(Мама)

Они снова сидели в парке, поедая чипсы и фруктовые стаканчики. Майки был полусонным — всю ночь он играл в видеоигры вместе со старшим братом. Фрэнку не хотелось спать, но только потому, что ему было слишком больно. Мама выпорола его тем утром после того, как нашла в его комнате спрятанный мусор — это были упаковки от всех тех продуктов, которые он украл за несколько лет. Она била Фрэнка ремнём снова и снова, пока на его боксёрах не выступили капельки крови. Только тогда женщина решила, что он усвоил урок, и позволила ему надеть джинсы. Сидеть весь день на жёстких школьных стульях было невыносимо, а муки голода, накатывавшие на подростка, только ухудшали ситуацию. Фрэнк был так благодарен Майки, который купил ему поесть, отказавшись даже слушать о том, что Фрэнк вернёт ему деньги. — Я ненавижу мистера Бёрки, — заявил Майки. — Правда? — поинтересовался Фрэнк, готовясь к очередной длинной истории о мистере Бёрки — учителе естествознания у десятых классов, — который, казалось, задался целью каждый день портить Майки настроение. — Сегодня на уроке я честно пытался писать конспект, но мне стало скучно, поэтому я решил порисовать. Он это заметил и велел мне быть внимательнее — и был прав. Я знаю, что нужно быть внимательнее, — он говорил и говорил, пока не дошёл до того, как Бёрки заставил его выйти к доске и уравнять коэффициенты в реакции. Майки ненавидел стоять перед всем классом, это очень нервировало его, и большинство учителей это понимало, но Бёрки объяснял свои действия тем, что хотел приучить Майки к выступлениям на публике. Всё это злило подростка. — Мда, это дерьмово, — подытожил Фрэнк, переведя взгляд на пустой стакан в руках. Майки заметил это и дал ему ещё один. Фрэнк быстро выпил весь сок, а потом наклонил край стаканчика так, чтобы маленькие кусочки персика и ананаса скользнули ему в рот. — Возьми ещё, — Майки подтолкнул пачку чипсов к своему другу, а потом лёг на спину, закинул руки за голову и закрыл глаза. К тому времени как подросток закончил есть, Майки уже спал. Фрэнк вздохнул и стал наблюдать за ним, вдруг почувствовав себя ещё более одиноким оттого, что Майки спит. Но он никогда бы не разбудил его только для того, чтобы прогнать это ощущение. Лёжа на боку, подросток немного придвинулся к Майки и так же, как и он, перевернулся на спину, подняв колени так, чтобы бёдра не касались земли. Это было унизительно — ему уже давно не пять лет, а мама всё ещё порола его за малейшую провинность. Было бы намного лучше, если бы она била его по спине или по лицу: всё что угодно, лишь бы только не говорить Майки, почему он не может нормально сидеть. Это было слишком постыдно. Но Майки не осуждал его. Он мог ненавидеть то, как мама Фрэнка обращается с его другом, но он никогда не осуждал самого Фрэнка за то, что тот ему многое не рассказывал. Майки был хорошим человеком во всех смыслах, и Фрэнк был безумно благодарен, что у него есть такой друг. Он вообще сомневался, смог бы он прожить эти два года, если бы Майки не поддерживал его. Не один и не два раза Фрэнк шептал Майки на ухо, что ему страшно оставаться одному, потому что он собирался преподнести своей матери тот подарок, о котором она всегда мечтала — его собственную смерть. Подростку было сложно выдерживать происходящее в его жизни. Смесь физической и психической агонии, в которой он постоянно пребывал, как минимум три раза в год подталкивала его к точке невозврата. Иногда Фрэнк злился на Майки за то, что он отговаривал его от самоубийства. Всё, чего хотел Фрэнк — чтобы его мама была счастлива. Но в глубине души он знал, что может сделать её счастливой только одним способом: оборвать свою жизнь — жизнь, которую она не хотела смешивать со своей, жизнь, которую она никогда не желала давать ему. Но всё же довольно часто Фрэнк был рад только потому, что всё ещё дышит. В такие дни, как этот, когда он мог просто валяться на траве рядом со своим лучшим другом, Фрэнк был счастлив. Настолько счастлив, насколько он мог быть. Фрэнк наклонил голову на бок и посмотрел Майки в лицо, даже не осознавая, что он это делает. Он жадно впитывал глазами каждую острую черту его лица, каждую травинку в его волосах, каждое пятнышко на его коже... Майки не был идеальным, но он был для Фрэнка чем-то больше, чем просто обычный подросток. Инстинктивно Фрэнк придвинулся к Майки, желая быть ещё ближе к своему единственному другу. Дети в школе, казалось, думали о Фрэнке так же, как думала его мать — что он был недостоин даже самого простого, гуманного, человеческого обращения. На уроках физкультуры его постоянно избивали, его запихивали в шкафчики, окунали головой в унитаз... В общем, все те кошмарные издевательства, которые могут придумать школьники, были обращены на него. Но Майки всегда был с Фрэнком, чтобы выручить его или высушить его волосы коричневатой жёсткой туалетной бумагой, и Фрэнк был так, так сильно благодарен ему за это. Без Майки он был бы окончательно потерян. Фрэнк медленно наклонился к Майки и осторожно поцеловал его в щёку, даже не думая о том, что это значит для него или значило бы для них обоих. Майки был единственным человеком, который показывал ему свою привязанность, и Фрэнк не знал другого способа отплатить ему за это. Даже если Майки спал и не мог узнать об этом... Наверное, было даже лучше, что он не мог об этом узнать. Фрэнк сильно сомневался, что Майки оценит то, что лучший друг целует его на людях. Но эта мысль заставила его загрустить. Бывало, что Майки обнимал его или похлопывал по плечу или спине, и эти прикосновения были единственными знаками привязанности, о которых знал Фрэнк. Но он хотел большего. Он жаждал этого — даже не просто жаждал, он страстно, отчаянно, безрассудно желал. Иногда мама позволяла ему обнять её или поцеловать, но намного чаще она отталкивала его. Фрэнк хотел бы, чтобы Майки подпустил его ближе к себе, но он знал, что это всё обернётся плохо. Его друг был влюблён в девочку, с которой они учились в одном классе английского. Фрэнку не могло даже во сне присниться, что он может оказаться лучше неё... Но здесь они были одни, и Майки спал. Поэтому Фрэнк набрался храбрости, достаточной, чтобы прижаться к другу вплотную, и его поразило то, насколько самый малый физический контакт мог его утешить. Положив свою руку возле руки Майки, Фрэнк больше не чувствовал боль в бёдрах. Он успокоился достаточно, чтобы, наконец, заснуть. *~*~*~*~* Фрэнк никогда не был популярным в школе. Он даже и не думал об этом. Его одежда не была брендовой, к тому же вещи сидели на нём нормально не больше недели после покупки, потому что потом его мама теряла всякое терпение, и вес Фрэнка снова начинал падать. Иногда женщина не давала ему принимать душ, и Фрэнк знал, что от него воняет, несмотря на то, что он пытался скрыть это с помощью дезодоранта или лака для волос — за неимением одеколона. Он вовсе не был спортивным, напротив: Фрэнк был ужасен в спорте, потому что либо он был слишком уставшим и голодным, чтобы играть, либо его подводила плохая координация. Парни-спортсмены ненавидели его, он не вписывался ни в компанию художников, ни музыкантов... Даже ботаники, у которых было своё место в школьной иерархии, не ассоциировались с Фрэнком, несмотря на то, что все они дружили с Майки. Фрэнк был странным: никогда не был достаточно хорош для кого бы то ни было, никогда не был достоин даже мыслей о том, что кто-нибудь когда-нибудь положит на него глаз. И поэтому, когда он уже собирался уходить из школы и нашёл записку, засунутую в щель своего шкафчика, Фрэнк был удивлён тем, что это оказалось любовное письмо — ну или нечто близкое к этому. Он думал, что там будут слова ненависти: что он фрик, и должен просто умереть или исчезнуть, и никогда не показываться никому на глаза — такие же ужасные вещи, которые говорила ему мама. Но в записке этого не было. Она была написана от руки, а в конце была подпись. Подпись парня, который был с Фрэнком в одном классе углублённого английского. Фрэнку ни в одном, даже самом безумном, сне не могло присниться, что такой, как Кайл Бреннер, захочет когда-нибудь встретиться с ним. Фрэнк, — было написано там. — Я заметил, что ты в последнее время выглядишь подавленным. Я знаю, что-то не так у тебя дома, потому что я видел на тебе синяки, и я знаю, что они получены не в школе. Я подумал, что мы можем поговорить сегодня после уроков. Я хочу точно знать, что с тобой всё в порядке. Я знаю, что мы не общаемся, но ты действительно мне нравишься. Если ты не занят, то можем мы встретиться около бейсбольной площадки? Я знаю, что это не совсем по пути тебе, но у футболистов будет тренировка, поэтому я не хочу быть возле трибун: они могут посмеяться над нами. Надеюсь увидеть тебя. Если ты не придёшь, то ладно. Кайл Бреннер. Фрэнк не мог в это поверить. Он внимательно вглядывался в каждую строчку, пытаясь найти какой-нибудь намёк на то, что эта записка — подделка. Он не был знаком с Кайлом настолько, чтобы узнать его почерк, но когда он прокрутил эти слова у себя в голове, то понял, что звучат они так, будто их действительно написал Кайл. Манера речи была абсолютно такой же. Кайл Бреннер, сын члена городского совета, очень редко начинал предложение не с «Я». Это было клише. — Ну что, ты готов идти? Мы можем зайти в Spend ‘N’ Save и купить фруктов, если хочешь есть, — Майки закрыл шкафчик и обернулся к Фрэнку. — Что это? — Эм... ничего... Нет. М-мне надо кое с кем встретиться. С учит-тельницей, да, мне нужно поговорить с учительницей, так что... М-м, я не пойду сегодня с тобой, — затараторил Фрэнк, на ходу сочиняя ложь и тут же проваливаясь. Письмо взволновало его и заставило нервничать так сильно, что фантазия покинула Фрэнка, и в нём осталось лишь головокружительное беспокойство. Кто-то хочет увидеться с ним? Кто-то, кто не Майки? Кому-то ещё было до него дело? Фрэнк не мог в это поверить. — О чём ты? — Нет, просто... Ну, синяки и всё остальное. Учительница хочет, чтобы я с ней поговорил. — Ладно. Тогда я подожду тебя здесь, — сказал Майки, пожимая плечами. — Нет, пожалуйста, не надо. Я не знаю, сколько времени это займёт, а если я буду знать, что ты ждёшь меня, я буду только сильнее нервничать, — ответил ему Фрэнк, выдавив из себя улыбку, хотя и знал, что она выглядит вымученной. — Ты уверен? — спросил подросток, на его лице отобразилось беспокойство. — Да. Всё будет нормально. — Ну, хорошо... Хочешь, я могу зайти к тебе попозже? — Нет, — сказал Фрэнк резче, чем хотел. — Нет... Прости, мама последние дни приходит домой не в обычное время, а ты знаешь, что будет, если она тебя увидит. — Ладно. Тогда завтра увидимся, — Майки выглядел немного разочарованным, но закинул рюкзак на плечо и пошёл по направлению к выходу. Уже около дверей он обернулся, и Фрэнк помахал ему на прощание. Но стоило Майки скрыться, Фрэнк схватил сумку и побежал к чёрному выходу. Может быть, это была ловушка, но он никогда не узнает, если продолжит прятаться от всего. Если он сможет подружиться с Кайлом, то, может, ему удастся расширить свой круг общения, и его жизнь перестанет быть такой пустой и одинокой. Худшее, что могло случиться — это то, что Кайла там не окажется, и всё это — лишь шутка, подстроенная спортсменами, которым захотелось избить его. Это не было чем-то непривычным для Фрэнка, так что он был готов рискнуть. Он чувствовал, что ему нечего терять.