(Мама)

Примечание переводчицы: предупреждаю ещё раз, что эта глава может достаточно сильно выбить из колеи, мягко говоря. Так что trigger warning за подробное описание насилия. Сужу, конечно, по себе, но... Фрэнк негромко простонал, стараясь быть настолько тихим, насколько это было возможно: его мать была в соседней комнате и могла проснуться в любой момент. Он пытался отвлечь себя и не обращать внимание на маленькую проблемку, но чувство — необходимость — лишь всё больше и больше росло с каждой секундой, пока он наконец не опустил руку и не дотронулся до себя поверх пижамных штанов, проигрывая при этом в голове несколько сохранившихся сцен из недавнего сна. Он снова был в задней комнате магазина вместе с Джерардом, но вместо того, чтобы уйти, заметив свою мать на кассе, он остался. Джерард ни разу во сне не сказал Фрэнку, что мама лишь хочет сделать ему больно, и вместо этого кормил его фруктами. Вдруг парень начал гладить его по голове, а потом наклонился, чтобы поцеловать. Фрэнк ответил ему, и в ту же секунду Джерард проскользил своей рукой по телу подростка, остановив её у него на паху. Когда это произошло, сон тотчас же оборвался, и хотя приятные картинки этой ситуации больше к Фрэнку не приходили, его тело жаждало продолжить то, что было начато во сне. Сколько бы подросток не ёрзал и не ворочался, эрекция не спадала, поэтому у него не осталось другого выбора, кроме как дразняще погладить себя через одежду. Прикосновение ещё больше его возбудило, и Фрэнк просунул руку под пижамные штаны, оборачивая пальцы вокруг основания члена. Он немного напряг их и медленно двигал рукой вверх и вниз, изредка пробегаясь по сочащейся предсеменем головке пальцем и размазывая жидкость по всей длине органа, чтобы уменьшить трение. Щёки Фрэнка заалели, когда по телу разлилось удовольствие. Он чувствовал стыд за то, что поддался пороку, и вину за то, кто именно ему снился: Джерард, старший брат его лучшего друга. Это было неправильно, но... Подросток представлял, как это — ощущать пальцы Джерарда вокруг его члена, придумывал, какие бы слова шептал ему на ухо парень, и снова тихо простонал, продолжая ласкать себя рукой. Может быть, он будет негромко, но страстно хвалить его, может быть, он сделает ему комплимент... Может, Джерард скажет: «Фрэнки, ты так хорошо выглядишь. Тебе нравится так? А так хорошо?». А потом он будет целовать его в шею... Или в чувствительное местечко за ухом. А, может, Джерард даже опустится немножко ниже и возьмёт его в рот... Стоны Фрэнка стали более сдавленными и шаткими, когда он обвел подушечкой пальца головку члена, представляя, что его касается язык Джерарда. Весь стыд улетучился в ту секунду, когда спина подростка выгнулась от наслаждения. Он издал хриплый звук удовольствия, проклиная себя за лишний шум, но... Ведь было ещё рано. Вряд ли мама не спит, поэтому он может позволить себе тихо... вздохнуть? Джерарду бы это понравилось. Да, Фрэнк готов был поклясться, что Джерард был бы в восторге от тех вздохов и постанываний, которые бы подросток издавал лишь для него. В то же мгновение, когда мышцы его живота напряглись и он начал кончать себе в руку, дверь в комнату распахнулась так резко, что её ручка ударилась о стену, проделав в ней дыру. Фрэнк замер. Вся эйфория и всё удовольствие мигом вышли из его тела, заменившись страхом и напряжением. Это было ужасный микс самых разных ощущений — комок из боли, паники и наслаждения, туго скручивавший живот. Фрэнк не знал тогда, чего бояться больше: каменного выражения на лице его матери или ремня в её руке. — М-мамочка, — Фрэнк напряжённо думал, как ему поменять позу, чтобы она не поняла, чем он занимается, как незаметно высунуть руку из штанов, но в глубине души он знал, что всё бесполезно. Она всё слышала. Она всё видела. — Вытащи свою руку из штанов... Сейчас же, — она с холодной злобой вперилась в него взглядом, и ему не оставалось ничего другого, кроме как послушаться. Он убрал ладонь, стараясь не выставлять её напоказ, чтобы женщина не заметила на ней липкие потёки спермы. — Мамочка, я... — Я не хочу ничего слышать, Фрэнк, — сказала она. — Я говорила тебе не делать этого. Я говорила тебе никогда не делать этого, но ты не послушал, — в её голосе не было никаких эмоций: ни разочарования, ни даже злости — ничего. Но ей не нужно было их показывать. Фрэнк всё видел в её глазах. — Снимай свои штаны. — Мама! — Снимай штаны. — З-зачем? — запнувшись, произнёс мальчик, затравленно переводя взгляд с матери на стену и обратно. — Делай, как я сказала. — Нет, — прошептал мальчик. — Не заставляй меня делать это самой. — Пожалуйста, мама... Уйди! — Фрэнк попытался прикрыться одеялом, одновременно вытирая им сперму с пальцев. — Не смей говорить мне, что делать. Я плачу за то, что ты живёшь в этом доме. Он — мой, и я могу быть в любой его комнате, когда захочу. А теперь снимай штаны и раздвигай свои ноги. — Что т-ты имеешь в в-виду? — мальчик почувствовал, как колотится его сердце в груди. Он точно знал, что его мать хочет сделать, и безумно хотел спастись, убежать от неё. Она раньше уже била его между ног, но никогда не хотела сделать это так сильно, как в тот момент. Раньше это было чем-то вроде запоздалой мысли — не первоначальным намерением — и она никогда не требовала, чтобы он разделся и выставил себя напоказ перед ней. Она ненавидела его от макушки до пят, так почему ей вдруг понадобилось увидеть больше его тела, чем было необходимо для наказания? — Мама, не надо! Нет! Нет, мамочка! Фрэнк пронзительно закричал, когда женщина резко сократила расстояние между ними и сдёрнула с него одеяло. Она зацепилась пальцами за резинку его пижамных штанов и, когда мальчик попытался отпихнуть её, чуть отодвинулась, чтобы ударить его ремнём по лицу, а потом продолжила его раздевать. Он свёл ноги вместе и сжимал их даже тогда, когда ей удалось стащить с него одежду, но она снова и снова била его, пока он не сдался. Фрэнк развёл ноги, зная, что если он не сделает так, как хочет она, то всё будет намного хуже. Мальчик был уже весь в слезах, когда первый хлесткий удар пришёлся на чувствительную промежность, всё ещё липкую от семени. Женщина отвращённо шипела с каждым новым ударом, как будто её заставляли делать это — как будто это было не её собственным решением. — Если бы ты просто нормально вёл себя, мне бы не пришлось делать это, — сказала она так, будто бы это не Фрэнку, а ей было больно. — Почему ты не послушал меня? Я говорила тебе, что это грех — я говорила тебе, что случится, если ты всё-таки сделаешь это. — Пожалуйста, перестань, — Фрэнк рыдал в голос. Одной рукой он хватал себя за волосы, а другой отчаянно пытался защитить себя от постоянных ударов. Когда его пальцы попадали в поле зрения матери, она била по ним и не упускала возможность сразу же после этого ударить его по обнажавшемуся пенису. — Мамочка, мне жаль! Прости меня! Я... Я никогда так больше не сделаю! Хватит, перестань! Но женщина не останавливалась. Фрэнку казалось, что эта пытка продолжалась часами. Мама заставляла его держать ноги раздвинутыми под угрозой ещё большей боли. Когда мальчик, не выдерживая, пытался прикрыться, она хлестала его по коленям и бёдрам, пока он не возвращался в нужную ей позу. Когда она наконец закончила, Фрэнк не мог ни говорить, ни кричать, ни даже постанывать от боли. Он едва слышно поскуливал и тихонько всхлипывал, лёжа на кровати со всё ещё раздвинутыми ногами, несмотря на то, что женщина уже оставила ремень на полу и направилась к двери. — Не заставляй меня сделать это когда-нибудь снова, Фрэнк. Это... Мне было стыдно. Никогда... Никогда не заставляй меня. — Прости меня, — прошептал Фрэнк, но его мать не поняла, что он сказал — так сильно он рыдал и трясся. Когда Фрэнк услышал, как закрывается дверь в его комнату, то простонал в агонии и перекатился на бок, сворачиваясь в клубочек. Ему было больно не только там, где мама его отхлестала — от напряжения и страха у него ужасно ныл живот. Мальчик осторожно опустил руку между ног, как будто стараясь утешить себя касанием и возместить свою неспособность защититься, но даже мимолётный контакт отозвался в пояснице болью, которая, будто ток по проводам, прошла по всему позвоночнику. Фрэнк осмелился посмотреть на свой орган и испуганно вдохнул, увидев там капельки крови. Но ему не пришлось долго пребывать в состоянии шока. Снизу мать прокричала ему слегка дрожащим голосом, что он должен собираться в школу и что она приготовит ему завтрак. Мальчик пытался сдерживать стоны боли, заставив себя встать с постели и одеться. Он не мог держать спину прямо и поэтому оставался в полусогнутом состоянии. Его живот сводило в спазмах, а промежность всё ещё жгуче пульсировала от ужасных, зверских, нескончаемых ударов. После того, как Фрэнк оделся, он пошёл в ванную и вымыл руки, попытавшись потом облегчить мочевой пузырь. Но ему было слишком больно. Вместо этого мальчик упал на колени перед унитазом, и его начало тошнить даже несмотря на то, что его желудок был почти пуст. Он был так поглощён своей агонией, что не заметил, как открылась дверь в ванную и как внутрь зашла мать, пока не почувствовал, как кто-то водит рукой по его спине. — М-мамочка? — Фрэнк задрожал и инстинктивно уклонился от её прикосновения. Он ещё не успел обратно натянуть джинсы после попытки сходить в туалет и боялся, что женщина воспользуется этим шансом и снова ударит его по обнажённому органу. — Тише. Иди сюда, — мама взяла его под руки и заставила встать, хотя из-за судорог в животе он почти сразу же согнулся пополам. — Тебе нужно пойти вниз. Я приготовила завтрак. Она отвернулась, когда мальчик дрожащими пальцами застегнул ширинку, а потом мягко подтолкнула его к двери. С каждым шагом боль утраивалась, и когда Фрэнк услышал, как закрывается дверь комнаты его матери, то сел на лестнице, чтобы передохнуть. Ему уже было плевать, если пять минут спустя она выйдет из спальни и увидит его. Мама не могла сделать ему больнее, чем уже сделала. Фрэнк даже почти хотел сейчас, чтобы она разозлилась и скинула его с лестницы, чтобы он наконец свернул себе шею. Но женщина не выходила. Он слышал её голос через стену: она говорила по телефону со своей матерью. — Мама, я не хотела делать это! Он заставил меня! Фрэнк тихо фыркнул и сквозь слёзы неверяще посмотрел на дверь её комнаты. Заставил? Он заставил её сделать это? Она вообще поняла, что случилось? Она причинила ему не только физическую боль — это было самое худшее, что она когда-либо с ним делала. — Мама, я не знаю, что делать. Я не хотела делать больно своему ребёнку, клянусь! Она плакала, её голос местами переходил на истеричный визг, и Фрэнк почувствовал, как жалость вытесняет злость и обиду. Впервые мама плакала не из-за того, что он был её сыном — ей было жаль, что она причинила ему боль. Ей никогда не было жаль прежде. — Я лишь хотела припугнуть его! Я бы никогда не... Ну, я почему-то не делала так, когда была в его возрасте! Никогда! Это грех! — она довольно долго молчала, слушая ответ своей матери. — Я не знала, что делать. Я приготовила ему завтрак! — она сказала это так, будто по её мнению это было достаточным искуплением. Еда как способ извиниться за жесткое избиение. О да. — Знаю... Мама, я знаю! Я не хотела его бить, не хотела! Он — мой сын! — её голос постоянно срывался. «Она больна», — сказал себе Фрэнк, медленно спускаясь по лестнице в кухню. Она больна. Хотя мысль об этом немного оправдала её в его глазах, боль вовсе не стала слабее. Мальчик сел за стол, перед ним стояла полная тарелка омлета с перцем и зеленью. Она действительно хотела извиниться. Обычно еда, которую она готовила для него, была простой и безвкусной. И её было мало. Но теперь вся эта порция была его. Сковородка была пуста, а на тарелке было достаточно еды для двух человек. Фрэнк заставил себя съесть каждый кусочек несмотря на то, что его желудок до сих пор сводило спазмами. Он внимательно прислушивался ко звукам наверху, но, кажется, мама не собиралась спускаться вниз. Уже прошло то время, когда она обычно уходила на работу, и мальчик решил пойти в школу без её напоминаний. Но боль с каждым шагом ухудшалась, и Фрэнк не представлял себе, как сможет высидеть все уроки в таком состоянии. Учителя наверняка поймут, что что-то не так, позвонят матери, у которой нервный срыв, и она разозлится на них — или они вообще ничего не будут спрашивать, а просто посадят маму в тюрьму. Мальчик не мог ясно думать, он хотел в тот момент одного: лечь где-нибудь, чтобы его никто не нашёл, исчезнуть — или попытался найти у кого-то утешение и ласку. Если бы Фрэнк уже не пошёл в неправильном направлении, то отправился бы к дому Донны. Она была доброй и милой, она любила его, и если кто-нибудь и мог заставить его почувствовать себя лучше, то это была именно Донна. Была лишь одна проблема: Фрэнк не хотел разворачиваться и идти восемь кварталов в противоположном направлении. Ему пришло в голову другое безопасное место — магазин, где работает Джерард. Если у него получится добраться до Джерарда, то, может, он заберёт его к себе домой. Тогда Фрэнк будет с Донной, и ему даже не придется далеко идти. Правда, не успел мальчик сделать и шага, как его живот пронзила острая боль, и ему пришлось остановиться. Но даже стоять было невыносимо, поэтому Фрэнк опустился на колени прямо на тротуар, держась за живот и плача. Он чувствовал себя просто ужасно: резкие вспышки боли пронизывали его тело от промежности до пупка. Беспомощно всхлипывая, он опустил одну руку между ног и сжал свой орган в надежде, что это хоть как-то умерит его страдания, но закончилось всё только тем, что ему стало ещё больнее. Почему мама сделала это? Почему она так поступила с ним? Она никогда раньше не делала ничего подобного, и Фрэнк боялся даже думать о том, что она повредила ему что-то из органов. Боль не концентрировалась снаружи его тела, она была и внутри — в мускулах, которые всё сокращались и сокращались, посылая всё новые спазмы и вспышки боли в живот. Мальчик, не в силах стоять на коленях, лёг на спину. Он не двигался около часа, боясь и в то же самое время надеясь, что кто-нибудь заметит его и поможет. Но никто не обратил на него внимания. Мимо проезжали машины, один велосипедист свернул на газон, чтобы объехать его, а пешеходы переходили на другую сторону улицу, чтобы не подходить близко к мальчику, который лежал на тротуаре, держась за живот и плача. *~*~*~*~* Рэй услышал звонок, но, выглянув из-за полки, никого не увидел. Нет, часто случалось, что посетитель или посетительница спешили и быстро скрывались в нужных им отделах, но в магазине стало слишком тихо, когда диск с музыкой, которую были обязаны включать продавцы, закончился. А Рэй всё же не горел желанием снова слушать эту безвкусицу целый час. Ему было скучно, он один работал в утреннюю смену на кассе: Эллен должна была прийти в девять вечера, ну а Джерард появится в любую секунду. У Рэя было чувство, что это вполне в стиле надзирателя всея магазина — прокрасться внутрь и подловить его на чём-нибудь неправомерном. Да, Джерард успел сделать много полезного. Например, он поймал за две недели до этого трёх воровок, из-за которых магазин постоянно терял сотни долларов, и сделал это с помощью Фрэнка, что очень впечатляло. Но парень всё равно оставался мудаком. Если бы он хоть чуть-чуть уважал людей или сочувствовал им, то всё было бы совсем по-другому — а Джерард, казалось, заводился от поимки воров и передачи их копам. Подозрения менеджера только усилились, когда он снова услышал тихий звон колокольчиков, но на этот раз — из задней комнаты магазина. Рэй повернулся вовремя, чтобы увидеть, как закрывается дверь, но он так и не увидел, кто вошёл туда. «Это должен быть Джерард, — подумал молодой человек. — Должен». Но единственным, что могло бы заинтересовать Уэя в задней части, была ванная. Предотвращение убытков не имело ничего общего с разгрузкой коробок, полки для которых были как раз в той самой задней части. Если Джерард ринулся в туалет так быстро, что Рэй его не заметил, то что-то было не так, но Торо не хотел выяснять, что именно. Через двадцать минут ему надоело ждать повторный звук колокольчиков. Если там был не Джерард, а посетитель, то он или она могли бы испортить товар. Рэю (да и Джерарду наверняка тоже) не хотелось иметь дела со страховыми компаниями, если бы тот человек вдруг опрокинул пару весьма непрочно расставленных коробок и что-нибудь себе сломал. Он прошёл в заднюю часть магазина, а именно — в комнату для персонала. Ванная была слева от неё, и Рэй, увидев, что дверь туда все ещё открыта, почувствовал, как его желудок сжимается от нервов. — Эй? Здесь кто-нибудь есть? — позвал он и быстро огляделся, но никого не увидел. То, что комната была забита коробками и лентами для выгрузки, ему не помогло. — Вам нельзя здесь находиться. — Рэй видел множество фильмов ужасов, и хотя ни один из них не начинался именно так, все они включали в себя убийство человека, который остался в помещении один. Он пытался убедить себя, что это всего лишь сквозняк, но в глубине души знал, что это неправда. Хотя, абсолютно точно так же он знал, что не может позволить кому бы то ни было болтаться в задней комнате — особенно если это потенциальный вор, ведь никогда не знаешь, кого ищешь. Рэй поймал себя на мысли, что Джерарду бы понравилось. Он огибал башни из коробок, составленных друг на друга, пытаясь заметить хотя бы часть того, кто был с ним в комнате. Рэй наполовину прошёл через отдел со всяким мусором, как вдруг снова услышал звук колокольчиков. Он резко развернулся и направился к дверям, чтобы поймать того, кто прокрался внутрь, но столкнулся нос к носу с Джерардом. — Какого чёрта ты здесь делаешь? У кассы совсем пусто. — Здесь кто-то есть, — прошептал Рэй, не зная, зачем пытается сохранить это в секрете. Тот, кто прятался, точно знал, что его ищут, и не было смысла это скрывать. — Да, ты здесь, — произнёс Джерард, скрещивая руки на груди. — Очень смешно, — отрезал Рэй. — Я серьёзно. Кто-то здесь прячется. Ты поможешь мне найти этого человека или будешь дальше беситься? — Прости?.. Я не расслышал, кажется, — парень приподнял бровь и поджал губы. — Ты всё прекрасно слышал. — Я представляю интересы компании! — Ты только зря тратишь время. Помоги мне найти того, кто тут есть, а потом можешь пожаловаться куда угодно — или что ты там обычно делаешь, когда тебя оскорбляют? — Хорошо, — прошипел менеджер, закатывая глаза и дёргано заглядывая за горы коробок. — Вам нужно составить всё это вдоль стен... — Стены все заставлены, — раздражённо произнёс Рэй. — Нам не хватает людей для того, чтобы всё убрать. — Вам нужно... — Как насчёт того, что ты будешь делать свою работу, а я — свою? Ты — менеджер по предотвращению потерь, а не надзиратель всея магазина. — Рэй, здесь никого нет. — Я тебе говорю, кто-то зашёл сюда! — А я никого не... Чёрт возьми, — Джерард остановился, дойдя до конца отдела, и внимательно посмотрел на стык стены и пола. В углу стоял металлический стол, заваленный всяким строительным мусором. Подступ к нему с одной стороны был закрыт списанными старыми тележками, которые давно уже было нужно отправить обратно компании на переработку. — Что там? — спросил Рэй, не понимая, на что смотрит парень. Там никого не было, и молодой человек не видел больше ничего, что шло бы против дурацких правил одного дурацкого менеджера. Джерард наклонил голову на бок и указал в угол, где стол соприкасался с тележками. Там, забившись подальше, сидел Фрэнк, обнимая свои колени, прижатые к груди. Рэй, заметив его, испугался, что мальчик пришёл сюда, чтобы спрятаться, а потом выйти и наворовать кучу всего, но, присмотревшись поближе, он увидел, что лицо Фрэнка было красным и заплаканным, а под его левым глазом был огромный синяк. Он пришёл сюда, чтобы спрятаться. Рэй не понимал, почему из всех мест, где можно укрыться, он выбрал именно магазин, но это перестало волновать его, когда мальчик начал плакать от страха, заметив Джерарда. Это разбило Торо сердце, и он повернулся к парню, стоявшему рядом: — Я звоню, — сказал он тихо, чтобы Фрэнк не услышал. — Подожди... Пока не надо. Дай мне минуту, — ответил Джерард, смотря на мальчика с жалостью. — Я звоню. Этому пора прекращаться. — Мы позвоним, — произнёс он так же тихо, как и Рэй. — Просто дай мне минутку, — не дав собеседнику ответить, Джерард вплотную приблизился к столу и встал на колени. Фрэнк даже не сдивнулся с места. Он просто сидел там, забившись в угол и плача, пока парень пытался его утешить. — Хэй... Выглядит не очень хорошо. Ты в порядке? — пробормотал Джерард, осторожно проводя пальцем по синяку под глазом мальчика. Фрэнк отрицательно качнул головой и издал жалкий, похожий на вой, короткий звук. — Б-больно, — глухо прошептал он срывающимся голосом, всхлипнув. — Глаз болит? — спросил Джерард. Мальчик, дрожа, снова замотал головой и зарыдал отчаяннее. — Ладно, ладно... Всё хорошо. Что болит, Фрэнки? Я помогу тебе, только скажи, что болит. Он продолжил упрямо мотать головой, будто зациклившись на одной мысли, и крепко закрыл глаза. Джерард что-то ласково промычал и начал гладить Фрэнка по голове. — Не хочешь вылезти оттуда? — конечно же, Фрэнк безмолвно отказался. — Давай, там на тебя может что-нибудь упасть... Иди ко мне. Рэй удивился тому, что, когда Джерард раскинул руки в приглашающем жесте, мальчик немедленно выполз из-под стола, вскрикнув от боли, и кинулся ему на грудь. Сначала парень напрягся, и менеджер испугался, что он отпихнет Фрэнка, но вскоре Джерард расслабился. Он крепко прижал несчастного ребёнка к себе, чуть покачивая из стороны в сторону, и гладил его по спине, пытаясь утешить. — Тебе лучше вернуться ко входу, — сказал парень Рэю, всё ещё не выпуская Фрэнка из объятий. — Я позвоню в службу... — Пока не надо, я сам займусь этим. Иди. Молодой человек недоумённо воззрился на него. Если Джерард собрался после этого отпустить мальчика домой только потому, что тот просит не вызывать полицию, то ему придётся иметь дело с Рэем.