***
Джон выглядел куда хуже, когда Шерлок вернулся домой, груженный увесистой сумкой. — Заходила твоя мать, — тускло сказал он, не поднимая голову с подушки. — О-о-ох, блин, — Шерлок поймал себя на том, что слишком много ругается в этот день, но остановить себя было слишком сложно. — Она пропылесосила тебе мозги? — Ну… вроде того. Я едва не признался, что именно я отрубил её старшему сыну ногу. И… у тебя правда было два брата? — Да, — Шерлок вытащил из кармана иглу и швырнул пальто на вешалку. — Только Шерринфорда я и в глаза-то не видел, он умер до моего рождения. Да и Майкрофт его тоже с трудом вспоминает. Лучше смотри, что у меня для тебя есть! — Я почти этому рад. Штопать живое тело было куда сложнее, чем мертвое. Джон помогал больше советами, чем делом, пока Шерлок потел над стежками. Шов был в очередной раз обеззаражен, кровавые бинты отправились в мусорный пакет, игла — вымыта и надежно спрятана. Вымотанный Холмс притащил Джону мясо из холодильника и упал в кресло. Он чувствовал себя уставшим настолько, что неплохо было бы уронить голову на ближайшую подушку и проспать часов двадцать кряду. Впервые свежая перевязка, закрывающая Джону половину торса, не стала сразу же наливаться красными пятнами, что вселяло надежду на то, что гадость в его крови перестанет наконец-то тормозить регенерацию и он придет в норму. Шерлок чувствовал себя жутко виноватым перед ним и не мог объяснить происхождение этой эмоции. В последнее время он вообще мало что мог себе объяснить. Люди, гули… раньше все было просто — вот гуль, убей его. — Рассказывай. — Что? — О чем ты так мрачно молчишь. — Тебе… не понравится это. — Говори. — Мери Морстен мертва. Джон окаменел. — Это… он сделал, ведь так? Он знает всё о тебе и обо мне. — Вероятнее всего, да. Шерлок ждал. Чего угодно. Наверное, для гулей так же нормально грустить и печалиться, как и для людей. Джон не двигался и, кажется, не дышал. Смотрел перед собой, и глаза его то наливались чернотой, то становились нормальными. Со стороны это выглядело так, будто кто-то добавлял чернила в молоко, а молоко в чернила. — Пойди… — сказал он абсолютно спокойно. — К Джанин. И скажи, пусть уходят к северным тоннелям. Пусть… берет всё в свои руки и уводит их. Скажи… скажи, что я не оставлю их одних. Пожалуйста, Шерлок. Холмс кивнул, как можно быстрее собрался и вышел прочь. Спустя три минуты после того, как за ним захлопнулась дверь, Джон отмер и беззвучно заплакал, закрыв руками лицо.***
В гульих подземельях разрасталась паника. Она невидимым куполом накрывала пространство, становилась почти осязаемой, и Шерлоку казалось, что если он не будет себя контролировать, то тоже предастся ей. Мери Морстен убили у самого входа, пятно её крови на земле еще не смылось дождями, и был только вопрос времени, когда же следователи придут сюда. Джанин приняла новость о своем повышении стойко. Шерлок, впервые стоявший к ней настолько близко, видел, что она измучена. Измученность эта была не физическая, а какая-то моральная, словно у человека, которому довольно длительное время по жизни жутко не везет. — Я справлюсь. Пусть мистер Ватсон не беспокоится, мой названный отец научил меня всему. — Отец? — Да, мистер Холмс! Отец! — она вспылила. — Порой вы ужасно некомпетентны в таких вопросах. Настолько, что хочется вам врезать, и я бы врезала, если бы это не огорчило мистера Ватсона, — Джанин опустила плечи. — Ладно. Мариша выведет вас через другой ход. Шерлок послушно шел за своим непривычно молчаливым поводырем, сунув руки в карманы, и думал. Все эти люди… гули! Хотя какая к черту разница… Просто, наверное, ужасно не знать, что тебя ждет завтра. Быть может, как раз завтра тебе придется бросать все и срываться с места, бежать куда-то. Так чувствуют себя жители стран, где идет война. Кто знает, когда твой дом сровняют с землей? Может, у твоей двери уже стоят те, кто хочет отправить тебя на тот свет, а ты и не знаешь. Жить в перманентном состоянии войны. Что может быть хуже. Впереди забрезжил свет, пробивающийся сквозь частые прутья решетки. — Спасибо, Мариша, что вывела, — Шерлок попытался улыбнуться как-то можно более ободряюще. Девочка скривила губы. Кожа у её глаз покраснела. Холмс ждал чего угодно, но не того, что она обнимет его, вцепившись в его пальто. — Не умирайте, пожалуйста! Тетя Мери умерла, а вы не умирайте! И дяде Джону не дайте умереть! Обещайте мне, что не умрете! Шерлок рассеянно погладил девочку по голове. — Обещаю.***
Придя домой, Шерлок вытащил из конверта лист белой бумаги, размашисто черкнул по нему ручкой и спрятал обратно.