Сверху-вниз или Непутёвая

Глава 2

       Солнечный луч вкрадчиво, как мышка, намеревающаяся пройти мимо спящего кота, пробрался вглубь пещеры, где спала Ришеррэ, и ласково погладил шершавую драконью щёку. Девушка улыбнулась сквозь сон: так ласково гладила её только мама, когда будила по утрам. Просыпалась она медленно, постепенно: вначале в сновидение проник шум водопада, затем щебетанье лесных птах, проснувшихся и радовавшихся новому дню — это чуткий драконий слух давал понять, что он-то уже не спит, а его бессовестная хозяйка ещё и глаз открыть не изволила.        Перевернувшись на живот, драконица приоткрыла глаза, но тут же зажмурилась и попыталась снова уснуть, однако благостная дрёма всё не шла и не шла, да и голодное чрево настырно возвещало о том, что пора бы его уже чем-нибудь наполнить. Ришеррэ потянулась, будто кошка — вытянув вперед передние лапы и задрав хвост к потолку, отчего на земляном полу остались глубокие борозды, а с потолка посыпались мелкие камушки, — и зевнула во весь свой, увы, немаленький ротик. Медленно, с вальяжностью Императрицы всего Заселённого Мира, она вышла из пещеры и, зевнув еще раз, стрелой взмыла в небо.        С тех пор, как она была сослана с Пантеона, прошел целый месяц. За это время непутёвая и избалованная богиня научилась обходиться без магии и даже самостоятельно охотиться. Правда, поначалу с ней случалось множество курьёзов на охоте: то она, гонясь за горным козлом, со всего размаху впечатывалась в скалу; то в погоне за ветвисторогим оленем — в тот самый момент, когда уже надо хватать добычу — цеплялась шипами хвоста за какой-нибудь камень и, летя кубарем, сносила добрую часть леса.        К маленьким победам Риш можно было добавить еще одну. После случая с плюфранде, богиня старалась более не беспокоить хвостатых и разработала вполне устраивавшую обе стороны тактику: заслышав «завлекающую песнь», тут же снималась с места и летела, куда глаза глядят.        Горечь, оставшаяся после отцовского наказания, прошла, оставив о себе лишь неприятное воспоминание. Она смирилась и поняла причины, побудившие Верховного Бога к подобным действиям. Его беспокоил тот факт, что юная богиня может отказаться от божественности и уйти к людям, где ей могут причинить страдания. Кроме того, в народе аймаров еще теплилась надежда, что от союза Последнего Дитя с каким-нибудь достойным мужчиной сможет родиться ребёнок. Да, она это понимала, но душа, неугомонная и непоседливая, стремилась к непознанному — к людям. Ведь боги, взойдя на престол, ни разу не спускались в Заселённый Мир. Хотя, были и исключения…        Еще в детстве от своего старшего брата Ганна девушка узнала о существовании этого мира. Ганн частенько втайне от папеньки спускался вниз, творил бесчинства, развязывал войны и изощренно пакостил простым смертным. То, что рассказывал о своих похождениях братец, повергало богиню в шок, и, обладая от природы чистым сердцем, она соболезновала людям и хотела им чем-нибудь помочь.        В памяти девушки навечно запечатлелся тот момент, когда она впервые, украдкой взглянув с облака, увидела бедно одетого босоногого мальчишку, весело певшего песенку и скакавшего козлом под проливным летним дождём. Что-то в ней перевернулось, и она с фанатичной остервенелостью стала изучать этих занятных существ: их традиции, моду, мораль и даже науки.        Последнее же время богиня стала страдать от безотчётной тоски и апатии, а также обзавелась проблемой: она стала замечать, что ей банально не хватает общения. Там, дома, среди соплеменников она не чувствовала себя одинокой, все слушали её с вниманием и даже благоговением, пусть и считая немного сумасшедшей из-за интереса к людям. Теперь же, девушке не перед кем было не то что выплакаться и рассказать, какая она бедная и несчастная, но и попросту поговорить.        Сегодня она вернулась раньше, ещё до конца русалочьей охоты, улеглась неподалёку от входа в свою пещеру и занялась самым интересным, по её мнению, занятием — самокопанием.        «Ах, как жаль, что папенька (да продлится его власть на веки вечные!) отобрал у меня магию! — печально размышляла Ришеррэ, меланхолично чертя остриём когтя на земле замысловатую вязь. — Так взяла бы, да и одарила зверушку какую-нибудь разумом и не знала печали… — тяжело вздохнула она. — Русалки — не самые приятные собеседники. Только и могут, что орать истошно».        Необычный для её обиталища шум заставил отвлечься от грустных дум, и она увидела, как неподалёку от русалочьей заводи раздвинулись кусты и оттуда вышел охотник. Это был молодой человек в изрядно поношенной и истрепанной одежде. Из-за спины его торчал лук и колчан с самодельными стрелами, а к поясному ремню за задние лапы был привязан ушастый заяц, которого тот поймал ранее. Не замечая столь дивного и редкого существа, как дракон, визитёр пошёл по направлению к рыболюдам. Походка парня была какая-то неправильная, движения — механические, и драконица даже поймала себя на мысли, что неосознанно сравнивает его с марионеткой, управляемой ловкими руками кукловода.        Русалка, зазывавшая жертву в пучину, принялась с особым усердием выводить свой незатейливый мотивчик, что вызвало у Ришеррэ желание побыстрее загнать человека в воду и собственноручно скормить его хвостатым — лишь бы только они заткнулись.        Шальная, но гениальная мысль, пришла, как всегда, без предупреждения. Сорвавшись с места, дракониха галопом примчалась к тому месту, где происходило действо и, шлёпнув хвостом по воде у самого носа русалки, протяжно и настойчиво прорычала:        — Моё!        Песнь тут же оборвалась, и разочарованная русалка уплыла восвояси. Парень же по-идиотски воззрился на свою спасительницу.        — Привет! — Ришеррэ мило, как она думала, улыбнулась, обнажив белоснежные острые зубы.        Непонимание на лице охотника сменилось паникой. Он попятился от неё, споткнулся о прибрежный валун ногой и упал задом в мокрый песок. Не догадавшись, что пугает человека, Риш сделала шаг в его направлении и сказала, что не причинит ему боли.        Наконец, ступор отпустил молодого охотника и тот с душераздирающими криками: «Спасите! Помогите! Дракон! Эти твари не вымерли-и!» опрометью бросился наутёк.        Обида полоснула по сердцу остро отточенным кинжалом. Понурив голову, богиня поплелась в свою пещеру. Её чуткий слух ещё улавливал удаляющийся топот беглеца, то и дело запинавшегося о камни и корни деревьев, торчавших над поверхностью.        «За что он так со мной? Разве я сделала ему что-то плохое, раз он меня тварью назвал? Тварь! Разве я тварь?» — нестройные вопросы, роем пчел кружились в голове, беспощадно жаля.        Драконица всхлипнула и улеглась на обломок скалы, наполовину погруженный в воду реки, закрыв лапами морду и защурив глаза. Перед ней проносились призраки прошлых обид. Вот она ещё ребёнок, маленький василиск, забившийся в угол от своего брата Ганна и его приятелей. Те, крича и улюлюкая, пугали малышку страшными аншиитами, которые придут и съедят её.        Картинка сменилась на следующую: она, уже подросшая, выслушивает отеческие упрёки, к слову сказать, безосновательные, так как Ганн, сотворив непотребство, снова свалил всю вину на младшую сестру.        И снова перемена: знакомство с женихом, которого родители избрали для неё, не спросив даже мнения дочери. Она знала его уже давно — это был лучший друг её брата, Викр-злоба. Он гадко щерился, глядя на невесту, и делал весьма недвусмысленные жесты, оскорбляя девушку.        Ришеррэ посмотрела на своё отражение в речной воде, что-то неразборчиво пробормотала и шлёпнула по нему хвостом, подняв столб брызг.        «Не будь дурой, Риш, — сказала она себе, — люди не могут быть все плохими, они бывают разными. Может быть, и хорошие ещё остались... — и добавила: — где-то далеко».