(Мама)

Фрэнк снова почувствовал, как его сердце тревожно сжимается, когда увидел подъезжающую к дому машину матери. Он встал со ступенек крыльца и отошёл, давая женщине пройти к двери. Когда она увидела сына, то сразу же поджала губы в отвращении. Хорошее настроение мальчика исчезло сразу же. В этом доме не было места нежным чувствам, мягким, любящим прикосновениям и объятиям. В этом доме Фрэнк не мог прижиматься к своей матери, пока она готовила ужин. Даже за то, что он случайно задевал её, когда проходил мимо, следовало жесткое наказание — что говорить об объятиях? — Мамочка? — произнёс Фрэнк, следуя по пятам за женщиной. — Иди наверх, — вздохнула она. Фрэнк замешкался на секунду, смотря женщине вслед. Она казалась грустной, и он подозревал, что причиной этому было его возвращение. Майки сказал ему тем утром, что он может остаться ещё на один день, но мама обещала Фрэнку, что накормит его, если он придёт. Ему казалось, она хотела, чтобы он вернулся... — Иди наверх! — вдруг закричала женщина, увидев, что Фрэнк не сдвинулся с места. Мальчик вздрогнул и побежал по лестнице к себе в комнату. Закрыв за собой дверь и бессильно опустившись на кровать, он подумал, что, может, ему всё же стоило остаться у Майки... Может быть, ему действительно не надо было возвращаться? Мама наверняка будет счастлива, если он больше никогда не придёт домой. Когда Фрэнк услышал шаги матери на лестнице, всё внутри него сжалось в страхе. Даже когда она просто ушла к себе в спальню переодеваться, мысль, что она придёт к нему в комнату с ремнём, не оставляла его, приводя в ужас. Он не хотел очередного наказания, потому что не думал, что заслужил его. Он ведь не сделал ничего плохого, ведь так?.. Мальчик был практически в слезах к тому моменту, когда дверь его матери открылась снова. Женщина пугала его больше, чем когда-либо. Она сказала, как сильно его ненавидит — а если она ненавидела его так сильно, то что мешало ей сделать ему больно? Он слышал, как она переоделась и, выйдя из спальни, спустилась вниз, но легче ему от этого не стало: он ужасно боялся, почти паниковал, и из-за этого его подташнивало. Даже через два часа, когда мама позвала его ужинать, ему пришлось собрать все силы, чтобы его не вывернуло наизнанку прямо за столом. Всё время, пока они ужинали, женщина смотрела на него пустыми глазами, всё время она напоминала ему, каким бесполезным, ужасным, тупым, нелюбимым и нежеланным он был. Фрэнку несколько раз пришлось откладывать вилку из-за слёз, и в конце концов он был так расстроен, что даже не мог извиняться перед матерью, как это обычно делал. Он хотел бы, чтобы она просто достала ремень и зашла к нему в комнату. Лучше было физическое наказание, чем такая эмоциональная пытка. — Я удивлена, что ты нашёл кого-то, кто разрешил тебе у него переночевать. Твои друзья ещё не знают, что ты вор? Может, мне нужно проверить твой рюкзак, Фрэнк? Что ты украл на этот раз? — Ничего, мамочка. Я бы не стал так делать. — Что, правда? Ты не обворовываешь людей, но украсть вещь из магазина тебе ничего не мешает? Мне нужно идти за продуктами, но я не могу взять тебя с собой, потому что ты — вор, и не могу оставить здесь — ты разрушишь весь мой дом. — Не разрушу, — слабо протестовал Фрэнк. — Не спорь, — рявкнула женщина. — Ты просто неблагодарный маленький демон. Стоит мне оставить тебя одного на чёртовых пять минут, и ты сожжёшь здесь всё. — Я могу подождать тебя снаружи, — прошептал мальчик. — Чтобы соседи вызвали службу опеки?! — Мамочка... — он ничего не мог понять. Мама никогда раньше не была такой, и создавалось ощущение, будто всё, что происходило в их семье, достигло своего пика. Женщина больше не могла, да и не пыталась сдерживать свой гнев и скрывать ненависть к сыну. Тот, в свою очередь, знал, что её злость найдёт физическое воплощение, если только он не успокоит её, не спрячется или... Или не уйдёт из дома. — Ты бы этого хотел, правда?! Ты бы хотел увидеть, как твою мать сажают в тюрьму, я знаю! — истерически воскликнув, она начала плакать, но Фрэнк всё ещё не понимал, что происходит и почему она говорит ему такое. Он ничего не сделал... — Нет, мамочка! Пожалуйста, хватит! — Я точно знаю, что ты хочешь этого — ты всегда пытался подставить меня! — Не хочу, — проскулил мальчик. — Мама, я люблю тебя. Я люблю тебя больше всех, ты мне не веришь? — он заставил себя посмотреть ей в глаза, хотя уже точно знал, что там увидит: холод, сталь и ненависть... — Ты не умеешь любить. Ты — дьявол. Демон. Всё, чего ты хочешь в этой чёртовой жизни — уничтожить меня. — Это неправда, мама, я люблю тебя. Пожалуйста... И я не хочу уничтожать тебя или делать больно... Женщина расхохоталась, и Фрэнк сдался; он опустил голову и, не сдерживаясь, заплакал, пока мать с отвращением смотрела на него и глумилась над его слезами. Он чувствовал себя таким слабым перед ней, таким жалким и... отверженным. — Иди отсюда, — произнесла она, качая головой и отталкивая от себя тарелку, как будто мысль о том, что за одним с ней столом будет сидеть Фрэнк, портила её аппетит. — Убирайся! Фрэнк всхлипнул, встал и поспешил к себе в комнату. Второй раз за день заперев за собой дверь, он упал на кровать и вжался лицом в подушку, рыдая. Боль в груди была такой невыносимой, что Фрэнк был уверен: его сердце разорвалось надвое. С каждым ударом сердца следовало сильное сжатие в груди и ужасная резкая пронизывающая боль, заставлявшая его отчаянно хватать воздух. С каждым ударом сердца. *~*~*~*~* Джерард специально вышел на работу в среду с утра, чтобы понаблюдать за новой кассиршей Шанталь. Она была из довольно богатой семьи, и родители заставили её устроиться на работу, чтобы она начала приспосабливаться ко взрослой жизни и учиться ответственности. Их благое начинание потерпело крах, зато Джерард наконец увидел во всех подробностях то, как именно Spend ‘N’ Save терял две тысячи в месяц. Девушка была умна, но в то же время так глупа и предсказуема... Она прекрасно знала, чем занимается Джерард, а также была в курсе и того, что работники были под таким же пристальным наблюдением с его стороны, как и покупатели, но это не останавливало её: она воровала прямо у парня под носом. Может быть, Шанталь думала, что её не поймают — а, может, она рассчитывала, что Джерард будет спускать ей всё с рук, потому что она была юной, милой и очень любила носить поло с таким низким вырезом, что её выставленную напоказ грудь можно было рассмотреть во всех деталях. К её несчастью, Джерард был не из той лиги. Когда он увидел, как Шанталь пробивает продукты своим друзьям, а потом отменяет сумму, делая так, что им не приходится платить, он решил сделать что-то с этим. Подростки выходили с пакетами, доверху полными краденого — естественно, он не мог позволить этому продолжаться. — Рэй, подойди на секунду, — произнёс Джерард, увидев, как Шанталь слишком уж оживлённо болтает с девушкой, пробивая продукты. — Что случилось? — спросил Рэй. Джерард шикнул на него и отвёл к главному компьютеру, который стоял прямо за кассами. — Смотри за ней, — произнёс наконец парень, кивнув голову в сторону Шанталь. — Сделай вид, что ты занят. И конечно, когда Рэй посмотрел на экран, Шанталь обернулась почти сразу же, будто предчувствовав что-то. Ничего подозрительного не заметив, она обернулась, Джерард подтолкнул Рэя, и они смотрели, как девушка отменяет расчёт. — Она только что..? Джерард утвердительно промычал, после чего ему не пришлось сделать ни единого движения: Рэй подбежал к кассе, остановил девушку, которая было собралась уходить, и после короткого, но бурного спора с Шанталь посчитал всё заново и заставил покупательницу заплатить. Хотя Рэю было запрещено брать работу Шанталь на себя, Джерард не сказал ни слова, когда менеджер сам сел за кассу и начал обслуживать покупателей. Разъярённый Рэй был впечатляющим зрелищем: мужчина обычно был мягким и уступчивым, но когда он увидел, что творится в магазине прямо у него под носом, то вышел из себя. Шанталь явно не повезло: всё накопившееся выместится на ней. — Я не могу тебя оставить на этой работе, если ты просто так выпускаешь людей с полными пакетами продуктов! Между прочим, это кража! О чём ты вообще думала? Конечно же, девушка не ответила ему. Шанталь задрала голову и уставилась в потолок, пытаясь выглядеть невозмутимой, но слёзы в глазах — то ли от стыда, то ли от безысходности — выдавали её. Хотя, когда Рэй объявил, что увольняет её, она сразу же пустила их в ход, изображая чистую невинность. — Простите меня, Рэй! Мне очень жаль, это никогда не повторится, правда! Я просто... Я запуталась. Я нажала кнопку «Отменить» вместо «Чек» и не хотела, чтобы эта девушка ждала, поэтому я оставила всё так! Рэй, пожалуйста! — Ты делаешь так уже не в первый раз. Я знаю, что ты и до этого выпускала людей — мне говорили. Теперь пришло твоё время встать и уйти. Шанталь продолжала жаловаться и умолять, пока Рэй, впервые на памяти Джерарда, не накричал на неё — действительно накричал — и не приказал ей убираться из магазина. Он не собирался позволить какой-то девице украсть у него то единственное, чем он зарабатывал на жизнь. Джерард им гордился, но знал, что его дальнейшие планы на уже бывшую кассиршу наверняка встретят сопротивление. — Ты правильно сделал, — произнёс парень, похлопав менеджера по плечу. — Придётся заменить её кем-нибудь из наших, — пробормотал Рэй, взял телефон и начал набирать номер. Прошло минут десять, потому что Эллен отказалась работать неполную смену, а Тайлер сомневался, хочет ли он отработать лишние часы. В конце концов Тайлер согласился выйти, и тогда Джерард заговорил с Рэем: — Значит... У меня есть шесть зарегистрированных случаев кражи, и нам... Нужно подать на Шанталь заявление в полицию. — Хорошо. Хорошо... — ответил менеджер, раздражённо потирая глаза. Он явно не был согласен с решением Джерарда, но не хотел спорить. Из-за всей этой возни с Шанталь Рэй выказал себя не лучшим менеджером. Хотя он не хотел причинять девушке неприятности заявлением в полицию, он опасался Джерарда. У парня было больше власти, и он вполне мог уволить Рэя, если бы тот отказался наказать Шанталь по всей строгости закона. На лице Джерарда играла уверенная ухмылка, а его глаза странно блестели, когда он думал о той власти, которую имел. Да, по сравнению с Рэем он был меньше, костлявее и ниже. Но он пугал намного больше, чем менеджер. В школе Джерарда вечно шпыняли парни, которые были похожи на Рэя — которые были сильнее и мускулистее — но теперь он стоял выше их. Он мог с ними справиться. В школе маленькие капризные сучки вроде Шанталь постоянно над ним смеялись: они дразнили его, как будто он был странной девчонкой, которая им не нравилась. Каким-то образом женственные черты лица заставляли Джерарда принадлежать к девушкам — он не подходил для того, чтобы быть в их компании, но был достаточно хорошей мишенью для насмешек, которым другие парни обычно не подвергались. Теперь у Джерарда была сила. У него была власть. Он превращал таких маленьких самоуверенных королев выпускных балов, как Шанталь, в ревущих младенцев всего парой фраз. Нет, Джерард не наслаждался тем, что заставляет людей плакать, и не любил смотреть, как кто-то плачет, но иногда ему было приятно знать, что кто-то получил по заслугам. *~*~*~*~* Фрэнк изменился с того дня, когда вернулся к матери: почти всё время он молчал. Нет, конечно, он никогда не был особенно разговорчивым человеком, но и никогда не был молчалив, ему всегда было что сказать. Подросток любил отпускать в меру язвительные комментарии в сторону учителей или рассказывать о книге, которую недавно прочёл, но уже несколько дней он вёл себя необычно тихо. Однажды они с Майки после школы пошли в парк. Фрэнк плакал, но отказывался говорить, почему. На его лице не было свежих синяков или царапин, он не выглядел так, что его избили, что ему было больно — но всё равно он плакал. — Ты хочешь есть? — спросил у него Майки. Подросток пожал плечами и шмыгнул носом. За день до этого Майки уже предлагал ему фруктовые стаканчики, но Фрэнк не стал их брать, сказав, что плохо себя чувствует. Парень забрал еду домой, но забыл принести на следующий день в школу. — У меня дома есть фруктовые стаканчики. Хочешь зайти ко мне? — это был глупый вопрос, потому что Фрэнк никогда не соглашался пойти в гости к Майки, но на этот раз всё было по-другому: глаза подростка сразу же зажглись от предложения. — Так что? Фрэнк торопливо кивнул и с помощью Майки встал. Парень удивился, заметив, что его друг прихрамывает на одну ногу, и решил, что его, наверное, снова били ремнём дома. Но Фрэнк бы никогда не признался в этом, если бы его спросили напрямую: он стыдился того, что его до сих пор наказывают так. Но хромота Фрэнка прошла, когда в конце улицы показался дом Уэев, и Майки был готов поклясться, что его друг стал выглядеть намного счастливее, чем он выглядел десятью минутами раньше. Может быть, после той ночёвки он понял, что ничего плохого в том, чтобы прийти в гости, нет... «Или, — подумал Майки, когда Донна, услышав звук открывающейся двери, вышла в коридор, — Фрэнку просто нравится моя мама». — Здравствуй, Фрэнк. Я не знала, что ты придёшь к нам сегодня, — произнесла она, улыбнувшись подростку, который тут же пересёк комнату, застенчиво встав за Майки. — Всё в порядке? — кажется, она заметила, что Фрэнк был ещё печальнее, чем обычно. В следующую же секунду Фрэнк начал снова всхлипывать. Потом он подошёл к Донне и обнял её, положив голову ей на плечо. Женщина вопросительно посмотрела на Майки, но тот лишь стоял, сам ничего не понимая. Тогда Донна крепко обняла Фрэнка в ответ, покачивая его из стороны в сторону, как ребёнка, и поглаживая по голове одной рукой. Майки не мог оторвать от них взгляд, но вся сцена заставляла чувствовать его неловко и неудобно. Он привёл Фрэнка домой, чтобы тот поел — не для того, чтобы он висел на его матери и плакал, как маленький ребёнок. Парень понимал, что Фрэнк был расстроен, что ему наверняка было больно, но всё равно видеть всё это было неприятно. Донна выглядела запутавшейся. Хотя она позволила Фрэнку обнять её, она никогда не была женщиной, любящей прикосновения. Даже если Фрэнк этого не замечал, Донна на самом деле не была так уж обрадована тем, что он лип к ней. Она была почти такой же замкнутой, как её сыновья, поэтому какой-то странный, почти незнакомый мальчик, виснувший на ней, заставлял её чувствовать себя так же неловко, как и Майки. — Майки... В стиральной машине есть вещи, ты не переложишь их в сушилку? — Ладно, — парень закатил глаза и начал спускаться в подвал, пока женщина не разозлилась на него. Фрэнк был его другом, и ей не надо было отсылать его в другую комнату, чтобы мальчик заговорил. Он всё равно ничего не расскажет Донне, с Майки или без, но Уэй-младший решил, что она сама это когда-нибудь поймёт. *~*~*~*~* Фрэнк чувствовал себя жалким и слабым, но Донна была единственным человеком в его жизни, который подпускал его близко — в физическом смысле близко. Он знал, что объятия не могут помочь ему, но он просто хотел этого, пусть ненадолго, но хотел. Он чувствовал себя в безопасности. Даже если Донна и не знала его (а если бы знала, то возненавидела, как все), Фрэнк почувствовал себя любимым, когда женщина начала гладить его по голове. Он не хотел больше ничего — лишь немножко любви, лишь крохотную частичку внимания. Да, конечно, Майки о нём заботился — он был ему почти как брат — но он не любил, когда Фрэнк касался его. Особенно после того видео. У мальчика было такое ощущение, что Майки тоже думал, что Фрэнк был всего лишь грязным, отвратительным содомитом и ничем больше. Мысль о том, что лучший друг в любой момент может тоже бросить его, разбивала его сердце ещё сильнее. Каждый день у него в груди всё ныло: та тупая пронизывающая боль не оставляла его с той самой минуты, когда мама высказала ему всё, что о нём думает. Он не может любить, неспособен. Он демон. Дьявол. Бесполезный. Нелюбимый. Ему было не для чего жить. Он хотел умереть. Он действительно хотел умереть. У него не было матери, которая любила бы его, не было друзей... Ничего. Но когда Донна отвела его на кухню и усадила на стул, Фрэнк почувствовал, что всё стало немного лучше — правда, совсем чуть-чуть, но лучше. Женщина села рядом с ним и обняла за плечи, позволив ему положить голову ей на плечо. Она шептала ему, что с ним всё будет хорошо, и хотя это не заставило боль в груди исчезнуть, это привело его мысли в порядок. Он смог расслабиться. Даже когда Майки вернулся из подвала и почти со злостью посмотрел на него, Фрэнк уже не мог почувствовать себя хуже. Да, он не хотел терять лучшего друга, но знал, что это уже случилось с выходом видео. Майки потерял терпение так же, как мама Фрэнка потеряла своё. И Донна тоже когда-нибудь его потеряет, но мальчик был готов взять от неё всё, что он мог взять, пока она не вышла из себя. Спустя несколько минут Донна встала из-за стола, сделала Фрэнку маленький сэндвич и налила чашку сока, так же, как и Майки. Но парень отдал свою порцию Фрэнку: то ли потому, что он не хотел есть, то ли пытаясь извиниться за то, что разозлился на него раньше. Мальчик прекрасно понимал, что Майки было неудобно видеть, как он обнимается с его матерью, но он ничего не мог поделать с собой. Да, он вёл себя, как шестилетний, но это было уже неважно: ему было больно и одиноко. Донна была единственным источником любви для него, и он не мог упустить это. Ему было нужно внимание.