***
Полдень. По базару между прилавками со всевозможными товарами туда-сюда сновали люди, пытавшиеся что-то отыскать. В повседневной суете никто из них не замечал отца с сыном, укрывшихся от палящего солнца и посторонних взглядов под навесом из плотной ткани. Недолго думая, пурпурноволосый мальчишка указал на мужчину, опрометчиво привязавшего свой небольшой кошель к поясу. Пожалуй, добычу легче этой представить было трудно. — А сейчас смотри внимательно и учись. – сказал ему отец, прежде чем раствориться в толпе простых зевак. В какой-то момент Нарейн, к своему величайшему огорчению, потерял отца из вида, но стоило ему взглянуть на человека, на которого ему ранее указал Алим, как уголки его губ взметнулись вверх. Мальчишка видел, как в толпе что-то мелькнуло, момент – и кошель невнимательного мужчины был ловко срезан. Не успел солнцеглазый опомниться, как кто-то дотронулся до его плеча. Какого же было его облегчение, когда он увидел родное, знакомое с детства лицо. Улыбаясь, отец показал Нарейну тот самый кошель. — Ну что ж, Нарейн, теперь ты выбирай мишень. – сказал он, протягивая сыну заточенную медную монету. Мальчишка окинул толпу пристальным взглядом, выискивая подходящую жертву, но как назло никого не приметил. Вдруг его внимание привлёк крик со стороны фруктового прилавка. Кричал толстый лысый мужчина, разодетый, безусловно, в дорогие, но безвкусные тряпки – никак иначе всё это безобразие Нарейн назвать не мог. Торгуясь, он рьяно что-то доказывал торговцу фруктами и абсолютно ничего не замечал вокруг. Этим-то и решил воспользоваться Нарейн. Последний раз взглянув на родителя и поймав его ободряющую улыбку, мальчишка до боли в руке сжал предоставленное отцом нехитрое воровское приспособление и уверенным шагом направился к намеченной цели. Мужичёк по-прежнему ругался с продавцом, вот только бедолага уже не пытался с ним спорить, а просто тяжело вздыхал и возводил глаза к небу. Нарейн не помнил, как срезал кошелёк того крикуна, но в себя он пришёл в тот момент, когда вновь оказался под навесом и, по-глупому улыбаясь, протягивал добычу отцу. Тот хотел что-то сказать, но вдруг до их ушей донёсся чей-то разъяренный крик. Обернувшись, они увидели всё того же толстяка, вот только кричал он теперь не на продавца фруктов, а на полуживую то ли от страха, то ли от голода обезьянку, удерживаемую им на коротком поводке. Решение созрело моментально. Достав из самолично украденного кошелька золотую монету, Нарейн сунул её в карман и, отдав добычу удивлённому Алиму, вновь направился в сторону торгаша. — Эй, благородный господин, за что так над зверушкой своей измываетесь-то? Чем же она так провинилась перед вами? — Твоё какое дело, голодранец?! – зло прошипел мужичок. – Шёл бы ты по своим делам, куда шёл, и к людям приличным не приставал бы, пока плетьми не высекли! Одному Всевышнему известно, каких усилий стоило Нарейну в этот самый момент сдержать себя в руках, не давая воли истинным чувствам и сохраняя образ наивного мальчишки-оборванца. — Вот что, благородный господин, давайте вы мне свою зверушку, а я вам за неё целую монету! — Какую ещё монету? – недоверчиво переспросил пузач. — А вот такую! Нарейн выудил из кармана один золотой и протянул его торговцу. Толстяк тут же схватил предложенную ему монету, попробовал её на зуб, и выражение его лица тут же переменилось. — Настоящий золотой! – удивлённо воскликнул он. – Откуда он у тебя, голодранец? Небось, стащил у кого? — Ну что вы, благородный господин! Я бы никогда! Ходил вот по базару, глядь – монета в пыли валяется. Ну, я её подобрал да в карман сунул. Торгаш искоса поглядел сначала на обезьянку, потом на золотой, а затем и на самого Нарейна. Довольно ухмыльнувшись, он пожал руку мальчишки и, всучив ему едва живую обезьянку, поспешил уйти, боясь, что глупый оборванец передумает и потребует свои деньги назад. Тот же, в свою очередь, тоже поспешил покинуть место сделки, пока теперь уже бывший хозяин его нового приобретения не сунулся в свой карман и не обнаружил пропажу кошелька.***
— Можешь поздравить нашего сына, Хесса! Он сегодня удачное дело провернул, и не одно, а целых два! Несколькими минутами ранее отец с сыном вместе с добычей вернулись домой, и теперь Алим во всех красках расписывал жене успехи их ненаглядного чада, в то время как темноволосая кареглазая женщина внимательно слушала его, не забывая вслух гордиться способностями сына. Сам же Нарейн всё это время тихонько сидел за столом, подкармливал своего нового питомца сладкими финиками и не горел желанием принимать какое-либо участие в разговоре родителей. Он очень гордился собой, ведь первая же его вылазка оказалась весьма удачной, но в то же время боялся огорчить отца, признавшись, что попросту не уследил тогда за его действиями и действовал, что называется, наобум. Гордость гордостью, а расстраивать родителей не хотелось.***
С того памятного для златоглазого мальчишки дня прошло несколько месяцев. Доказав свои способности, Нарейн всё чаще выбирался вместе с отцом «на дело», и даже несколько раз втайне от родителей пробирался в дома власть имущих. Всякий раз, когда рядом не было ни отца, ни матери, Нарейну в его «тёмных делишках» помогала его обезьянка, которой он дал имя Наби. Что ни говори, а зверёк попался смышлёный, и Нарейну даже не пришлось его особо дрессировать: Наби всё схватывал на лету. Как и в этот раз. Сегодня у них действительно был повод гордиться собой, ведь пурпурноволосый мальчишка держал в руке золотой перстень с крупным рубином, что совсем недавно покоился в шкатулке какого-то богатея. Нарейну не терпелось похвастаться перед родителями своей добычей. Уже предвкушая очередную маленькую победу, он шагнул в дом, но его никто не встречал. Не понимая в чём дело, мальчишка прошёл в соседнюю комнатушку, где и обнаружил своих родителей. Отец, отвернувшись, задумчиво глядел в окно, а чем-то расстроенная мать сидела за столом и молча смотрела ему в спину. — Мама, папа, что-то случилось? – обеспокоенно спросил он. Но прежде, чем родители успели что-либо ответить, снаружи послышался шум и чьи-то голоса. Резко обернувшись, мужчина в два шага приблизился к сыну и посмотрел ему прямо в глаза. — Нарейн, сиди тихо и, что бы ни случилось, ни в коем случае не выходи, ясно? Мальчишка лишь растерянно кивнул, но его отцу хватило и этого. Шаги приближались, и Алим, не теряя ни секунды драгоценного времени, сгрёб сына в охапку, впихнул его в небольшой шкаф и, прикрыв дверцы, заслонил собой. Спустя мгновение в их дом ворвались несколько вооружённых стражников. Испуганная обезьянка прижалась к груди своего хозяина, а он сам, затаив дыхание, наблюдал за тем, как стражники сначала что-то говорят его родителям, а затем уводят их, так и не дав сказать ни единого слова в своё оправдание. Единственное, что удалось расслышать ребёнку: «Вы обвиняетесь в государственной измене».***
На городской площади собралась внушительная толпа. Люди переговаривались между собой в полголоса, пытаясь выяснить, кого и за что приговорили, и никто из этой толпы не замечал пурпурноволосого мальчишку с глазами цвета солнца. Он слышал, как двум людям, мужчине и женщине, зачитывали вне всяких сомнений несправедливое обвинение, а затем оглашали не менее несправедливый приговор. То были его родители. Он знал, что они невиновны. Их попросту оболгали, тем самым подписав смертельный приговор. Он видел, как в лучах заходящего солнца мрачно блеснула холодная сталь клинка палача. Как жаль, что в тот момент у мальчишки не хватило сил даже просто зажмурить глаза…***
Нарейн не помнил, как вместе с Наби вернулся в опустевший дом. Не помнил он и тот момент, когда стал собирать немногочисленные вещи в старую сумку. Отныне здесь его ничто не держит. Вот на глаза ему попалась старая, зачитанная едва ли не до дыр книга. Именно с её помощью Хесса учила сына читать, её же она сама читала ему перед сном. Там было море, которым мальчик грезил с самых ранних лет и о котором знал лишь из рассказов отца да из этой самой книги. Ни секунды не раздумывая, Нарейн сунул книгу в сумку. Не пропадать же ей теперь? Случайно краем глаза он заметил, как в деревянном ящике, сиротливо стоящем в углу хибарки, блеснуло что-то. Под ворохом ненужных старых тряпок мальчишка обнаружил отцовский кинжал и материнский медальон, с которыми Алим и Хесса не расставались никогда. Но почему же они всё-таки сделали это? Неужели и в самом деле предчувствовали свою скорую кончину и решили оставить сыну хоть какое-то наследство в память о себе? Теперь ответ на этот вопрос уже не узнать никогда. Повесив на шею медальон и заткнув за пояс кинжал в кожаных ножнах, Нарейн перекинул лямку сумки через плечо. Наби как можно удобней устроился на плече своего хозяина, а сам он тяжело вздохнул, и вместе они отправились навстречу неизвестности.