London Ghoul

Были гули, способные по звуку шагов определить, какого пола человек, во что он обут и насколько тяжела его ноша, находясь от него за сто, двести, а то и четыреста метров. Мэри Морстен была одной из таких, и Джон по-доброму ей завидовал. Сам он на таких расстояниях мог полагаться только на нюх, и в этот раз он его не подвел. Запах крови, искаженный, забитый, но все же запах крови, присущий оружию следователей, настиг его в половине восьмого утра и заставил замереть на месте. «Шерлок». «Нет, не Шерлок». Запах усилился, стал более отчетливым. Годами взращиваемый инстинкт самосохранения кричал Джону бежать и бежать как можно быстрее, что значило выдать себя сразу же и перечеркнуть многое и многое. — В любом случае всегда предполагай худший вариант и действуй в зависимости от него, — пробормотал Джон. — Они пришли за мной. Он окинул взглядом тело, над которым трудился последние двадцать минут, выдохнул, собираясь с силами, и сдвинул стол с ним в сторону, освобождая пространство. Если придется драться, лучше, если у него будет место для размаха. Белый халат упал на стул, туда же отправился свитер. Джон закрыл дверь на ключ изнутри, сдвинул еще один стол и обесточил помещение. В лучшем случае он просто потом расставит все на свои места. В случае похуже ему удастся сделать вид, что его тут нет, и следователи уйдут. В худшем случае он не собирается дешево продавать свою жизнь, и голубям уж точно не уйти отсюда живыми. Свои силы Джон оценивал здраво: из известных ему следователей потягаться с ним мог разве что Шерлок. Двигаясь на ощупь, он дошел до рабочего стола и сел на пол, как раз напротив двери. Времени, пока пришельцы будут искать выключатель, ему хватит, чтобы разрубить пару человек пополам. Джон закрыл глаза. Под кожей пульсировал готовый высвободиться с любую секунду кагуне. Это было бы больно, это всегда было больно, но к этому привыкаешь, разве что жалко сотню разодранных на спине рубашек, свитеров и курток. Порой Джон просто нереально завидовал гулям с кагуне из поясницы. И еще девушкам, что могли носить одежду с открытой спиной. Запах становился сильнее. Теперь Джон мог слышать шаги — тяжелые, гулкие. И еще одни — быстрые и легкие, почти беззвучные. — Следователь Грегсон, какая встреча! Голуби остановились у самого входа. Джон открыл рот от удивления. — Холмс, — голос предположительно Грегсона был полон желчи. — Какими судьбами? — Я сотрудничаю с местным патологоанатомом, мисс Хупер, а вы? — Мы проводим операцию по выслеживанию опасного гуля. Работник морга подходит под его описание. — И вы думаете найти его в морге? — голос Шерлока стал насмешливым. — Данный вариант не исключен. — Да вы за стойкой регистрации гуля не опознали, куда вам в морг? — Что? — Та девушка, не видел её раньше, определенно гуль. Может, она даже еще не сбежала, как знать? Джон закрыл лицо руками. С Эллисон они пересекались мало, раза два пили кофе за одним столиком в кафетерии и ограничивались приветствиями, когда Джон приходил на работу, но от понимания, что ей, похоже, крышка, ему стало горько. Было негласное правило гульего этикета — не выдавать своих следователям. Даже врагов. Хочешь мести — иди и убей своими руками, но сообщать голубям информацию, чтобы они сделали это вместо тебя, так делали только абсолютные ублюдки. В замочной скважине загремел ключ. Дверь приоткрылась буквально на несколько сантиметров, и яркая полоса искусственного света легла на пол. — Джон, это я. Ватсон громко выдохнул и поднялся. С минуту ушло на то, чтобы нащупать переключатель. Заморгали, включаясь, лампы. — Ого, — вскинул бровь Шерлок, увидев картину морга. — Да я им по ходу жизнь спас. Джон кивнул. Наверху раздался женский крик. Что-то впечаталось в стену. — За что ты её? — У меня был выбор: либо ты, либо она. Я выбрал тебя. Это отвлечет внимание, у тебя будет время как-то скрыть свою личность и перестать совпадать с ориентировкой. — Значит, все-таки я, — Джон сглотнул. — Кто? — Некий С. Робинс. — Мудила. — Вы знакомы? — Шерлок склонил голову. — Я спас ему жизнь. А он… отблагодарил меня, — Джон опустил плечи. — Впрочем, чего ждать от человека. Он принялся злобно двигать столы на места. Иллюзия спокойной жизни и иллюзорная безопасность летели ко всем чертям. Джон так не любил менять обстановку, боги, как же он не любил это делать… — Успокойся. Все наладится. — Шерлок! Ничего не наладится! — зашипел Ватсон, дабы не повышать голос. — Ничего никогда не наладится! Не в этой жизни! Не в этом мире! — он схватил со стола газету и кинул её в Холмса. «Серийный убийца обжаловал условия содержания в тюрьме» — гласила первая полоса. — У этого ублюдка на счету три десятка жертв не старше двенадцати, но у него больше прав, чем у меня, только потому, что он — человек! Он может обжаловать что-то, а у меня нет даже права на жизнь, не на какое-то самовыражение! — Джон вскинул руки и резко их опустил. — Ты сам говорил, что в вашей конторе постоянно дофига сирот отирается. Ты никогда не думал, почему их так много? Потому что гули не убивают детей. Это… мерзко. Того, кто опустится до такого, я задушил бы своими руками. Шерлок молчал.

***

«Ветеран Афганских сражений найден разрубленным пополам у себя в квартире. Полиция предполагает участие гуля». Майор Шолто недвижимо сидел в кресле в своей квартире и смотрел на развернутую газету на журнальном столике. Большие черные буквы казались мерзкими жуками, которые того и гляди сползут по бумаге вниз. Шолто ждал следующего подобного заголовка уже третий день, но его не было, и это пугало его еще больше. А еще он ждал звонка в дверь. И таки дождался его. Он пропустил Джона Ватсона внутрь, мимоходом щелкнул кнопкой электрочайника. Волны беспокойства внутри него улеглись, сменившись абсолютным спокойствием, которое обычно посещало его непосредственно во время боя. Шолто залил ложку растворимого кофе кипятком и поставил перед гостем. Достал сахарницу и чайную ложку. Теперь он знал, что гули могут пить только кофе. Кофе и человеческую кровь. Это его тоже уже не пугало. — Ты пришел убить меня? — Нет, — сказал Джон Ватсон. — Я пришел в гости. Они молчали. Гуль пил кофе, Шолто неотрывно смотрел на него. — Чем он объяснил свой поступок? — Проигрался в карты, нужны были деньги. Шолто кивнул. Потом, позже, он смеялся и смеялся долго, почти истерично. Рядом с газетой осталась стоять пустая чашка с кофейным ободком и открытая сахарница. Сэм Робинс на монохромной газетной фотографии выглядел обиженным на мир и всех, кто был в нем. Своими действиями он обрек на смерть всех, с кем служил. И Шолто было его ни капли не жалко.