Маятник качнется, все опять начнется...

Что есть выбор?

      Часто ли вы задаете себе этот вопрос? А задумывались ли вы вообще об этом? Странно спрашивать такое у тех, кто читает мой дневник? Да, пожалуй. Но мне как-то сейчас уже все равно.       Свой личный выбор я сделал уже давно. Этот ритуал требует слишком многого от проводящего, но я уже не боюсь. Я не прорицатель, но даже моего посредственного таланта хватает чтобы увидеть мир, залитый кровью и полыхающий в агонии смерти.       Вряд ли я смогу уничтожить саму вероятность такого исхода, но, по крайней мере, я смогу отдалить её достаточно, для рождения того, кто справится. Возможно не с первого раза, возможно даже не осознавая, что он, и для чего рожден. Ничего другого кроме как верить мне уже не остается.       Механизм запущен и я видел, что возврата нет, когда начинал всё это… Глупо и бесстрашно бросаясь в пасть хаосу. Снявши голову по волосам не плачут. Но именно сейчас меня начинают одолевать сомнения и вопросы. Зачем? Почему? Для кого? Моя семья… Гнездо. Это пожалуй самое ценное, что у меня есть. Именно ради этого я готов утопить весь мир в крови, лишь бы они смогли выжить и жить дальше.       Мои дорогие и прекрасные сестры… Ни Ровене, ни Хельге не следует знать, что именно я задумал. Думаю, в итоге они поймут и может быть даже простят, но почему-то я в этом сомневаюсь. Я знаю, что они дорожат мной не менее. Но у них есть семьи, есть возлюбленные. После смерти моей дорогой и единственной Адин, я не смогу разделить ложе ни с одной из женщин. Я люблю, искренне люблю наших детей и внуков, но… Моё сердце совершенно глухо ко всем тем девушкам, что так старательно пытаются меня охмурить. Слизерины влюбляются намертво, прикипают сердцем так, что не оторвать и как правило достаточно рано… И не всем везет умереть раньше или вместе со своей половиной. О, я не боюсь Смерти. Почему-то мне кажется, что она уже долгое время ходит рядом со мной. Со всеми нами, незримыми крыльями закрывая от особо болезненных ударов судьбы. Я не знаю за что нам эта честь, но я искренне благодарен. Благодарен так, как может быть маг моей силы и нрава…       Возможно ещё и поэтому я прячусь. Я не хочу омрачать свои последние дни. О, со мной же однозначно будут носится как с тяжело больным и пытаться спасти! И это наверное самое страшное! Да, пожалуй именно этого я боюсь…       Этот вечный герой же не побоится сунуться за мной в пекло, а я… Я не хочу чтобы Годрик это делал. Это только мое решение, и мой выбор.       Этот невыносимый рыжеволосый боевик вечно сует свой нос куда не просят. Временами я могу его понять, а временами… Мы и правда сражаемся до смерти. Это так странно, но… Правильно. Да пожалуй именно это слово. Я долго пытался осознать те отношения и чувства, что нас связывают и так до конца и не смог. Это что-то жгучее, яростное и неумолимое, как так любимый Годриком огонь. Лесной пожар. И в то же время наши разговоры могут быть полны спокойствия и понимания. Мы хорошо чувствуем друг друга и горе потери вторых половинок сблизило нас ближе, чем что-либо другое. Однажды Хельга и вовсе предложила нам объявить о партнерстве чтобы хищницы из высшего общества от нас отстали… Мы в голос отказались тогда. Я ещё и, хлопнув дверью, покинул комнату, но…       Признаюсь, грешен и я не монах. Когда третий мой любовник начал щеголять медью в волосах. Я не идиот… Можно не признавать и бегать кругами от собственного желания, но вечно это делать не выйдет.       И я смирился, как смирялся со многим в моей жизни. А потом был дождь, тоска и слишком много выпивки на двоих, вот только мы слишком быстро трезвеем. Оба. И перебирая на утро медные волосы на соседней подушке, впервые за несколько лет сосущая пустота в сердце стала чуть меньше.       Нет, я не люблю его так же как мою Адин, о, нет. Хотя, смешно сказать, её имя значило суть Гриффиндора – порывистость и огонь. Это кажется злой насмешкой, но мы друг в друге нашли что-то, чего нам недоставало. Годрик во мне холодный расчет и злую колкую иронию, мстительность и возможность перегнуть через колено большинство законов, при их абсолютном знании. Тихую холодную гавань, когда устаешь гореть для других. Ведь благодарных по-настоящему очень мало, больше охотников до чужой славы и наживы… А я… Я как любой хладнокровный нашёл тепло… Бескорыстие, огонь действия щедро выплёскиваемый на окружающих, искреннюю радость и сопереживание, боль и понимание…       Наверное не зря наши женщины только качали головами глядя на наши ссоры и отводили взгляд. Женщины иногда видят намного больше чем может показаться и они мудры.       Именно поэтому я не могу признаться ни одному из них, что задумал и почти довёл до логического конца…       Да, наверное, я боюсь их реакции. Истово, всем сердцем. Потому что прекрасно понимаю какой она будет. А утащить их с собой в небытие… Я не настолько ужасен даже в мыслях…       Годрик раненным зверем метался по комнате. Салазар чах на глазах. Храбрился, хорохорился, прятался и чах. И понять, что он что-то затеял… Небо, это было так просто! И так сложно вычислить, что именно, а время утекало сквозь пальцы.       А молодой зеленоглазый маг, что помогал им в школе только провожал печальным взглядом фигуру Слизерина и криво улыбался на любые вопросы. Этот парень был вообще немногословен, красив диковатой, странной красотой. С неправдоподобно яркими зелеными глазами и седыми волосами ниже лопаток. Никто никогда не слышал чтобы он повышал голос, все невольно примолкали, когда он начинал говорить. Голос у него походил на шорох осенних листьев и журчание ручья, как будто в нем жило далекое, пока что тихое, эхо рокота могучего горного обвала. И никому не хотелось будить это лихо.       Сегодня он был особенно хмур и Гриффиндор прекрасно понимал, что это не к добру. – Годрик, ты хочешь знать? – внезапно спрашивает седоволосый. Они сидят вчетвером в одной из комнат Замка которому дали имя Хогвартс. – Да! Я хочу знать что с ним происходит! – боевик замирает напротив, уперев кулаки в столешницу массивного круглого стола. Маг прикрывает глаза будто от боли и вынимает из складок мантии даже на вид старый и потрепанный том. – Я не знаю где он его нашел, но… но… – седой маг отходит к окну и отворачивается.       Годрик очень аккуратно и почтительно берёт старую рукопись и листает страницы, бледнеет почти до синевы, но всё так же аккуратно закрывает книгу и кладет на столешницу. Какие-то мгновения медлит, а потом с чуть ли не рыком покидает комнату от души хлопнув дверью. Хельга и Ровена почти одинаково закусывают губы и тянутся к книге. Они обе понимают, что пути назад не будет, но они тоже делают выбор. Знать. Знать, что происходит с их непутевым названным братом. Им не хотелось терять, отчаянно и до сорванного от крика горла, не хотелось.       Хельга уходит следующей, задумчиво накручивая длинную прядь волос на палец. Она ещё не приняла решение, да и не знает возможно ли вообще переломить затеянное Салазаром так, чтобы это не влекло за собой настолько ужасных последствий как описано в рукописи. – Насколько всё плохо? – Ровена подходит к их странному компаньону, у нее сейчас светлые волосы и понимающие голубые глаза и такая теплая, временами потусторонняя улыбка. – Насколько, если ты решился нам показать эту вещь? – У него очень мало времени, а я слишком привязался к вам. Это не правильно, но… – женщина кладёт палец на чужие губы, не давая слететь ненужным словам. – Наше время теперь тоже изменится? – Уже… – Ну что ж… – женщина пожимает плечами, – не самый плохой выбор, мой дорогой. Мы справимся, обязательно справимся. А вот как… Посмотрим, – она уходит из комнаты последней и это так символично… Седовласый маг горько смеётся, у неё больше всех осталось лет жизни. Выбирать так больно…       Салазар уходит первым, что закономерно. Зеленоглазый маг продержался ещё полгода после окончания всех ритуалов. Неимоверно много, если учитывать, что ему приходилось терпеть каждый день, чтобы хотя бы передвигаться по Замку. Последние месяцы он и вовсе жил исключительно на сильных обезболивающих.       Годрик старался быть всё время поблизости и закономерно становился громоотводом плохого настроения и меняющейся силы мага. Именно она становилась причиной смерти проводившего ритуал. С его смертью вокруг Хогвартса легла ажурная вязь барьера и только крепла…       Вторым ушел Годрик, не в блеске славы и ярости боя, как многие ему пророчили. Нет, немощным стариком, на смертном одре, отдавшим всю свою мощь и здоровье плетению барьера. Наследник Рода считал, что его отца сгубило изощренное проклятие. На самом деле он был недалек от истины. Вот только оно было растянуто на годы, изощренная пытка… Гриффиндор не дожил и до ста.       Потом была Хельга, что разорвала почти все отношения с семьей, она угасла в одиночестве, хотя больше других ценила именно связи и семью…       Ровена была последней. С тоской смотрящей на то, что происходит в мире, но она уже ни на что не могла повлиять. Все они что-то отдали ради барьера против Прорывов Хаоса. И только ради того, чтобы их названный брат не стёр себя из мироздания. Маг в одиночку платил слишком многим. Разделив на четверых они ослабили откат от ритуалов, но… Но. Ровена не представляла, чем платил каждый из них, она только с болью видела, как в очередной раз переписывается история и понимала, что когда умрет…       Уже не останется никого, кто помнит настоящего Годрика и Салазара, их споры до хрипа и бой плечом к плечу. Когда гордый Василиск заслонял от нападающих раненую мантикору своим телом и не двигался с места несмотря на причиняемую заговоренной сталью боль, пока Годрик не смог перекинуться и накрыть всех проклятиями. Никто не расскажет магам, как Хельга могла гонять свой факультет на военную подготовку, только потому что ей показалось, что они немного уступают другим. И насколько она была азартна. Ведь никто больше не узнает какой была она сама рядом с ними. Как смеялась и танцевала до упаду на балах не беспокоясь ни о чем. Как знала, что спину и бока ей всегда прикроют верные братья и сестра.       Она осталась последней из них и это было страшно, Ровена, пожалуй, даже ждала свою Смерть, но та будто избегала встречи с ней. И, возможно, это было её проклятием. Но всему приходит конец.       Когда она встает с кресла качалки, из теней к ней шагает высокая фигура в длинной мантии и с невозможно зелёными глазами. В первый момент ей кажется, что она видит Салазара, но это не так. Хотя да, эти глаза и лицо ей знакомы, и одна из основательниц Хогвартса хрипло смеется и шагает вперед в распахнутые объятия. – Я долго ждала… – Всему свое время, – чуть грустно говорит мужчина, подхватывая даму под локоть. – Я знаю, – у неё опять светлые локоны и молодое тело. Ровена улыбается так спокойно и привычно, как не улыбалась уже очень много лет. – И я не виню тебя. Я уверена никто из нас не винит. – Я знаю, но… – Жнец качает головой.       Сиделка, что забегает в комнату секундой позже хриплого смеха древней ведьмы застает только уже мертвое тело, сидящее на кресле качалке с умиротворенной улыбкой на губах.