***
Рэт весело прыгал по канатам, один за другим зажигая огни в светильниках на корабле, и уже скоро «Хелиос» осветился ярким светом. Однако, несмотря на яркую демонстрацию своей извечной беззаботности, в голове его в тот момент царили далеко не самые весёлые мысли. Всякий раз, когда они оказывались в Ремано по делам, то непременно заглядывали «на огонёк» к семье Рэта, которой в своё время принц Мидас не просто помог перебраться из одной из многочисленных захолустных деревушек Партевии в столицу процветающей Империи Рем, но и дал возможность обосноваться там. Сам Крыса терпеть не мог эти визиты, но ни в коем случае не потому, что недолюбливал своих родных отца и сестёр, а из-за того, что слишком хорошо знал, чем всё это может закончиться. А заканчивались эти визиты всегда одинаково – радушным гостеприимством его отца… и упорными попытками четырёх его сестёр уложить юного принца Мидаса на лопатки. Как бы странно это ни звучало, происходило это безобразие не просто с полного одобрения их отца, но и при его активном потворстве. «Да пусть хоть все разом с этим парнишкой шашни крутить начнут, лишь бы польза от этого какая-то была. Уж лучше раз в полгода или в год побыть «портовой женой» вот такого вот моряка, чем выйти замуж за одного из тех простаков, которые вечно ошиваются возле твоих сестёр, чтобы потом до конца своих дней едва концы с концами сводить. А даже если детей вдруг от этого твоего Маревара нарожают, так я даже буду рад! Всё-таки родные внуки, да и вообще… Знавал я на своём веку таких людей – жалостливых да благородных. Такие на произвол судьбы свою «даму сердца» не бросят, тем более с ребёнком. А у этого мальца явно кое-какие средства за душой имеются, у меня нюх на такие вещи, так что… голодать наши девчонки с таким ухажёром точно не будут, коли сами свой шанс не упустят» – более чем исчерпывающе ответил тогда ещё новоиспечённый владелец таверны своему единственному сыну, когда тот прямо задал ему вопрос. От тех отцовских слов Рэту стало не по себе. В каком-то смысле он прекрасно понимал Фаххама, ведь тот не пытался торговать своими детьми, а лишь желал им всем как можно лучше устроиться в этой жизни, как любой нормальный родитель, но в то же время становилось стыдно от одной лишь мысли о том, что этого благополучия мужчина рассчитывал добиться за счёт человека, который и без того помог их семье не на одну жизнь вперёд. Был ли этот парнишка достоин такого к себе отношения в ответ на проявленную к семье Рэта доброту? Раньше бы Крыса на это ответил, что прежде всего важно благополучие родных, за ним – собственная шкура, а там уж и всё остальное, если на это ещё останутся хоть какие-то крупицы сил и желания, но сейчас… Что бы он сказал сейчас, когда не только капитан, но и вся команда «Хелиоса» успела стать для него чем-то вроде той же семьи, члены которой могут время от времени ссориться между собой, но кому-то чужому в обиду друг друга ни за что не дадут? Кроме самого Рэта, в сложившейся ситуации всё устраивало всех. Нарейн то ли в силу юного возраста и сопутствующей ему неопытности в делах сердечных, то ли из банальной вредности в упор не замечал многочисленных попыток сразу четырёх девушек его соблазнить. С отцом всё было предельно ясно, а вот что касается сестёр… Всякий раз, когда Рэт ненавязчиво, как казалось ему самому, интересовался у своих горячо любимых родственниц, не подыскали ли они себе женихов, те отвечали весьма неоднозначно: старшие в основном отшучивались и не давали никакого конкретного ответа, а вот самая младшая… Что касается самой младшей сестры, то от неё Рэту и по голове прилететь могло – совсем не смертельно и почти даже не больно, но до чёртиков обидно. Но зато отвечала младшенькая куда охотней и чётче старших, говоря, что им без надобности искать женихов, когда более чем достойный кандидат у них уже есть, пусть и один на всех, тем самым едва ли не в точности повторяя слова их отца. Думая обо всём этом, молодой мужчина мог позволить себе порадоваться лишь одной-единственной вещи – в этот раз капитан не стал использовать свои силы, чтобы сразу перенести их к конечной точке путешествия. Так у него появлялся какой-никакой шанс хотя бы морально подготовиться к встрече со своими родственниками.***
Запершись в капитанской каюте, вот уже не первый час в своей постели ворочался тринадцатилетний мальчишка. Он решительно не понимал, что с ним происходит. После завершения всей этой сомнительной истории с Подземельем он и его команда благополучно вернулись в поселение, где молодого капитана тут же с завидным упорством принялись приводить в надлежащую форму. Нельзя было сказать, что сам Нарейн был против такой заботы, но он о ней и не просил – скорее, просто не стал сопротивляться, когда кто-то другой решил за него, что он нуждается в помощи. Он никак не мог вспомнить, сколько и чего тогда съел и выпил. Возможно, из-за того, что в какой-то момент просто перестал следить, хоть поначалу и пытался это делать. Затем, переговорив со старостой, они вернулись на «Хелиос», где Нарейн отдал своим людям распоряжение касательно дальнейшего курса их корабля, после чего поспешно удалился в свою каюту, заявив, что всё, в чём он сейчас нуждается, это отдых и уединение. Едва его голова коснулась мягкой подушки, как Нарейн тут же провалился в сон. Сколько точно времени прошло до того момента, когда он вновь открыл глаза, Маревар ни за что не смог бы сказать. Всё, что он знал наверняка, это то, что случилось это уже глубоким вечером и как-то уж слишком внезапно. Теперь же он по какой-то причине боялся уснуть вновь, словно в мире снов его поджидали отнюдь не грёзы, а самые настоящие кошмары, которые оказались столь ужасны, что даже собственное сознание отказывалось воспроизводить их в памяти. Дабы хоть как-то отвлечься от скверного чувства, гложущего его нутро, молодой капитан решил ещё раз обдумать примерный план дальнейших действий. Первым делом требовалось разрешить вопрос с оставшимися детьми. Было немного странно называть их так, особенно если не упускать из внимания тот факт, что все оставшиеся на их корабле сироты были старше капитана, однако сам Нарейн так не считал – в отличие от него, все они сейчас остро нуждались в покровительстве кого-то, кто мог не просто защитить или обеспечить материальными благами, но и помог бы определить их дальнейшую судьбу, раз уж сами они сделать это оказались не способны. Если бы нашёлся в этом мире хоть один человек, который заявил бы, что Нарейн занимается всей этой «благотворительностью» только потому, что привык получать некое извращённое удовольствие от чужой благодарности и даже зависимости от него, то поверг бы этим заявлением самого Маревара в настоящий шок, если не ужас. О каком вообще удовольствии могла идти речь? Для него это было сродни обычному моральному удовлетворению, возникающему всякий раз после того, как честно исполнишь свой долг. И он правда считал своим долгом помочь нуждающемуся, если это было в его силах и не причиняло вред кому-то другому. И сейчас он искренне надеялся, что и эта его затея не станет ни для кого из его подопечных новым подобием рабства. Человека, которому он собирался доверить дальнейшую заботу об этих детях, ни при каких условиях нельзя было назвать честным – в конце концов, он состоял в сговоре с пиратами, которые по его же наводке устраняли его конкурентов и поставляли отнятый у них товар. Также нельзя было отрицать, что Клеос в самом прямом смысле этого слова был истинным торговцем, который искал выгоду во всём и ни за что бы даже пальцем не пошевелил, если бы таковой не предвиделось. Впрочем, и Нарейн к нему сейчас направлялся не с пустыми руками и такими же обещаниями… но это уже немного иной вопрос. А ещё, как ни странно, Клеос умел от начала и до конца соблюдать договорённости, которые заключал. Вот насколько противоречивым был человек, с которым Нарейну приходилось иметь дело вот уже не первый год. Не самое приятное сотрудничество в его жизни, но и не самое ужасное, за что уже следовало бы сказать спасибо. Но, разумеется, вслух Нарейн Клеосу этого точно никогда не скажет. Ещё не помешает проявить осторожность во время визита к семье Рэта. Нет, сами по себе что Фаххам, что его дочери были очень хорошими людьми, если бы не одно маленькое «но»… Нарейн не был ни глупцом, ни совсем маленьким ребёнком, и поэтому довольно быстро понял, чего те на самом деле от него хотят и какая опасность для него, как для юноши, кроется за всеми этими кокетливыми улыбками, тёплыми объятиями и чрезмерной услужливостью. Возможно, был бы он чуть старше, хотя бы на пару-тройку лет, не преминул бы воспользоваться таким гостеприимством, однако сейчас такое поведение лишь смущало его и даже чуточку пугало. Ну, не был он готов к «серьёзным отношениям», больше тут нечего сказать, а потому приходилось усердно изображать из себя святую наивность и научиться вовремя ускользать из чужой цепкой хватки, дабы не оказаться преждевременно и насильственно обесчещенным. И самым обидным в этой ситуации было то, что надеяться приходилось только на себя, а в случае чего даже пожаловаться было бы некому – стыдно ведь… И в то же время очень уж не хотелось получить по голове или по другому причинному месту от Фаххама, если тот вдруг решит, что Нарейн покушается на честь его дочерей. В том, что бывший разбойник, а ныне добропорядочный хозяин таверны способен на это, Нарейн нисколько не сомневался, особенно после того, как однажды воочию увидел полыхающие яростью глаза мужчины, когда тот едва не сломал руку одному из посетителей, который имел наглость не просто во всеуслышание восхвалять формы одной из дочерей Фаххама, но и попытался её облапать. И Нарейн совершенно не хотел представлять, какую расправу над ним может учинить оскорблённый отец, если вдруг однажды застанет в постели с кем-то из своих дочерей. Почти наверняка мальчишка даже слова в своё оправдание сказать не успеет, а если ещё вспомнить о том, что Фаххам был ещё довольно бодрым и сильным для своих сорока пяти лет коренастым мужчиной, Нарейн и после сказать уже ничего не сможет, если тот его хотя бы одним точным ударом «приласкает». Не столь важно, как дело обстоит на самом деле, куда важнее то, как всё выглядит со стороны – одна из нехитрых истин, которые Нарейн успел познать за свою недолгую жизнь. И последнее в списке, но не по значению дело – необходимо было найти способ обезопасить Тортугу от повторного вторжения незваных и опасных гостей. В этот раз им ещё повезло, что обошлось без жертв, но кто знает, как всё может обернуться, если кто-то из Аль-Сармен вновь решит нанести визит? А если в этот момент ещё и Нарейна рядом не окажется? Едва подумав об этом, юный мореплаватель чётко решил для себя, что совершенно не хочет знать, насколько у этих скверных личностей богатая фантазия. А он ведь не мог безвылазно сидеть на острове, чтобы иметь возможность вовремя дать недоброжелателям отпор, а даже если и мог бы, то не факт, что действительно бы дал. Он ведь не всесильный волшебник, чтобы противостоять… — Волшебник! – воскликнул Нарейн, подскочив на месте так резко, что закружилась голова. – И как только я сразу об этом не подумал?.. Всего одно слово, и в памяти сразу же всплыл магический защитный купол, который он видел в Синдрии. Может, получится создать такой же и над Тортугой? Как уже говорилось ранее, сам Нарейн магией не владел, а потому знаниями в этой области обладал до смешного малыми и обрывочными, из чего сам собой напрашивался один вполне логичный вывод: необходимо обратиться за помощью к сильному волшебнику, а таковых на примете у Маревара было всего трое – Киран, Аладдин и Ямурайха. Первый наверняка согласился бы оказать услугу своему лучшему другу, но не факт, что обладал нужными для этого знаниями, второй вообще неизвестно где сейчас находится, третья же наверняка знала, как устанавливать такие барьеры, но если и помогла бы Нарейну, то только с подачи своего короля. А для этого необходимо было вернуться в Синдрию и разъяснить сложившуюся ситуацию. Тем самым признав, что не только нуждаешься в помощи, но и что перед этим умудрился попасть в реально опасную для жизни ситуацию. Тем самым дав повод если не запереть себя в одной из многочисленных комнат замка без права на выход, то как минимум приставить телохранителя. Который наверняка ещё и о каждом его шаге будет докладывать своему начальству в лице короля или кого-то из генералов… — Чёрта с два!***
— Наконец-то ты решил нас навестить! Я так соскучилась по тебе!.. — Надеюсь, ты привёз с собой пару-тройку интересных историй, а то без тебя здесь бывает так скучно, что на стену хочется лезть… — И то правда! Может, в следующий раз возьмёшь нас с собой? Обещаю, мы с девочками не займём много места! — Да что вы все накинулись на него, словно стервятницы?! Ему бы отдохнуть после наверняка долгого пути, а вы тут под ногами путаетесь!.. Вот такой тёплый приём ожидал Нарейна, как только он и его команда переступили порог хорошо знакомого им заведения. Пурпурноволосый успел сделать всего несколько шагов, как был оглушён чьим-то восторженным визгом, а в следующее мгновение оказался буквально зажат в тиски. Со спины, прижимая к своей пышной груди, Нарейна крепко обняла Рауза, по обе стороны его руки обхватили Лала и Ясмин, а всего в двух шагах от них стояла насупившаяся и скрестившая руки на груди Азалия, которая явно была недовольна тем, что сёстры практически не оставили ей места для «манёвра». Едва ли в этом мире нашлось бы много парней, которые не пожелали бы поменяться с Нарейном местами в этот момент. Ах, стройная длинноногая красавица Рауза с искрящимися жизнью чёрными глазами и длинными чёрными волосами, которые любила оставлять распущенными, но из-за своей работы официантки была вынуждена собирать их в высокий хвост. Романтичная по своей натуре, в свои двадцать лет по-прежнему оставалась немного наивной девочкой-мечтательницей и всерьёз грезила о принце, который сделал бы её своей принцессой и увёз подальше от окружающей её серой действительности. И это на самом деле казалось немного странным, ведь именно Рауза была самой старшей дочерью в семье и вторым по старшинству ребёнком после Рэта, который был старше неё всего на три года. Тем не менее, она и правда слыла довольно привлекательной, а потому Нарейн, знавший её ещё и как довольно добрую девушку, которая к тому же умела очень вкусно готовить, был уверен, что она более чем достойна если не принца, то хотя бы просто хорошего человека, способного обеспечить все её нужды. Семнадцатилетние близняшки Лала и Ясмин хоть и имели невероятное внешнее сходство, по характеру были словно небо и земля. Хохотушка и болтушка Лала с парой фривольных длинных хвостиков на чернявой голове своей неуёмной энергией порой напоминала самый настоящий ураган, готовый смести всё и всех на своём пути. При желании эта девица с лёгкостью могла разговорить кого угодно, о чём Нарейн знал по собственному опыту, поскольку не раз ловил самого себя на том, что уже спустя несколько минут разговора мог начать рассказывать своей собеседнице о том, о чём говорить не очень-то хотелось или же на что изначально попросту не желал тратить время. Единственным, но всё же весьма существенным минусом Лалы, как полагал пурпурноволосый, была её любовь к различного рода сплетням, в особенности романтической направленности. Сам же Нарейн не был охотником до «копания в чужом белье», хоть и не отрицал, что порой это дело даже бывает полезным. Тихая скромница Ясмин, как уже упоминалось, была полной противоположностью Лалы – с трудом вступала в контакт с малознакомыми людьми, большой шумной компании предпочитала уединение и была единственной среди своих сестёр, кто всегда заплетала волосы, причём, опять же, довольно скромно, в пару самых простых длинных косичек. Откровенно говоря, Маревар до сих пор недоумевал, как же могла эта девушка, подобно своим сёстрам, работать официанткой, да ещё и в столь людном месте. Впрочем, даже у неё была своя сильная сторона – наблюдательность. Безусловно, качество весьма и весьма полезное, причём в любых жизненных обстоятельствах. А вот самой младшей из четырёх сестёр, пятнадцатилетней Азалией, всерьёз мог заинтересоваться лишь тот, у кого серьёзные проблемы со слухом и зрением, либо тот, кому по какой-то причине попросту наплевать, кто и что о нём говорит. Причём считал так не абы кто, а сам Фаххам, и главная загвоздка заключалась далеко не во внешности, хоть сама Азалия и была убеждена в обратном. Девушку ни в коем случае нельзя было назвать неказистой или уж тем более страшненькой, поскольку внешне она мало чем отличалась от своих старших сестёр: те же чёрные волосы, пусть и едва достающие до плеч, чёрные глаза, стройная фигура… и шрам на левом глазу. Последнее, пожалуй, было единственной чертой во внешности Азалии, которую можно было бы считать отталкивающей. Воистину пугающим для потенциальных ухажёров был характер этой юной особы. Если говорить коротко – дерзкая и грубоватая, словно самый настоящий мальчишка, в разговоре нередко позволяет себе язвительно уколоть собеседника. Однако самой большой бедой как Азалии, так и всех окружавших её людей всегда была её вспыльчивость – даже свой шрам она получила ещё в детстве, когда ввязалась в неравную потасовку с несколькими мальчишками, которые умудрились её чем-то задеть. Этот же шрам был самым больным местом Азалии, из-за которого она страшно комплексовала – и без того вспыльчивая, она загоралась словно порох, если кто-то вдруг имел неосторожность открыто обратить на него внимание, при этом даже не решаясь высказать своё мнение вслух. Нарейн же не был согласен ни с Фаххамом, ни уж тем более с самой Азалией. По правде говоря, из четырёх сестёр больше всех ему нравилась именно она. На его скромный взгляд, Азалия была вовсе не хамоватой и задиристой, а прямолинейной и умеющей постоять за себя, и не вспыльчивой, а просто очень ранимой. Даже шрам, казалось ему, вовсе не портил её миловидное лицо, а был эдакой изюминкой, о чём Нарейн не преминул сообщить Азалии ещё в самый первый день их знакомства. Удивительно, но после своих слов он тогда не просто не был бит, но и получил в ответ смущённую улыбку и лёгкий румянец на девичьих щеках. В общем, как уже и говорилось ранее, многие парни были бы счастливы оказаться сейчас на месте Нарейна в этом «цветнике». Ещё немного, и из них вполне можно было бы составить полноценный небольшой гарем – всего-то не хватало чуть большего разнообразия во внешнем виде. Увы, последнее, что на данный момент волновало самого Нарейна, это сборища хорошеньких девиц. Едва устроившись в выделенной ему комнате, Нарейн решил не тратить время на отдых и поспешил на встречу с Клеосом в его особняке. Благо, сейчас как раз был самый разгар дня, а не поздний вечер, в противном случае было бы слишком грубо с его стороны вот так брать и заявляться в чужой дом. Впрочем, Нарейн настолько сильно хотел покончить со всем, что даже приличия его вряд ли остановили бы. И уже чуть больше чем через час после своего прибытия в Рем Нарейн находился в кабинете Клеоса и пытался убедить его в успешности своей затеи – сделать из привезённых им ребят гладиаторов. Но то ли звёзды на небе сложились неудачно, то ли Клеос сам по себе сегодня не с той ноги встал, однако соглашаться он не спешил. — Мне понятна твоя озабоченность, мой юный друг, но я не до конца уверен, что могу тебе с этим помочь. – с неким равнодушием в голосе пояснил светловолосый мужчина, как только Нарейн закончил вкратце объяснять сложившуюся ситуацию, опустив при этом кое-какие детали. — Это ещё почему? – тут же спросил Нарейн, слегка нахмурившись и скрестив руки на груди. — Ты же помнишь, что такое инвестиции и риски? – зачем-то уточнил мужчина и, получив в ответ утвердительный кивок, продолжил. – Так вот, обучение гладиаторскому искусству – инвестиция, которая при благоприятном исходе вещей действительно может принести хорошую прибыль… а может и не принести, если вдруг исход окажется не столь благоприятен, как хотелось бы. Откуда мне знать, что твои подопечные действительно так хороши, как ты говоришь? Конечно, прежде ты меня никогда и ни в чём не обманывал, однако ошибиться может каждый. Это, как ты уже понял, риск, который, увы, на данный момент превышает лишь теоретическую прибыль. А я, как ты уже должен был усвоить, не большой любитель рисковать. Нарейн практически и не надеялся, что всё будет так легко. Разумеется, Клеос будет искать выгоды. Но, чтоб собаки его разодрали, почему этот человек отказывается видеть перспективу? — Но ведь несколько лет назад, помнится, ты сам предложил сотрудничество мне, тогда ещё всего лишь оборванцу. Надо полагать, в тот момент твоя нелюбовь к рискам тебя не смущала? — Да, но тогда у тебя, несмотря на твой внешний вид, при себе были вполне реальные деньги… — А сейчас у меня при себе вполне реальные люди! В бойцовской состоятельности которых я успел убедиться на собственной шкуре, чтоб ты знал! Чем больше Нарейн разговаривал с этим человеком, тем явственней ощущал, что ещё немного, и он в самом буквальном смысле этого слова воспламенится праведным гневом и начнёт метать молнии из глаз. И эта мысль стала большим открытием прежде всего для самого Маревара, поскольку ранее он никогда не замечал за собой ничего подобного, тем более в общении с Клеосом, поскольку прекрасно осознавал, что в любых переговорах в первую очередь важна холодная голова, да и в целом вспыльчивым человеком себя никогда не считал. Но, как он уже успел заметить ещё несколько дней назад, с ним начали происходить странные вещи… — Погоди. – внезапно сказал пурпурноволосый, вскинув руку в предупредительном жесте и тем самым на полуслове оборвав Клеоса, уже успевшего приготовить новую порцию аргументов в защиту своей позиции. – Сейчас я выйду отсюда буквально на одну минуту, а как только вернусь, мы продолжим наш разговор с того места, на котором остановились, хорошо? И даже не думай за это время куда-то незаметно улизнуть. У тебя это всё равно не получится, так как выходов в этой комнате всего два – дверь и окно. И если я собираюсь воспользоваться первым, то тебе, соответственно, остаётся лишь второй, однако я сильно сомневаюсь, что твой инстинкт самосохранения позволит им воспользоваться – высоковато будет всё-таки… С этими словами Нарейн спешно покинул кабинет, так и не дав его хозяину сказать ни слова. Клеос задумчиво потёр подбородок, теряясь в догадках, зачем же его «деловому партнёру» понадобилось минутное уединение. Однако все мысли исчезли из его головы, как только за мальчишкой закрылась дверь, и в ту же секунду с другой стороны до ушей мужчины донёсся протяжный громкий крик, от которого всё его тело оцепенело, а по спине пробежала толпа неприятных мурашек. Прозвучало этот так, как будто какой-то отчаянный смельчак ранил страшное чудовище или, как минимум, опасного дикого хищника. Очень скоро дверь кабинета вновь распахнулась, пропуская внутрь Нарейна, который казался абсолютно спокойным и вёл себя так, будто ничего не произошло, тем самым заставляя изрядно понервничать уже своего недавнего собеседника. — Ну? – подал он голос, просто пожав плечами. – Продолжим нашу дискуссию? В воздухе повисло молчание. Пока вернувший себе спокойствие мальчишка с непроницаемым лицом терпеливо ожидал ответа от светловолосого мужчины, тот, в свою очередь, совершенно растерялся и никак не мог подобрать слова. Ему потребовалось некоторое время, чтобы вернуть себе самообладание и, наконец, нарушить тишину. — Знаешь… пока тебя не было, я ещё раз обдумал твои слова и всю ситуацию в целом и пришёл к выводу, что всё же могу взять на себя заботу о твоих подопечных, несмотря на риски и практически безвозмездно. Услышав последние два слова, Нарейн подозрительно прищурился. — Практически, говоришь? — Да, именно так. – поспешно ответил мужчина. – Я полностью возьму на себя все заботы об обучении, а ты взамен окажешь мне одну небольшую, но очень значимую для меня услугу, когда придёт время, и я тебя об этом попрошу. Спешу заверить, что в материальном аспекте тебе это будет стоить ровным счётом ничего. С каждым новым словом подозрение внутри мальчишки всё крепчало и крепчало. Он не понаслышке знал, что порой бесплатное может обойтись куда дороже того, что изначально имело вполне конкретную цену. Клеос не стал пояснять, что конкретно Нарейн должен будет для него сделать в обмен на его согласие возиться с потенциальным пополнением для гладиаторской арены, уточнив лишь, что и убивать для этого никого не придётся. Уже одна только атмосфера таинственности была весомым поводом отказаться от этой авантюры, но в то же время Нарейн отчётливо понимал, что по сути иного выбора, кроме как согласиться, у него всё равно нет.