Подбавь пара!

      На следующее утро Рори проснулся с рассветом. Для него это определенно было чем-то непривычным, а потому весомым поводом для гордости. А еще это было тем, о чем стоило обязательно рассказать Ксиу, которая как-то утверждала, что раньше полудня у него подняться не получится — разве что вылить ведро холодной воды ему за шиворот. Сегодняшний же день должен был строиться по совершенно другому принципу: если Руэри хотел не только прийти первым на ближайшем большом заезде и тем самым получить им с Ксиу билет в Юту, но и победить, по меньшей мере, в соревнованиях округа Солт-Лейк — тренировки должны быть изматывающими. Гонщик потянулся, разминая плечи. Рори Хэйс надерет им всем задницы так, что мало не покажется!       Наскоро сделав зарядку и закинув в себя холодный завтрак — пожалуй, последний раз он ел что-то горячее утром тогда, когда Ксиу оставалась на ночь перед особо важным мероприятием, — Рори не поленился провести следующие минут пятнадцать в душе, собранном его бывшим механиком. Казалось, он пытался в сумме накупаться за все те разы, в которые его прогоняли оттуда — в прошлом эта комната была под запретом: никому не разрешалось заходить дальше порога, а уж тем более трогать механизмы, в ней располагавшиеся. Если же это правило нарушалось — было не избежать скандала, который, конечно же, оканчивался полным поражением гонщика. Все-таки словесные баталии давались ему гораздо хуже, чем военные действия, разворачивавшиеся на трассе.       Рори никогда не понимал, как Эдварду удалось собрать такой хитрый механизм из маховиков, валов и поршней, который, соединяясь с целой системой труб и парой котлов, позволял в любое время принимать горячий душ. Необычность сплетающихся друг с другом статичных и подвижных элементов конструкции очаровывала слаженностью своей работы. Давление пара, толкавшего поршни, заставляло теплую воду проливаться на голову практически с потолка и… — это все, что Руэри смог постичь. Он не был слишком силен в инженерном деле, однако обладал достаточным навыком для того, чтобы без проблем разобрать и, в большинстве случаев, собрать заново любой аппарат. Другой вопрос, что собрать заново то, что изобрел Эдвард, — чем бы оно ни было — оказывалось в разы сложнее. Однажды Рори, преисполнившись особо рвения, всерьез вознамерился понять принцип действия механического душа, но сдался после первой же попытки — он знал, что если с устройством что-то случится, то не видать ему чудесного изобретения, как своих ушей. Эдвард не оставил никаких чертежей, ничего, что помогло бы разобраться и починить механизм самому в случае поломки. И перспектива снова мыться в стоявшей на заднем дворе бочке с холодной водой — холодной по той простой причине, что лень не давала Рори нагреть для себя воды на огне, — помогла здравомыслию взять верх над неуемным любопытством. Конечно, теперь была Ксиу, которая наверняка могла все отладить, рискни гонщик взяться за старое, но лучше было не рисковать.       Почувствовав себя чистым и бодрым, как никогда, Руэри решил немного обсохнуть, шатаясь по ангару — к мокрым волосам грозила прилипнуть абсолютно вся пыль с трассы, сведя на нет утренние процедуры. Паромобиль, прикрытый холстиной, приветливо поблескивал выступающими частями, напоминая жеребчика, который только и ждет, чтобы его оседлали. Ее китайского механьчества еще не было видно: по утрам она обычно помогала своему деду, который владел небольшой чайной лавкой на одной из близких к центру улиц. Впрочем, изящная китаянка не смогла бы смутить толстокожего Руэри, нисколько не стеснявшегося собственной наготы, едва прикрытой простыней, кое-как закрепленной на бедрах.       Не сумев “осчастливить” аудиторию своим внешним видом, гонщик потратил рекордно малое количество времени на сборы. Встряхнувшись, как заправский пес, он влез в тренировочный комбинезон и подхватил кожаный шлем, который, как он считал, приносит ему удачу. Конечно, Рори были чужды суеверия вроде монетки под пяткой — чертовски неудобно! — или четырехлистного клевера — ужасно невкусный! — однако с этим шлемом, в котором он одержал немало побед, самоуверенный ирландец расставаться не желал, даже несмотря на то, что тот был изрядно потрепан. Возможно, именно он и спасал частенько попадавшего в аварии гонщика — а это уже много стоило!       “Ушел на трассу”.       — Кратко и со вкусом, — восхитился Руэри собственной запиской, которую разместил ровно по центру стола, попутно умудрившись снести несколько деталей, лежавших в строгой последовательности. Понадеявшись, что Ксиу не заметит этого беспорядка, Рори поспешил скинуть с паромобиля холстину — грубая ткань нескладной кучей легла где-то в углу, накрыв пустые канистры, пару-тройку зазвеневших ведер и валяющиеся на полу шестеренки.       Красавица сверкнула полированным металлическим боком, вырвав у гонщика восторженный вздох. Каждая линия казалась совершенной — пусть маленькая китаянка и утверждала, посмеиваясь себе под нос, что тут еще много что можно улучшить. Для Рори она была совершенна. Нежно огладив плавные линии живой рукой, он молча любовался этим чудом инженерного искусства — в такие моменты ему всегда хотелось, чтобы время остановилось, давая возможность вдоволь насладиться столь прекрасным зрелищем. Стоит ли говорить, что свой паромобиль он любил больше, чем любых девчонок. Впрочем, уже через пару минут в ангаре царила тишина: лишь пыль, все еще стоящая в воздухе, причудливо танцевала в неверном утреннем свете, просачивавшемся сквозь небольшие окошки.       На трассе было пусто.       — Да ну? — Рори не поверил своим глазам.       Ни одной даже самой захудалой тачки в пределах видимости. Такое чувство, что гонки не через два с половиной месяца, а идут прямо сейчас, и потому на тренировочной трассе никого нет. Конечно, тренировочной она была весьма условно — небольшая дорога, где могли разъехаться только два-три паромобиля, старая и гораздо менее ухоженная, потеряла свою значимость с постройкой пятиполосной сестры на севере города. Здесь преимущественно гоняли мальчишки, воображая себя настоящими профи на своих ведрах с шестеренками, да оттачивали свои умения участники соревнований. Изредка проходили “гоночные дуэли”, как их любили называть подростки — неофициально и всегда на деньги. Иногда Рори даже в них участвовал.       Хмыкнув, он завел мотор и сделал первый круг на малой скорости — для разминки. Впрочем, он настолько хорошо знал эту трассу, что порой казалось, мог бы пройти ее с закрытыми глазами, выверяя до миллиметра каждый поворот.       И вот уже все вокруг смазалось — Рори, сдвинув очки, которые больше подошли бы пилоту, на глаза, хорошенько вдавил педаль в пол, концентрируясь на дороге. Включились внутренний секундомер и метроном, которые несуществующим тиканьем отмечали каждый пройденный метр трассы.       — Левый поворот, почти под прямым углом, — еле слышно шептал себе под нос гонщик, не отрывая взгляда от пыльной дороги, неровной лентой ложившейся под колеса. — Правый не такой резкий, потом немного прямо.       Самое главное — поймать ритм трассы.       Ритм, мурашками пробиравшийся от пальцев, уверенно державших руль, разбегался от лопаток в обе стороны, касаясь каждого позвонка, перерастая в неясный поначалу гул где-то в глубине черепной коробки, а затем обрушаясь водопадом плещущих эмоций. В такие моменты Руэри почти физически ощущал, как за его спиной раскрываются крылья, словно придавая ему ускорение. Единое целое с паромобилем — о таком можно было только мечтать, и от этого на губах оставался странный привкус. А может быть, он просто слишком сильно прикусывал губу, наплевав на технику безопасности, не желая расставаться с таким тонким и острым ощущением, накрывавшим его с головой.       Круг за кругом увеличивалась скорость и точность прохождения поворотов, Рори четко знал, где необходимо сбросить передачу, притормозить, а где — подбавить пара. Он мог бы сказать что-то про настоящую теорию вождения, про отточенные навыки и выработанные со временем умения, однако не стал бы. Просто гонки были у него в крови, он уже родился с ними где-то глубоко внутри; горячий пар заставлял с силой биться сердце, грозившее вырваться из груди на очередном вираже. Возможно, в некоторой степени из-за механической руки, заменившей потерянную, Руэри чувствовал особенное единение с паромобилем — он словно был к нему ближе, чем другие.       Порой Рори задумывался, согласился бы он, если бы ему внезапно предложили стать по-настоящему единым целым с автомобилем. Готов ли он вечно глотать пыль дорог, слышать шум ветра, стремиться за горизонт — и у него не было на это ответа. Какая-то часть его души рвалась в путь, мечтала познать вкус странствий и умчаться как можно дальше от обыденной, серой жизни. С другой стороны, слишком многое держало его в маленьком городке на границе штата.       Паромобиль затормозил возле небольшой самодельной трибуны, возведенной любопытными зрителями, которые были частыми гостями тренировочных заездов, проводимых местными гонщиками. В основном, конечно, деревянные скамьи были под завязку забиты мальчишками, восторженно вскрикивавшими, когда очередной паромобиль пролетал мимо. Они размахивали газетами, громко свистели и всячески пытались привлечь к себе внимание местных знаменитостей. Где-то под трибуной вертелись бездомные псы с закрученными в кольцо хвостами, лохматые и добродушные: каждую машину они встречали громогласным, звонким лаем.       Однако сегодня, к удивлению Рори, скамейки были пусты: возможно, потенциальным зрителям не особо понравилась погода, ветреная и прохладная. Да и час был неподходящим: обычно с утра люди были заняты своими делами и работой, а вот ближе к полудню или даже к вечеру находили время для праздного шатания по улицам.       Паромобиль замер, взметнув облачко пыли. Стянув с себя шлем, Рори вылез наружу, желая сделать передышку. Ветер беспокойно трепал его и без того выбившиеся из хвоста рыжие волосы, создавая впечатление, будто голову гонщика охватили языки пламени.       Внезапно раздавшиеся приглушенные голоса заставили Рори резко обернуться: недалеко от самодельной трибуны расположилась пара неизвестных ему паромобилей, а рядом стояли какие-то ребята, в которых он смутно признал тех самых парней из бара. Их расслабленные и даже, пожалуй, вальяжные позы говорили о том, насколько они уверены в себе. Чересчур вальяжные. Вызывающе уверены. Настолько, что Рори не удержался и сплюнул на землю под ногами. А что, как не сбивать спесь с заезжих гонщиков, обожал делать самопровозглашенная местная знаменитость, Руэри Хэйс? И его нисколько не волновало, насколько много недоброжелателей у него могло из-за этого появиться.       Приняв особо наглый вид и слегка пригладив бушевавшие на ветру волосы, превращавшие его в мужское подобие Медузы Горгоны, — как хотелось думать самому Рори, — или же в большую лохматую собаку, — как мог бы решить сторонний наблюдатель, — он направился в сторону незнакомцев, которые тут же смолкли и выжидательно не сводили с него взглядов. В этот волнующий миг, пожалуй, он мог почувствовать себя настоящей знаменитостью, что, впрочем, было верно для Эванстона: в маленьком городе не было никого, кому не было бы знакомо имя Рори Хэйса — заядлого любителя паромобилей, выпивки и девочек.       Приблизившись на расстояние пары шагов, Руэри замер, оценивающим взглядом профессионала окидывая их машины. Ничего особенного они из себя не представляли — Рори уже не раз приходилось видеть такую сборку, мало чем отличавшуюся от стандартной. От гоночного автомобиля одно название, да, может, более удачная форма носа, встречающая меньше сопротивления воздуха. Слабенький поворотный стабилизатор, простейшая система подачи пара, не позволяющая развить скорость, до которой способен разогнаться автомобиль, собранный или улучшенный действительно талантливым инженером. Нет даже датчика давления, который обеспечивает не только лучшее управление, но и элементарную технику безопасности. Хмыкнув, Руэри подумал, что если котел одного из этих ведер разорвется в клочья, то мир немного потеряет — в техническом смысле так точно.       Приезжие, судя по всему, тоже его узнали — Руэри в этом не сомневался, как и не сомневался в том, что его просто невозможно не запомнить. В баре их знакомство было бесцеремонно прервано Дэнни, однако сейчас, казалось, сама судьба давала ему шанс отыграться.       — Эй, девчонки, не желаете проверить, кто рожден для того, чтобы глотать пыль из-под колес настоящего победителя? — Рори насмешливо сощурился, прекрасно осознавая, что он снова нарывается. Впрочем, он не видел в этом ничего предосудительного — красоваться и петушиться всегда, когда уверен в своих силах, было очень в его стиле. Или же он был просто слишком самоуверен — это случалось уже чаще и порой даже принимало не самый лучший оборот.       — Парень, да ты нарываешься, — тот, что был повыше и пошире в плечах нахмурился, слегка опуская голову вниз. Взгляд исподлобья делал его похожим на быка, готового броситься. Казалось, еще секунда — и нахальному рыжему уроду с механической рукой не поздоровится.       — Погоди, Дюк, — его спутник, меньший рост которого, видимо, компенсировался большей рассудительностью, положил руку на плечо своего друга. — Что тебе нужно?       — Да что мне может быть от вас нужно? — широкая улыбка не покидала лица Рори. — У вас вряд ли есть что-то, что могло бы меня заинтересовать — вы ведь катаетесь на настоящих ведрах с гайками. Я все удивляюсь, как это вообще возможно?       Глаза Дюка налились кровью — он явно был достаточно зол, чтобы накостылять этому парню прямо сейчас. Нечасто к нему подходили настолько умалишенные: размах его плеч говорил больше, чем мог сказать сам Дюк. И только рука его спутника — определенно, тоже гонщика — не давала наброситься на неизвестного нахала.       — Крашер, не держи меня. Я просто переломаю ему ноги и успокоюсь, — он зарычал, мотая головой. — Фрэнк!       — Как насчет того, чтобы решить все наши споры на трассе? — разноцветные глаза Рори в очередной раз насмешливо сверкнули. — Или, может, вы боитесь увидеть, насколько чертовски я прав?       Несколько секунд приезжие гонщики молчали, размышляя о сложившейся ситуации. Точнее, размышлял Фрэнк Крашер, в котором осмотрительности было несколько больше, чем мускулов. Пожалуй, если бы он не останавливал своего друга, то в любом городе они могли нарваться на такого рода ребят — только покрупнее, чем этот выскочка, — а из-за них — на проблемы. И поскольку проблемы были им не нужны, то трезвая голова Крашера обычно спасала их задницы из большинства щекотливых ситуаций. Но иногда это не помогало, как бы он ни старался, и Дюк с упрямством горного козла, отличавшегося большими размерами и неумением видеть дальше своего носа, шел к своей цели. В такие моменты Фрэнк понимал — лучше отступить, чем спорить с ним.       — Я затолкаю эту наглость тебе в глотку! — в голосе разъяренного гонщика звучала неприкрытая угроза. Дюк готов был пойти на все, чтобы стереть эту наглую ухмылку — а лучше и самого Рори — в порошок. Растоптать, уничтожить, показать, где его место. Никто не смел еще так бесстрашно махать красной тряпкой перед мордой быка, как зарвавшийся рыжий урод, возомнивший себя местным авторитетом. Дюк прекрасно помнил, как этого самого “авторитета” выбросили на улицу, будто вшивого щенка.       — Лучше быть наглым, чем смешным.       Отсутствие чувства самосохранения никогда не напрягало Рори — порой для него это казалось чем-то столь же естественным, как дыхание. Очень может быть, что если бы оно у него было, то он не смог бы стать настолько отменным гонщиком — бросаться в самые отчаянные авантюры на трассе и совершать головокружительные, неожиданные вещи. Он столько раз оказывался на грани, где, казалось, шанс выбраться из переделки живым был один на миллион, что это уже стало даже привычным.       Присутствие двух незнакомцев, с которыми Руэри успел в пьяном виде повздорить в баре, лишь подливало масла в огонь. Он бахвалился и петушился, словно старался превзойти того, вчерашнего себя — и, по всей видимости, ему это отлично удавалось.       — Идем. Решим все на трассе, — Крашер потянул друга за рукав, предлагая ему проследовать к паромобилю. Несмотря на то что внутри у него тоже клокотал гнев, Фрэнк старался оставаться хладнокровным — он прекрасно знал, чего может стоить сесть за руль в таком состоянии. Зато его напарник напоминал сейчас кипящий чайник или пороховую бочку — вот-вот сорвет крышку или взорвется.       Танцующая походка Рори каждым своим движением выглядела вызывающе, доводя еще больше. Веселость и насмешливость, свойственные ему, словно были созданы для того, чтобы заставлять кровь противника кипеть в жилах. С губ Руэри не сходила широкая ухмылка, а прищур отдавал таким бесстыдством, как будто он задумал нечто, противоречащее этическим и моральным нормам.       — Хорошо смеется тот, кто смеется последним, — рявкнул Дюк подцепленную где-то фразу, которая помогала ему выглядеть умнее, чем он есть на самом деле.       — Хорошо смеется тот, кто быстро бегает. Или отменно водит паромобиль, — хохотнул Рори, оборачиваясь через плечо и почти физически светясь от восторга. Его соперники доставляли ему удовольствие своей реакцией. Тем более, обозленный противник на трассе — заведомо слабый противник.       — Запускай котел, — процедил Крашер сквозь зубы, выводя машину на трассу и ставя ее нос в нос с паромобилем Руэри.       Рори не заставил просить себя дважды. Все трое выстроились в линию, поглядывая друг на друга с неприкрытой враждебностью. Точнее сказать, неприкрытую враждебность проявляли только “девочки на ведрах”, как про себя обозначил соперников Руэри. Сам он был в отличном, если не сказать приподнятом настроении. И пусть потом Ксиу только попробует упрекнуть его в том, что он мало тренируется — тренируется в поте лица! Даже нашел себе противников. Хотя, назвать настоящими противниками этих двоих, конечно, значило бы им польстить.       Котлы басовито урчали, словно голодные дикие звери, пар вырывался из отводящих труб, а металлические капоты призывно блестели на солнце. Восхитительное зрелище — три парамобиля, готовые вот-вот сорваться с места, взметая пыль и оставляя несуществующих зрителей далеко позади. Можно только представить, насколько вдохновляюще выглядит старт на настоящих гонках, где набирается более десяти участников, стартующих одновременно или с небольшой задержкой — в зависимости от ширины трассы.       — Начали! — громыхнул Дюк, и Руэри сорвался с места прежде, чем остальные успели нажать на педаль.       Конечно, в Эванстоне в одном заезде не участвовало больше пяти гонщиков сразу — двадцать, максимум тридцать паровых коней на большие ежегодные гонки были пределом, который не хотелось тратить слишком быстро. Однако, если ее китайское механьчество продолжит гнуть свою линию, то вскоре Рори предстояло увидеть, что значат гонки побольше. Эта мысль разогрела его кровь, пусть раньше он и относился к затее Ксиу более чем скептически. В конце концов, даже Эдварду не удалось вытянуть его из Эванстона. Но времена меняются, и Руэри чувствовал, что, возможно, именно сейчас наступал момент, когда он должен отдаться ветру перемен и позволить унести себя — куда бы он его не унес.       Придя в согласие с самим собой и усмирив внутренних демонов, преследующих его с того дня, как ему стукнуло семь, гонщик вдавил педаль в пол, ускоряясь до предела своих возможностей. Решено. Он покажет этим сосункам, кто поедет в Солт-Лейк!       Как и раньше, Руэри беззвучно шептал себе под нос углы поворотов трассы, почти физически ощущая каждый камешек, что попадал под колеса его паромобиля. Он знал каждый изгиб и сложный участок дороги так хорошо, как чужаки не могли и мечтать. И он рассчитывал на победу. На легкую победу.       Однако радужным планам не суждено было сбыться: в какой-то миг, слишком сильно увлекшись мыслями о предстоящем триумфе, Рори не заметил ухаба, появившегося из-за дождя, который шел почти всю прошлую неделю. Колесо попало в яму, сбивая гонщика с идеальной траектории, которую он выбрал, чтобы вписаться в следующий поворот. Холодея внутри, Руэри ощутил, как заскользила по трассе задняя часть машины, теряя сцепление с дорожным покрытием. Неодолимая сила инерции тащила паромобиль вперед — и если бы он вылетел с трассы сейчас, то увечий и травм точно было бы не избежать. Не говоря уже о помятом паромобиле. Рори представил лицо Ксиу и содрогнулся.       Всего на несколько долей секунды он позволил себе замешкаться, после чего привычное к таким неожиданностям тело уже действовало на автомате. Железные пальцы с силой сжали руль, выворачивая его в сторону заноса, а нога слегка надавила на педаль подачи пара, позволив гонщику снова овладеть ситуацией. Кровь стучала в висках — полученная доза адреналина была столь долгожданной и желанной, что внезапно в голове Руэри мелькнула мысль — а что если все это происходит лишь ради того, чтобы ощутить это восхитительное чувство?       Возможно, когда-нибудь он признался бы себе, что безрассудство, граничившее порой с настоящим безумием, являлось истинной причиной многих его аварий. Когда-нибудь. Но определенно не сейчас. Пальцы кололо от ощущения какой-то дикой, необузданной свободы, охватывавшего его каждый раз, когда он попадал в неприятности — чтобы снова и снова из них выпутаться. И даже тот случай, когда Рори потерял руку, поставив свою карьеру под жирный вопросительный знак, ничему его не научил. Он сохранил эту долю отчаянности, которая, смешиваясь с везением, с завидной регулярностью давала ему преимущество. Его действия становились слишком непредсказуемы для соперников, и это давало возможность обгонять их и уходить далеко вперед, оставляя противника в растерянности.       Так произошло и в этот раз. Казалось, что Рори вот-вот слетит с трассы — столь жалко и банально, после всего, что он успел наговорить, что Дюк и Фрэнк, расслабились. Они бы обменялись торжествующими взглядами, если бы могли оторваться от дороги. Однако случайный занос, который должен был стоить наглецу, как минимум, нескольких хороших ссадин — по мнению Крашера — неожиданно оказался ему на руку. Ни Дюк, ни Фрэнк не видели, как это произошло, и с трудом понимали, как такое вообще возможно, но Руэри словно использовал инерцию, которая должна была выбить его с трассы, для того чтобы уменьшить снос оси на повороте и выровняться после, не сбрасывая скорости. Ошибка неосмотрительного новичка, оказавшись в руках профессионала, сыграла ему на руку — соперникам оставалось лишь отчаянно молотить по железной панели и рулю кулаками.       Самодовольный победитель ожидал побагровевших приятелей уже за линией финиша, обозначенной двумя столбами с натянутыми между ними проводами с рядом небольших лампочек. Едва только Дюк и Фрэнк друг за другом пересекли черту, как огоньки замигали красным цветом, а откуда-то сбоку раздался гудок, сопровождаемый тонкой струей пара.       — Ну что, девчонки, — Рори хохотнул, скрестив руки на груди и самодовольно глядя на проигравших, — сегодня явно не ваш день. И это ведь только половина трассы — что же было бы, рискни мы пробежать еще пару кругов? Ну и каково это — глотать пыль со вкусом поражения?       — Ах ты, щенок! — Дюк первым выскочил из машины и бросился к рыжему выскочке, желая кулаками стереть с его лица эту ухмылку.       Не ожидавший столь активных действий Руэри пропустил сильный удар, чуть не свернувший ему челюсть, и рухнул прямо в пыль. Отчасти он пришелся и по губам, соскользнув, отчего во рту появился металлический привкус. Оглушенный, Рори лишь мотал головой, пытаясь прийти в себя, тогда как его противник продолжал наступать. Механическая рука, вовремя выставленная для защиты, единственная могла уберечь нарвавшегося на драку Руэри от сильного удара в живот — чем он и не преминул воспользоваться. Следующий удар Дюка пришелся на металлический остов, а потому заставил его со сдавленным шипением, скрывавшим под собой грязные ругательства, отдернуть кулак. На пальцах остались небольшие ссадины от встречи с чудом инженерной мысли. Однако восхищаться гонщик был не намерен.       — М-м, да ты, я гляжу, способен выяснять отношения только пещерными методами? Как некультурно, — Рори растянул окровавленные губы в кривой усмешке, отчего у Дюка возникло еще большее желание как можно скорее затолкать эти слова обратно.       — Дюк, идем, этот жалкий отброс не стоит того, чтобы тратить на него время, — подоспевший Фрэнк тронул друга за плечо, награждая Руэри горящим взглядом, в котором явно читалось желание отомстить, но не здесь и — не так.       — Я просто так отсюда не уйду, — проревел тот, начиная пинать не успевшего встать на ноги противника ногами. — Этот урод у меня узнает, что значит оскорблять Дюка Брауна! Он запомнит, что значит со мной связываться! — очередная попытка Рори подняться была быстро пресечена ударом сапога.       Наконец, решив, что с него хватит, Дюк отошел от тяжело дышащего ирландца и смачно плюнул ему под ноги. Вне всяких сомнений, Руэри обязательно нашел бы, что сказать, если бы мог хоть немного перевести дух. Но возможность была упущена — Крашер, все же сумевший уговорить своего друга убраться отсюда, и Браун, подбавив пару, уже выезжали с трассы.       Рори сел, прислонившись спиной к финишному столбу, отер грязь со лба и время от времени сплевывал скапливающуюся во рту кровь прямо в пыль. Кости были целы, паромобиль тоже, а все остальное не так и важно.       — Что, Ру, опять подрался?       Руэри усмехнулся — такое странное прозвище могла придумать только Ксиу с ее неуемной фантазией. Повернувшись на голос, он заметил в ее руках тряпку — чище тех, которыми она обычно протирала детали. Полив на нее воды из фляги, пристегнутой к поясу, китаянка умыла лицо гонщика, не забыв бросить оценивающий взгляд на паромобиль, чтобы убедиться, что он не пострадал.       — Ну и как? Выиграл?       — Ты еще спрашиваешь? — Рори самодовольно растянул губы в улыбке. — А что, думаешь, иначе бы меня так отмудохали?       Ксиу не смогла сдержать усмешки, помогая Руэри подняться на ноги.       — Ну, стало быть, новый стабилизатор прошел испытание.