Синдром свободы

Закроем на минуту глаза, погрузимся в темноту. В сторону эту чертову реальность, в сторону эмоции. Лучше не вдыхайте слишком глубоко, ибо там, куда мы отправляемся стоит мерзкий, невыносимый запах хлорки. У меня этот смрад уже в горле стоит. За окнами приближающийся к своему окончанию январь, Вернон, штат Коннектикут. Мы в одноэтажном доме, вокруг идеальная чистота. Обои с синими цветами, они во всех комнатах одинаковые. Полупустые одинокие помещения, ничего лишнего. Здесь можно было бы жить, не будь так велик риск свихнуться. Человек, которому принадлежит этот дом, либо страдает мизофобией, либо его чистоплотность действительно не знает границ. Пустой журнальный столик, ковер располагается точно по середине гостиной, пульт лежит на телевизоре ровно параллельно его краю. Я чувствовал, как потихоньку начинал сходить с ума от этого запаха хлорки, безукоризненного порядка, но старался сосредоточиться на своей работе, требующей концентрации. Бельфегор расхаживал по гостиной, капая мне на нервы еще больше, он таскался за мной по всему этому чертовому дому, наблюдая за моими действиями. Свет выключен, я едва вижу сквозь пелену темени собственные руки. Вообще, единственный фонарик, находящийся в нашем распоряжении, был отдан блондину, чтобы он светил мне. Но этот придурок наматывал круги по гостиной, рассматривая скудную мебель в белом свете фонарика. Тяжелые шторы плотно задвинуты, поэтому мы не боимся, что нас обнаружат. "Это должен быть сюрприз, ши-ши," - так сказал Бельфегор. Сюрприз. Именно так он и выразился. Я аккуратно скрепляю концы проволоки, мелкие ожоги на руках зудят. Бел исчезает с периферии, из глубины дома доносятся шаги, шорох. Парень возвращается, держа в руках какой-то шуршащий пакет. - Что это? - спрашиваю, на некоторое время оставляя свою работу. - Печенье, - блондин посветил на упаковку. Действительно, печенье. - Ты сюда пожраать пришел? - Соизволю освежить твою память, лягушка. Мы сегодня даже не завтракали, так что ничего плохого не вижу, - в ответ я фыркнул и отвернулся. Бельфегор кинул пакет с печеньем на стол, а сам направился к высокому закрытому шкафу, освящая эту черную громадину. Немного постояв, он распахнул дверцу, из шкафа понесло древесиной и книжной пылью, разбавляя смрад хлорки. Полки были заполнены разнообразными книгами, где-то стояли рамки с фото. Да, очень оригинально прятать фотографии за дверцами шкафа. Бел взял одну рамку, долго всматривался в изображение на снимке, а потом как бы случайно выронил. Стеклянные осколки разлетелись по идеально чистому полу. - Ох, какая жалость, - произнес парень бесцветным голосом, еще и наступая ботинком на многострадальную рамку, демонстрируя, насколько же ему жаль. Та же учесть постигла парочку статуэток. Бел не боялся оставить следы. Никаких следов не останется, уж мне-то это известно. Звон стекла - единственный звук, нарушающий рокочущую тишину одноэтажного дома, но и тот вскоре прекращается. Блондин достает из шкафа какую-то толстую книгу, не глядя открывает на первой попавшейся странице. - ...восстал Каин на Авеля, брата своего, и убил его, - читает он вслух, светя фонариком на потрепанные страницы. Голос его постепенно стихает, а вскоре и вовсе сравнивается со звенящей тишиной. Парень захлопывает книгу, смотря на обложку. - Библия? Ши-ши-ши, как же символично. Бельфегор кладет священное писание в твердом переплете на столик, долго разыскивает определенную страницу. Наконец, найдя ее, оставляет открытой. - Ты верующий? - неожиданно спрашивает Бел. Перебитое стекло хрустит под подошвами его ботинок. Я редко задаюсь подобным вопросом, но при любом упоминании сразу же вспоминается мама. Наверное, почти все события моей жизни способны найти отражение в прошлом, связаться с ним тонкой красной нитью. Прошлое должно остаться в прошлом, но я никак не мог от него отрешиться. В моей голове оживают воспоминания, как Ани таскала меня в церковь. Я вспоминаю, что над кроватью моих родителей висело распятие, что в кармане матери всегда таскались потрепанные деревянные четки. Отстоять службу в церкви для меня было неимоверно трудно, но больше всего я не мог понять такую вещь, как исповедь. Расскажи о своих грехах незнакомому человеку, служителю церкви, избавься от своей ноши. Но все-таки что-то здесь не сходится. Слова в данном случае не имеют никакой силы. Насколько бы сильно не раскаивался тот мужчина, что протаранил автобусную остановку на иномарке, это не вернет Аниту. Пусть он посетит хоть сотню исповедей, пусть вывернет на изнанку все свои внутренности, изливая душу перед святым отцом, это не заставит мою маму воскреснуть. Как и сожаление того беглого преступника не вернет к жизни моего отца, не возведет заново дом с бежевыми стенами и желтыми занавесками. Но их грехи будут отпущены. Вы чисты перед Всевышним, ребята. И я отвечаю: - Без особого фанатизма. Иногда проще свалить ответственность за исход ситуации на кого-то другого. Потому что, если бы Бог существовал, ему бы наскучило наблюдать за людьми с их мелочными проблемами. Если бы он был, он бы не позволил отнять у меня все. Он бы не дал мне встретить Бельфегора. - Наверное, иногда ты чувствуешь себя Богом, приписав себе возможность решать судьбы людей? - спросил я, возвращаясь к своей работе. Блондин завалился на белый диван, оставляя на обивке грязные следы от ботинок. Мой вопрос заставил его рассмеяться. Я поморщился, слушая, как шипение блондина разлетается по дому. - Что? Нет, лягушка! Это даже не смешно! Я не Бог и никогда им не буду. Скорее, я орудие, которое сталкивает человека с его ошибками. Лицом к лицу, понимаешь? Вот только... Я не даю права на исправление, - Бельфегор начинал говорить очень быстро, глотая окончания слов. - Любой из тех, кого ты знаешь, будет плеваться ядом на мое фото, увидев его по телевизору. Но не многие из них действительно умеют прощать. Действительно прощать и отпускать обиды. Они бы тоже... Тоже пожелали ткнуть своих обидчиков лицом в их ошибки. Они бы не отказались, если бы им представилась такая возможность. Можешь смотреть на меня в упор, пока твои глаза не вывалятся из орбит, но ты никогда... Ни за что не разглядишь во мне Бога. Никто не разглядит, потому что я им не являюсь и даже таковым себя не чувствую. Бел говорил без остановки, судорожно вбирая воздух в легкие. Говорил на выдохе, говорил на вдохе. Изредка из его рта вырывался этот идиотский шипящий смех. Меня охватила паника, я никогда не смогу привыкнуть к тем моментам, когда блондин просто перестает контролировать себя. Он поддается тревоге, и его мысли уже не держатся в голове, выливаясь речью. Он говорит со мной, но в то же время он даже не в этой комнате. В раз его речь прекращается, парень набирает в легкие воздуха, будто собирается продолжить, но я его опережаю: - Остановиись. Если он не успокоится, я не знаю, к чему это может привести. Его психическая нестабильность пугает меня, потому что в моменты его помешательства я становлюсь совершено бессильным. Я не знаю, что делать. Но, к счастью, Бел приходит в себя. Он снова здесь, в этой комнате, пропахшей хлоркой, а не в пути на соседний континент. Дышит глубоко, наверняка, прикрывает глаза. - Бог ныне глух к своим оставленным детям, - выдыхает блондин, поднимаясь с дивана. Достает из кармана баночку с каким-то препаратом, несколько секунд смотрит на нее, будто что-то обдумывая. А затем вновь убирает в карман. Вскоре я заканчиваю со своей работой. Все рассчитано, никаких срывов и ошибок. Жалеть уже нет времени. С улицы слышится шорох шин автомобиля, подъехавшего к дому. Блик фар мелькает в маленькой щелке между стеной я шторой. На лице Бельфегора возникает его сумасшедшая улыбка, парень поднимается с дивана, вставая слева от двери в гостиную. - Встань с другой стороны, - приказным тоном произносит он. - Виновник торжества прибыл, ши-ши. Я отчетливо видел, как его глаза сверкнули во тьме. А теперь можете вдохнуть полной грудью до цветных вспышек перед глазами. Наполните легкие воздухом, насытьте кровь кислородом, пока есть такая возможность. Нет больше запаха хлорки, мы возвращаемся в пресловутое пятое января, в потрепанный салон "шевроле". На радио помехи сменяются какой-то простенькой мелодией, которая служит фоном молчания и скрежета автомобиля. Мы подъезжаем к городу после невыносимо долгого пути. Каждый час в бесконечном молчании был равносилен суткам. Бельфегор, если парень представился настоящим именем, остановился только один раз, а все остальное время даже не менял своего положения. Это несколько пугало. Я наблюдал за белым однотипный пейзажем по ту сторону окна, за неподвижным блондином, и мне иногда казалось, что время остановило свой ход, надсмехаясь надо мной. Первая остановка - городок Братлборо. Бел останавливает "шевроле" у первого попавшегося дешевого мотеля. Я не тороплюсь выходить, наблюдая, как парень берет с заднего сидения сумку средних размеров. В тот же момент в его кармане стандартной мелодией завыл телефон. От этого резкого и неожиданного звука я вздрогнул. Бельфегор достал мобильник, и я успел заметить, что номер звонившего, заканчивающийся на четверку и две шестерки, не определился. Но блондин, едва глянув на экран, сразу ответил на звонок. Значит, номер ему знаком. - Да, привет, - говорит он в трубку, выбираясь из машины, но дверь остается немного приоткрытой, поэтому я прекрасно слышу реплики Бельфегора, оставаясь в салоне. Парень мимолетно улыбается одной половиной рта. - Ши-ши-ши, и все? Эти репортеры ничего больше не наплели? - голос звучал удивленно, даже немного обиженно. Последовала небольшая пауза, в течение которой Бел слушал собеседника. - Ладно, давай ближе к делу. Я пока не буду привлекать к себе внимание, не стану ничего предпринимать. Не хочу, чтобы копы определили, куда я двинусь дальше, - снова короткая пауза. - Вустер, он сейчас должен быть там. Не нервничай, у меня есть вся необходимая информация. И переведи мне на счет еще где-нибудь шестьсот баксов, - Бельфегор замолчал, слушая, что ему говорят с того конца провода. В какой-то момент он вымученно простонал, как если бы на радио заиграла глупая надоевшая всем и вся песня. - Окей, пятьсот, так пятьсот, только мозг мне больше этим не выноси. Ты вообще в курсе, что алчность - это смертный грех? Ага, когда попаду в ад, обязательно займу тебе место потеплее, - усмехнулся Бел, но затем его лицо приобрело серьезное выражение. - Переводи на имя Фроста, - говорил он довольно тихо, но при этом стоял близко к машине, и, не прилагая космических усилий, я разбирал его речь. Чего и следовало ожидать, он использует фальшивые документы. Вообще, здравое решение. Было бы верхом идиотизма скрываться от закона, имея на руках только свои подлинные документы. - И у меня будет к тебе еще одна просьба, но с ней позже. Ладно, до связи, - попрощался блондин, сбрасывая вызов. В следующую секунду он заглянул в салон, хватая свою сумку. - И чего расселся? - я дернулся, улавливая столь кардинальную перемену в голосе парня. Когда он говорил с кем-то по телефону, тон был совершенно иным. Сейчас он приобрел грубость и раздраженность. Я вылез из машины, Бел поставил ее на сигнализацию, и мы направились к мотелю. Совершенно без проблем взяли ключ от двухместного номера. Полусонная девушка за стойкой вообще особо нас не разглядывала. Где-то внутри меня существовал страх, что Бельфегора узнают, но этого придурка подобный вариант, похоже, вообще не колебал. К счастью, никто не признал в одном из уставших путешественников разыскиваемого убийцу. Наверное, проблема в том, что в этом захолустье и телевизор-то есть не в каждом доме. Мы поднялись на второй этаж, блондин открыл дверь номера, и я увидел перед собой небольшую комнату с двумя кроватями, тумбочками, креслом и жалкой пародией на кухню. Дверь, оказавшаяся справа от меня, вела в ванную комнату. В целом, номер неплохой, только тесновато, да и линолеум в непонятных разводах далеко не радовал. Но я не в том положении, чтобы жаловаться. Бел кинул свою сумку возле одной из кроватей и, не раздеваясь, завалился на нее. Ему не впервой ночевать в богом забытых мотелях, наверное. Я тихо опустился на соседнюю постель, краем глаза наблюдая за парнем. Спустя еще какое-то время он тяжело поднялся, скинул с себя пальто и ботинки и направился в душ, прихватив с собой какие-то вещи из сумки. Уже у самых дверей в ванную комнату он остановился, обернувшись ко мне: - Сиди тихо и не выкидывай каких-нибудь фокусов. В последствия я тебя уже посвятил. С этими словами он скрылся в светлой ванной, а я остался один на один с собой. Сейчас я мог бы спать на неудобной кровати в интернате, но я за несколько десятков миль от этого дрянного места. Один выбор, и судьба уже меняет свой вид, окраску. Бельфегор - лишь способ отвязаться от прошлого. Он очень кстати подвернулся мне. Остается надеяться, что он меня не прикончит при любой удобной возможности, ибо таскаться со мной в планы парня явно не входило. Но я рад, что какой-то тумблер в его мозгу щелкнул, и он все же развернул автомобиль. Судьба плетет причудливые узоры. Спустя некоторое время Бел вышел из душа, надев вместо своей полосатой мешковатой кофты черную футболку. Я уставился на его открывшиеся жилистые руки, пробегаясь взглядом по влажной коже. С кончиков светлых волос изредка падали капельки воды. Парень забрался на кровать, подхватывая с пола свою сумку. Я оторвался от разглядывания блондина и тоже отправился в душ. На каждой кровати лежало по два полотенца, я взял одно из них. Теплая вода помогла немного расслабиться и прийти в себя. Только я собирался отключить воду, как из-за двери донесся голос Бельфегора. Очевидно, он говорил по телефону. Я подошел ближе к двери, стараясь различить его слова среди шума воды. - Да не знаю я, как так получилось. Просто найди мне какую-нибудь инфу на него, - из обрывков фраз я понял, что речь скорее всего идет обо мне. - Не неси чушь, Маммон, я знаю, что для тебя это проще простого, - пауза. - Представился Франом Сеймом, вряд ли соврал. Возраст? Ну, от пятнадцати до восемнадцати, я не знаю, - снова пауза. - Олбани, если верить ему. И еще он сирота. Наверное, поэтому искать его не торопятся, - от этих слов стало несколько обидно, хоть я и знал это заранее. Скорее всего, в интернате думают, что мой хладный труп уже валяется где-то в снегу на обочине. Даже старания Джоан тут не помогут, ибо всем плевать. Бельфегор закончил разговор, попрощавшись. Я еще несколько минут бессмысленно пускал воду, чтобы не вызвать подозрений, а затем выключил ее. Когда я вышел в комнату, блондин сидел по-турецки на кровати, держа в руках потрепанный ежедневник в переплете из черной искусственной кожи. Он делал какие-то записи, перечитывал ранее сделанные заметки на желтоватых страницах. Изредка он обращал внимание на стоящий рядом лэптоп, перенося выдержки из текста с экрана в ежедневник. Проходя мимо, я мельком заглянул в записную книжку, замечая вырезки и фотографии из газет. Уже было очень поздно, поэтому я предпочел забраться под одеяло, пытаясь уснуть. Усталость переполняла как тело, так и разум, но падла-Морфей ни в какую не желал забрать меня в свое чертово царство. Спустя какое-то время Бельфегор выключил лэптоп, убрал все обратно в сумку. Он выключил свет, завалившись обратно на постель. Вся комната погрузилась в тишину, за окном вновь начинался снегопад. - Ты ведь не спишь, я прав? - раздались слова Бела в этой глухой тишине. - Неет, - ответил, уткнувшись в подушку, поэтому вышло какое-то невнятное мычание. - Я хочу знать, с кем связался, ши-ши, - эта фраза прозвучала так, будто из нас двоих я - опасный преступник. Он хочет, чтобы я рассказал о себе? Зачем? Скоро у него будет вся информация на меня, если у того Маммона выйдет ее найти. Но блондина это ни разу не остановило. - Я слушаю, - парень попытался приблизить тон своего голоса к тому, что я слышал во время его разговоров по телефону. - Вскрой себя собственными руками, чтобы вытряхнуть из себя все... Все страхи, все дерьмо. Чего ты боишься? Я хочу это услышать. Говори. Выверни внутренности наизнанку. Выполощи со стиральным порошком, - он говорил медленно, разборчиво, будто сосредотачиваясь на каждом слове, но его речь походила на некоторое помешательство. Или встревоженность. Будто я могу скрыть что-то от него. - Вскройся, чтобы потом запихать свою требуху обратно и зашить кожу. Я перевернулся на спину и уставился сквозь темень на белый потолок. Выдохни и разложи свои страхи по полочкам. Вот оно, время моей исповеди. Вытяни из себя всю зловонную гниль. И ты чист перед этим миром, чувак. Я набрал воздуха в легкие. Ночь обещает быть долгой.