Когда сгорает феникс

Темные тучи вновь заволокли небо своими плотными металлическими рядами. Лондон словно притих, застыл от леденящего душу страха перед бурей. Где-то вдали угрожающе грохотало, словно притаившийся дикий зверь угрюмо рычал перед прыжком. Поднялся ветер. Сгибая упругие ветви деревьев и срывая дамские шляпки, он вмиг пронёсся сквозь весь город. Люди поспешно разбегались по домам, боясь промокнуть под предстоящим ливнем. Лишь одна девушка всё так же спокойно сидела на парковой скамейке под раскидистым дубом, а упрямый ветер с силой трепал страницы карманной книжки, которую девушка держала в руках. Однако, как погода ни запугивала жителей Лондона, гроза обошла город стороной. В небе изредка сверкало, гром звучал уже совсем в другом направлении, а ветер последовал за проплывшими мимо тучами, оставляя после себя лишь лёгкое дуновение. На землю упало буквально пару капель, которые только слегка смочили асфальт, наполнив улицу приятным запахом намокшей пыли. Почти сразу выглянуло солнце, и всю улицу словно залило полупрозрачным лимонным соком. В контрасте с ещё темным на западе небом все краски казались в тысячу раз насыщеннее и сочнее. В ярко-зеленой траве блестели крупные прозрачные капли, отбрасывая собственные маленькие радуги на лепестки цветов, посаженных в парковых клумбах. Сентябрь. Еще свежая природа, отдыхая от августовской жары, нежилась во влажной прохладе осени. Гермиона Грейнджер – девушка, сидевшая на скамье, - давно отложила книгу, наслаждаясь невероятным пейзажем. Она любила такую пору: небо, разделенное на две части после дождя, необычайно яркие краски окружающего мира и косые солнечные лучи, предвещающие скорое окончание дня. Гермиона сложила книгу в небольшую сумочку и, вздохнув, поднялась со скамейки. Прошло семь лет со дня окончания войны, но её время от времени всё ещё мучили кошмары. Хотя совсем не это омрачало её ныне мирное существование. После победы Золотое Трио благополучно отучилось последний год в Хогвартсе. Под его конец каждый определился с выбором профессии. Все были счастливы, выпускаясь со школы, но никто из друзей и не могу подозревать, насколько далеко друг от друга их оттолкнёт взрослая жизнь. Гарри, разумеется, пошёл в мракоборцы. Эта работа всегда была сложной и опасной и требовала огромного количества времени и сил. Кроме того, было необходимо выловить всех Пожирателей Смерти, разбежавшихся в разные стороны и спрятавшихся в самых глухих уголках мира. Именно поэтому Поттер был очень загружен работой с самого первого дня службы, редко имел даже ночь для передышки и почти никогда не бывал в Лондоне. Рон пошёл по стопам своего брата Чарли и решил заняться изучением драконов. Весь последний учебный год его можно было встретить со стопкой книг под мышкой с изображенными на обложках крылатыми тварями. Уже тогда он стал всё чаще утыкаться в учебники и отдаляться от друзей. Но Гермиона не судила его: ему нужно было как следует подготовиться к экзаменам. Сейчас Рон, как и его брат, постоянно пропадал в Румынии, где драконов разводят как домашних животных. В Лондоне парень появлялся пару раз в полгода. Сама Гермиона осталась работать в Министерстве в отделе мистера Уизли: она вела протоколы дел о заколдованных маггловских вещах, то и дела появлявшихся из ниоткуда и пугавших бедных людей. Время от времени она сама выезжала по адресам, снимала заклинания с предметов и изменяла магглам память. Однако, выездов она старалась избегать, ибо очень уж много плохого было связанно с заклинанием Обливиэйт. Гермиона так ни разу и не встретила своих родителей после того рокового дня. Специалисты предупредили её, что стирать память куда проще, чем её восстанавливать, и в процессе регенерации воспоминаний могут возникнуть серьёзные трудности. Девушка не стала рисковать. В итоге она осталась одна в душащем сердце одиночестве. Все остальные друзья также были заняты поиском работы, продвижением по карьере или даже заботой о своих уже новых семьях. В Министерстве Гермиона так ни с кем и не сдружилась по-настоящему. Были просто коллеги, с которыми здороваешься, прощаешься, изредка выпиваешь чашечку кофе. На работе бывшая гриффиндорка была столь же ответственной, что и на занятиях в школе: молча трудилась, не отвлекаясь на посторонние дела. Поэтому сотрудники всегда обходили стороной тихую девушку, вечно с головой зарывавшуюся в бумаги. Жила Гермиона в небольшой съёмной квартире почти на самой окраине Лондона. Но жаловаться было не на что: в Министерство она переправлялась через камин, рядом с домом был прекрасный тенистый парк, да и необходимые магазины были в радиусе двух кварталов. И всё, вроде бы, было хорошо. Всё, кроме самой жизни. Подъём, завтрак, летучий порох. Лифт, кабинет, стопки бумаг. Затем перерыв на обед, снова нескончаемый поток желтоватых пергаментов… Чернильные пятна на пальцах, пустые разговоры коллег. Вечер, лифт, квартира, камин. Изредка прогулка по парку с книгой в руках, как сегодня. И так изо дня в день. Совсем не такой себе представляла свою будущую жизнь лучшая ученица школы. Слишком уж пусто, слишком последовательно и однообразно. Словно по уже давно написанному сценарию. И одиноко. До ужаса одиноко. <<POV Гермиона>> Снова задумалась, пока шла домой. Каждый день прокручиваю в голове одни и те же мысли, одни и те же убеждения. И всякий раз твержу себе: «Не раскисай, соберись! Все не так плохо. И, в конце концов, так будет не всегда. Всё ещё тысячу раз так изменится, что будешь скучать по размеренной тихой жизни». И пусть. Лишь бы изменилось хоть что-нибудь, хоть раз! С досадой осознаю, что мне не хватает близких людей. Да хотя б одного! В конце концов мне 25, можно было бы уже и остепениться. Усмехаюсь своим же словам. С Роном тогда так ничего и не вышло. Драконы заменили ему всё на свете. Но я не сужу его и вовсе не злюсь. Всё равно мы остались друзьями. Смеркается. Снова поднимается ветер, продувая тонкое пальто. Невыносимо, когда холодно и внутри, и снаружи. И, главное, ведь некому согреть. Даже моё верное старое пальто не спасает от дрожи. Домой не хочется. Что там? Камин, телевизор, холодильник. Разве что Живоглот ждет меня… Хорошо, что он у меня есть. Кот заметно постарел за последние годы, и с каждым днём я всё сильнее чувствую, насколько он мне дорог. А ведь жизнь животных весьма недолговечна… Но я стараюсь об этом не думать. Подхожу к подъезду. Мистер Уизли настоял на том, чтобы я взяла двухнедельный отпуск. Он аргументировал это моим «бледным лицом» и «нездоровой худобой», что, по моему мнению, вовсе было абсурдом. Сбросила всего пару кило… Но сопротивляться начальнику я не могла и нехотя подписала заявление на отпуск. Что теперь делать – не представляю. Утром я отправила сову с письмами Гарри и Рону в их лондонские дома. Она вернулась через пару часов: письму для Рона так и осталось в одной её лапе, что означало, что хозяев не было дома, а в другой был ответ от Джинни (которая, между прочим, давно вышла замуж за Гарри), что её муж только вернулся из командировки, и сегодня они улетают отдыхать во Францию. Примерно в пятидесяти строчках она извинялась, что не подумала пригласить меня, потому как не знала, что я тоже взяла отпуск. Я бегло прочитала кучу «прости» и «будем писать» и убрала письма в стол. Захожу в квартиру и на автомате снимаю пальто, вешаю его в шкаф, расстёгиваю молнию на сапогах, ставлю сумку на комод. Приходит мурлычущий Живоглот, словно каким-то только ему свойственным светом разряжая обстановку. Сгребаю в охапку тёплый рыжий комок и плюхаюсь на диван. Очередной вечер перед телевизором? Что ж, пусть будет так. Уже окончательно расслабляюсь, смотря на мелькающие картинки на экране. Как вдруг раздаётся настойчивый стук в окно. Стремительно оборачиваюсь. На жестяном карнизе сидит большая белая сова, нетерпеливо барабаня жёлтым клювом по стеклу. В её правой лапе замечаю запечатанный свиток пергамента, а на другой – белую аккуратную повязку со светящимся в сумерках красным крестом. Тут же осознав, кто был отправителем, кидаюсь к окну, со скрипом открываю створку. Сова лишь переступает деревянную раму и протягивает мне письмо. На нём – печать Больницы Святого Мунго. Поспешно разворачивая свиток, успеваю перебрать сотню вариантов: что могло случиться? Неужели кто-то из моих друзей попал в несчастный случай? Первая мысль, промелькнувшая в голове, была о Роне и его опасной работе. Встряхиваю головой, отгоняя свои опасения, словно насекомое. Может, с Гарри и Джинни приключилось несчастье по пути во Францию?.. Нет. Нет, этого ничего не может быть. Фокусирую взгляд на аккуратных завитушках букв. «Уважаемая мисс Гермиона Джин Грейнджер, Прежде всего спешу успокоить вас, что это письмо никак не связано с состоянием ваших родственников и ближайших друзей. Это необходимая мера предосторожности, так как некоторые из получателей падают в обморок при одном только виде неожиданного письма из Больницы. Меня зовут Изабелла Нельсон. Я – главный врач Больницы Святого Мунго. На днях к нам поступил пациент, пострадавший в автомобильной аварии. Его память частично утрачена, и наша привычная терапия оказалась бессильна. Имя пациента: Драко Люциус Малфой…» Невольно кривлюсь. Шутят они, что ли? «…Мы навели справки о его прежней жизни и выяснили, что вы были довольно хорошо знакомы с ним в школьные годы. Это значит, что нам может понадобиться ваше помощь в восстановлении памяти мистера Малфоя. Все детали мы обсудим при личной встрече. Разумеется, если вы согласны помочь…» Точно шутят. «…Вам необходимо указать внизу пергамента ваше непосредственное решение и поставить подпись в указанном месте. Сова сможет улететь, как только получит ответ. Если он является положительным – я буду ожидать вас завтра в 10:00 в главном фойе Больницы. Здоровья и успехов, Администрация Больницы Св.М. И.Нельсон» Моргаю несколько раз, словно ожидая, что пергамент просто исчезнет. Раз за разом перечитываю строчку с указанием имени пациента. Драко Малфой. Драко, мать его, Малфой. Это, вроде, тот самый смазливый Хорёк, который на протяжении всего обучения в Хогвартсе умудрялся портить мне и моим друзьям всё, что только можно? Тот, который называл меня самым мерзким и отвратительным словом? Серьёзно? И они просят меня помочь ему? Это, определённо, чья-то злая шутка. С чего вообще Малфой, как яро ненавидящий магглов, взялся ездить на автомобиле? Невероятно. И почему, чёрт возьми, они написали мне? Мне. Кажется, я вообще последний человек на планете, которого Хорёк хотел бы лицезреть. Как же его верные дружки? Разумеется, те, кто не сидит в Азкабане. Неужели они не смогли помочь? Если так, то нужно ли пытаться мне что-либо сделать? Нет. Серьёзно, это просто розыгрыш. Уверена, кто-нибудь из моих друзей сидит сейчас под мантией-невидимкой и смеётся над моим недоумевающим выражением лица. М-да, «кто-нибудь из друзей»… Будто кому-то есть дело. Мгновенно помрачнев, медленно выдыхаю. Вскидываю голову. Краем глаза замечаю, что сова на самом деле всё ещё сидит на подоконнике и нетерпеливо буравит меня тяжёлым взглядом. Уже совсем темно. А что? Даже если это и чья-нибудь идиотская подколка – плевать! Мне всё равно нечем заняться в ближайшие две недели. Что я теряю? Схожу в Больницу, выясню сама, в конце концов. А там решу, что делать дальше. Однако чуднó всё это… Очень уж чуднó! *** <<POV Драко>> «

Такое-то сентября такого-то года.

Миловидная медсестра в коротеньком халатике каждый день вдалбливает мне, что вести дневниковые записи – это необходимость. Это стимулирует мозговую активность, и некоторые воспоминания могут всплывать из подсознания. Или что-то вроде того. Чертовски умнó, но черта с два это работает. Я уже со второго дня всё чаще раздражаюсь и злюсь по поводу и без. Просто потому, что время неутомимо летит, а я всё еще чувствую себя одноклеточной амёбой без мозгов. Что ещё написать? Я тут, вроде как, уже неделю торчу. На моём искромсанном теле уже всё срослось и затянулось. Удивительно быстро, между прочим. Но я рад. Было бы восхитительно, если бы меня хоть из палаты выпускали время от времени. А то, понимаете ли, лежу тут целыми днями в изоляции, под постоянным присмотром и глотаю кучу этих дерьмовых на вкус «зелий», будто я страдаю не потерей памяти, а эболой. Название смертельного вируса из Африки помню, а имя матери – нет. Потрясающе. Ах да, как выяснилось, она вместе с отцом сидит сейчас в какой-то супер-строгой тюрьме. Почему – мне не объяснили. Миленько так всё складывается. Ещё мне каждый день рассказывают о волшебном мире или как там его. Я не верил сперва. Но затем доктор Нельсон показала мне весьма убедительные фокусы с помощью так называемой «волшебной палочки». У меня на глазах обыкновенная лабораторная мышь превратилась в стеклянную пепельницу. Тут уж хочешь-не хочешь, поверишь. Тем более вид вот этого «колдовства» вызвал у меня ощущение дежавю. После того, как я сказал об этом доктору, фокусы эти стали мне показывать каждый день. Я и сам брал в руки палочку, но ничего не выходило. Ещё ко мне приводили с десяток молодых людей, который тепло и сочувственно смотрели на меня и представлялись близкими друзьями и родственниками. Они рассказывали мне о каких-то событиях, якобы связанных с самим мной. Но мой мозг никак на это не реагировал. Уже после второго посетителя я понял, что всё бесполезно, и эти посещения стали для меня отнюдь не приятны. Будто на мне опыты ставят. Нервничая и огрызаясь, я старался быстрее закончить своё каждое новое знакомство со старыми друзьями. Всё, что мне удалось выяснить за эти семь дней – это то, что я ужасно нетерпелив и вспыльчив. Вот и всё. Фините ля комедия. Врачи говорят, что память обязательно вернётся, нужно только ждать. И по возможности стараться жить нормальной жизнью. Я возмутился, мол, как можно существование в четырёх стенах называть жизнью. На что мне ответили, будто всё это временно, просто я пока весьма подвержен эмоциональным всплескам и стрессам. Как только моё психологическое состояние нормализуется, я буду свободен, как ветер. Но, опять-таки, как оно может нормализоваться в этих четырёх стенах? Превосходный замкнутый круг. Сегодня приведут ещё одного посетителя. Меня заверили, что последнего. Однако, думаю, лишь для того, чтобы я не устраивал тут истерику. Хватит на сегодня. Мне пора готовиться выкрикивать грязные ругательства в адрес новоиспечённого друга.» Закрываю блокнот, оставив ручку внутри, и перетягиваю кожаную обложку резинкой. Вздремнуть бы, но времени нет. Робкий стук в дверь. - Мистер Малфой, к вам посетитель, - звучит приторный голосок медсестры. Едва успеваю натянуть футболку, как в палате раздаются тихие шаги. Просовываю голову в неширокий вырез и поспешно поправляю одежду. Перевожу взгляд на гостя, приготовившись к «радушному приёму». Девушка, стоящая у самой двери, по-видимому, озадачена не меньше меня. С чего бы это? Смотрю ей в глаза. И вдруг в черепной коробке проскакивает колкая искра. Словно огрызок, клочок воспоминания зашевелился где-то в недрах серого вещества. Эти шоколадные радужки я определённо где-то видел! Именно их. Невольно вскакиваю с постели. Девушка рефлекторно отшатывается в сторону. Волосы. Запутанные и непослушные. И аккуратный нос. Довольно тонкие губы. Овал лица… Едва заметный румянец. И в глазах что-то такое необъяснимое, но ужасно знакомое. Я помню. Помню. Помню. - Я помню тебя, - проговариваю еле слышно, вытянув руку вперёд. Знакомая мне незнакомка отчего-то смущается и опускает непонимающий взгляд.