действительно хотела это сделать. И он это видел, читал в моих глазах и ухмылялся. Этот ублюдок ухмылялся, скалясь мне в глаза. — Я ненавижу тебя. Я так ненавижу тебя! — прошипела я, сузив взгляд, тяжело дыша, ощущая себя как в агонии. — Верю, — отозвался мучитель, медленно подходя к своему столу. Я нахмурилась еще больше, не веря в то, что он больше ничего не скажет. Что не пошлет меня, не пригрозит, не изобьет, не трахнет. Он ведь это может. Он может все. Всемогущий кровавый мастер. Как же мне повезло. — И это все? Веришь мне? А ты веришь, что я хочу вскрыть тебе глотку, и сделать то же самое с твоей наложницей? Веришь, что я хочу ощутить вашу кровь на своих руках? Веришь, что я ненавижу тебя так сильно, что готова сдохнуть сама, если мне кто-то скажет, что ты будешь погибать в муках? Ты в это веришь?! — подлетев к нему, бросая режущие слова в лицо, отмечая, как непроницаемая маска лопается, и как появляется зверь, хищник, готовый вырвать мое сердце, пробив грудную клетку. С силой сжав мое горло, Руслан рывком опрокинул меня на стол, и я вскрикнула от боли, когда соприкоснулась с деревом спиной. Он возвышался надо мной, сжимая пальцы на моей коже, придушивая меня. Смотря высокомерно так, словно был готов раздавить, во что я охотно верила. Мне самой хотелось сделать это с ним. Я заскребла ногтями по его руке, пытаясь ослабить хватку, но он надавил сильнее, и даже мои брыкания не спасали. Я не могла сопротивляться ему. — Ты не можешь не разозлить меня, верно? — равнодушно протянул Руслан, но я уловила в его голосе нотки раздражения. — Не можешь заткнуться и покинуть мои покои невредимой, — пожав плечами, дополнил он. — Ты хочешь, чтобы я бил тебя? Трахал? Унижал? Тебе это нравится, я понять не могу? — размышляя, проговорил мучитель, я же начинала задыхаться оттого, что он полностью перекрыл мне кислород. — Разве так сложно быть покорной сучкой, а, уверенная моя? Так сложно раздвигать ноги, когда я этого хочу? — под конец фразы рыкнув, ударив меня затылком об деревянную поверхность, гаркнул он, и из моих глаз покатились слезы, навряд ли от боли, скорее от страха, я задыхалась, и перед глазами все плыло, он же даже не думал ослабить хватку. — Разве я о многом прошу? Разве я такой отвратительный, что ты вечно смотришь на меня как на выродка? Что тебе так не нравится во мне? Что блять тебе так не нравится во мне, сука? А? Жестокость? Убийства? Открой глаза на хер, и посмотри, в каком мире ты живешь! Может мне тебя к Арчи отправить? После него ты явно станешь покладистой. Даже говорить ничего не придется. Будешь встречать меня голой на коленях, прося взять мой член в рот. Как тебе такая перспектива, Рита? Может мне перестать сдерживать себя? Может превратить тебя в кусок мяса, чтобы ты, наконец, очнулась? Что, мать твою, мне сделать, чтобы ты перестала вести себя как идиотка? Что?! — резко отпуская меня, скрючившуюся, тут же схватившуюся за горло, жадно хватающую ртом воздух, проорал Руслан, с силой ударив по столу так, что я сжалась от страха перед ним. — Пошла вон, — отвернувшись, более ровным голосом проговорил наставник. — Вон пошла! — не сдержавшись, гаркнул. Я сползла с его стола и, пошатываясь, вышла, глотая слезы. Он был в ярости, разъедающей его. Мне же было так паршиво от себя и от него, что я мало что понимала. Дурдом. Безумие. Я могла сделать то, что он от меня хотел и молча уйти. Могла засунуть это все дерьмо обратно и ничего ему не говорить, но нет, оно пролилось из меня не сдерживаемой волной. Ударило по тому хрупкому миру, который был между нами, который можно было не рушить, и неважно, как он меня унизил сегодня, я могла это проглотить. Должна была это проглотить, но я этого не сделала. Я не сделала этого. Зайдя в свою комнату, я направилась в ванную, тут же брызнув холодную воду себе в лицо, стягивая с себя одежду, вставая под этот ледяной дождь. Дрожь пробрала меня до костей, но я не решалась покинуть эту морозильную камеру, остужающую мое сознание, по кускам собирающую меня. Где-то вдалеке хлопнула дверь, и у меня не было сомнений, что она вела в мою спальню. Я выскочила из душевой, обмотавшись полотенцем, и вновь столкнулась с грудью мучителя, смотрящего на меня сверху вниз. Это была самая долгая минута в моей жизни. Я смотрела в его глаза, как и он в мои, отмечая его шумное дыхание и то, как раздуваются его ноздри, пока его ладонь не легла на мой затылок, и он не притянул меня за волосы к своему лицу, впиваясь в мои губы требовательным, не терпящим возражений поцелуем. И мир полетел к чертям, как и все до этого. Его руки приподняли меня, впечатывая в стену, вынуждая обвить его торс ногами, пока его язык вторгался в мой рот, устанавливая свои правила. Пока я терялась, плавилась в этом сумасшествии, впитывая его вкус в себя. Все потеряло значение, я растворилась, забываясь в его руках.