(Мама)

Присяжные, судья, эта женщина... Пусть все они горят в Аду. Они сказали, что шесть, шесть лет она должна провести в клетке за то, что всего лишь наказала своего неблагодарного ребёнка, это отродье Дьявола. Он обманул всех, заставив поверить в то, что он ни в чём не виноват. Даже выступая в её защиту, он дрожал как лист, плакал и умолял суд сжалиться над ней. Жалкое зрелище. И всё то время, пока он говорил, та блондинистая шлюха, которая пришла в суд вместе с ним, постоянно смотрела на Линду, нахмурив брови. Она уже должна была понять, что Фрэнк — не что иное, как демон в человеческом обличии. Ведь она стала его опекуном, впустила его в свой дом... Неужели он не выкидывал те же самые трюки, что проворачивал с собственной матерью? Разве он не просил постоянного внимания? Разве не сводил её с ума своими вечными требованиями? Ему нужны были деньги, еда, любовь, и неважно, сколько он получал, этому скользкому существу всегда нужно было больше. Она могла предаваться с ним греху, это бы всё объяснило. Может, эта больная шлюха забрала её сына, чтобы удовлетворить свою похоть. Мерзость. Как она могла породить что-то настолько отвратительное? Линда зарычала, когда заседание подошло к концу. Из больницы, где она находилась, её переведут в психиатрическую лечебницу — гибрид каталажки и сумасшедшего дома, тюрьму для психически больных преступников, где она должна сидеть шесть долбанных лет. И всё из-за того, что её бесполезный сын наплевал на все правила и учения церкви и стал содомитом — похотливым, грязным, жадным до греха содомитом. У неё есть шанс выйти раньше, если доктор решит, что ей становится лучше. Адвокат сказал, что она сможет освободиться всего через два года, но для этого придётся использовать сына. Он был тем, кто поставил её в нынешнее положение, но вместе с тем он единственный, кто может вытащить её и помочь. Поэтому, когда Фрэнк попросил разрешения обнять её, пока её не увели, и когда судья кивнул в знак согласия, адвокат Линды прошипел ей на ухо, что она должна обнять его и сделать это так, чтобы все заметили, потому что через два года суд может об этом вспомнить, пожалеть её и выпустить на свободу. — Мамочка, я люблю тебя, — сказало дьявольское отродье, цепляясь за неё и обхватывая её руками. На его руке она заметила гипс, покрытый сатанинскими изображениями надгробий и монструозных созданий. Она подняла руки и обняла его в ответ, чувствуя, как от ощущения жара его прижимающегося тела подступает тошнота. — Прости меня, Мамочка, — тихо сказал он, утыкаясь в её плечо носом и сжимая её тело так, будто хотел выдавить из неё нежность, которой он не заслужил. — Тише, — ответила Линда, пытаясь казаться мягкой и спокойной. Держа в объятиях нежеланное порождение своей матки, она всё время неотрывно смотрела в другой конец зала, где стояла Донна — та сумасшедшая, что приняла этого беса в свой дом. В ответ женщина тоже буравила её взглядом. — Прости меня, Мамочка, пожалуйста, я не хотел, чтобы всё так случилось, — Фрэнк не переставал рыдать и не мог отпустить Линду, хотя даже судья уже громко прочистил горло, намекая на то, что им пора оторваться друг от друга. — Тише, говорю, — повторила Линда и заставила себя поднять руку, чтобы погладить сына по мерзким отросшим волосам. — Я хочу, чтобы тебе стало лучше, правда. Я очень сильно люблю тебя, Мамочка. — Я знаю, — ответила она, не желая лгать. Она никогда не любила его и никогда не полюбит. Он был слишком похож на своего отца, выглядел и вёл себя как он — такое же безответственное грешное похотливое отродье. Одно лишь его прикосновение выворачивало внутренности Линды наизнанку, но она сдерживалась ради самой себя. Два года в Аду лучше, чем шесть, и если для сокращения срока ей нужно обнять ребёнка, как раньше, когда она хотела, чтобы он перестал постоянно пялиться на неё и рыдать, то пусть так и будет. Он всё прижимался к ней, пока та женщина, Донна, не подошла к ним и не увела его. Тут же явился пристав и проводил Линду до двери. Уже в проёме она оглянулась через плечо и увидела, как её сын прильнул к той женщине. Ей стало плохо — ещё хуже, чем было до этого. Эта женщина забрала её сына и сделала своим любовником! Пусть Фрэнк и по своей воле погряз в содомии, последнее, чего хотела Линда — чтобы на него покушались те, кто старше его. Взрослый манипулятор, ведущий ребёнка по пути греха... Эта ситуация была Линде слишком знакома: её муж, предложивший ей сбежать от матери, был старше её на десять лет, и она, молодая девушка, только-только переставшая быть девочкой, согласилась, будучи в неведении, какие физические обязанности накладывал брак. Мать никогда не рассказывала ей о таком, никогда не упоминала её отца, как будто он того не стоил, вдобавок Линда училась в частной католической школе, где никогда не обсуждали такие вещи. Когда Линда рассказала матери о том, что она встретила мужчину и собирается уйти, та долго-долго хохотала и скалилась, как дьяволица. — Какой толк ему от тебя? — издевательски спросила она тогда. — Мы любим друг друга, — ответила Линда. — Мы любим друг друга, и это всё, что ему нужно. Такая юная, наивная... и глупая. В первую брачную ночь её грубо лишили невинности — не совсем изнасилование, но и не связь по взаимному согласию, — и бесполезный сопливый жалкий маленький монстр служил ей постоянным воспоминанием об этом. Множество раз она пыталась убить его, но Господь ей всё время мешал, спасая его жизнь. Нет, не Господь. Дьявол. Только Дьявол захотел бы оставить в живых такое чудовище. Она душила его в младенчестве, топила, бросала одного в машине, пристегнув в детском кресле... Но её муж всегда вовремя возвращался домой, заходил в комнату или выходил во двор и мешал ей. Дурак так и не понял, что она не забыла забрать ребёнка из машины вместе с покупками, так и не понял, что она неправильно купает его не потому, что не знает, как это делается. Но её мать знала, она знала всё. И когда Линда звонила ей, чтобы попросить помощи или совета, та лишь смеялась и говорила: — Что, девочка, не ожидала такого от брака? И где твой принц сейчас? Что, снова ушёл к любовнице? Да. Он вечно где-то развлекался, оставив её одну с постоянно вопящим грязным демоном, которого он заставил её родить. Линда смотрела назад, обернувшись, пока дверь зала не закрылась. Она видела, как её ребёнок прижимается к той женщине и плачет, видела, как женщина обнимает его и целует в щёку. Использовала ли она его, для того чтобы забеременеть? Оборвёт ли она его детство в семнадцать лет так же, как Линду лишили его в восемнадцать? — Я хочу, чтобы его забрали у этой женщины, — произнесла Линда, хотя никто теперь её не слушал. — Она поощряет его грехи. Его нужно забрать. *~*~*~*~* Фрэнк прижался к Донне ещё ближе, когда заметил, что к ним приближается его бабушка. Она была не слишком рада его видеть, и, хотя он понимал, что она не ударит его — только не здесь, не при чужих людях, — он всё равно боялся её. Она никогда не избивала его так же сильно, как Мамочка, но она множество раз била его по губам, чаще за слова, которые сам он не считал оскорбительными. — Ну что, доволен? — спросила она. Фрэнк сжался перед ней, стал будто вдвое ниже — таким беззащитным и слабым он себя почувствовал. Он не хотел, чтобы из-за него Мамочка попала в тюрьму или психлечебницу. Если бы она только дала ему эту возможность, он бы хранил её секрет вечно. Если бы она не сделала ему так больно, он бы никому ни о чём не рассказал. — Достаточно! — воскликнула Донна, прижимая Фрэнка к себе так крепко, чтобы он не мог отодвинуться от неё, так сильно, что ещё чуть-чуть — и она бы задушила его. Она подняла руку и погрозила его бабушке пальцем, как будто та была нашкодившим ребёнком. Ей же это явно не понравилось. Её взгляд тотчас же заледенел, и Фрэнк инстинктивно вздрогнул. Это был тот же взгляд, с каким Мамочка взяла тогда ремень в руки, и, хотя она уже ничего не могла ему сделать, воспоминания ещё оставались с ним. — Я не знаю, кем ты себя возомнила, но ты не имеешь права так со мной разговаривать, — ответила его бабушка. — Я буду разговаривать с вами так, как того захочу, и больше не позволю вам причинять Фрэнку боль. Ясно? — Ты бы не заступалась так за него, если бы знала, что он такое. — Он? Он — жертва, вот кто он такой. Не знаю, что вы сотворили со своей дочерью, но на вас лежит такая же ответственность за то, что вы сделали, как и на ней. Фрэнк тихо заскулил. Если бы у него только хватило смелости попросить Донну замолчать, пока его бабушка окончательно не рассвирепела! Он чувствовал, что сейчас его вырвет. С одной стороны, он был в шоке от того, что кто-то за него заступается, а с другой — боялся того, что его бабушка может сделать с Донной за такое неуважение. — Я сделала всё, что было в моих силах, чтобы защитить свою дочь от зла. Она не послушалась, и ей пришлось смириться с последствиями, — сказав это, она посмотрела на Фрэнка, как бы напоминая ему о том, что он всего лишь нежеланный результат родительского прегрешения. — Фрэнк — не последствие, чёрт возьми! — воскликнула Донна. — Он ребёнок. Вы позволяли своей дочери издеваться над ним, и вы точно так же виноваты перед ним, и если вы ещё хоть раз начнёте обвинять его в чём бы то ни было, то вы будете следующей, кто предстанет перед судом. — Следи за языком, когда разговариваешь со мной. — Нет, лучше вы следите за своим. Фрэнк — мой сын, и я сделаю всё, чтобы защитить его. Если вы снова сделаете ему больно, я с огромным удовольствием закопаю вас в землю. — Что, теперь ты мне угрожаешь? Уверена, полицию это очень заинтересует, — ответила бабушка Фрэнка; её глаза довольно заблестели. — А я думаю, что в полиции с большим интересом прочтут письма, которые вы ему наотправляли. — Не знаю, зачем им мои письма, — парировала старуха, сузив глаза. При виде этого у Фрэнка подкосились ноги, его накрыло тяжёлой волной головокружения, и он устало опустился на пол, всем телом прижавшись к Донне. Он никогда не сможет понять, как Донна в состоянии смотреть его бабушке прямо в глаза и совсем её не бояться. — Да? Им не захочется иметь свидетельства того, как вы морально насилуете ребёнка? — В моих письмах нет насилия. — Говорить ребёнку, что он пустое место — это насилие. — Нет, если это правда, — бросила она, в отвращении поджав губы. В животе у Фрэнка всё сжалось, и он ощутил подкатывающую тошноту. Один из полицейских подошёл к ним, встал между Донной и бабушкой Фрэнка и сказал, что дело закрыто, здесь нечего больше обсуждать и «будет лучше для ребёнка», если они оставят свои распри и разойдутся по домам. *~*~*~*~* Когда Джерард вернулся домой после работы, его насторожило то, что Фрэнка не было в гостиной, где сидела вся семья. Фрэнк решил выступить в суде на вынесении приговора Линде, надеясь, что суд смягчит ей наказание. Хотя Джерард звонил Донне, чтобы узнать, как у них дела, и писал смс Фрэнку, ему так никто и не ответил — только лишь Майки обмолвился, что Фрэнк расстроен, и на этом всё. — Где он? — спросил Джерард. — Спит, — ответила Донна. — Я же говорил, не оставляйте его одного, когда он расстроен, — процедил он раздражённо, собираясь спуститься вниз. — Я заходила к нему, с ним всё нормально, он спит, — повторила Донна. — Не трогай его. — Случилось что-нибудь, о чём мне нужно знать? — уточнил Джерард, остановившись на верхних ступеньках лестницы. — Я вправила мозги его бабушке, когда эта мразь осмелилась к нам подойти. — И Фрэнк это видел? — Да, он был там, — сказала Донна, явно собой недовольная. — Залил рвотой всё, после того как пристав нас выгнал. — Ты можешь вообще контролировать себя или нет?! — воскликнул Джерард. Его бесило то, что никто не принимал всерьёз ранимость Фрэнка. Паническая атака от разлитого молока? Обычное дело. А уж если он стал свидетелем того, как его приёмная мать и родная бабушка устроили скандал на весь суд, после того как его родную мать приговорили к нескольким годам лишения свободы, нужно ли было что-то ещё, чтобы у гранаты сорвало чеку? — Эй! Она подошла и начала обвинять его во всех смертных грехах. Он мой сын, и я никому не позволю так делать. — Он не твой сын, — возразил Дон. — Нет! Мы взяли его к себе, и это наш ребёнок, не её. Она не имеет права... — Донна, вся их семейка сумасшедшая, и у него тоже не всё в порядке. Лучше не лезь к ним и не устраивай сцен. — Да, из-за них у него не всё в порядке! Из-за того, что она шлёт ему письма, в которых твердит, что он никчёмное исчадие Ада! Я не собираюсь вот так стоять и смотреть, как она это делает! Дон, я не хочу однажды спуститься в подвал и найти его тело, висящее где-нибудь под потолком! Они начали спорить, тихо переругиваясь друг с другом. Дон до сих пор злился на Фрэнка из-за того, что тот сбежал на прошлой неделе и не брал трубку. Фрэнка в итоге наказали, но Дону этого показалось мало. Он отвёл тогда Фрэнка в сторону, стал отчитывать его за неуважение к ним и не прекращал, до тех пор пока Фрэнк не расплакался. Но даже тогда он не остановил экзекуцию, пока не убедился в том, что это искренние слёзы, а не попытка избежать наказания. Джерард решил предоставить родителей самим себе и спустился в комнату, чтобы проверить, как там дела у Фрэнка. Фрэнк лежал на боку, укрывшись одеялом так, что были видны только его глаза, брови и лоб. Его ладони были сложены вместе и прижаты к губам. Джерард сел на постель рядом с ним и с нежностью погладил его по голове. Фрэнк издал во сне печальный тихий вздох, открыл глаза и тут же посмотрел на Джерарда. — Эй, — сказал парень так мягко, как только мог. Фрэнк лишь молча смотрел на него, часто моргая в попытках отогнать сон. — Я слышал о том, что случилось. — Донна не боится бабушки… — Да, мама никого не боится, — улыбнулся Джерард и потрепал Фрэнка по голове. — Они сказали, что Мамочке придётся провести шесть лет в больнице. — Шесть лет в больнице? — Они сказали, она не осознавала, что делает… Врачи говорят, ей просто нужно помочь, и тогда ей станет лучше. — Шесть лет — это долго, — прокомментировал Джерард. В самом деле, для психиатрической лечебницы это удивительно долго. — Если она нарушит правила, то отправится в тюрьму, но если ей станет лучше, она сможет выйти через два года. — Ты этого хочешь? — спросил парень, на что Фрэнк без раздумий кивнул. — Не хочу, чтобы Мамочка навсегда осталась в таком месте. Она не… — он зажмурился и замотал головой. — Ну… Теперь это не твоя проблема. Всё кончено, слышишь? Расслабься. Скоро ведь Рождество, ты не рад? — попытка Джерарда сменить тему разговора сделала только хуже: Фрэнк покачал головой и заплакал. — Почему? — Я никому ничего не могу купить. У меня почти ничего не осталось от зарплаты. — Могу помочь тебе купить что-то маме и папе, ты же не обязан покупать им что-то дорогое. — Я даже не знаю, с чего начать… Я знаю, что Майки хочет одну конкретную игру, и я могу её купить, но я без понятия, что подарить Донне. — Маме понравится всё что угодно, если оно будет от тебя. Не волнуйся, сходим куда-нибудь на следующей неделе и найдём что-то подходящее. Ладно? — У нас будет свидание? — спросил Фрэнк, снова смотря на Джерарда. После того как он исчез после школы, никому ничего не сказав, его наказали, и их свидание пришлось отложить. — Да. Пообедаем и, может… сходим в кино или ещё куда-нибудь. Я посмотрю, что сейчас идёт. — Я тебя люблю, — сказал Фрэнк. Джерард наклонился и мягко поцеловал его, выдохнув от облегчения, когда Фрэнк перевернулся на спину и начал целовать его в ответ. Фрэнк обнял его и не отпускал даже после того, когда они перестали целоваться. — Когда все пойдут спать, можно… сделать тебе это? — робко спросил он, пытаясь смотреть Джерарду в глаза, но в итоге отводя взгляд после каждого слова. — И почему ты этого хочешь? — поинтересовался Джерард, наклонился и поцеловал Фрэнка в шею, надеясь, что так отвлечёт его, и он не начнёт снова плакать. Ему не хотелось, чтобы Фрэнк подумал, будто он ему совсем отказывает — этого Фрэнк бы не вынес. — Я по тебе соскучился, — ответил он. — Соскучился? Я же с тобой каждую ночь. — Но мы не… Благодаря тебе я чувствую себя лучше, — так тихо прошептал Фрэнк, что Джерард едва расслышал. — Лучше? — Ага. — У тебя и так выдался паршивый день, так что лучше я сделаю это тебе, — возразил парень, на этот раз чмокнув Фрэнка в щёку. Он хотел донести до него, что их отношения не обязательно должны крутиться только вокруг секса. Фрэнк ещё слишком юн, слишком уязвим для этого. Но чаще всего именно он первым приходил к Джерарду. На самом-то деле он хотел просто засыпать рядом с ним в одной кровати, но ему казалось, что единственный способ этого добиться — предложить секс или дать Джерарду себя потрогать. — Я этого не заслужил, — пробормотал Фрэнк. — Хочешь, я посплю сегодня рядом с тобой? — спросил парень, пытаясь вынудить Фрэнка просто попросить об этом, попросить его лечь спать рядом с ним, а не переспать. — Да… — Ты же понимаешь, что нам необязательно заниматься чем-то, чтобы я лёг с тобой спать? Если ты этого хочешь, просто попроси. — Хорошо, — ответил Фрэнк, не отпуская Джерарда, хотя выглядел он так, будто прямо сейчас заснёт. — И… учитывая всё это, ты точно хочешь сегодня что-то делать? — продолжил Джерард, намекая своим тоном, что Фрэнку стоит подумать, прежде чем отвечать. — Я хочу сделать это тебе. Ты не хочешь? Почему? — Потому что не думаю, что ты готов, — признался парень, надеясь, что не сказал это слишком прямо и неосторожно. — Потому что… я хочу точно знать, что тебе комфортно и что ты не думаешь, что по какой-то причине обязан это делать. — Если я не буду делать это, то не буду так сильно тебе нравиться, — пробормотал Фрэнк. — Что за чушь? Конечно, будешь, — Джерард лёг на кровать рядом с ним и подпёр одной рукой голову, другой принявшись играть с прядью его волос. Его волосы так отросли за последние месяцы. Фрэнк не упоминал о том, что хочет подстричься, а Донна не была из тех матерей, что устраивают скандалы из-за длины волос, поэтому он не стригся и даже не ровнял кончики, с тех пор как переехал к ним. Джерарду нравились его длинные волосы. Он любил запускать в них пальцы, когда они целовались, а Фрэнки, маленький мазохист, тихо постанывал каждый раз, когда Джерард случайно путался в его прядях и тянул за них чуть сильнее, чем собирался. — Я не очень-то гожусь для чего-то ещё, — тихо ответил Фрэнк. — Зачем ты так говоришь? — Потому что я больше ничего для тебя не делаю. Ты хорошо ко мне относишься, ты купил мне собаку, ты всё время меня слушаешь… А я ничего для тебя не делаю. — Ты слушаешь меня, когда я говорю о работе, — возразил парень. — Смотришь мои рисунки, слушаешь музыку вместе со мной. — Майки тоже слушает твои рассказы о работе, — едва слышно сказал Фрэнк. — И вам нравится одна и та же музыка. — Майки — мой брат. — Я тоже твой брат, — заметил Фрэнк, глядя ему в глаза. — Да. Мой приёмный брат. У нас разные ДНК, и ты не похож на меня. — По-моему, Майки тоже не очень похож на тебя… — У нас хотя бы глаза одного цвета, — сказал Джерард. — Не знаю, Фрэнки, я не чувствую и никогда не буду чувствовать к нему то же, что чувствую к тебе. Да, в какой-то мере ты нравишься мне из-за того, что мы делаем вместе, но… это не самое главное. — А что тогда самое главное? — спросил Фрэнк, потянулся и взял Джерарда за ту руку, которой тот перебирал его пряди. Ничего не ответив, Джерард наклонился вперёд и мягко поцеловал его в губы, улыбнувшись, когда тот ответил. — Это, — прошептал он. — Поцелуи? — почти обиженно переспросил Фрэнк. — Нет, чувство, которое появляется, когда я тебя целую. Я люблю тебя. От этих слов Фрэнк порозовел, а Джерард засмеялся. — Ты такой милый, Фрэнки. — Нет, неправда, — смущённо возразил Фрэнк, отведя взгляд в сторону. — Нет, правда, — поддразнил его Джерард и снова чмокнул в уголок губ, спускаясь потом поцелуями к шее. Фрэнк тихо вздохнул от удовольствия и спрятал лицо в подушке. — Я всё ещё хочу сделать тебе это, — пробубнил он, не поднимая головы. — Не сегодня. У тебя был тяжёлый день, давай лучше я сделаю тебе хорошо, — предложил парень и лёг рядом. — Мы можем сделать ещё кое-что другое? — робко поинтересовался Фрэнк, всё так же пряча лицо. — Что другое? — уточнил Джерард, гладя его по голове. — Другое… — Детка, будь поконкретнее. О чём ты? — Ну… о том, — пробормотал Фрэнк, на что Джерард усмехнулся и взъерошил ему волосы. — Фрэнки… Не стесняйся. Если ты не можешь сказать это вслух, значит, ты не готов это делать. Фрэнк измученно застонал и перевернулся на спину. — То, что мы делали раньше, ну, когда ты… трогал меня. — Я трогаю тебя каждый раз, когда мы этим занимаемся, — улыбнулся парень и поцеловал его в губы. — Нет… Там было по-другому. Ты трогал меня… внутри. — А, это! Это фингеринг. И да, я могу ещё раз его сделать, — он усмехнулся и чуть углубил поцелуй, застонав, когда Фрэнк коснулся ладонями его плеч. — Но придётся подождать, детка. Мама скоро спустится, чтобы проверить, как ты. — Я разозлил её? Она не сказала? — Разозлил? Как ты вообще мог бы разозлить её? — В суде, когда она спорила с бабушкой, я испугался и упал прямо на неё. — Только из-за этого она не станет на тебя злиться. Мама тебя обожает, и понадобится что-то посерьёзнее этого, чтобы она вышла из себя. — В суде было ужасно, — тихо пожаловался Фрэнк, прижимаясь к Джерарду так близко, насколько позволяла кровать, и пряча лицо у него на груди. — Хочешь об этом поговорить? — спросил Джерард, крепко обнимая его и гладя по голове, чтобы он не разволновался. — Я сказал им, что люблю Мамочку и что она больна, но ей всё равно дали шесть лет. Если она вылечится через два года, и её не выпустят, то остаток времени она проведёт в тюрьме. Им было всё равно на то, что я говорил. — Жалеешь, что пошёл? — Нет… Не знаю. Я хотел, чтобы Мамочка знала, что я люблю её. Она обняла меня. — Обняла? — Судья разрешил мне обнять её, пока её не увели, и она обняла меня в ответ. Она была очень милой. — Радует только то, что она ничего тебе не сделала, — прокомментировал его слова парень, жалея, что физически не может прижать Фрэнка ещё ближе. Ему не хотелось даже думать о том, что эта женщина снова прикасалась к Фрэнку своими руками. Она бы запросто могла дёрнуть его за волосы или прошипеть что-нибудь злобное ему на ухо — и за считанные секунды довести до самоубийства. Фрэнк шмыгнул носом, но, когда Джерард спросил, всё ли нормально, тут же начал осыпать поцелуями его шею и водить по ней кончиком носа. Он не хотел больше обсуждать эту тему, и единственным способом заткнуть Джерарда, который он обнаружил, было отвлечь его лёгкими, но соблазнительными касаниями. *~*~*~*~* Фрэнк никак не мог перевести дыхание. Ему не было страшно, но сердце колотилось так быстро, что было больно. Джерард, не слушая возражений, оставил настольную лампу включённой, чтобы в комнате было видно хоть что-то, но даже при таком тусклом желтоватом свете Фрэнку было некомфортно. Нет, он хотел сделать это, хотел почувствовать, что его любят, но не хотел, чтобы Джерард увидел его, нет. Ещё рано. Может, этого никогда не произойдет… — Всё хорошо, — продолжал шептать Джерард, снова и снова повторяя эти слова, вместе с этим стягивая с Фрэнка футболку. У Фрэнка перехватило дыхание, и он подавил вскрик, который чуть было не вырвался, когда Джерард накрыл губами его сосок. Он не понимал, почему ему было от этого так хорошо, а на Джерарда такие ласки вообще не действовали. Из-за этого он сильно смущался, ведь он был настолько другим, что это делало его более уязвимым. Когда Джерард обвёл нежный бугорок языком, спина Фрэнка выгнулась дугой, а руки и ноги задрожали. Он раздвинул ноги шире, надеясь, что Джерард сам опустит ладонь и дотронется до него там, внизу, потому что просить об этом ему было слишком страшно. Ему не нравилось произносить такие вещи вслух, ведь тогда он снова вспоминал о том, что живёт во грехе. Лучше было забыться в удовольствии, а потом ненавидеть себя за слабость. Джерард, не уделив никакого внимания животу Фрэнка, сразу потянулся к поясу его пижамных штанов, и Фрэнк тут же пожалел о том, что хотел всего этого. Когда парень начал стягивать с него штаны, Фрэнк уже знал, что будет дальше. Джерард разденет его, обнажит всё и увидит вблизи, как ужасно он выглядит там. И почему после такого зрелища Джерард должен захотеть дотронуться до него? — Всё хорошо, — произнёс Джерард и легонько подул на влажный сосок Фрэнка, отчего тот вздрогнул. Он зажмурился, наконец сдавшись, и позволил Джерарду спустить с себя штаны. Ощутив, что парень чуть отодвинулся от него, он задержал дыхание, но, как только до него дошло, что Джерард на него смотрит — смотрит, разглядывает его уродливые отметины и шрамы, мысленно осуждает его, — к его глазам подступили слёзы, и он опустил руки, прикрываясь. — Нет, детка, нет, всё хорошо, — начал уговаривать его парень, взяв его ладони в свои. Фрэнк пытался вывернуться, но Джерард не отпускал его. — Открой глаза. Ну же, посмотри. — Не хочу. Можешь выключить свет? Пожалуйста? Ты увидел... Теперь мы можем прекратить? — Мы можем прекратить, если хочешь, но только после того, как ты откроешь глаза. Я хочу, чтобы ты посмотрел на меня. Фрэнк поддался на его уговоры, открыл глаза и попытался смотреть прямо на Джерарда, но не удержался и опустил взгляд вниз, стыдливо рассматривая себя. Он был ещё наполовину возбуждён. Тёмные пятна хорошо были видны на коже. Некоторые отметины исчезли за несколько недель, что прошли с того дня, но далеко не все; и не все из них когда-либо пропадут. — Отвратительно, — проскулил Фрэнк. — Нет, это не так, — сказал парень и коснулся его подбородка, заставив поднять взгляд. — Я не думаю, что это отвратительно, — казалось, он говорит искренне, но Фрэнк знал: если бы Джерард был абсолютно честен с ним, то сознался бы, что хотел бы иметь кого-то без таких шрамов и загонов. — Для меня всё идеально, детка. Шрамы меня не волнуют. — Это некрасиво. — Нет. Смотри, — Джерард опустил руку и обхватил его член, но Фрэнк так разнервничался, что касание почти не принесло ему никакого удовольствия. — Тебе хорошо? — Да, — шёпотом ответил он, горя от стыда и продолжая сглатывать слёзы. Если он разрыдается как младенец, Джерарду это не понравится. Фрэнк и хотел бы вести себя по-взрослому, но было сложно сделать это, когда его вот так выставляли напоказ. — Тогда я думаю, что ты идеален. — Это... — Это не некрасиво. Честно. Я не думаю, что это так. Фрэнк захныкал, когда Джерард начал водить рукой вверх-вниз, каждым движением будто переключая его мозг со страха и унижения на удовольствие и обратно. — Так хорошо? — Да, — всхлипнул он. — Хочешь, зайдём дальше, или мне остановиться? Чувствуя, как его щёки запылали ещё ярче, Фрэнк крепко зажмурился. Они потратили время, дошли до этой точки, и жаль было вдруг просить Джерарда всё прекратить, пусть даже и стыд ел его живьём. Лучше было бы, если бы Джерард не решил, что ему обязательно надо смотреть, но Фрэнку не хотелось портить вечер и говорить, что им надо остановиться, потому что он стесняется. — М-мы можем зайти дальше… если выключишь свет. — Не выключу. Фрэнк всхлипнул, но его недовольство перешло в страх, когда Джерард вдруг убрал руки. Он знал, чего Джерард пытается добиться, и ему было больно, оттого что он так с ним обращается. Он заплакал, и в ту же секунду, как первая слеза скатилась по его щеке, он перевернулся на бок и сжался в комок. — Фрэнки… Всё хорошо, — Джерард начал гладить его по голове, но Фрэнку не хотелось этого. Он хотел выключить свет, хотел, чтобы Джерард понял: то, что Фрэнк позволил ему посмотреть на себя — уже достаточно, и не пытался преподать ему какой-то урок. — Эй, нет, не расстраивайся. Я здесь, всё нормально. — Я не хочу, чтобы свет был включён, — проскулил Фрэнк. — Хорошо, — неожиданно согласился Джерард. — Я хотел показать тебе, что меня всё это не волнует. И… я подумал, тебе будет спокойнее, если ты будешь видеть, что я делаю. — Я не хочу видеть, не хочу даже думать об этом, — сказал ему Фрэнк, наблюдая за тем, как он встаёт с кровати и выключает лампу. Комната моментально погрузилась в темноту. Фрэнк лежал, не двигаясь, и ждал, когда Джерард снова ляжет на него сверху. — Может, хватит на сегодня? — спросил парень, вернувшись к кровати. — Нет, — тихо ответил Фрэнк. — Хорошо. Уверен? — Да. — Тогда надо, чтобы ты перевернулся, — сказал Джерард, целуя его в шею. Фрэнк лежал неподвижно, поэтому Джерард долго целовал его шею взасос, пока Фрэнк в итоге не лёг на спину. Через пару секунд Джерард уже лежал на нём, продолжая целовать его в шею, пока он не застонал. Когда Джерард положил руку ему на грудь и начал поглаживать сосок, он невольно вскинул бёдра вверх. Он ждал, что Джерард дотронется до него, но вместо этого парень взял его за руку и опустил её вниз, просунув между их телами. Фрэнк тут же догадался, чего он хочет, но даже от одной мысли об этом ему стало тошно и стыдно. Зачем ему трогать себя, если рядом с ним Джерард? Никто ведь не занимается этим при других людях… Это же стыдно, даже ещё более стыдно, чем делать это кому-то ещё. — Нет, — возразил Фрэнк, отдёрнув руку. — Ну я же не могу потрогать тебя везде и сразу, — ответил ему Джерард, опустившись к его груди и слегка прикусив сосок. Фрэнк снова отчаянно подался бёдрами вверх, но Джерард демонстративно не коснулся его, поэтому он сдался и дотронулся до себя сам. — Вот видишь, — усмехнулся парень, застыдив его ещё больше. Фрэнк хотел лишь, чтобы это чувство куда-нибудь исчезло, но всё, что Джерард говорил и делал, только ухудшало ситуацию. Фрэнк боялся, что, скажи он парню об этом, тот просто встанет и уйдёт. — Детка, я отойду на секунду, забыл взять смазку. — Смазку? — переспросил Фрэнк, снова занервничав, когда кровать чуть прогнулась, и он остался в одиночестве лежать на ней. Он тут же перестал трогать себя и, напрягшись, скрестил руки на груди. Когда Джерард вернулся к нему, Фрэнк услышал щелчок крышки тюбика и тяжело сглотнул, зная, что будет дальше. Он раздвинул ноги и согнул их в коленях, пытаясь сфокусироваться на ожидании того самого момента и лёгкой панике, вместо чувства стыда. Да, он ощущал приятную нервозность — он понимал, что его ждёт, и знал, что ему будет хорошо. С Джерардом ему никогда не было больно, и вряд ли сегодня что-то изменится… Парень навис над ним, пытаясь расположиться поудобнее, и коротко поцеловал его в губы, правой рукой гладя внутреннюю сторону бедра. — У тебя сердце колотится как сумасшедшее, — прошептал он, касаясь губами его шеи, спускаясь ниже и вызывая толпу мурашек. Фрэнк никогда не поймёт, откуда тот знает каждое местечко на его теле, от прикосновений к которому ему хорошо. Джерард был будто богом греха, умопомрачительного греха. — Только помни, не надо зажиматься, ладно? Если расслабишься, больно не будет. Фрэнк кивнул; он не мог говорить, его горло сжалось. Он сдерживал стон, который вдруг вырвался высоким вскриком, когда Джерард провёл кончиком пальца между его ягодиц. Палец был холодным и влажным от смазки, и Джерард продолжал дразнить его им, обводя его дырочку по кругу, поглаживая её, но не проникая внутрь. Фрэнк заёрзал и стал слегка покачивать бёдрами, надеясь, что Джерард поймёт, что уже можно войти в него. Тут Джерард снова коснулся губами его соска и наконец скользнул пальцем внутрь. Фрэнк вздрогнул, желая, чтобы парень снова нашёл то место, от касаний к которому было так приятно. Он тихо застонал, когда Джерард начал обводить его сосок языком, и спустя пару секунд он понял, что такие же круговые движения совершает и палец внутри него, поглаживая его. Внезапно палец начал двигаться вперёд-назад, и Фрэнк удивлённо вскрикнул, когда Джерард прикусил его сосок, чуть-чуть оттянул зубами и отпустил, а потом приподнялся, чтобы поцеловать его в губы. — Нравится? — спросил парень, продолжая двигать пальцем внутри. Фрэнк не понял, что именно подразумевает вопрос — это или прикусывание сосков, — но и то, и другое ему нравилось, так что он лишь быстро кивнул, надеясь, что Джерард поймёт. — Хочешь продолжить или хочешь, чтобы я тебе отсосал? — на этих словах он наклонился, чтобы снова слегка укусить его, а Фрэнку стало жаль, что нельзя выбрать оба варианта — ему хотелось, чтобы Джерард трогал его везде, и он ненавидел выбирать. — Отс-соси, — ответил он, запнувшись и застонав, когда Джерард особенно сильно укусил его. Было больно, но он невольно толкнулся бёдрами вверх. — Пожалуйста? — Окей, — Джерард в последний раз поцеловал его в губы с языком, но так быстро, что Фрэнк не успел ему ответить, и отстранился. От нетерпения Фрэнк заёрзал на постели, кусая и облизывая губы, и ждал, когда же Джерард сделает нечто большее, чем едва ощутимые ласки пальцем. Джерард взял его в рот, и Фрэнк хрипло застонал, с силой подавшись вперёд, желая большего и устав от того, что его дразнят. Джерард подавился, тут же поднялся и вынул из него палец, приходя в себя. — Прости, — заскулил Фрэнк. — Всё нормально, — прохрипел парень, пытаясь не раздражать горло ещё больше. — Просто… не души меня, ладно? — Прости, — повторил он, надеясь, что это звучит достаточно искренне, и Джерард вернётся к нему. — Всё хорошо. Фрэнк ощутил, как прогибается матрас, и испугался, что Джерард уходит, но тут он снова услышал, как открывается тюбик смазки. Вместо одного пальца теперь были два, они, как и в первый раз, погладили его там, внизу, а потом сразу вошли в него. Внутри начало жечь, но несильно — по крайней мере, сперва. Чем глубже проникали пальцы, тем становилось больнее. Фрэнк тихо застонал. Это такое наказание за неосторожность? Джерард делает ему больно в отместку за то, что сделал он? Но он ведь не специально! Он не хотел мешать ему. — Расслабься. — Мне больно! — Просто расслабься, детка, тогда больно не будет. Ты очень тугой. Лицо Фрэнка загорелось ещё больше. Ему не нравилось, когда Джерард хоть как-то говорил о его теле; это смущало его, но одновременно почему-то и льстило. Никто не говорил с ним так, как Джерард, который мог бы сказать, что он урод, и всё равно это звучало бы как комплимент. Джерард опять взял его в рот, языком обводя головку. Удовольствие быстро нарастало, Джерард снова начал двигать пальцами, но Фрэнк уже не обращал внимания на боль. Он даже почти забыл о том, что внутри него что-то есть, но тут пальцы задели какую-то точку, и у него потемнело перед глазами. Всё его тело резко напряглось, дрогнуло, он почувствовал, как Джерард снова подавился, хотел извиниться, но не мог выжать из себя ни слова. Всё, что он мог — это стонать, потому что Джерард безжалостно прижимал пальцы прямо к той точке, и волна удовольствия никак не заканчивалась; его ноги затряслись, и он ощутил, как расслабляются мышцы внизу живота. Всё только началось, а он уже готов кончить. Он попытался сдержаться, но Джерард всё гладил ту точку кончиками пальцев, двигая головой вверх-вниз, и Фрэнк двинул бёдрами, стараясь одновременно и отсрочить удовольствие, и получить больше, но вдруг он услышал какой-то звук, похожий на приглушённый смешок, давление на то местечко внутри него будто утроилось, и он закричал — реально закричал, — но тут же закрыл свой рот рукой. Спустя секунду он уже кончал Джерарду в рот, но даже тогда парень не убрал пальцы, и Фрэнк лишь захныкал, не в силах говорить. Он попытался отодвинуться, но Джерард не выпускал его изо рта, мучая ласками, которых быстро стало слишком много; он не останавливался, даже не думал останавливаться, и хныканье Фрэнка быстро перешло в настоящие слёзы, когда приятные ощущения перешли грань. Как только он стал всхлипывать, Джерард отстранился и медленно вынул пальцы. Без них Фрэнк почувствовал себя пустым, будто его телу чего-то не хватало. Боль вернулась, из-за чего он ещё сильнее расплакался. — Всё хорошо? — спросил Джерард, нависая над Фрэнком и целуя его в губы. Тот шмыгнул носом и кивнул, обнимая Джерарда за плечи и не давая ему уйти. — Надеюсь, ты не будешь плакать каждый раз. Я чувствую себя слегка виноватым, — он рассмеялся, что немного не сходилось со сказанным, и стал целовать Фрэнка в щёки. Фрэнк же ничего не мог ему на это ответить. Всё, чего ему хотелось, — чтобы Джерард лёг на него сверху, как тяжёлый плед, согрел его и защитил. Спустя какое-то время Джерард понял, что Фрэнк не собирается отпускать его, и осторожно лёг на него сверху всем телом, выдержать вес которого Фрэнк не мог — ему было сложно даже дышать. — Может, отпустишь меня? Или хочешь задохнуться? — спросил Джерард, посмеиваясь над Фрэнком, который так и не расцепил руки у него на плечах. — Фрэнки… ну же. Ты даже дышать не можешь. Парень попытался встать, но Фрэнк не дал ему это сделать. — Я лягу рядом. Давай, я хочу, чтобы ты нормально дышал, — Джерард перевернулся на бок, и Фрэнк тут же прижался к нему, пытаясь перестать плакать, что было намного проще сделать теперь, когда его не доводили излишней стимуляцией. — Я люблю тебя, — сказал Джерард, закидывая на Фрэнка ногу. — Я тоже тебя люблю, — ответил он, вжимаясь в парня так сильно, как только мог. — Точно всё хорошо? Я ведь не сделал тебе больно? — Немного болит, но всё нормально. — Если когда-нибудь тебе что-то не понравится или ты захочешь, чтобы я остановился, скажи мне, хорошо? Скажешь хоть слово — и я сразу остановлюсь. — Я не хотел, чтобы ты останавливался, — тихо признался Фрэнк. — Хорошо, я просто хочу точно знать, что ты это понимаешь. Я не буду злиться, не сделаю тебе больно и не буду никак наказывать. Фрэнку хотелось, чтобы Джерард уже наконец замолчал и обнял его. Его самого клонило в сон, и он никак не мог понять, откуда у Джерарда силы читать ему нотации. — Хочу спать, — пробормотал Фрэнк себе под нос, на что Джерард рассмеялся и поцеловал его в макушку. — Хорошо. Дашь мне переодеться? И вымыть руки. — Ладно, — согласился Фрэнк и отпустил его делать то, что ему там надо. Когда парень встал с кровати, настроение Фрэнка моментально ухудшилось, как будто всё хорошее Джерард забрал с собой. Он накрылся одеялом и, закрыв глаза, ждал, когда Джерард включит настольную лампу, чтобы одеться. Сделав это, парень поднялся на кухню, чтобы помыть руки. Пока его не было, Фрэнк напряжённо смотрел в сторону лестницы — и Джерард вернулся не один, а с Зои. Подойдя к кровати, он похлопал по одеялу, чтобы собака запрыгнула к Фрэнку. Тот не смог сдержать улыбку, когда Зои сунула нос прямо ему в лицо, обнюхивая его. Учуяв слёзы, она, казалось, забеспокоилась и принялась облизывать его лицо, пока он наконец не засмеялся и не обнял её. Прижимая Зои к себе, Фрэнк одновременно наблюдал за тем, как на другом конце комнаты одевается Джерард. Заметив, что он ещё возбуждён, Фрэнк покраснел. Если бы он не привёл вниз Зои, Фрэнк бы предложил помочь ему. Натягивая пижамные штаны, Джерард слегка повернулся в сторону Фрэнка, но этого было достаточно для того, чтобы тот мог посмотреть на него спереди. Такой возможности у него ещё не было: переодеваясь, Джерард всегда поворачивался к нему спиной, как будто он так же стеснялся своего тела, как Фрэнк — своего. Даже при плохом освещении Джерард казался ему идеальным, даже его неопрятные волоски внизу живота. Фрэнк никогда не смотрел на человека так. Да, у них с Кайлом кое-что было, но Кайл ему вообще не нравился, он даже не хотел смотреть на него. А вот Джерард… О да, он часто думал о том, что хотел бы рассмотреть его. Когда парень поднял левую ногу, чтобы просунуть в штанину, Фрэнк заметил что-то странное на внутренней стороне его бедра. Там была какая-то тёмная линия, может, даже ещё две рядом с ней, но, как только Фрэнк это увидел, Джерард заметил его взгляд и быстро надел штаны до конца. — Джерард? — Не парься, — напряжённо бросил парень. Эти слова прозвучали для Фрэнка как пощёчина; он моментально замолчал и вцепился в Зои, пытаясь заглушить боль внутри. — Прости, — извинился Джерард, погасил свет и лёг в постель, обняв Фрэнка со спины. — Просто… Давай не будем сейчас об этом. — Прости, что я смотрел, — тихо ответил ему Фрэнк, взъерошив шерсть Зои. — Фрэнк, это не… Не в этом дело, детка, — парень притянул его ближе и поцеловал в шею. — Поговорим об этом позже. Я хочу, чтобы этот вечер хорошо закончился. Отдыхай. Фрэнк замычал и крепче обнял Зои. — Фрэнки, детка, — Джерард погладил его по бедру под одеялом, вдруг напомнив, что он всё ещё голый. — Не злись. — Я не злюсь. — Фрэнки… — Ты грубо мне ответил. — Да. Прости меня, — Джерард приподнялся и несколько раз поцеловал его в щёку; потом Фрэнк сам перевернулся на спину и дал ему чмокнуть себя в губы. Не желая и дальше портить им обоим настроение, Фрэнк повернулся спиной к Зои (которая тут же ушла спать в изножье кровати) и уткнулся Джерарду в грудь. — Что… Что ты такое делаешь, от чего мне так хорошо? — спросил он вдруг. — Что именно? — уточнил застигнутый врасплох Джерард. — Ну… это. Ты трогаешь там, и мне хорошо — Твой член? — недоумевая, предположил парень. Фрэнк качнул головой. — Нет, внутри. Что… Из-за чего всё так? — А, это, — Джерард усмехнулся и поцеловал его в лоб. — Тебе лучше не знать. — Почему? — Потому что ты застесняешься, — засмеялся парень, на что Фрэнк смутился. — Но… — Это твоя простата. Она чувствительная, как и всё твоё тело, честно говоря. Ты знаешь, у меня никогда не было парня, который бы так заводился от того, что я трогаю его соски, как ты. — Не говори так, — пробормотал Фрэнк, отчаянно пунцовея. — А что? Это же правда, — и чтобы доказать свою правоту, Джерард протянул руку и сжал его сосок. Фрэнк вздрогнул и прогнулся в спине, всё ещё чувствительно реагируя на прикосновения. — И мне это нравится. — Почему? — нахмурившись, спросил Фрэнк. Джерард снова притянул его к себе. — Потому что это мило. Сначала ты весь такой стеснительный, а потом вдруг отчаянно просишь, чтобы я что-нибудь сделал. Мне это нравится. — Не отчаянно. — Да? Скажи это моей глотке, я пару раз чуть не задохнулся. Фрэнк вновь густо покраснел и спрятал лицо у Джерарда на плече, уже желая закончить этот разговор. — Вот об этом я и говорю, — усмехнулся парень, крепко его обнимая.