(Мама)

Донна вся внутренне сжалась, перебрав бумаги из почтового ящика. Всего там было шесть конвертов, из которых четыре содержали счета, в пятом была реклама, а шестой заключал в себе письмо, адресованное Фрэнку его бабушкой. Донной одновременно завладели злость и отвращение, она хотела смять письмо и сжечь, а потом засунуть пепел так глубоко в мусорный бак, чтобы Фрэнк никогда его не увидел. Но ей нельзя было так делать. Донна не имела права скрывать почту от Фрэнка, даже если отправителем была бессердечная сволочь. Если бабушка Фрэнка доложит кому-то, что внук не получает её письма, Донну могут арестовать или, что более вероятно, у неё могут отобрать Фрэнка и передать этой кошмарной женщине. Так что Донне пришлось сделать над собой усилие, взять письмо и отправиться в подвал. — Фрэнк? Он лежал в кровати Джерарда, устроив голову у него на плече, пока сам парень придерживал его руку и рисовал на гипсе. — М-м? — Фрэнк лениво поднял на неё взгляд, видимо, слишком уж удобно подбившись Джерарду под бок. Донна решила это проигнорировать. Она ещё несколько недель назад заметила, что Фрэнк слишком уж липнет к Джерарду, больше, чем раньше. Если Джерард куда-то шёл — Фрэнк с ним. Это не было похоже даже на восхищение. Скорее, очарованность. Влюблённость. И ведь Джерард, который не любил, когда его касались члены собственной семьи, явно не был человеком, который бы позволил полузнакомому парню лежать на себе... Но ей пришлось ненадолго поверить в то, что ничего странного не происходит. Сейчас не время. — Тебе письмо, — сказала Донна, подошла к кровати и отдала ему конверт. — От моего папы? — спросил Фрэнк. Сердце Донны разбилось, когда она увидела, как он обрадовался и заулыбался, пока не перевернул конверт и не увидел имя своей бабушки. — Что там? — поинтересовался Джерард, отрываясь от своей работы. — Оно от бабушки, — тихо ответил Фрэнк, убирая руку с колен парня. Донна не знала, хочет ли Фрэнк, чтобы она осталась; он начал открывать конверт. Она отчаянно хотела хоть как-то поддержать его, если в письме будет что-то плохое, — она хотела вырвать конверт из его рук и убежать с ним наверх, — но не знала, примет ли он её заботу. Фрэнк сильно любил её, но становилось понятно, что он хотел создать между ними немного больше пространства. Когда они с Джерардом поссорились, Фрэнк не хотел, чтобы она спускалась к ним. Наверное, он просто взрослеет... или хочет сохранить что-то в секрете. Что-то, касающееся его и Джерарда. Фрэнк вынул письмо и начал читать. Первую страницу он переворачивал уже со слезами на глазах и задерживал дыхание, чтобы не начать всхлипывать. Джерард обнял его за плечи, и Фрэнк снова улёгся ему на грудь, всё так же не отрываясь от письма. Оно было написано на четырёх листах (с обеих сторон), и слишком поздно Донна увидела, что последняя страница отличалась от других. Это было уже письмо от Линды. К концу второго абзаца Фрэнк уже не мог сдерживать слёзы. Джерард попытался забрать у него письмо, но Фрэнк не дал ему; он прочёл всё до последнего слова, а потом бросил листы себе на колени и разрыдался. Джерард, что читал письмо вместе с Фрэнком, крепко обнял его и притянул к своей груди, и, когда тот уткнулся лицом ему в шею, Джерард посмотрел на Донну и покачал головой. — Зачем? — одними губами произнёс он, кинув ледяной взгляд на письмо. — Мне пришлось, — так же ответила ему Донна, когда он снова поднял на неё глаза. Джерард закатил глаза и прижал Фрэнка ближе к себе, поглаживая по спине и целуя в макушку. Донна подошла к ним и забрала письмо; Фрэнк повернул голову и взглянул на неё, но не сказал ничего. — Фрэнк, я заварю тебе чай, хорошо? — Хорошо, — тихо сказал он. — Хочешь какой-то конкретный? — поинтересовалась Донна, надеясь хоть как-то отвлечь его от тех ужасов, что написали ему родственницы. — Хочу фруктовый, — пробормотал Фрэнк, крепче обнимая Джерарда и снова утыкаясь лицом ему в плечо. Что-то было между ними. Что-то, что Донна была обязана остановить как можно скорее. — Хорошо, тогда сделаю его, — с письмом в руках Донна побежала наверх и, только поставив воду для чая кипятиться, развернула листы бумаги и начала читать. Чуть ли не в первой строчке его бабушка принялась оскорблять его за то, что он не ответил на прошлое письмо (то, которое Донна не отдала ему), а потом начала поносить на чём свет стоит из-за его поведения в суде, о котором узнала от какого-то друга, который пошёл туда по её просьбе. Она спрашивала, как он мог давать показания против своей матери, ведь он знал, что всё случившееся — только его вина. Пусть даже его «наказание» было слишком жестоким даже для неё, он должен знать, что заслужил его: он сам виноват в этом, ведь он знал, как его мать относится к грешникам. Она писала о том, какой он неблагодарный, потому что никак не дал о себе знать на День благодарения; а ведь она хотела бы увидеться с ним и убедиться, что его новая семья не даёт ему «уйти от наказания за убийство». Судя по всему, она боялась, что Донна превратит его в кого-то вроде сатаниста, и осыпала его последними словами за то, что он больше не посещает церковь, куда ходила его мать. Она была уверена, что он точно окажется в аду независимо оттого, сколько времени проведёт в церкви — ведь его душа открыта всем грехам. Но может быть, только может быть, если он начнёт посещать службу каждый день, то будет спасён, пока не стало слишком поздно. Её слова были отвратительны. Донне захотелось сесть в машину и поехать в Пенсильванию, чтобы выбить там всю грязь из головы этой женщины. Наконец она добралась до письма Линды. «Сын, — начиналось оно. — Мне сообщили, что я не должна никак с тобой контактировать. Это требование кажется мне оскорбительным, так как ты мой ребёнок. Я дала тебе жизнь, и я имею право разговаривать с тобой, если я того хочу». Ещё целый абзац она распространялась о своём праве на общение с ним, причём в таких выражениях, будто это он был виноват в том, что суд отказал ей в этом. Она оскорбляла его за то, что он не написал ей ответ на последнее письмо, и детально рассказывала о том, какие выговоры ей сделали в суде и как унизили работники «психушки». Она много описывала больницу, в которой находится, и то, как ужасно с ней там обращаются, как в этом виноват Фрэнк и его слабость перед своей грязной мужской природой. Все мужчины — животные. Все мужчины — мерзость. Она повторяла это снова и снова. И тут Линда подошла к сути. Ей назначили дату вынесения приговора, и она хотела увидеть его в суде — чтобы он выступил в её защиту и вместе с тем понял последствия своих действий. Она хотела, чтобы он увидел, что сделал со своей матерью. Эта женщина до сих пор думала, что сделала всё правильно, и хотела дальше использовать Фрэнка ради того, чтобы вызвать у суда сочувствие. Ей было плевать на то, назовут ли её больной или сумасшедшей, но она явно предпочитала настоящей тюрьме больницу. Донна покачала головой, кинула письмо на тумбу, потом взяла пакетик с чаем, положила его в кружку и залила кипятком. От клюквы вода окрасилась в ярко-красный цвет, и Донна представила, что это кровь Линды. Она хотела убить эту женщину… или хотя бы остаться наедине с ней на десять минут. Она бы выбила из неё всю дурь, надругалась бы над ней и с удовольствием посмотрела бы, как она попытается жить с этим дальше. Она избивала бы её раз за разом, пока Линде не стало бы так плохо, что необходима была бы операция. Вдруг Донна поняла, что на кухне она не одна: Джерард рылся в шкафчиках, в итоге вытащив на свет упаковку фруктовых стаканчиков. — Где Зои? — спросил он. — Майки гуляет с ней, — учитывая то, что Фрэнк сломал руку, и на улице часто был гололёд, собаку теперь выгуливал Майки. Донне не хотелось, чтобы Фрэнк поскользнулся и сломал вторую руку, ногу или подвернул лодыжку. — Когда вернётся, приведи её обратно, ладно? — Он так расстроился, да? — спросила Донна, качая головой, и отдала кружку чая Джерарду. — Опять хочет с собой покончить, — пробормотал тот. — Думает, что ты его не любишь, а папа ненавидит… — Твой отец любит Фрэнка, и он это знает, — ответила Донна. Правда была в том, что Дон сомневался, хорошая ли это идея — переезд Фрэнка к ним домой, но все его сомнения испарились, когда Джерард привёл собаку. Дон, этот идиот, хотел завести щенка уже много лет, и теперь Фрэнк стал причиной сделать это. — Фрэнк не знает сейчас ничего, кроме того, что его ненавидит собственная мать и должны ненавидеть все остальные. — Я вообще не понимаю, как у неё хватило смелости на это, — раздражённо бросила женщина. — Она же должна знать, что ей можно, а что — нет, но всё равно продолжает. — Не стоило давать ему письмо, — сказал Джерард, холодно взглянув на неё. — Джерард, у меня не было другого варианта. Прятать почту от него — незаконно. — Даже если эта почта доводит его до суицида? — Получается, что так. Я ничего не могу сделать и не могу рисковать. Я не хочу, чтобы у меня отобрали Фрэнка. Джерард тяжело вздохнул и покачал головой. — Ладно… Не забудь привести Зои. Она нужна Фрэнку, — сказал парень и пошёл вниз с чаем и фруктовыми стаканчиками. Донна тихо подошла к двери и встала у лестницы, прислушиваясь к тому, что творилось внизу, и пытаясь понять, насколько Фрэнк расстроен. — Эй, детка, — донеслись до неё слова Джерарда. — Смотри, что я принёс. Потом Фрэнк шёпотом поблагодарил его, и они поцеловались. Сначала она подумала, что ошиблась, но этот звук повторился, после чего раздался скрип кровати — Джерард улёгся рядом с Фрэнком. «Нет», — пронеслось у неё в мыслях. И ещё раз, и ещё. Нет. Фрэнк — её сын, её ребёнок. Джерард не должен сидеть там, внизу, целовать его и называть «деткой». Она начала спускаться по лестнице, и в подвале внезапно всё стихло, доносилось только шмыганье носом. Донна наградила Джерарда жёстким, знающим взглядом, убедилась в том, что её сообщение получено, когда Джерард испуганно вытаращился на неё, а потом повернулась к Фрэнку и мягко ему улыбнулась. — Я скоро буду готовить ужин. Хочешь что-нибудь? Фрэнк замотал головой и продолжил прижиматься к Джерарду. — Ладно. Если буду нужна, то я наверху, — она снова посмотрела на своего старшего сына тем же взглядом и вернулась наверх, где задержалась на секунду и закатила глаза, услышав, как они опять целуются. Что-то нужно с этим делать… *~*~*~*~* Джерард пытался сохранять самообладание во время ужина и после него. Фрэнк ненадолго ушёл наверх, чтобы сделать вместе с Майки домашнюю работу, так что Джерард, пытаясь избежать скандала, решил пойти куда-нибудь и выпить кофе, чтобы мать не застала его одного. Наверное, она всё услышала, после того как он забрал чай и фрукты с кухни; он знал, что она слышала, как они целуются, но должно было быть что-то ещё, если она сразу поняла, что это не просто невинный поцелуй в щёку. Если бы у неё не было бы хоть малейших сомнений в природе этого поцелуя, то она бы тогда не вломилась в подвал и не стала бы испепелять его взглядом. Он даже не помнил, могло ли что-то ещё их выдать. Может, он назвал Фрэнка каким-нибудь ласковым прозвищем, даже не подумав об этом. Парень вздохнул и откинулся на спинку кресла за столиком в кафе. Он очень надеялся, что из-за всего этого его не выкинут из дома; в самом худшем случае он ждал, что Донна переселит Фрэнка в комнату Майки, которого отправит вниз, к Джерарду. Но оставлять Фрэнка одного — не самая хорошая идея; он надеялся, что она это понимает и не попытается переселить его. Джерард сходил с ума, пытаясь придумать, как соврать матери, — уже без разницы, как именно, хоть как-нибудь, — чтобы их отношения казались просто превратно понятыми. — Привет! Джерард вскинул голову и увидел девушку возле своего столика. На ней была шапка, оверсайз-пальто и шарф, прикрывающий лицо. Джерард не сразу узнал Эллен, не привыкший видеть её без рабочего поло. — А… Привет, — ответил он. — Ты один? — Да… — немного неуверенно сказал он, не горя желанием с кем-то сидеть, но и не собираясь прогонять девушку. В конце концов, у неё был компромат на него в случае чего. — Чудно, — Эллен сняла шапку с шарфом и кучей положила их на стол. — Я возьму латте и вернусь к тебе. — Без проблем, — произнёс Джерард, пытаясь не выдать себя. У него слишком много проблем, чтобы думать о субординации. Почему Эллен не могла просто купить латте и уйти? У неё не было с собой ноутбука, так что вряд ли она пришла в кафе, чтобы провести там целый вечер. Он ждал, пока девушка вернётся, и пил свой кофе, не в силах прийти к решению проблемы самостоятельно. Вдруг Эллен поможет ему… Конечно, если сможет увидеть что-то кроме того, что он увивается за ребёнком с психологическими проблемами. — Ну, как дела? — поинтересовалась Эллен, садясь со своим латте за столик и снимая пальто. — Я прячусь от своей матери, — ответил парень и пожал плечами. — Это так увлекательно, — саркастично сказала девушка. — А я просто хочу выпить кофе. — Ты не обязана оставаться, если у тебя есть дела, — произнёс Джерард. — Хочешь, чтобы я ушла? — Эллен вздёрнула брови. — Нет. — Хорошо, — она немного фальшиво засмеялась. — А как у Фрэнки дела? — Ну, ему было лучше. А потом ему решила написать его мать. — Его мать? И что она хотела сказать ему? — спросила она, отпивая свой латте. — О, только то, что Фрэнк — ужасное чудовище, которое безо всяких причин упрятало её в ад. Эта женщина просто сука; если бы мне дали хоть минуту рядом с ней, я бы размозжил ей нахрен голову. Лицо Эллен вытянулось; на работе она видела только то, как он задерживает воришек и вызывает полицию, и не привыкла слышать, как он кому-то профессионально угрожает. — Ей вообще должны были запретить писать ему, — пояснил Джерард, когда понял, что Эллен медлит с ответом. — Как тогда она прислала письмо? Они что, не следят за этим в больнице? — Видимо, нет. Она просто отсылает письма своей матери, которая отправляет их нам. — Бабушка Фрэнка? — Да. Именно эта сука. — А Фрэнк не боится её или как? — Она мать его матери, она вырастила эту психопатку. Конечно, он боится её. — Почему в этой семье всё не так? А его мама хочет, чтобы её признали невменяемой, да? И какое у неё расстройство, как они думают? — Без понятия. Я не был на суде и не хочу узнавать. Я бы с удовольствием посмотрел на эту женщину в тюрьме строжайшего режима, по сравнению с которой психушка покажется сраным раем. Но Фрэнка это убьёт. Он думает, что ей станет лучше, если она будет в больнице… — Если они думают, что её реально вылечить… Тогда, наверное, это биполярное расстройство или что-нибудь похожее. — Она свихнувшаяся сука. Пока кто-нибудь не изобретёт, я не знаю, таблетки от сучести, ничего не поменяется. Если ты болен, то необязательно ты при этом избиваешь всех подряд… — Наверное, так и есть. Я знаю кучу людей с ментальными расстройствами, но никто из них никогда бы не сделал с ребёнком то, что она сотворила с Фрэнком. — Она хочет, чтобы Фрэнк выступил на вынесении приговора, чтобы ей смягчили его, — добавил парень. — Господи. Она ненавидит его, до тех пор пока не находит случая его использовать, и тогда начинает что-то у него просить. Это ненормально. Бедный ребёнок. — И, конечно же, он собрался пойти защищать её. Я пытался отговорить его, но «она ведь его Мамочка», — продолжил Джерард, изображая пальцами кавычки. — Он же обязан занять её сторону. — Она вертит им, как хочет, — пробубнила Эллен. — Наверное, всё было бы не так плохо, если бы его бабушка на глаза не показывалась. Он знает, что матери его больше не достать, но я думаю, он боится того, что сделает бабушка, если он не придёт в суд. — Твоя мама не подпустит её к нему, — сказала Эллен, отпивая уже остывший латте. — А ей необязательно быть рядом, чтобы сделать что-нибудь. Он расплакался, только начав читать её письмо. После, блин, двух предложений. — А ей-то что от него надо? — Она написала, что он неблагодарный монстр и всё такое, что он засадил собственную мать за решётку, бла-бла-бла. А, и ещё, что он сгорит в аду, нельзя забывать об этом. — Серьёзно?! — Да. Она взбесилась из-за того, что он не ходит в свою старую церковь, а потом сказала, что уже без разницы: он всё равно в ад попадёт. — Да что вообще с ними не так? Им нравится издеваться над ним? Их это возбуждает? Как можно вообще такое сказать кому-то? Он же ещё ребёнок! — Да они обе из ума выжили, их обеих надо закинуть гнить в тюрьму. Я вообще не знаю, как его бабку не арестовали за намеренное оставление ребёнка в опасности, или как там звучит эта статья? Она всё знала о том, что творилось у них дома, но молчала. Блин, да она участвовала в этом! Эллен покачала головой и напряжённо уставилась на дно своего стакана. — Да... Просто ужас. После этого Джерард довольно долго молчал, пытаясь решить, подходящее ли сейчас время — если таковое вообще может быть, — чтобы рассказать о том, что ещё нового у Фрэнка. Эллен заботилась о нём, он был очень ей симпатичен. То есть, это значит, что она не допустит, чтобы что-то причинило Фрэнку боль, так? И по логике вещей, если Джерарда посадят в тюрьму за педофилию — это ведь сделает ему больно, да? — Есть... Есть тут ещё кое-что, — наконец пробормотал он. — Да? — заинтересованно уточнила Эллен, отпивая кофе. — Я и Фрэнк... Мы... — Ты что, опять полез к нему целоваться? — сердито спросила девушка. — Типа... Да. — Оставь его в покое, — сказала она строгим, почти учительским тоном. — Да почему? Я нравлюсь ему, и... И он тоже мне нравится. — У него с головой не всё в порядке, ты, мудак. Ему понравится любой, кто хорошо к нему отнесётся. — Может, и так, но я правда ему нравлюсь, понимаешь? Не только из-за того, что я, там, обращаю на него внимание и покупаю что-нибудь ему. Нам нравится одно и то же... — Тупой ты кретин, ему нравится всё, что любишь ты. Со мной было всё то же самое, когда мы разбирали поставку. Я сказала ему, что люблю Оруэлла, и он потом два часа распинался про то, как на уроке литературы они читали «Скотный двор» и как он был восхищён. Он пытается понравиться тебе, и всё. — Нет, это не так, — возразил парень, мотая головой. — И хватит обзывать меня кретином! — А ты и есть кретин! Ты сосался с ним по пьяни, ты им попользовался, а теперь ты думаешь, что он реально хочет с тобой быть, — она сверлила его яростным взглядом, таким же ледяным, какой был у его матери; и совсем не понимала, что всё это — не минутное увлечение. — Я люблю его, ясно тебе? Я люблю его, и я не пользуюсь им! Я не хочу вредить ему! — Он несовершеннолетний, он беспомощен. — Он уже в том возрасте, чтобы понимать, чего он хочет, а чего — нет. — А ты уже в том возрасте, чтобы думать. Он ребёнок... — Ему восемнадцать! Восемнадцать, блять, а не десять! — Ладно. Хорошо. Чудесно. Но скажи мне одну вещь: помимо того, что он милый, маленький и полностью зависит от тебя, что именно тебе в нём нравится? — Что он скромный и вежливый; почти все в его возрасте скандалят из-за того, что им не дарят Xbox на день рождения, а ему стоит подарить что угодно, и от восторга он уже умереть готов. Он думает о других. Любит животных. У него есть мозг, что уже лучше по сравнению с большинством парней. — Это фигня, а не аргументы, — возразила Эллен. — Знаешь, почему я любила своего последнего бывшего? — Потому что он надевал гондон? — Фу, иди ты, мудак! Нет. Я любила его, потому что он был непредсказуемым. Он просто так оставлял мне открытки и милые маленькие записочки. И мне нравилась его одержимость авто, и он всегда разбирался в моей машине бесплатно; а тебе нравится Фрэнк только из-за того, что он милый маленький мальчик, который даёт тебе делать с ним всё, что пожелаешь. — Я люблю Фрэнка, потому что он всё тонко чувствует и думает о сраных людях вокруг себя. Знаешь, сколько у меня было парней, которые пять минут не могли меня выслушать? Фрэнк может слушать хоть всю ночь, и это не только с его стороны, понятно? Потому что я тоже его слушаю, когда он говорит про школу, про Джамию, про свою мать... Я тоже о нём думаю и забочусь. Эллен измученно вздохнула и качнула головой. — Ладно. То есть вы с Фрэнком... вместе. — Встречаемся. — Вместе, — повторила девушка, недовольно глядя на него. — Вы не встречаетесь. Ты мне ни разу не говорил о том, как водил его на ужин или типа того. — Мы вместе ездили покупать ему одежду, — сказал Джерард. — И если бы я постоянно не работал, то сходил бы с ним куда-нибудь, но... — У тебя выходной в пятницу, вперёд. — Сейчас слишком холодно, — ответил ей Джерард. Это был не очень убедительный ответ, но он просто не мог начать таскать Фрэнка на свидания именно сейчас, когда его мать начала подозревать об их отношениях. — Придурок. — Не суть. Есть ещё одно: я думаю, моя мама поняла, что мы встречаемся, так что, когда я вернусь домой, будет весело. — Она убьёт тебя. — Знаю. — Как думаешь, она заставит тебя съехать? — Надеюсь, нет, я же не занимаюсь растлением Фрэнка. Мы просто целуемся. — Да, но если между вами что-то есть, то ты когда-нибудь да залезешь к нему в штаны. — Походу, этого не будет как минимум ещё год, если не пять, — сказал Джерард, одновременно и преувеличивая, и нет. К тому моменту, когда они зайдут так далеко, наверняка уже пройдёт больше года. — То есть всё, что ты делаешь, — целуешь его? — Ну да, — парень пожал плечами. — И сколько тебе, двадцать восемь? — Эй! Мне даже двадцати пяти нет! И не говори, что я выгляжу на двадцать восемь, — возмутился Джерард, пытаясь затолкнуть поглубже комок из обиды и давней неуверенности в себе. — Да какая разница. Я это к тому, что для Фрэнки ты слишком взрослый. Ты взрослее, опытнее, от отношений ты ждёшь других вещей, нежели он. Он хочет просто пообниматься с кем-нибудь и попередавать записки на уроках, а не строить семью, жениться и жить долго и счастливо до конца времён. Даже если он так тебе и сказал, это неправда. Он — ребёнок, который никогда не был вместе с таким же ребёнком. — Он со мной не потому, что я единственный человек в мире, которому он нравится... — Джерард, а что ты будешь делать, когда он найдёт кого-то своего возраста, кому он тоже понравится? А такое будет. У них будет больше общего, вы с Фрэнком не очень совместимы, в итоге вы просто друг другу навредите. — Господи боже! По твоей логике я вообще больше никогда и ни с кем не должен встречаться, потому что, не дай боже, мой партнёр встретит кого-то покрасивее или, блять, помладше. Может, твои парни и обменивали тебя на новую модель, но Фрэнк не такой, ясно? Если его мать чему-нибудь его и научила, так это благодарности. Он не сбежит с первым попавшимся человеком, потому что знает, что я о нём забочусь. — А ты точно хочешь парня, о котором надо заботиться? — Мне без разницы; ему уже не так плохо, как раньше, и я не слежу за ним каждый долбаный день, чтобы он с собой вдруг не покончил. — Ладно, угомонись, я просто говорю тебе о фактах. Если ты хочешь быть с Фрэнком, и он хочет быть с тобой, то хорошо. Я не осуждаю. Но не суйся в это вслепую. Фрэнк ещё маленький, он не взрослый, как ты. Я просто не хочу, чтобы кому-то из вас было плохо и больно. — Чудно. — Но вообще я думаю, что твоя мама скажет то же самое, а потом пнёт тебя по яйцам. — Скорее всего, — ответил Джерард, закатил глаза и допил свой кофе. В этот момент раздался звук уведомления из его кармана. Джерард достал телефон и увидел сообщение от Фрэнка. Почему ты уехал? ): Джерард ответил, что просто решил выпить кофе и скоро вернётся. Почти сразу Фрэнк снова ему написал. Почему мама злится? Парень вздохнул и откинулся на спинку стула. — Что? — спросила Эллен. — Кажется, моя мама сказала что-то Фрэнку. Или он просто параноит. После этого он написал Фрэнку, что Донна на него не злится. Она сказала, что хочет со мной поговорить :( Я сделал что-то не то? — Что пишет? — полюбопытствовала девушка, перегибаясь через весь стол в попытке увидеть экран телефона Джерарда. — Я пойду. Мама сказала ему, что им надо поговорить, и он боится. Фрэнк заваливал его текстами, пока он надевал пальто и заматывал шарф. Она злится! Что я сделал?? Джерард, что я сделал? Она молчит ): Джерард?? Парень попросил его сохранять спокойствие и пообещал, что скоро будет дома. Она же знает, что я не просил Мамочку мне писать, да? Я не знал, что мне придёт письмо ): Джерард выбросил стаканчик из-под кофе и помахал Эллен на прощание, после чего поспешил на парковку.

Фрэнк, она не злится из-за почты, она не злится на тебя. Успокойся, пожалуйста. Я еду домой.

Думаешь, она заберёт Зои? ): Я не хотел её расстраивать ): Пожалуйста, не дай ей забрать Зои!

Да не заберёт она Зои. Я приеду через пять минут. Успокойся.

Джерард положил телефон на пассажирское сидение и завёл машину. Он не знал, чего ему ожидать дома, и не хотел знать.