***
— Чудик. Чудик… Эй. — Микк постучал пальцем по острому плечу. Тело, лежащее на полу, даже не дрогнуло, никак не реагируя на прикосновение. Но веки приоткрылись, и пустой взгляд сфокусировался сначала где-то на уровне шеи, а затем медленно, устало поднялся выше. Глаза всё такие же разные. Один жёлтый, другой серый. Тики готовился, что они оба уже будут сиять янтарём. Темари несколько минут просто смотрела, прежде чем всё же тяжело выдохнуть: — Тики. Искусанные, изжёванные губы слабо шевельнулись, выдавливая почему-то именно из самого Микка странную, болезненную усмешку. По старой памяти он сразу попытался замаскировать это безобразие за торопливой неглубокой затяжкой. Конечно, Ной вновь был с сигаретой. Без этой привычки дымить как паровоз пропадала одна из последних вещей, которая никак не менялась и в чём можно было быть уверенным. Тики нужен этот вечный запах сигарет, нужен как воздух, он должен был буквально преследовать. Нужно ощущение дешёвой бумаги между губами, которую можно было жевать, мять и просто двигать из стороны в сторону. Так он снимал напряжение, потому что никак иначе не мог его выразить. И, конечно же, нужен едкий дым, вкус которого он не мог до конца ощутить, но мог почувствовать тепло, когда дымок просачивался прямо под одежду сквозь его нутро, заполненное не эмоциями и чувствам, а одними только Тизами. Големы слушались беспрекословно, но Микка пожирало изнутри. Нацухи вдохнула глубже, пробуя резкий запах на вкус. Напоминало ли ей это, с чего всё началось? Как проста была их жизнь, пусть даже их роли друг для друга уже определили? Роли и сейчас вполне ясны. Граф всё высказал чётко. И даже сами Тики и Темари их придерживались. По крайней мере, пытались. — Тики. — Нацухи вяло шевельнулась. Она будто стала ещё меньше чем была, иссохла, исхудала. Такое создалось впечатление, стоило вновь переступить порог. Потому что Темари не двигалась, потому что едва дышала, потому что ни на что не реагировала, потому что была белой как полотно и холодной, лишённой даже того внутреннего огня, который доставил им двоим столько страданий и боли. Тики почти заскучал по тем последним дням, проведённым вместе. Тогда у него не возникало тех мыслей и ощущений, которые он предпочитал игнорировать. Тогда было проще. Девушка дотянулась до его рукава и слабо дёрнула. Кажется, он слишком долго молчал. — Паршиво выглядишь. В её глазах на мгновение мелькнул гнев, но девушка почти сразу прикрыла веки, осторожно переворачиваясь со спины на живот. Найдя дрожащими руками опору в виде пола, Нацухи попыталась привстать, тут же теряя все силы и падая лицом вниз. Тики поймал её рефлекторно, сжимая плечи слишком сильно, но это давно вошло у него в необходимую привычку. Облокотившись о стену, Нацухи вновь встретилась с ним взглядом. — Я бы посмотрела, как ты справился. Микк лишь хмыкнул. К злости он привык. Злость — это часть Темари, как все их разговоры, как её рассказы, какими бы невероятными, глупыми или раздражающими они ни были. — Вполне вероятно, что я тоже оценю эту комнату, когда она освободится. Но я предполагаю куда менее приятный исход. — Несмотря на беспечный тон и даже долю веселья, к которым Тики слишком привык, слишком хорошо умел играть, он чувствовал, как с каждым словом внутри нарастает тревога и беспокойство. Они ощущались полирующей болью в висках и груди, а стигматы зудели, пока шрамы пытались ещё глубже вгрызться в плоть. Хотелось разрывать на себе кожу, раздирать стигматы, пока не польётся кровь. Тогда бы ни у кого не возникло сомнений, никто не искал бы ему оправданий. — О чём ты? — Нацухи смотрела на него волком, одновременно цель и препятствие. И Тики испытывал от этого странный азарт, щекотавший и без того натянутые нервы. Одно неверное движение — всё рухнет, как карточный домик, без возможности отстроить его вновь. — Будет лучше, если ты не будешь знать. Поверь. — Он правда сказал это? Верить ему. Но разве Темари уже не доверилась? Разве для неё он не был единственным, к кому она слишком привыкла, кого изучила, так же как тоже самое можно было сказать о самом Микке? Тики почти мог почувствовать, как зашевелился внутри Ной. Пробирающее до дрожи жуткое ощущение, и копошащиеся внутри Тизы, которые были лишь щекоткой, не шли ни в какое сравнение с этим монстром, вытравливающим из него всё, что кажется лишним. Стоит расслабиться — будет как в Ковчеге. Микк очень смутно помнил, что именно там происходило. Нацухи вновь нарушила затянувшееся молчание. — Тики, Вайзли приходил ко мне. И он… спрашивал о тебе. — В голосе девушки беспокойство, которое Микк ожидал услышать меньше всего. Уж точно не в отношении себя. Он кивнул, не зная, что стоит ответить. В голове слишком много мыслей, противоречащих одна другой, и все они слишком громкие, чтобы просто отмахнуться. Это получалось с каждым разом всё хуже, особенно сейчас. Отмахиваться, игнорировать, делать вид, что не существует. И слишком многое из этого всего стремилось сорваться с языка. Издав длинное: «М-м-м», Тики пожевал тлевшую уже почти у самых губ сигарету. Вопросы Мудрости о причинах визита Микка — это тревожный звонок, напоминание, что стоит остановиться, что Удовольствие делает что-то неправильно. Но он и сам об этом прекрасно знал. Он много чего делал неправильно. — Ты помнишь, о чём мы говорили в лесу? — Я… Всё как в тумане. — Темари сжала одну руку другой. Бледная, дрожащая. От неё пахло кровью. Когда это успело стать нормой? — Помню, как мы шли. И я разозлилась. А потом меня рвало. Это было… — Она замолчала, бросая в его сторону встревоженный, напряжённый взгляд. — Это было страшно для тебя. — В отличие от девушки, он помнил тот день очень хорошо. Почти что финальный аккорд в партии его сомнений. — Да. Страшно. Тики не смотрел на Нацухи, но всё равно знал, что её уже почти колотит. И она имела право на этот страх. Не тот, что вызывал в ней Граф. Или иногда сам Микк. Она боялась того, что с ней происходило. Он запрокинул голову, смотря в потолок. Пепел с сигареты сыпался ему на лицо, но вместо этого падал на пол. Нацухи молчала. Не жаловалась. Не плакала. Не просила его о помощи. Экзорцисты, которых он убивал, часто умоляли о пощаде. Те, кто служил на благо человечества, избранные Чистой Силой, пресмыкались перед Ноем. Жалкие, прогнившие душонки. В Темари, благодаря Микку и Графу, была Тёмная Материя. Но даже по представлениям Ноя она была достойна Чистой Силы. Тогда бы ему пришлось её убить. А сейчас, слушая её признание в страхе, он даже не думал об этом, не считал её жалкой. Она была по-прежнему сильна. Как и те слова, сказанные ему в лесу. — Мне нужно было решить хоть что-нибудь. И я решил. — Микк поднялся на ноги, смотря на удивлённую его словами девушку сверху вниз. Возможно, она даже не помнила своих слов. Возможно она даже не собиралась их ему говорить. Но всё это не важно. Он не может забыть. Уже нет. Нацухи сделала первую попытку встать. Тики ей не помог. — Тебе не понравится моё решение. И я не расскажу, даже не спрашивай. Я верю, ты догадаешься. Но прежде чем я уйду, есть ещё кое-что. — Это мне тоже не понравится? — Она всё же смогла подняться. Ноги едва держали её в вертикальном положении, и девушка привалилась плечом к стене. И иронизировала. Тики усмехнулся. — Вряд ли. Используй Тёмную Материю, Чудик. Или я убью тебя прямо сейчас.***
Свечи в серебряных подсвечниках, расставленных на столе, едва ли могли достаточно осветить пространство, высвечивая только отдельные части, некоторые детали, но не позволяя рассмотреть всю комнату. Картины, беспорядочно навешанные почти на каждый свободный кусочек стены, сливались с тьмой. Портреты знатных дам и господ тонули в полумраке, и округлые, холёные черты смазывались, терялись, лишая облачённых в богатые наряды людей их лиц. Бордовый ковёр поглощал долетающие до него крупицы света, будто червоточина — пространство вокруг себя. И только стол выделялся из общей мрачной палитры, фокусируя на себе всё внимание. Но ни ароматные изысканные блюда, ни красивый сервиз, ни белоснежная ажурная скатерть, ни что-либо ещё не могло вызвать интерес у Ноев. Микк стряхнул пепел с сигареты прямо на пол, бездумно наблюдая, как клубы дыма продолжали подниматься к потолку. Он откинулся на спинку стула, закинув ноги на край стола. Расслабился и ждал. Некуда было спешить, незачем было нервничать. Начинать разговор первым — бессмысленно. Лучше было сосредоточиться на том, чтобы его мысли не стали лёгкой добычей, послужив тем самым ужином для некоторых из присутствующих. Тики не собирался становиться чьей-либо закуской. Вайзли, занявший место напротив, игрался со своей лягушкой, отпустив ту гулять по столешнице. Чего хотел Мудрость, пригласив Микка разделись вместе с ним трапезу, а потом растягивая время то набиванием рта едой со всех ближайших тарелок, то сюсюканьем с любимым питомцем? Тики знал, как ускорить процесс. Стоит лишь подняться со своего места, и Вайзли сразу же обозначит свою позицию. Покажет себя как тот, кем он является. При всём своём уме, брат не отличался особым терпением. А попытаться уйти — значит заведомо проиграть в ещё не начатой партии. Микк дотянулся до бокала с вином и немного покрутив его в руке, сделал хороший глоток. Не стоило оставлять без должного внимания хороший алкоголь. — Жаль, что нас так мало здесь, и мы не можем все вместе насладиться этим вечером в полной мере. — Прямой взгляд на мгновение опустился вниз, будто смотря сквозь пол, на несколько этажей ниже. Вайзли чуть печально улыбнулся, изображая искреннюю грусть. Забрав лягушку со стола, он вновь сконцентрировал всё своё внимание на Микке. — Тогда здесь было бы довольно шумно. — Тики безразлично пожал плечами, отвечая спокойным взглядом на тот цепкий, давящий, проникающий в голову, в сами мысли взор Мудрости. Подобное определённо его бесило. Вайзли перестал улыбаться. — Но это ведь не проблема для тебя. Верно? Я имею ввиду, что наша пленница тоже любит пошуметь, если с ней немного поиграть. — Микк сдержал ухмылку. Ненадолго хватило его выдержки. Тики сразу заметил, что Вайзли не любит чего-то не знать, не любит загадки. Ему нужно сразу бросить своё знание другим в лицо. Нужно сразу знать ответ, и чтобы получить его, он не стеснялся любых методов, кроме тех, что прямо запрещал ему Граф. Но и это ненадолго. Ради Графа? Ради блага семьи? Всё что угодно. — Вот что интересно, я приходил к ней после тебя. И она мне и слова не сказала. Микк вновь пожал плечами: — Просто прочитай её мысли, в чём проблема? — Ну что ты. Читать мысли — это так грубо. Я предпочитаю диалог. Понадобилось сделать глубокую затяжку, чтобы сделать спокойный выдох. Как занятно. Вайзли, и не читает чужие мысли. Старая песня, вот только трели явно новые. — Она своенравна. Тебе просто нужно провести с ней больше времени. — Микк вновь стряхнул пепел на пол, поглядывая на своего собеседника, чья вежливая улыбка вот-вот перерастёт в безумный оскал. Нужно лишь немного подтолкнуть, и можно как шагнуть в пропасть, так и сделать шаг назад. Тики улыбнулся. — Или действовать как Тысячелетний. Но тогда наградой будут только крики. А это ведь не то, что нужно? Я, признаться, немного перегнул палку в своё последнее посещение и, какая досада, едва не убил игрушку. Вайзли сощурился, но так же, как и Микк, откинулся на спинку стула. Длинные пальцы постукивали по подлокотнику. Мудрость думал, решал для себя, убедительно ли прозвучали чужие слова. — Тебе стоит быть осторожнее. Граф расстроится, не завершив свои исследования. — Вайзли подпёр голову второй рукой, продолжая выстукивать какой-то незатейливый мотивчик. — Она ведь была важна Графу. Поначалу… Теперь же он хочет довести дело до конца. Наверное, впервые с момента как он пересёк порог этой комнаты, Микк почувствовал: давление, исходившее от Ноя напротив, ослабло, уступив место сомнению. Даже неуверенности. И это было так знакомо. Он не смог удержаться от вопроса: — Тебя не ввели в курс дела? — Похоже Мудрость вообще слабо представлял, зачем изначально поймали Нацухи. — Тысячелетний был… Не очень разговорчив. Но он рассказал всё, что мне требовалось знать. — Несмотря на явно уязвлённую гордость, ответ Вайзли прозвучал ожидаемо. Секреты Графа — лишь его секреты, и он говорит семье только то, что считает нужным. И Вайзли с этим мирился. Тики медленно кивнул. Это было не то же, что чувствовал он сам. — Но ты — совсем другое дело. Как раз-таки ты провёл с пленницей больше всего времени. И продолжаешь проводить. Это был очередной укол, удар, и вместе с тем почти что обвинение. — Я хорошо выполняю поставленную задачу. А если ты хочешь что-либо узнать — спроси. — Я спрошу. У нашей игрушки. Микк пожал плечами и снова приложился к бокалу вина. Пусть спрашивает. Это ничего не изменит. Будут лишь боль и крики. И он почувствует это, как почувствовал, когда заставил Темари сражаться. Стук-стук-стук. Пальцы Мудрости барабанят по подлокотнику. — Ты странный, Удовольствие. — Голос Вайзли прозвучал совсем тихо, будто он говорил с сам собой. Взглянув в его сторону, Тики понял, что обращались всё же к нему. — Такой же, как и все мы. — Медленный, контролируемый выдох. — Ты убедишься в этом, когда побудешь дольше среди нас. Но даже потом кто-то станет тебе ближе, а кто-то останется как есть. Брат, сестра. Не больше. — Откровение, которое уже некоторое время крутилось у Микка в голове. Роад была дорога ему, он не хотел её терять. Тысячелетний, как бы там всё ни было, тоже вызывал целую бурю эмоций. С ним хотелось быть рядом, о нём хотелось заботиться и помогать. Но тот же Борик… Смерть Гнева заставила плакать, но эти слёзы — лишь слёзы Ноя внутри. — И всех нас объединяет Тысячелетний. Мудрость, сначала настороженный размышлениями Микка, под конец всё же улыбнулся. Впервые за вечер. — Куда он — туда и мы. Уже совсем скоро, мы начнём воплощать в жизнь его план. И для тебя тоже найдётся задание. Тики кивнул. План Тысячелетнего. От мыслей об этом мурашки шли по коже. Быть причастным к чему-то подобному — то, чего он желал. Но вместо этого… что он делает? Микк встретился взглядом с Вайзли. Казалось, что он вот-вот ответит.***
— Знаешь, Удовольствие сказал мне, что нам нужно проводить больше времени вместе. И тогда ты начнёшь со мной говорить. Похоже, он соврал. Он любит врать, не правда ли? Темари молчала. Тики не приходил к ней. Она даже не могла сказать точно, как давно его не видела. Секунды, часы, недели… Здесь, в этой чёртовой комнате, всё было подобно вечности. И Нацухи не могла считать, ни делая зарубки на стене, ни пытаясь запоминать в уме. Она знала лишь одно — Микк не приходил, а Вайзли, напротив, стал появляться очень часто. Он задавал разные вопросы, иногда просто молчал, иногда, видимо, пытаясь читать её мысли, начинал ругаться, а в следующий раз вновь задавал вопросы, время от времени пытаясь задеть её той или иной темой. Но он ещё ни разу не пытался к ней прикоснуться, сделать ей больно физически. Хотя она всегда ощущала, что его слишком много здесь, что он давит на неё одним своим присутствием. От Мудрости исходило тяжелое, гнетущее ощущение. И всё же это было лучше, чем раз за разом оставаться одной, наедине со своей ненасытной темницей, высасывающей из Нацухи все соки. Когда Вайзли приходил, она могла копить силы, чтобы сопротивляться, чтобы оставаться собой и бороться за себя. В груди снова заскреблось. Кровавый кашель всё никак не проходил, и Нацухи боялась, что никогда не пройдёт. Кожа рук, лица и шеи — засохшая кровь отваливалась с них кусочками, падая на пол, чтобы потом прилипнуть к одежде или волосам. Кровь полилась по ладоням, когда Темари попыталась прикрыть рот. Вайзли просто наблюдал, уже устав придумывать комментарии. — Ты, наверное, хотела бы отсюда выйти. Слова Ноя впервые с его первого посещения заставили её среагировать. Она замерла, отводя взгляд от пола. В жёлтых глазах, расковыривающих дыру внутри неё, мелькнули самодовольство и чувство долгожданной победы. Ключ был подобран. Заржавевший, кривой, но наконец-то у него в руках. — Да, я вижу, что хочешь. — Ной подсел ближе, наклоняясь к её лицу так, что их разделяли считанные сантиметры. Теперь она могла почувствовать его дыхание на своей коже — холодное и неглубокое. Ощутить запах его тела — всё такой же тошнотворно сладкий. И рассмотреть третий глаз у него на лбу — янтарь и самый глубокий мрак. Темари стиснула руки в кулаки, стараясь дышать через рот. Она не должна сорваться. — Наверное, хотела помыться и надеть чистую одежду. Поесть. Как давно ты не ела? Ты же вроде была нормальным человеком, да? До всего этого. У тебя были человеческие желания. До того, как ты стала этим жалким подобием нас, Ноев. Темари не отводила глаз, смело встречаясь с чужим насмешливым, гипнотическим взглядом. Вайзли ощущал своё превосходство, топчась по больному, причиняя страдания одними лишь словами. Ему не нужен был скальпель или кулаки. Однако он потерял терпение и произнёс то, что цепляло уже его самого. До Тысячелетнего ему было далеко. Нацухи невольно бросило в дрожь от одной только мысли о Графе, он ведь вернётся. Вайзли же принял эту дрожь на свой счёт. — Ну-ну. Ты можешь выйти, если ответишь на парочку моих вопросов. — Он придвинулся ещё ближе, вклиниваясь, втискиваясь в её личное пространство, душа ощущением дискомфорта и напряжения. Боль в груди нарастала. Вайзли говорил почти как Тики, даже не подозревая об этом. — Удовольствие… Ему тебя жалко? Испытывает ли он… — Ной сделал паузу, будто вспоминая нужное слово, пока глаза не моргая следили за реакцией. — Испытывает ли он сочувствие по отношению к тебе? Нацухи продолжала молчать. Мудрость же только хмыкнул. Он уже привык к подобному и словно даже не злился. Наконец, отстранившись, он направился к двери. — Подумай. В следующий раз я хочу услышать ответ. Или я взорву твою голову. Пока-пока.***
Сильный рывок вверх, выбивший из Нацухи весь воздух и превративший пространство в раскачивающийся, качающийся кошмар. Ноги подкосились, но Тики держал крепко, сжимая её плечи жесткой, болезненной хваткой. — Идём. — Одно-единственное слово. Он почти волочил её за собой, пока пол, стены, потолок, всё перед глазами сливалось в один мутный образ. Но иногда взгляд цеплялся за льющийся из высоких окон лунный свет, за картины в резных рамках на стенах или вазы с пышными букетами цветов. Больше не было холодно, однако по телу пробегала нервная дрожь. От свежего, не спёртого воздуха голова кружилась ещё больше. От ударивших в нос запахов дома начало тошнить. Микк всё шёл и шёл, не замедляясь ни на мгновение. Только хватка на плече по мере движения становилась сильнее, и Нацухи, словно подражая, цеплялась за мужчину с такой же нервной отчаянностью, не понимая, что происходит и просто боясь гадать. Она молчала до тех пор, пока они не вышли из поместья, углубляясь в тёмный лес, который слегка затих, когда Ной и его спутница стали стремительно продвигаться сквозь чащу. Но чем дальше и дольше они шли, тем больше оживало окружение. Шуршание крыльев сов, осторожная поступь оленей где-то ещё глубже, едва слышное копошение, приглушённое шорохом травы под ногами двух вторгшихся чужаков. — Тики… — Почему он молчит? — Что ты делаешь? — Неужели ты ещё спрашиваешь? Твоя умная голова ещё не поняла ничего? — Микк насмехался, и злость в его голосе перекликнулась с той затаившейся внутри неё, которая всегда готова взять вверх, решая всё одним единственным способом. Она и сама уже была почти готова схватить мужчину за грудки и встряхнуть, как следует. Готова была драться, чувствуя, что это не просто прогулка под луной. Нацухи тяжело выдохнула, сдерживая дрожь тела, нервно осматриваясь по сторонам. Даже желая выбраться наружу, оказаться вне четырёх стен было испытанием её самоконтроля. Она ждала подвоха, ждала Вайзли. Это какая-то проверка? Или подстава? Сейчас Тики бросит её в лесу, чтобы потом Акума, будто гончие псы, шли по следу, вынуждая уничтожать их десятками, сотнями, пока силы не иссякнут, и она просто не умрёт от усталости. Темари запнулась, с трудом волоча ноги. Куда он её тащит? Зачем? — Будет сюрприз. — Микк усмехнулся широкой, полубезумной усмешкой, и губы Нацухи дернулись в ответной. Она любит сюрпризы. Нет. Нужно понять. Нужно разобраться. Остановиться. Будто чувствуя её сомнения, Тики замедлил шаг, задрав голову к небу. О чём он думал, смотря на проглядывающую сквозь листву вековых сосен луну? Сама Темари уже почти забыла, как это красиво — луна, звёзды на ночном небе и белые, плотные облака. Такие далёкие, чистые, спокойные. Ей этого так не хватало, так недоставало. Воздух в лесу холодный, и пар вырывается изо рта, но этот холод приятный, живой, немного колючий, отчего щёки наверняка покрыл румянец. Она была рада опять оказаться здесь, снова с Микком, какую бы цель он не преследовал. И лишь страх царапал изнутри, скребся по сердцу, заставляя его сжиматься и комом стоять в горле. — Иди. Чужая хватка на плече пропала. Пальцы, сжимавшие слишком сильно, наконец, разжались. Нацухи, бездумно продолжая идти, только через пару шагов поняла, что её похититель, её надзиратель, остался позади. Он остался стоять и сказал ей идти. — Зачем? — Этот вопрос она повторяла раз за разом, но только сейчас произнесла вслух. Она застыла на месте. Сердце ухнуло вниз, прорываясь через другие органы и принося почти ощутимую, физическую боль. И страх подступал всё выше к горлу, лишая возможности дышать. — Иди. Или я заставлю тебя бежать. Ты ведь помнишь… Тёмная Материя не поможет тебе против меня. Я знаю, на что ты способна. — Микк достал из кармана пачку сигарет и коробок спичек. Резкое движение, и сигарета привычно начинает тлеть, сверкая красным в уже почти родной темноте. Такая знакомая картина. Темари сделала шаг назад. — Иди. — Ты будешь преследовать меня? Это какая-то игра для тебя? Ты убьёшь меня? Она была готова услышать ответ. Готова. Но не готова была к улыбке и жёлтым глазам, в которых застыл лёд. — Чудик, я уже всё сказал. Ты должна была внимательнее слушать. И она послушно пошла, заставив себя повернуться спиной к Ною. Удара не последовало. Не ударили её и позже, пока она тревожно вслушивалась, напряжённая, будто оголённый нерв. Она была готова взорваться в любой момент, но ничего не происходило. И это сводило с ума. Мир вокруг должен был взорваться. Из земли, из воздуха, хоть откуда-нибудь должны появиться Акума, чтобы превратить этот хрупкий момент нервозного спокойствия в Ад. Но ни ожидаемого щелчка пушек, ни смеха, ни хотя бы слов… Ничего. Тики. Что ж ты наделал, Тики? Темари крутила головой по сторонам, пытаясь увидеть его, хотя знала, чувствовала, что его нет рядом. Такой привычный ей Тики, с извечной сигаретой, одетый в аккуратный, дорогой костюм, джентльмен, который скрывает свою истинную, жестокую сущность за всей этой мишурой. Он был верен Графу. И он сказал ей идти. Тики, который сначала просто дурачился, принимая её взбрыки и выслушивая все её бредни. А когда петля на шее стала затягиваться и стало не до шуток, он стал тем, кто осторожно поддерживал, успокаивал и просто неизменно был рядом, пусть даже просто выполняя задание. Он сказал ей идти и не пошёл следом. Почему? Почему?! — Почему, чёрт возьми?.. — Нацухи с трудом выдохнула. В голове крутились слова Вайзли, в которые так сильно хотелось верить, но на которые Темари готова была ответить отрицательно. И что теперь выходит? Она в смятении, ничего не понимает. Что же чувствовал он сам? Почему он так мрачно смотрел вперед, сжимая её плечо так, что рука почти онемела, но продолжал тащить её всё дальше и дальше? Почему он оставил её одну? Что это за проверка такая? Её придумал Тысячелетний? Может Вайзли? Нет. Не похоже. Небо на востоке начало светлеть. Она шла без остановки весь остаток ночи. Должно же было произойти хоть что-то. Что-то должно случиться. Хруст веток где-то вдалеке. Не зверь. Человек. Злость. Злость на всё, на всех, наполнила Нацухи, и она рванулась к источнику звука. Напряжение, скопившиеся в ней, искало выход. Убьёт, она убьёт любого, кто бы это ни был. Тело, до этого едва способное продолжать движение, наполнилось силой, но взамен вновь разрывая грудь очередным приступом кашля. Зажимая рот ладонью, Темари набросилась на человека, сбивая его с ног. Привязанные к дереву лошади резко шарахнулись в сторону, отвлекая девушку на долю секунды. Она их даже не заметила, сосредоточенная, взвинченная до предела. — З-здорова, — едва прохрипел смутно знакомый голос. Нацухи сжала горячее горло второй, окровавленной рукой. Нездоровая улыбка растянула её губы, обнажая окрашенные алым зубы, пока взгляд лихорадочно метался от слегка напряжённого лица, к фыркающим лошадям, а затем покрытым мхом деревьям. — Мэтт? Меньше всего она ожидала увидеть его здесь. Она видела его в последний раз будто в прошлой жизни. Хотя почти так оно и было. Девушка практически окаменела, продолжая держать парня за шею и не давая подняться. — Что ты здесь делаешь? — Она впилась взглядом в его глаза. Слишком честные и спокойные. Он был предателем Ордена. Он ненавидел Ноев, но делился с ними информацией. Теперь она была не такой наивной, не такой доверчивой. Как так могло быть, что именно тот человек, который виделся с Алисой, который так удачно встретился ей, Темари, в особняке Ноев, окажется сейчас здесь, когда Тики отпустил её. Догадка поразила Темари будто удар молнии. Несмотря на своё положение, Фрэймен хрипло рассмеялся: — Смотрю, ты всё поняла. Мне кое-кто сказал, что ты придёшь. Кто бы это мог быть, а? — Нацухи надавила сильнее, и Мэтт похлопал ей по ладони. — Завязывай. Харэ. Я… Да, чёрт, сказать не могу. — Ты слишком многословен для того, кто едва может дышать. — Немного помедлив, Темари разжала дрожащие пальцы и поднялась, сразу с опаской отходя на пару шагов. Она потерянно уставилась на лошадей. Две. Для этого прохвоста, и для… неё? — А ты очень нежная. — Фрэймен потёр горло, а потом отряхнул одежду, бормоча себе под нос ругательства. — Все вы нежные. Что одна, что другая. — Продолжая ворчать, он направился к лошадям. Успокоив что одну, что вторую, он подошёл и вручил Нацухи поводья. — Короче, я буду очень рад поболтать, но позже. У нас с тобой обширная развлекательная программа, и надо бы уложиться в срок. Пока что садись на лошадь и поехали. — Почему я должна с тобой ехать? — Ей хотелось поехать, не возвращаться же назад. Тем более, если это Тики прислал сюда Мэтта, значит он ей поможет. Поможет сбежать? Она с трудом могла это осознать, но заставляла себя думать. Как ещё всё это можно понять? — Лично я думаю, что, наверное, чтобы тебя дальше не пытали эти Ноевские отродья? — Мэтт уставился на неё, как на дуру, а потом покашлял, потирая горло. — Но на такой случай мне просили сказать тебе одну хрень. Он решил, что нужно поступить так. Вот. Остальную часть озвучу позже. Ноги в руки и села на лошадь.***
Напряжение скапливалось в лёгких тяжелым газом, вытесняющим кислород. Каждый вдох и выдох был вымученным, механическим. Темари стискивала собственные плечи, беспокойно бегая глазами по тёмной, сырой комнате. Это вновь был заброшенный, разваливающийся дом на окраине. Вновь покосившаяся трухлявая дверь, заколоченные окна, холодные деревянные стены. Крысы. Запах сигарет и сырости. Будто Нацухи вновь очнулась после того, как чуть не убила Алису. Будто вновь Тики будет её выхаживать, а потом… а потом отдаст Графу. Темари беспокойно выхватила из темноты суетящегося над сумками Мэтта. Не Тики. Они сбежали. Фрэймен заставил лошадей нестись галопом сквозь чащу, прорываясь сквозь серую дымку утреннего тумана. Мэтт не боялся, что они запнутся о поросший мхом и засыпанный листьями ствол дерева или же сорвутся в овраг, без жалости подхлёстывая лошадь, пока она не начинала громко хрипеть, а шея и бока не покрылись потом. На дорогу беглецы почти вылетели, резко переводя лошадей на шаг. Те, взмыленные, задыхающиеся, едва волочили дрожащие ноги. Они очень напоминали Нацухи саму себя, когда нервная дрожь ни на мгновение не оставляла её. Это был идеальный момент для нападения. Темари изъедало изнутри чувство тревоги, паранойя, что ничего не кончено. Она не выбралась, всё ещё гниёт в холодной комнате в ожидании Тысячелетнего, свернувшись в клубок. Или что это злая шутка, чтобы сломать, вырвать надежду, искалечить с особо изощренностью. Нацухи бегло осмотрела пустую дорогу, ведущую будто в никуда. И никого не было. — Похоже, путь пока чист. Ну мы и везунчики! — Казалось, крик оповестил об этом всю округу, и у Темари зачесались кулаки заткнуть чужой рот. — Надеюсь, нас не настигнет какая-то херабора… Нацухи промолчала, с трудом поборов желание свернуть чужую шею. Это было настолько искреннее и сильное желание, что внутренне Темари задрожала, боясь саму себя. Она понимала, что сильнее, что она превосходит слабого человека без Тёмной материи или Чистой Силы и… и это было страшно. Это неправильное, чуждое ей чувство. Всё это время страх, отчаяние и давление Гнева Ноя точили саму её суть, её личность, стирали в ней всё человеческое. Самое страшное это не отнять жизнь. Самое страшное – потерять себя. Темари стало дурно, тело лихорадило, и она обхватила себя руками, покачиваясь в седле, что никак не было связано с движением лошади. Фрэймен смерил Нацухи долгим, настороженным взглядом. Мягкие черты смазливого лица заострились, вмиг состарив парня лет на десять. — Накинь плащ, твои вещи в седельной сумке. Скоро доберёмся до нашей первой остановки. И он отвернулся, не проронив ни слова всю оставшуюся дорогу. И вот они здесь. Она здесь. Неспешно бродит по комнатам, пытаясь отделаться от острого, выворачивающего её наизнанку ощущения дежавю. Хотелось выблевать визгливый смех, истерику, побиться головой о стену. Если всё это просто шутка… Если её не отпустили… Если дали надежду на спасение, чтобы окончательно уничтожить, то лучше сразу вскрыться здесь и сейчас. Чиркнула спичка. Вспышка света. Темари резко повернула голову. Сердце застыло в груди, а потом продолжило биться, теперь бешено колотясь, как в припадке или истерике. Это всё ещё Мэтт. Не Тики. Она ещё не сходит с ума. Ей просто померещилось... Парень прикурил сигарету от свечи и вытянул огромный мешок из завалившегося на бок шкафа. Очевидно, Фрэймен подготовился заранее, у него был какой-то план. Но если он посмел обмануть, его она вскроет первого. В ногах будет, как гад, ползать! Темари остановилась в дверном проёме, руки сжались в кулаки. — Чёрт, напугала! — Фрэймен схватился за грудь, уловив боковым зрением горящий взгляд янтарных глаз. Темари будто очнулась. Она даже не заметила, как её захватила ярость за даже не совершённое предательство. Её испуганный взгляд выхватил влажные края ворота и тёмные отметины её пальцев на шее. Кровь Мэтт педантично смыл, но кровоподтёк исчезнет не скоро. — Ты обещал, что всё объяснишь. — Голос дрожал. Она чувствовала вину за нападение и страх. Насколько же легко ей было причинять другим людям вред. Но вместе с тем на периферии сознания мелькало ощущение превосходства, силы, власти… Диссонанс между двумя разными состояниями вызывал дискомфорт, тревогу в и без того сложный, выматывающий момент. Темари была уже хронически уставшей. Она горела. Пожар страха, отчаяния и боли сжёг её дотла, оставив тлеющие угли. Сколько её мучили? Сколько пытали? Как долго она не видела ничего, кроме горящих жёлтых глаз и собственной крови? Хотелось кричать. Надрывно, задыхаясь, срывая голос. Смеяться и рыдать, стуча кулаком по полу. Но Нацухи заламывала руки за спиной, контролировала почти каждое своё движение, и только губы дрожали, сдерживая дикий, нервный оскал. Парень дёрнул головой, отвлекаясь от мешка, но не забывая пихнуть себе в карман пальто пачку сигарет. Мэтт больше не выглядел напуганным, даже наоборот — казался тем, кто контролирует всю ситуацию. У Темари чесались кулаки выбить из него всю его самоуверенность. Она сопротивлялась этому, принимаясь мысленно считать от тысячи до одного. Это не слишком успокаивало, не убирало тревожность, но чуть приглушало навязчивый шепот. — Разумеется. — Фрэймен выпрямился, делая глубокую затяжку. — Но я бы хотел начать с того, почему я помогаю тебе. Понимаешь, для нашей развлекательной программы очень важно, чтобы ты не убила меня ненароком. Ar aontaigh tú? Пардон. — Он скривил лицо и неловко потёр шею. Похоже, она ощутимо болела. — Мне довольно ясно дали понять, что ты себя не очень-то контролируешь. Насколько всё херово? Нацухи напряглась. Привкус крови во рту будто стократно усилился. Лицо Алисы встало перед глазами. В тот раз её остановил Тики, кто остановит её в этот раз? Она слабо представляла, как будет контролировать себя; то, что Фрэймен ещё жив – уже прогресс. Но как Орден примет её обратно с распростёртыми объятьями, когда она была виновата в убийствах Искателей, а потом сделала контрольный выстрел себе в голову, напав на Алису и Канду? От этих мыслей ей всё сильнее хотелось расплакаться навзрыд. Если бы только она могла расслабиться, выдохнуть, позволить себе эту истерику… Нельзя. Не сейчас. — Встреча с экзорцистами вряд ли закончится хорошо, — наконец выдавила из себя Темари, скрипя зубами. Даже говорить про них тяжело. Волна горячей, пьянящей злобы прокатилась от самых кончиков пальцев до макушки, сладкой истомой разливаясь в груди. Нацухи закашлялась, оставив несколько брызг крови на ладони. Вся сущность Ноя в ней отвергала саму мысль об объединении с экзорцистами. Что же ей делать… Фрэймен даже не попытался сделать вид, что не смотрит. Мышцы на лице Мэтта едва заметно дрогнули, мысли были где-то далеко от этой комнаты и состояния собеседницы. Однако, очнувшись, парень заставил себя улыбнуться и изобразить бурную деятельность. — Звучит оптимистично. Мне нравится твоя уверенность в своих силах. Что ж… Буду иметь ввиду. — Его губы растянулись в раздражающей улыбке. — Теперь обратно к основной теме. Почему я помогаю тебе? Что ж, тут всё просто: я хочу жить. Находиться рядом с Ноями мне ой как не понравилось, так что ты мой билет к свободе. Как только мы выполним наш план, я испарюсь, — Мэтт, не выпуская сигарету изо рта, вновь присел и запустил руку в мешок, доставая из него стопки полотенец и одежды. Темари слушала и отвлеченно думала о том, что Тики никогда не говорил с ней с сигаретой в зубах. — Нои и Орден фанатичны, мне проще работать с более… приземлёнными людьми. — Так что за план? Мэтт изобразил умиление и смахнул несуществующую слезинку. — Вы трое такие милые… Всей дружной командой пытаетесь мыслить рационально. Такие умные девочки! — Темари резко напряглась, чувствуя бешенство от осознания, что этот мерзкий слизняк явно говорит об Алисе и Ане, Мэтт же явно сканировал реакцию, делая в своей голове пометки. — Прости, милая, но я пока не могу всё рассказать. Но послушай меня: ты действительно пережила страшное дерьмо, от которого здоровые мужики волком воют. Но ради себя, своих подруг и... не знаю... ради меня, тебе надо собраться и если не пережить это, то хотя бы закопать всю боль так глубоко, как сможешь. Мы будем двигаться быстро, времени на отдых и препирательства не будет. Ты должна будешь довериться мне. Темари так устала сомневаться, бояться, что хотелось просто повиноваться чужой воле. Только верить было страшнее, чем провалиться в ад. — И почему я должна тебе верить? Вопрос сорвался с языка просто, не было сил терпеть и прокручивать его в миллионный раз своей голове. — Ты не должна. Да кто я такой? — Мэтт экспрессивно взмахнул рукой с тлеющим бычком сигареты. — Какой-то мутный тип, который за здравую душу спиздил пару сковородок у Ноев! Ты меня не знаешь. А любая мама учит своих детей не доверять незнакомцам. Однако, — парень выпустил в последний раз дым сигареты, встал, уронив почти потухший бычок и затушил его мыском ботинка, — у тебя нет выбора. Единственный путь к спасению — идти за мной. А для начала было бы неплохо умыться. А то ты словно в крови девственниц искупалась, так сказать, привлекаешь внимание. В ванне уже есть необходимый минимум. Знаешь, Акумы довольно тупые, можно было бы проскочить мимо, но так как ты теперь что-то вроде Ноя, они будут чувствовать тебя. К тому же не одни только Акумы трудятся как пчёлки ради Тысячелетнего. — То есть ты мой золотой билет в счастливую жизнь? Всё закончится так просто? Мэтт невесело усмехнулся. — Если бы всё было так просто… Помни, ты всё ещё человек. Ты сбежала. Но нихера ещё не закончилось. Темари не хотела позволять себе покорно кивать болванчиком, но сил препираться просто не было. Только принять свежие полотенца, прошептав едва слышимое «Я поняла». — У тебя полчаса, а потом мы едем.***
Вокзал был переполнен людьми. От гула голосов звенело в ушах. От мешанины запахов в первые мгновения Нацухи едва не стошнило. Рябило в глазах, когда дамы в пышных платьях расхаживали по перрону, кто спеша на поезд, кто от него. Мэтт рядом уверенно пробирался сквозь столпотворение, изредка оборачиваясь, чтобы проверить, не отстала ли от него едва переставляющая ноги Темари. Она с трудом могла выносить всё это, с трудом могла не то что идти, а дышать. Бесконечный людской поток давил, накинул удавку на шею и тянул, предвкушая предсмертные хрипы. Никто не обращал на них внимания, но Нацухи будто запихнули под лупу. Девушка вдавливала руки в карманы, вжимая шею в плечи, пытаясь спрятаться от несуществующих взглядов. Как и говорил Мэтт, последние несколько дней прошли в безостановочном движении. Они всё время куда-то ехали, не задерживаясь нигде дольше, чем на пару часов. Других людей Темари видела разве что издалека и мельком. Сопровождавший же её Мэтт практически не разговаривал, и долгие часы дороги, и бессонные ночи, которые они тоже делили на двоих, проходили в постоянных размышлениях. Акума ещё ни разу не напали, будто их и не существовало. Ожидание стало синонимом пытки. Расслабиться и отдохнуть не получалось, и копящаяся тревога находила выход различными способами, которые сложно было предугадать или остановить. В приступах бесконтрольной паники Нацухи не раз вскакивала с места, её колотило и знобило от страха, а потом начинался удушливый кашель. Руки, одежда, пол, всё было в крови, а Темари, разбитая, выжженная, даже не плакала. Мэтт уговаривал поспать, исправно находя сменную одежду и отделываясь от сочувствующих. Злость накатывала реже и была не такой разрушающей, но куда более выматывающей. Самоконтроль давался мучительно, оставаясь цветными разводами у неё на запястьях и предплечьях. И потом долгие часы молчания, пока девушка убеждала себя, что всё получится. Нужно лишь потерпеть. Всё это не давало ей спать. А еда почти всегда вызывала лишь тошноту. Впрочем, это было не ново. Нацухи ощущала себя выжатой, будто тряпка, которой долго мыли полы, а теперь вдруг решили постирать и разложить на столе в качестве скатерти. Так нелепо. Каждый новый день едва ли был похож на настоящий. Имитация, фикция. С трудом удавалось радоваться хоть чему-то светлому и доброму, поддерживающем в ней веру в благоприятный исход. Даже оказавшись вне стен своей темницы, без Тики, Вайзли или кого-либо из Ноев поблизости, она не чувствовала, что сбежала. Мэтт же не спешил выступать в качестве её моральной поддержки, прекрасно понимая, как отреагирует Нацухи. Кажется, он и сам нуждался в помощи. Поддерживало в ней слабую веру только то, что её всё ещё не поймали. Каждый новый день, каким бы он ни был, но за пределами особняка Ноев — день, который приближает её к подругам. К Алисе. К Ане. И в это стоило верить. Надеяться. Ради этого стоило идти. Просто идти. Фрэймен жестом фокусника пригласил её к стойке с телефонным аппаратом. Его внезапная манерность едва ли смогла сразу вывести Темари из её мыслей, так что парень для надёжности ещё и пальцами у неё перед лицом пощёлкал. — Мы пришли. — Ты объяснишь, зачем мы здесь? — Разумеется. — Мэтт аккуратно приобнял за плечи, оглядываясь по сторонам и принимаясь говорить тихим, но уверенным тоном: — Сейчас ты позвонишь своим подругам. — Он перехватил её руку, не лишившись собственной конечности, только потому что Нацухи не была готова к его словам. — Ты позвонишь им и кратко скажешь где ты. Попросишь о помощи. Она ведь нам очень нужна. — Он заглянул в её глаза, будто не страшась промелькнувшего за только-только вернувшимся серым насыщенного янтаря. — После этого разговора я расскажу тебе всё. А сейчас ты должна звучать очень взволнованно.