***
Ким Чондэ, словно принцесса на горошине, сидел на стопке подушек, уложенных на кресло, и по-детски болтал ногами, скучающе подперев рукой подбородок. Он устало глазел на россыпь бланков, документов и папок с отчетами на своем столе и отчетливо понимал, что если есть где-то в этом мире ад, то выглядит он именно так. Вот уже целую неделю без сна и отдыха Чондэ возился с документами. Целыми днями сидел и заполнял всякие отчеты и официальные бумажки. Ему даже выйти никуда было нельзя. Официально он уже был мертв, остались только детали и условности. Вроде заполнения кучи бумаг, где он заверяет всех, что действительно является мертвым и должность отныне свободна, так что можно подыскивать нового Оле-Лукойе. — Вот здесь все заполни, — Смерть ткнула железным пальцем в документ, лежащий перед Чондэ, — имя полностью, дату рождения… — А тут нужно сведения об организации и работодателе, и еще обстоятельства… что мне написать? — Тут ничего не пиши, я потом все сам заполню, — махнула рукой Смерть, — две последние графы заполни, потом поставь дату и подпись. Дату не сегодняшнюю, а суда. — Читерство, — хмыкнул в ответ Чондэ и тут же получил по голове свернутой стопкой бумаг, — ай! За что? — За дело, — парировала Смерть, — пиши давай. Тебе нужно этот и еще два документа в двух экземплярах заполнить. Чондэ страдальчески простонал и с гулким грохотом нырнул головой в стол. У него уже рябило в глазах от всех этих документов и отчетов, а рука, непривыкшая к самостоятельному письму, ныла, впрочем, как и все остальное тело. — Не хочу, — начал капризничать молодой человек, дрыгая над полом ногами и ерзая по подушкам, — не хочу писать! Гулять хочу! Я устал, Минсок! Минсок с новой силой ударил свернутыми документами Чондэ по голове. — Да за что? — простонал юноша, хватаясь за голову, но не отрываясь от столешницы. — Если ты старший брат, это вовсе не значит, что ты имеешь право меня без причины избивать! Хоть чуточку сострадания можно? — Да какое сострадание? — раздраженно проговорил Минсок, поправляя маску. — Ты думаешь я не устал? Как сельдь недорезанная мечусь между официальной работой и подработкой в кафе. С одной работы на другую целыми днями! Здесь тебе сопли подтираю, там Лухану. Почему меня вечно окружают некомпетентные идиоты, за которыми приходится все подчищать да переделывать? Устал он… Хорошо тебе, ты хоть умереть можешь, а я даже этого не могу. Чондэ повернул голову, прижимаясь щекой к прохладной столешнице, и замер. У него больше не было сил на ребячество и шутки. Он боялся думать о том, что будет дальше. Устал мужаться и притворяться сильным. Ему было чертовски страшно. И чем дольше оттягивался конец, тем сильнее становился его страх. Сердце заходилось в панической пляске, оттаптывая внутренние органы, подгоняло к горлу ком и усиливало рвотные позывы. Голова шла кругом. Он уже столько раз сталкивался лицом к лицу со смертью, да что там, каждый день ей в глаза смотрел, и, возможно, со стороны казалось, что умирать для него было чем-то будничным, как пить кофе по утрам, но это было вовсе не так. Сейчас, когда он знал, что это действительно конец, и дальше его ждет только пустота, ничто, абсолютно ничего, ему было жутко страшно. Лучше всего не знать о том, что умрешь. Лучше, чтобы это было что-то случайное и неожиданное, что-то такое, что просто обрушивается на тебя, и нет даже возможности предугадать или попытаться изменить. Потому что сейчас у Чондэ было время и, казалось бы, возможность что-то поменять или исправить, но он не мог. Это было неотвратимо. Пытаться изменить что-то уже поздно. Все, что ему осталось, это просиживать в этом пресловутом, ужасно неудобном и неприятном для умирающего, кабинете, и думать о том, как бы все могло сложиться, поступи он когда-то иначе. Ведь столько всего он сделал не так только потому, что не знал, к чему это приведет. Знай он это, все бы вышло иначе. Он бы нашел лучший способ. Он бы сказал то, что не успел сказать, сделал бы то, что не успел сделать. А сейчас, все, что он может, это ждать и сожалеть. И, если честно, он начинал ненавидеть себя за внушаемую страхом перед смертью мысль, что ничего из того, что привело его к такому исходу, того не стоило. Даже Чжан Исин. — Как думаешь, — тихо проговорил Чондэ, невидящим взглядом смотря перед собой, — он скучает по мне? Минсок тяжело вздохнул и присел на край стола, скрещивая руки на груди. Ему не доставляло удовольствия озвучивать очевидные для них обоих вещи. — Как он может по тебе скучать, если он тебя даже не помнит? Чондэ болезненно прикрыл глаза. Наверно, он был жутким эгоистом, раз хотел, чтобы в этом мире остался хоть один человек, который будет оплакивать его смерть. Ему просто хотелось, чтобы осталось хоть какое-то доказательство его существования. Хотелось знать, что он был кому-то нужен, кому-то важен. Разве он может просить об этом после всего? Самое страшное наказание для человека — быть стертым из памяти. Это окончательно аннулирует жизнь со всеми достижениями и провалами, со всеми плохими и хорошими поступками. В конечном итоге, от человека не остается ничего, будто и не было его вовсе. — И каково это? — Минсок осторожно коснулся головы Чондэ. — Видеть собственную смерть? — Странно, — тихо произнес молодой человек, — и очень метафорично. А знаешь, что еще странно? — Что? — эхом отозвался Минсок. — То, что я уже мертв во всех смыслах этого слова. Больше нечему поддерживать во мне жизнь. Я существую только потому, что ты чертов педант. — Мертва лишь часть тебя, а вторая, моими стараниями, все еще слабо тлеет. К несчастью, я не могу поддерживать тебя вечно. Ты разваливаешься. Это как ампутация. Я постоянно отрезаю от тебя по кусочку, но все это бессмысленно, потому что болезнь распространяется. Ты ведь и сам это чувствуешь. — Поэтому меня и нельзя назвать живым… — Тебя уже давно нельзя назвать живым, — хмыкнул Минсок, — но я просто хочу, чтобы ты знал кое-что. У меня нет к тебе ненависти, и я вовсе не жажду твоей смерти. Я тороплю тебя лишь потому, что хочу, чтобы ты ушел, пока от тебя еще хоть что-то осталось. Чондэ поджал губы. Ему стало совестно и до слез противно от себя и осознания того, что после случившегося Минсок единственный, кто у него остался. Единственный, кто был у него с самого начала. Совесть, которая всегда пыталась направить его на путь истинный, чей голос он всегда игнорировал. Если бы Чондэ мог подобрать слова, чтобы выразить то, как сильно он благодарен Минсоку за все. Если бы он только мог найти в себе силы, чтобы сказать, как сильно любит его, и действительно раскаивается за содеянное. Если бы он только мог, но такие слова никогда не давались ему легко. — Ты будешь плакать, когда я умру? — еле слышно спросил он. — Не знаю, как насчет плакать, но определенно буду скучать, — Минсок ободряюще потрепал Чондэ по волосам, словно пса. — Мне страшно, — рука молодого человека неосознанно вцепилась в черный плащ Смерти. — Мне очень страшно. — Это нормально. Бояться смерти — нормально, Чондэ. Ты был бы глупцом, если бы не боялся ее. — После всего, что я знаю, после всего, что видел и что со мной случилось, я продолжаю ее бояться и это глупо. Мне было не так страшно, когда я умирал в первый раз. — Дело вовсе не в том, сколько раз ты умер. И даже не в том, что это больно. Страшно осознавать, что это конец. Окончательный и бесповоротный. Ты боишься, потому что тебе есть что терять и есть от чего отказываться. Ты боишься перестать существовать. — Души бессмертны, — протянул Чондэ, отрицательно мотая головой. Он все еще старался сохранить иллюзию того, что его точка опять неловким взмахом руки превратится в запятую и ничего не будет кончено. — Души — да, а вот ты, — Минсок сделал паузу, чтобы облизать пересохшие губы, — нет. Ты перестанешь существовать как личность. Таким, какой ты есть сейчас, ты больше не будешь. Ты станешь другим. У тебя будет новое лицо, новые воспоминания, новый характер и мироощущение. Ты будешь другим человеком, а это тоже самое, что перестать существовать. Чондэ поморщился. Ему не нравилось, что Минсок использует местоимение «ты», как будто речь идет о Чондэ, а не о каких-то абстрактных душах. — Ну, разумеется, не ты, — тут же исправилась Смерть, — ты просто перестанешь существовать. Не будет никаких перерождений. — Очень ободряюще, спасибо, — недовольно буркнул Чондэ, — ты всегда умел меня поддержать. Минсок тихо засмеялся и снова потрепал брата по волосам. Ему доставляло удовольствие вести глупые беседы и постоянно подкалывать друг друга. Это отвлекало от неизбежного, ведь по правде, он тоже боялся. Его страх отличался от страха Чондэ, и даже если детали и причины были разными, суть его оставалась неизменной. — Не переживай, скоро все закончится, — как можно мягче проговорил Минсок, — и отдай мне свой ежедневник. — Что? — от неожиданной смены тона и темы, Чондэ резко выпрямился и внимательно, чуть нахмурив брови, посмотрел на брата. — Ты же подарил его мне. Неужели хочешь себе забрать и передарить его какому-то другому Оле? Коварный ты начальник… — Чондэ, — Минсок попытался сказать это серьезно, но скрыть усмешку не мог, как и то, что за попытками отшутиться, он явственно разглядел тревогу, — хватит ломать комедию… — Ты подарил его мне, значит теперь он мой! Не отдам! — Мертвым ежедневники не нужны, — мотнул головой Минсок. — Вот когда умру, тогда и заберешь! — оскалившись как дворовый пес, выпалил Чондэ. — Ага-ага, — устало протянул молодой человек, помахивая рукой, — чтоб ты его к этому времени успел сжечь или, того лучше, съесть? Ищи дурака. — С ним меня похорони. Зачем он тебе вообще? — Читать мне долгими зимними вечерами нечего… — Да прям нечего, — фыркнул Чондэ, — я конечно понимаю, что жизнь у тебя долгая была, но у тебя все равно не было достаточно свободного времени, чтобы прочитать все существующие книги, так что поищи себе какое-нибудь другое чтиво. — Чондэ, — с нажимом повторил Минсок, — либо ты отдаешь мне его сам, либо я бесцеремонно его забираю. — Ты и так забрал у меня воспоминания, так что тебе еще нужно? — А я не для того их забираю, чтоб ты их утрату восполнял! Минсок потянулся рукой к ящику стола, но стоило ему дернуть его за ручку, как Чондэ уперся в него ногой, резко захлопывая. — Я завещаю его Исину после смерти. Пусть опубликует под своим именем. Хорошая будет книга. Определенно бестселлер. — Ты прям нарываешься, да? — Минсок замахнулся на Чондэ рукой, заставляя младшего отшатнуться назад. — Оставь уже Исина в покое. Он занят спокойным проживанием своей жизни. Ему не до тебя и не до твоих писулек. — Это обеспечит ему безбедную старость, — пожал плечами молодой человек. — Если отбросить тот факт, что это невозможно и я просто этого не допущу, ответь мне на один вопрос. Мы оба знаем, что там написано, ты даже лучше, чем я. Так вот скажи мне, ты действительно хочешь, чтобы он это прочитал? Чондэ серьезно и вдумчиво посмотрел на Минсока, еле шевеля губами, будто в попытке что-то сказать, после чего буркнул тихое «нет» и убрал ногу с ящика. — Прекрасно, — Минсок дернул ящик за ручку и выудил оттуда потрепанный ежедневник. — И поверь мне, Чондэ, вряд ли там есть то, о чем я не знаю или то, что меня шокирует. Я забираю его вовсе не для того, чтобы рыться в твоем нижнем белье. Я делаю это потому, что то, что там написано, касается не только тебя, и мне важнее, чтобы это так и оставалось тайной за семью печатями. К тому же, ему будет у меня сохраннее. Чондэ в ответ лишь дернул головой, отворачиваясь, словно обидевшись. Он прекрасно понимал, что цепляться за эту вещичку не было смысла, когда одной ногой уже в могиле. Минсок был прав, во всем прав. И в большей степени касательно того, что многим вещам в этом ежедневнике лучше бы остаться тайной. — А теперь заканчивай заполнять документы. У тебя еще много работы, которую нужно поскорее закончить. И Минсок выпрямился, поправил плащ, посмотрел на обиженную мордашку брата, который принципиально делал вид, что прав и очень оскорблен тем, что так бесцеремонно нарушают его личную жизнь, тихо фыркнул и направился прочь из кабинета.***
Было 9:23 утра. Ким Минсок стоял на своем привычном месте за стойкой, раздраженно поглядывая на наручные часы, и нервно отбивал пальцами неровный ритм по столешнице. Уже 23 минуты кафе было открыто, но кроме Минсока в нем никого не было. И если полное отсутствие посетителей в такой ранний час было вполне нормальным, то отсутствие других работников не столько настораживало, сколько злило. Речь, в первую очередь, шла о Лухане. Чжан Исин на правах большого начальника мог позволить себе явиться через час или два после открытия, его рабочий день значительно отличался от рабочих часов кафе, но вот Лухан позволить себе такой роскоши не мог. По правде, он должен был явиться еще за полчаса до открытия, все подготовить, спустить стулья, протереть столы, привести себя и помещение в божеский вид. Должен был. Только вот явился он в это время только однажды. В первый день своей работы. После начал пренебрегать и медленно, но верно увеличивать время своего опоздания. Ким Минсок был весьма терпеливым человеком, особенно по отношению к Лухану, и, тем не менее, сегодня чаша терпения переполнилась и с жутким грохотом опрокинулась. Для человека, который и без того больше вредит этому заведению, чем помогает, такое безалаберное и кощунственное поведение просто недопустимо. Это непрофессионально. Неудивительно, что в свои 25 лет он работает в кафе. Кто же его с таким отношением к работе возьмет? Кто-то, кто не добродушный по своей природе Исин, склонный к благотворительности и сопереживанию всем сирым и убогим. Если бы не эта черта Чжан Исина, ущербный во всех смыслах Лухан уже давно бы ночевал в картонной коробке где-нибудь в подземке. 9:29 утра. Ким Минсок начинал свистеть как закипающий чайник. За эти полчаса он уже мысленно проговорил все возможные варианты очередной нравоучительной тирады об опозданиях, перебрал все угрозы от понижения зарплаты до применения насилия, в особенности средневековых пыток, и даже приготовил швабру, которой бы мог в случае чего ударить. Ровно 9:30 утра. На горизонте замаячила знакомая фигура. Лухан неторопливо шел прямиком в призывно распахнутые двери кафе. Минсок угрожающе нахмурился и вцепился пальцами в столешницу. Он так и не смог выбрать, какой из вариантов нравоучительной тирады зачитает сегодня. — Хэй, Минсок, - лучезарно улыбаясь, будто не он опоздал на работу на час, Лухан вскинул руку в доброжелательном приветствии, — доброго ут… Договорить он так и не успел. Распахнутая входная дверь, конечно же, совершенно случайно захлопнулась именно в тот момент, когда Лухан переступил порог кафе, и заехала ему по его довольной морде. Минсок облегченно выдохнул, самодовольно усмехнулся и молча исчез за дверью с надписью «staff only».***
Минсок устало потер переносицу, оглядел опустевшее кафе, бросил быстрый взгляд на часы и недовольно поджал губы. Обед уже миновал и пик посетителей, приходившихся на это время, сошел на нет. Это значит, что следующие несколько часов свободы будут разбавляться редкими поползновениями людей. Молодой человек потянулся, сквозь высокие окна оглядел улицу, чтоб убедиться, что никто даже не думает загулять в открытые двери, и только после двинулся в служебку, разминая руками ноющие плечи. По пустому коридору, заставленному невысокими стеллажами с коробками, Минсок прошел до конца, прислушиваясь к звукам голоса раздающегося из-за дальней двери. Слышно было только Лухана, который определенно кому-то что-то втирал. Минсок замер у самой двери, сжимая ручку. Он не имел привычки подслушивать, ему просто было интересно, что за разговор он сейчас прервет своим появлением. — Эй, Лухан, твой обед закончен, — Минсок повернул ручку и толкнул плечом дверь, — возвращайся на пост. — Да, сейчас, — бросил быстро молодой человек, раздраженно махнув рукой, будто бы Ким Минсок был какой-то надоедливой мухой. Он даже со стола, на котором так некультурно сидел, не удосужился слезть. — Не сейчас, а сейчас же! — гаркнул в ответ парень и перевел взгляд на сидящего на диване Исина. — Погоди, сейчас расскажу и пойду, — Лухан скривился. — Если сейчас кто-нибудь придет в кафе и никого из персонала там не застанет… — Ага-ага, — торопливо перебил его юноша, — так вот. На чем я остановился? — Мммм, — задумчиво промычал Исин, хмурясь, — на клубничных полях… — Да! Точно! Минсок, как надзиратель, привалился к стене, скрестив на груди руки, и вперил тяжелый, как болон с ацетиленом, взгляд в затылок Лухана. — И вот знаешь, дальше начался какой-то дичайший трэш! Мне еще такого никогда не снилось! Серьезно, я был голубой овечкой. Ну, в смысле, шерсть у меня была голубая. И я путешествовал с тигром-папой и тигром-дочкой по какому-то страшному миру, где все были враги и почему-то точили на меня зуб. А еще, тигры были антропоморфными, ну, знаешь, на двух лапах ходили и носили костюм, а я был тупо овцой. Как Осел из Шрека, только овца и голубая. — Забавно, — усмехнулся Исин, — похоже на какой-то мультик. Японский. — Да, все это было в стилистике мультика. И из-за того, что за мной охотились, папа-тигр всем говорил, что я его ребенок. Как по мне это было жутко подозрительно, потому что у тигра ребенок ОВЦА! И за нами охотились какие-то огромные чуваки, которые походили на Хагрида. Они даже назывались хагридами. Просто куча Хагридов. И мы прятались от них в переулке с каким-то паровозиком, который пел голосом Френка Синатры песни, придуманные моим неадекватным мозгом. Исин залился бархатным смехом. Ему стало настолько смешно, что в приступе смеха он начал ерзать по дивану, шлепая себя ладонью по ноге. Минсок лишь мягко улыбнулся, наблюдая за реакцией Исина, однако пометочку разобраться с причиной появления у Лухана таких снов, все же мысленно сделал. — Хагриды, — сквозь смех выдавил Чжан, — боже, я представляю их, знаешь, как в первых компьютерных играх по Гарри Поттеру. Такими пиксельными и угловатыми! Ужас какой… — А еще я ездил там на лошади, — улыбаясь, продолжал Лухан, болтая ногами. — Не знаю, как и зачем, но ездил… — Голубая овца на лошади! — Исин согнулся в новом приступе смеха. — Ну приснится же людям такое! Это просто шедевр, мне бы так! А то вообще ничего не снится… Лухан вдруг изменился в лице. Улыбка слетела с его губ мгновенно. Он тут же стал серьезным и с какой-то опаской посмотрел на Исина. Минсок напрягся. — Эй, — отдышавшись, проговорил Чжан, когда приступ смеха сошел на нет, — ты чего? Что за выражение лица? — Исин, — тихо проговорил Лухан, внимательно глядя на парня, — почему ты плачешь? — Плачу? — непонимающе вскинул брови юноша. Он коснулся пальцами щеки, ощущая кожей влажные дорожки слез, а потом обратил внимание, что изображение плывет и подрагивает. Исин не заметил, что начал плакать. Как и не заметил накатившую на него неожиданно грусть. Но отсмеявшись, почувствовал ее всем своим существом и поджал губы, стараясь игнорировать ком подступивший к горлу. — Просто, — дрожащим голосом произнес он, хмуря брови, — история очень смешная. Вот прям до слез смешная. — Может расскажешь уже, что у тебя случилось во время отпуска, а? — напрямую задал вопрос Лухан, недовольно кривя губы. — Ты как вернулся просто сам не свой. Что произошло? — Ничего, — коротко ответил Чжан. — Ничего? От ничего люди не начинают просто так рыдать, понимаешь? — Я же сказал, это из-за шутки! Шутка смешная! — принялся оправдываться Исин, но в первую очередь он пытался убедить себя, что все именно так и есть. — Тогда почему у тебя такое выражение лица? Лухан очень выразительно посмотрел на Исина, и в его взгляде отчетливо читалось беспокойство. — Что случилось? — настойчиво повторил он. — Ничего! Я же сказал, ничего не случилось! Что ты докопался? — Исин… — Лухан! — властно произнес Минсок, обрывая парня на полуслове. — Работа тебя уже заждалась. — Но… — Бегом! — прорычал Ким, опасно сдвигая брови к переносице. Лухан тяжело вздохнул и бросил на Минсока злобный, полный обиды и раздражения взгляд. Ему совершенно не нравилось, что его так бесцеремонно выпинывают за дверь посреди разговора. Появлялось ощущение, что есть что-то между Минсоком и Исином, о чем Лухан не в курсе, и вводить его в курс никто не собирается. Он всегда считал, что у них с Исином достаточно доверительные дружеские отношения, но как оказалось, с Минсоком у Чжана отношения куда теснее и доверительнее, а Лухан и в этот раз за бортом. И это жутко его бесило. Эти их секретики, понимающие взгляды, многозначительное молчание Минсока. Все это действительно раздражало. Лухан тоже хотел секретничать и многозначительно молчать в присутствии Минсока. Он тоже хотел быть частью этих социальных отношений, но что-то, или точнее кто-то, просто не давал ему этого сделать. Молодой человек в сердцах пнул стеллаж, чуть не опрокинув его на противоположную стену и, сдавленно выругавшись, пошел на свое рабочее место. Минсок вышел к нему спустя минут 20. Без Исина. И не проронив ни звука стал имитировать бурную деятельность. Еще минут 10 они находились в напряженной тишине, после чего Лухан все-таки не выдержал. — Так что с ним? — с неприкрытой дерзостью поинтересовался Лухан, разворачиваясь к Минсоку. — Что с ним случилось? Почувствовав себя некомфортно, он прислонился к столешнице и скрестил сначала руки, а потом и ноги. Только в такой позе давление, которое оказывал на него Минсок одним своим существованием, уменьшалось. — Тебя это не касается, — спокойно протянул Ким, занятый своим делом. — Что значит «не касается», — дернул головой Лухан, — он вообще-то и мой друг! Я хочу знать, что с ним происходит. Я ведь волнуюсь. — В первую очередь, — Минсок развернулся, пробегаясь по молодому человеку взглядом, — да и в последнюю, он твой работодатель. Не путай понятия. Оставь фамильярности. Все ваши отношения сводятся к тому, что ты кое-как выполняешь работу, а он тебе, по доброте душевной и только поэтому, платит. Вот и все. — Да ты просто курочка-наседка, Ким Минсок, — сорвалось с губ едкое замечание, — так над ним трясешься, что просто страшно становится. — Потому что в отличие от тебя, мы с ним друзья, — Минсок растянул губы в отвратительной вежливой улыбке, — и я за него волнуюсь. — Ты не волнуешься, — Лухан закатил глаза и отвел взгляд в сторону. — Влюбился в него, не иначе. Ревнивый ублюдок. — Эй, — голос Минсока угрожающе понизился, — ты кажется забылся. Лухан сглотнул. Когда Ким так понижал голос, поджилки начинали трястись, и невозможно было вынести холодный и властный взгляд его раскосых глаз. — Ты все еще у меня в подчинении, и, — Минсок грубо смял пальцами щеки Лухана, поворачивая его голову к себе, — если я еще хоть раз услышу что-то подобное в свой адрес от тебя, будь уверен, я с удовольствием сделаю так, чтобы ты остаток своих дней гнил в какой-нибудь канаве без средств к существованию и умер в мучениях, проклиная тот день, когда открыл свой сраный рот и посмел мне сказать еще что-то в этом духе. Ты все понял? — Да, — тихо выдохнул Лухан, — я все понял, прости. — Славно, — Минсок внимательно посмотрел в глаза молодому человеку, после чего оставил в покое его щеки и сделал шаг назад, — а теперь заткнись и возвращайся к работе. Лухан опустил голову и покорно развернулся к Киму спиной, стараясь избежать его пронзительного взгляда. Минсок какое-то время постоял, раздраженно кривя губы, а после направился обратно к Исину. — Какие все нервные в последнее время, — тихо буркнул Лухан, понадеявшись, что Минсок уже скрылся за дверью, но тот еще не успел этого сделать. — Что? — послышалось за спиной. — Я молчал, — незамедлительно ответил Лухан. — Славно… Несколько секунд напряженного молчания молодой человек сжимал пальцами края столешницы, и расслабился только в тот момент, когда услышал, что дверь за его спиной хлопнула.***
— Полундра! Спасайся кто может! — послышался из коридора голос. Минсок, решивший спокойно почитать в свободную минутку, раздраженно нахмурился, прислушиваясь к приближающемуся к двери топоту. — Минсок! — дверь резко распахнулась и на пороге возник Лухан. — У нас стаканчики закончились! — Второй стеллаж, верхняя коробка, — спокойно произнес Ким, не отрываясь от книги. — Понял, — кивнул Лухан и торопливо исчез в коридоре. Несколько секунд тишины прервались грохотом коробок и сдавленными ругательствами на непереводимом китайском диалекте. Минсок устало выдохнул. — Верни все на место! — крикнул он. В ответ послышался новый поток китайских ругательств и Лухан, который уже намылил ласты подальше от устроенного им бардака, бросил на пол коробку со стаканами и принялся возвращать все на свои места. Минсок глянул на часы. Было давно за полдень. Кажется, это новый рекорд. Лухан определенно делает успехи. Сегодня ему на целый час дольше удалось продержаться без катастроф и порчи имущества. Стоит отметить этот день в календаре.***
В Зале Суда царила привычная тишина, и от нее полумрак помещения становился темнее. Тени обретали насыщенный черный цвет, воздух уплотнялся. Было непривычно душно и тяжело дышать. Минсок обреченно сидел в кресле посреди Зала и неотрывно смотрел на бездыханное тело своего брата, ощущая на своих плечах тяжесть последствий. Сложно было в такой ситуации остаться объективным. Минсок все время задавался вопросом о том, правильно ли он поступил. Был ли это единственный возможный и верный выход. Он просто не мог не сомневаться в своих решениях, когда дело касалось близких ему людей. Будь на месте Чондэ кто-то другой, Минсок бы вряд ли стал колебаться. Это очень удручало. Из-за происходящего Минсок не чувствовал себя компетентным, и это касалось не только дальнейшей судьбы брата, но и всех принятых решений. Если он поступает правильно, то почему он сомневается? Если сомневаться нормально, то почему раньше у него не было сомнений? Минсок сомневался в себе и постоянно возвращался к одному и тому же вопросу. Правильно ли он поступил? Только как бы он не старался в этом разобраться, он понимал только одно: для близких ты никогда не желаешь «правильного» или «справедливого» исхода, для них желаешь только «лучшего». Потому Минсок и не мог быть компетентен в вопросах, касающихся близких ему людей. Он становился эгоистом и слишком потакал своим и чужим прихотям. В итоге все сложилось именно так и виноват в этом Минсок, потому что позволил этому случиться. И разве он мог смириться с таким исходом? Разве мог позволить себе потерять единственного родного человека? «Теперь мы точно квиты» - крутилась в голове фраза, сказанная Чондэ. Она все повторялась и повторялась, как заезженная пластинка. Она должна была успокоить Минсока, но он прекрасно понимал, что ни черта они не квиты. И дело тут вовсе не в том, кто кого убил и за что. Не в злости и не в обиде даже. Минсок оставил все это в прошлом, единственный, кто никак не мог это забыть, был Чондэ. Раньше Минсоку казалось, что Чондэ делал это специально. Будто издеваясь, постоянно напоминал о случившемся. Однако теперь стало понятно, что это было вовсе не ради того, чтобы показать собственное превосходство или что-то еще. Он винил себя за случившееся, раскаивался, и просто не мог позволить себе забыть об этом. Он не позволял себе забывать ни об одной ошибке, совершенной им. Это была какая-то особая степень мазохизма, постоянно истязать себя таким образом. Возможно мазохизм у них в семье был наследственным, потому что никак иначе нельзя было объяснить, почему Минсок продолжал смотреть на бездыханное тело брата. Зрелище не доставляло ему удовольствия. Бледная кожа Чондэ вдруг озарилась светом, который шел откуда-то изнутри. Со стороны это выглядело так, будто в воздушный шарик просунули маленькую светящуюся лампочку. Источник света был один, он медленно перемещался внутри грудной клетки, пытаясь отыскать выход наружу. С одной стороны, это было захватывающее зрелище. Минсок любил наблюдать за перемещениями этого маленького светящегося шарика. Его свет пробивался сквозь испещренную паутиной вен и артерий кожу, иногда наталкиваясь на внутренние органы, которые казались стеклянными, а тело начинало походить на хрупкую, искусно сделанную анатомическую куклу. С другой же стороны, все это казалось невероятно пугающим, особенно когда Минсок поднимал взгляд чуть выше и, всматриваясь в знакомое лицо, вспоминал, что все это происходит с его братом. Чондэ остекленевшими глазами смотрел в потолок, а на его побелевших приоткрытых губах застыл последний вздох. Минсок смотрел на своего брата и никак не мог примириться с мыслью, что это конец. Этот факт просто не укладывался в его голове. После стольких лет казалось совсем невозможным то, что Чондэ умирает. И не потому, что он не мог, а потому что Минсок уже не знал, как можно жить дальше без него. Слишком долго они были вместе. Слишком, чтобы было легко отпустить. Чондэ настолько плотно вошел в его жизнь, в его быт, что площадь пустоты, которую он оставлял после своего ухода, была слишком велика. Кажется, Минсок начинал понимать, что чувствует Исин. Можно забыть о Чондэ, но избавиться от пустоты его отсутствия просто невозможно. Сейчас, когда собственное решение коснулось и его, Минсок понял, что был слишком жесток и безразличен. Ему казалось, что он готов к такому исходу и способен совладать со своими чувствами, но он просто не был. Это не так легко, как ему казалось. Он подложил Исину огромную свинью. Минсок не просто проделал в жизни Исина огромную дыру, он еще заставил забыть о причинах ее появления. Чондэ все так же лежал на полу, раскинув руки и устремив мертвый взгляд в потолок, а излучающий свет шар уже двигался вверх по его горлу. Минсок торопливо поднялся, сильнее сжимая в руках небольшую баночку. На ходу вытащив из нее пробку зубами, он подошел к телу брата, присел, упираясь одним коленом в пол, и начал ждать. Ждать, когда светящийся шарик соизволит явить себя миру. Тот не торопился. Ему, впрочем, некуда было торопиться. Он трепыхался из стороны в сторону, словно на ветру, и просто принципиально отказывался выходить из тела. Будто боялся. Будто чувствовал, что ничего хорошего снаружи его не ждет. Минсок затаился и терпеливо продолжил ждать. Он знал, что души не всегда охотно покидают тело, и что в их поимке очень важна реакция. Души пугливые и очень быстрые. Секунда замешательства и душа взмывает к самому потолку, откуда ее разве что шваброй сгонять, чтобы она хоть немного потеряла высоту. Это почти так же тяжело, как гоняться за мухой. Прошло полминуты, прежде чем душа боязливо выпорхнула наружу. Минсок умело дернул рукой, ловя ее в стеклянную баночку, и заткнул горлышко пальцем, чтобы не дать душе даже маленькой возможности улизнуть. Души непредсказуемы и изворотливы, а уж душа Чондэ тем более. Минсок закупорил бутылочку пробкой и резко выпрямился. Он бросил последний, прощальный взгляд на своего брата, и торопливо пошел прочь, стараясь не оборачиваться, потому что знал, еще секунда сомнений, и его сила воли даст трещину. Он захочет все переиграть, изменить, исправить. К тому же, ему очень не хотелось видеть, как тело Чондэ, которое оставила душа, рассыпается черным пеплом по холодному мраморному полу. Уверенным шагом войдя в соседнее помещение, Минсок захлопнул за собой дверь и двинулся дальше. Он шел напролом как танк, не обременяя себя лишними размышлениями, потому что знал, они заведут его не туда. Сейчас он действовал механически, по привычной схеме, отточенной годами. Тело двигалось само, им не нужно было управлять. Минсок почти уверовал в то, что поступает правильно, почти завершил свои терзания, убедил себя в правильности. Он был почти уверен, что так надо. Почти. Чуть меньше обычного, но гораздо больше, чем нужно, чтобы резко изменить свое решение. Он подошел к огромному стеклянному шару, заполненного больше чем на половину светящейся субстанцией из множества душ, и привычным движением руки почти просунул в трубку, ведущую к этому шару, склянку с душой Чондэ, однако в самый последний момент рука дрогнула и замерла. Ким Минсок неотрывно наблюдал, как перетекает плотная, светящаяся, как какие-то радиоактивные отходы, жидкость в шаре, и отчетливо понимал, что душе его брата там не место. Это было просто неправильно, отправлять его туда. Он не заслужил. Он был непослушным, совершал много ошибок, но все равно он не был настолько ужасен, чтобы оказаться там. А как же Исин? Что с ним будет? Он ведь тоже этого не заслужил. Нет, так просто нельзя. Должен быть другой выход. Минсок еще не успел принять окончательное решение, а пальцы сами стали перебирать баночку, пряча ее в ладонь. Ничего страшного не произойдет, если душа Чондэ не окажется в шаре прямо сейчас. Минсоку нужно немного времени все переосмыслить. И он, помедлив, развернулся, все еще мечась между долгом и собственными желаниями, однако чаша весов склонилась в пользу желаний, и Минсок пошел прочь. Он уходил, прекрасно зная, что с душой Чондэ сюда больше не вернется, пусть и пытался убедить себя в том, что все же это сделает, только чуть позже. Он уходил, прекрасно понимая, что делает все это вовсе не ради Чондэ и не ради Исина. Он делал это только для себя, потому что боялся терять, боялся остаться один, но больше всего боялся во всем этом себе признаться, поэтому отчаянно искал оправдания. Ким Минсок всегда был некомпетентным эгоистом, привязанным к брату, но слишком хорошо это скрывал. Даже от самого себя.***
— Я прошу прощение за случившееся, — Минсок чуть склонился в извинении, — мне правда жаль, что все так вышло. Надеюсь, что любой десерт на ваш выбор за счет заведения как-то скрасит это недоразумение. Минсок выслушал ответ с натянутой доброжелательной улыбкой, кивнул и, развернувшись на пятках, направился в сторону стойки. По мере его приближения, Лухан менялся в лице. Он просто чувствовал, что это не Минсок идет прямо к нему, а его собственная смерть. У Кима был пугающе холодный взгляд, какой может быть только у человека, без сожаления убившего сотни и тысячи людей. Лухан сконфужено замер, затаив дыхание. Он попытался выглядеть как можно более виноватым, даже жалостливо поджал губы и распахнул посильнее свои наивные глаза, надеясь, что это поможет Минсоку ограничиться лишь гневной речью о безалаберности одного никчемного работника, который по чьей-то ошибке все еще работает здесь. Однако гневной речи не последовало. Минсок молча влепил Лухану подзатыльник и прошел мимо, даже не посмотрев в его сторону. И если честно, от этого Лухан почувствовал себя жалким. Настолько, что даже Минсок, устав тратить на него свое время и силы, решил просто промолчать.***
Исин стоял прислонившись к стене и невидящим взглядом смотрел в окно. Иногда, среди потока снующих людей, его взгляд вдруг цеплялся за какого-нибудь прохожего, а сердце вдруг пропускало удар, словно что-то важное Исин узнавал в неизвестном. Словно кого-то важного он видел в незнакомцах. В такие минуты его сонное, затуманенное сознание вспыхивало ярким фейерверком, за которым ничего невозможно было разглядеть. Оно словно пыталось подать сигнал, указать на что-то, только Исин никак не мог разобрать на что. Не мог понять, почему среди толпы он выхватывает именно этих людей, не мог понять, почему вообще кого-то пытается в этой толпе отыскать. Он никого не ждал, никого не искал, но вглядывался в поток людей каждый день. Как будто бы он искренне верил, что среди десятков и сотен незнакомцев сможет отыскать одного единственного, неизвестного ему человека, который бы мог заполнить бесконечную пустоту в его душе. — Минсок, — вдруг подал голос Исин. — Ммм? — молодой человек поднял взгляд, отрываясь от бумаг, которые должен был заполнять и разбирать Чжан, но почему-то за него всегда это делал Минсок. — У тебя когда-нибудь бывало такое чувство, что ты что-то потерял, хотя не терял ничего? — меланхолично поинтересовался Исин, скрещивая руки на груди. — Нет, — Ким быстро мотнул головой и вернул все свое внимание бумагам, — откуда же ему взяться, если я ничего не терял. — Ты должен знать это чувство, когда чего-то не хватает, просто ты не можешь вспомнить чего именно. Это такой момент, перед тем как ты окончательно осознаешь, что именно ты потерял. Минсок нахмурился. Он застыл в задумчивости, а потом поднял голову и, немного прищурившись, долгим внимательным взглядом посмотрел на отстраненного Исина, силясь отыскать в чертах его лица ответы на свои вопросы. — Знаешь как бывает, иногда берешь с собой зонт-трость и, не имея привычки что-то носить в руках, обязательно его где-нибудь забываешь, а потом идешь и думаешь, блин, что-то определенно не так. Чего-то явно не хватает. И вот идешь, думаешь, пытаешься понять, чего же именно. Перебираешь все возможные варианты, начинаешь прокручивать в голове события дня, пока вдруг не понимаешь — точно же! — зонта не хватает. Вот у меня точно такое же чувство… — И что же ты потерял? — выдержав длинную паузу, поинтересовался Минсок, неосознанно напрягаясь всем телом и сжимая пальцы в кулак. — Я не знаю, — тихо проговорил Исин. — Я все думаю, вспоминаю, пытаюсь понять. Перебираю все возможные варианты. Прокручиваю в голове события минувших дней. Все тщетно. Я ничего не терял. — Так это же хорошо, разве нет? — Нет, — мотнул головой Исин, прислоняясь головой к прохладной стене, — я все еще явственно чувствую, что чего-то не хватает, только не могу понять чего. Или кого. Кого мне не хватает? — Девушки, — бросил Минсок, — девушки тебе не хватает. Отношений человеческих. Вот и тоскуешь. Скоро от одиночества на стены будешь лезть и на людей бросаться. — Не хочу девушку, — капризно поджимая губы, проговорил Исин. — Тогда, хммм… парня? — предложил Минсок. — Не хочу. — Может быть, тогда собаку или кошку. Я не предлагаю заводить с ними отношения, просто чтоб было какое-то живое существо рядом. Чтоб было к кому домой возвращаться. — Это все не то, — Исин прерывисто выдохнул, стискивая зубы, — мне не нужна какая-то абстрактная девушка или парень, не нужны домашние животные. Мне нужен кто-то определенный. Конкретный человек. — Кто? — Я не знаю, — еле слышно выдавил Исин. — И это бесит меня больше всего.***
Минсок спокойно стоял в коридоре, проверяя по списку коробки на стеллажах. Все было тихо. Уж слишком тихо. Никакого грохота, звона битой посуды, даже голоса Лухана слышно не было. Только мерное жужжание кофе-машины. Слишком подозрительно. С самого утра Лухан был непривычно тих, однако значения Минсок этому не придал. У этой катастрофы на двух тощих ножках, настроение менялось быстрее, чем влюбленности девочки-подростка, так что переживать из-за каждого такого перепада было просто опасно для своего психического здоровья. Однако сегодня все равно слишком тихо. Ким Минсок посмотрел на дверь, ведущую из коридора в кафе, и прикинул процентную вероятность того, что Лухан сейчас откинул копыта без его ведома, прямо посреди рабочего дня. Нет, вряд ли. Если бы так случилось, Минсок бы узнал об этом первым и с того света достал бы этого лентяя, чтобы он отработал смену до конца. А то ишь какой продуманный, умереть он решил, чтоб не работать. Непростительно. Уже много лет Минсок умывальников начальник и мочалок командир, и ни разу не было, чтобы кто-то под его началом отлынивал или пренебрегал обязанностями. Как и не было тех, кто настолько же, насколько Лухан, из рук вон плохо справлялись с работой. Минсок воспринимал это как личный вызов и оскорбление. Если он не сделает из этого непутевого парня дисциплинированного работника, то, считайте, что сотня лет коту под хвост. Твердой руки и ответственности, вот чего Лухану не хватает. Кофе-машина крякнула и резко смолкла. Ничего хорошего этот звук не предвещал. Минсок насторожился, но от списка в своих руках взгляда не оторвал, хотя уже и не улавливал смысл написанных в нем слов. — Минсок! — в дверь просунулась голова Лухана. — Мне конец. — Наконец-то, — с каким-то облегчением произнес Ким. — Ну что ж, пусть земля тебе будет пухом. — Минсок, — жалобно проскулил Лухан. — Что еще? Умереть без меня не можешь уже? — Не могу. — Что тебе? Показать как надо умирать или избавить от мучений и добить? — Помоги мне, Минсок. — Хорошо, сейчас, — спокойно согласился молодой человек, — только схожу за ружьем. — Алло, полиция, — голос Лухана тут же стал бодрым, — мне тут начальник расправой угрожает. — Может быть, избавишь меня от лишних телодвижений и уйдешь по собственному? — Хочешь тут один все делать? — с вызовом поинтересовался молодой человек. — Да я и так тут все один делаю! Чем только Исин думал, когда нанимал тебя? — раздраженно произнес Минсок, откладывая список на коробку. — Ладно, что там у тебя? — Я сломал ее, — уже без раскаяния и жалобной мины, спокойно отчитался Лухан. А что? Для него это дело обычное. Он вечно что-нибудь ломал. — Кого? — Кофе-машину. — Ну, — задумчиво протянул Минсок, — ничего страшного. — Правда? — с надеждой поинтересовался Лухан, наивно полагая, что беда обойдет его стороной. — Ага, — кивнул Ким, — посидишь пару месяцев на воде и хлебе, поживешь в коробке из-под холодильника. Ничего страшного. — Черт, — выругался Лухан, понимая, что беда не миновала и исчез за дверью. Минсок лишь двинул бровями, одними губами протянув «мда», огляделся, облизал губы и собирался вернуться к работе, однако копошение и тихие китайские ругательства из-за двери просто не дали ему такой возможности. Молодой человек уверенно двинулся в кафе. Лухан стоял у кофе-машины, меланхолично пытаясь сотворить с ней чудо, и тихо матерился, когда чуда не происходило. Минсок скрестил на груди руки и долго наблюдал за потугами своего подчиненного. — И что ты пытаешься сделать? — с интересом спросил он. — Доломать ее? — Я все исправлю, — безразлично бросил Лухан, — все сделаю. Не переживай так. — Слушай, если ты ее сломал, просто оставь в покое и не трогай… — У меня и так зарплаты хватает только хлебушек поклевать, так что если эта тварь не заработает, мне придется продать почку, чтобы оплатить ее замену и не умереть от голода под проливным дождем в какой-нибудь подворотне! — вскрикнул молодой человек в сердцах пиная ногой стол. Минсок провел кончиком языка по зубам, не сводя пристального взгляда с Лухана. — Опять аренда подскочила? — Да. Ким понимающе кивнул и как-то печально вздохнул. Это будто бы должно было поддержать Лухана, показать всю степень сострадания к нему, но оказало обратный эффект. — Я все сделаю, просто не стой у меня над душой, ладно? — сдержанно попросил молодой человек. — Как будто тебе хватит ума ее починить, если она сломалась, — хмыкнул Минсок, — дай сюда. Он бесцеремонно подвинул Лухана в сторону, оглядел кофе-машину, произвел какие-то магические движения руками, пощелкал нужные кнопочки и с силой ударил по ней кулаком. Действия возымели нужный эффект. Машина со старческим кряхтением заработала. — Видишь, — с чувством выполненного долга произнес Минсок, — даже почку продавать не пришлось. — Спасибо, — тихо выдохнул Лухан и на губах его появилась слабая благодарная улыбка, когда Ким, уходя, потрепал его по волосам.***
Исин, подперев рукой подбородок, сидел уставившись в одну точку и задумчиво отбивал ритм пальцами по столу. Перед ним стоял сложный выбор, от которого очень сильно зависела его благополучная жизнь. Принять решение и не понести никаких потерь было просто невозможно. — Слушай, если ты возьмешь отпуск, мы тут загнемся без тебя, — пробормотал Исин и пальцы его замерли в воздухе. — Может тебе не так уж сильно нужен отпуск? — Может и не нужен, — развалившийся на диване Минсок пожал плечами, — я же всегда мечтал о такой работе. Даже не знаю, как раньше жил, когда мне не нужно было переделывать все дела за Луханом по сто раз на дню. Сейчас вот оглядываюсь назад и понимаю, насколько моя жизнь была бессмысленной до этого. — Да брось, — мягко засмеялся Чжан в ладонь и с озорными огоньками в глазах посмотрел на Минсока, — Лухан делает успехи. Он стал лучше справляться. К тому же, он быстро учится, а еще он очень упорный. — Упрямый, ты хотел сказать, — поправил его Ким. — Или так, — согласился с ним молодой человек, — в любом случае, он почти молодец, но в основном благодаря твоему неусыпному надзору за ним, так что если ты уйдешь в отпуск, у нас будут проблемы. Мне придется взять кого-то вместо тебя, но есть ли в этом смысл на такой короткий срок? — А может ты просто наймешь еще кого-нибудь, без замен, вот просто потому что нам бы лишние руки не помешали… — Мысль здравая, — кивнул Исин, — но тебе как будто Лухана мало, ты еще и новичка хочешь взять? — Нам же не обязательно брать на работу такого же безалаберного как он, так? — Согласен, в этот раз надо кого-то менее… Из кафе послышался звон битого стекла. Исин резко повернул голову на дверь, замолкая на полуслове, и стал прислушиваться к звукам. Минсок даже бровью не повел. — Это что сейчас было? — Чжан перевел настороженный взгляд на собеседника. — Лухан, — коротко ответил Минсок, раздраженно постукивая ногой. — Давай просто понадеемся, что это его пустая головушка разбилась с таким звуком, потому что, клянусь, еще одна разбитая вещь и нам придется делать всю посуду одноразовой, а стены и пол мягкими. — Надо посмотреть, что случилось, — Исин попытался встать со стула, но Минсок остановил его жестом. — Я схожу, а ты пока хорошенько подумай о том, чтобы взять на работу еще кого-то, — молодой человек дернул дверь, — я даже готов отпуск перенести на подальше, чтобы не оставлять тебя одного с Луханом и новичком на испытательном сроке. — Будет очень любезно с твоей стороны, — мягко улыбнулся Исин. — Вот и договорились, — кивнул Минсок и вышел за дверь. В коридоре он почему-то начал ускорять шаг, чтобы оказаться в кафе раньше, чем Лухан по глупости себя покалечит, что он несомненно сделать мог. Иногда казалось, что он был готов отгрызть себе ногу просто ради того, чтобы уйти домой пораньше, так что покончить жизнь самоубийством, утыкавшись осколками стекла, ему совсем бы не составило трудностей. Минсок торопливо дернул за ручку двери и, даже не успев в нее войти, на всякий случай прокричал: — Замри и не двигайся! Лухан, сидевший на корточках перед осколками разбившегося стеклянного чайничка, вскинул голову вверх и посмотрел на Минсока глазами срущего под кустом зайца, которого лиса застала врасплох. Он так и замер, сжимая пальцами осколки, и только хлопал глазками, боясь, что если пошевелится, Минсок тут же кинется его убивать. — Не трогай осколки! Не двигайся! Не дыши! — начал раздавать указания Ким. Молодой человек дважды непонимающе моргнул, внимательно посмотрел на Минсока, а потом опустил голову и продолжил собирать осколки с пола. Под пристальным взглядом, он старался сделать это как можно осторожнее, будто чувствуя ответственность происходящего. Ему хотелось показать, что с чем-то настолько простым он в состоянии справиться и сам. Однако не справился. Потянувшись за одним из осколков, он порезал себе палец и невольно ойкнул. — Я же тебе сказал, — тут же сорвался с места Минсок, будто бы только и ждал, когда Лухан ошибется, — не трогай! Неужели так сложно послушать? Дай посмотрю! Он присел на корточки напротив Лухана и грубо схватил молодого человека за запястье, чтобы притянуть руку поближе и разглядеть порез на пальце. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы оценить ситуацию. Порез был длинным и из него сразу стала сочиться кровь, стекая по пальцу. Ранение было не смертельным, но неприятным. Только Лухан мог так хорошо прорезать себе палец. — Ничего страшного, палец вроде на месте, — констатировал он, наблюдая, как кровь скатываясь по коже вниз, собирается в одну большую каплю, грозящую упасть на пол, — жить будешь. Секундное замешательство, Минсок чуть наклонился, разлепляя губы, и провел языком по порезу, слизывая кровь, чтобы она не запачкала пол, и сунул палец в рот. Лухан отстраненно наблюдал за происходящем, будто не знал, как на это реагировать. Ему не было неприятно, скорее даже наоборот, это вызывало у него странное щекочущее чувство. Губы Минсока были мягкими, и Лухану это определенно нравилось. — Не делай так, — тихо проговорил он, — это не гигиенично, знаешь ли. Минсок вопросительно вскинул бровь. Ему потребовалось время, чтобы понять смысл фразы и как-то на нее отреагировать. Он совершенно спокойно выпустил чужой палец изо рта, глядя на Лухана пристально и холодно. От этого у молодого человека пробежали по спине мурашки. — Действительно, — ровным голосом проговорил Ким, протягивая к своему подчиненному руку, чтобы пальцами уцепится за его подбородок и потянуть вниз. Лухан покорно приоткрыл рот, в предвкушении ожидая дальнейшего развития событий. — Сам умирай от своих микробов, — заключил Минсок и сунул молодому человеку в рот его же палец. Нельзя сказать, что Лухан этого не ожидал. Он был готов, что ему обязательно сунут в рот что-нибудь, стоит только его открыть, просто терялся в догадках, что именно это будет: осколки разбитого чайника или ствол огнестрельного оружия. Однако, когда во рту оказался собственный палец, а на языке металлический привкус крови, Лухан немного удивился. Еще сильнее его удивление стало, когда до его мозга дошли все подробности ситуации. — Это отвратительно, Минсок, — с улыбкой произнес Лухан. — Соси молча, — огрызнулся Ким. — Ты бы еще меня поцеловал, ей богу. — С чего бы мне тебя целовать? — непонимающе произнес юноша, собирая с пола крупные осколки. — Ты не сделал ровным счетом ничего, чтобы у меня появилось желание тебя поцеловать. Вот если бы ты весь мой отпуск продержался без катастроф, я бы облобызал тебя с ног до головы. — Правда, что ли? — Нет, — коротко ответил Минсок, забирая оставшиеся осколки из руки Лухана, и выпрямился. Молодой человек не знал, магическое ли это действие чужой слюны или причина в чем-то другом, но ему вдруг так захотелось заскулить от переизбытка собственных чувств. Просто Минсок был такой, что словами не передать. Вечно холодный и неприступный, грубый и раздражительный, иногда даже пугающий, но при этом всегда такой заботливый и очень терпеливый. Прямо как старший брат, которого у Лухана никогда не было. — Минсок, — протянул он, вписываясь плечом в дверцы шкафа из-за того, что не смог совладать с собой, — ты ведь не дашь меня уволить? — Я не собираюсь противиться неизбежному… — Эй, — тихо позвал Лухан, вскидывая ногу вверх, чтобы пнуть парня по мягкому месту, — мы ведь друзья, не так ли? Минсок замер, раздумывая над правильным ответом, но чужая пятка, которая давила на пятую точку, мешала здраво мыслить. — Нет, — коротко заметил Ким, возвращаясь к своим делам, — а должны быть? — Ты ведь старший ребенок в семье, да? — резко перевел тему Лухан, съезжая вниз по полу, чтобы ощутимее упереть ногу в чужой зад. — С чего бы тебя это вдруг заинтересовало? — Просто ты ведешь себя как старший брат. — Тебя что-то не устраивает? — Нет, — мотнул головой Лухан, — мне это нравится. Очень нравится. Как и твоя задница. Последняя фраза была явно лишней. К сожалению, Лухан осознал это слишком поздно. Кажется, можно было увидеть, как Минсок в этот момент вспыхнул адским пламенем, с легкостью ломая пальцами большой осколок чайника в своей руке. С каких это пор он позволяет подчиненным так развязно и неуважительно вести себя с ним? Видимо, кто-то давно не получал хорошую взбучку. Минсок очень медленно развернулся, хватая рукой ногу Лухана за голень, и потянул вверх. Лухан начал скользить, чувствуя, как его задница отрывается от пола. Он раскинул руки, чтобы за что-то ухватиться, но только бессмысленно возил ими по полу, собирая на ладонь мелкие осколки, которые еще на нем остались. Когда Лухану показалось, что сейчас его, как игрушку поднимут за ногу, Минсок вдруг разжал пальцы. Лухан рухнул вниз, в узком пространстве ударяясь всем чем можно обо все что только можно. — Ауч, — пробормотал он, потирая свой затылок, которым вписался в дверь шкафа, — силушка у тебя богатырская. Качаешься?.. Молодой человек посмотрел на Минсока и осекся. Сверху вниз на него смотрел вовсе не дружелюбный кролик. Это был не Ким Минсок, а просто на него похожее как две капли воды неведомое существо из адских глубин, чьи глаза пылали ненавистью. — Что. Ты. Там. Сказал. Про. Мою. Задницу? — сопровождая каждое свое слово пинком, поинтересовался Минсок. — Ничего, — торопливо выдавил Лухан, поворачиваясь спиной, чтобы спасти себя от постоянных ударов, — абсолютно ничего. — Вот и славно, — Минсок с силой опустил свою ногу на спину молодого человека, прижимая к полу, — и впредь следи за тем, что говоришь, иначе будешь вылизывать пол во всем кафе своим длинным языком. — Ты определенно неравнодушен к доминированию, — сдавленно выдохнул Лухан, — как твоя девушка? Не против легкого БДСМ? — Ты определенно мазохист или у тебя просто отсутствует инстинкт самосохранения, — заключил Минсок, сильнее надавливая ногой на чужую спину. — Иначе я никак не могу объяснить, почему ты так часто нарываешься на мои поджопники. Приберись здесь немедленно, и если я найду хоть микроскопический осколок или грязь, клянусь, ты будешь вылизывать этот пол. Все ясно? — Как вам будет угодно, хозяин, — безропотно согласился Лухан, и театрально припал к полу, изображая покорность. Минсок раздраженно скривился, сетуя на жизнь, потому что в последнее время ему слишком уж часто попадались в подчинение те, с кем просто нет сладу. Это очень удручало. Бьешь их, бьешь, угрожаешь, порицаешь, наказываешь, а им хоть бы хны. Дерзят, выпендриваются, наслаждаются. Сил никаких уже нет. Может быть это он хватку теряет? Разучился наводить на людей страх и ужас? Нет, с этим определенно нужно было что-то решать. Ким Минсок развернулся и целенаправленно пошел к Исину, чтобы обсудить с ним текущее положение дел и срочно выпросить себе отпуск. Отдохнуть было просто необходимо. Определенно, ему нужно было срочно развеяться, а потом вернуться с новыми силами и всех поставить на свое место. Он и так в последнее время как мать-одиночка с одной работы на другую скачет и пытается воспитать своих сыновей-бездельников. Отпуск. Только отпуск. Срочно и никак иначе. Он все решил. Осталось только подыскать себе замену.***
Ким Минсок повернул ручку окна и дернул створку на себя. В комнату тут же заструился прохладный вечерний ветерок. Молодой человек подставил ему лицо и сделал глубокий вдох. От созерцания горящих в темноте окон домов и отблеска уличных фонарей становилось спокойно, как бывает, когда выходишь из душного автобуса где-то в сельской местности и полной грудью вдыхаешь свежий воздух. Минсоку очень не хватало таких минут, когда он мог просто остановиться и наслаждаться моментом, не думая ни о чем. Просто стоять, созерцать и понимать, что жизнь, в сущности, прекрасная вещь. За спиной послышался хлопок двери, прерывающий единение с вселенной. Минсок тяжело вздохнул, сгреб с подоконника оставленные минутами ранее вещи, развернулся, и направился к нарушителю спокойствия, который успел уже плюхнуться на диван и включить телевизор. — Вот, — Минсок положил небольшую стопку вещей на кофейный столик, — держи. — Что это? — молодой человек, наскоро вытирающий полотенцем мокрые волосы, перевел взгляд со стопки вещей на Минсока. — Телефон, документы, — начал перечислять он устало, — в общем, все, что тебе необходимо, чтобы считаться полноценной частью общества. — И зачем это? — собеседник перевел незаинтересованный взгляд на экран телевизора. — Что значит зачем? — раздраженно процедил сквозь зубы Минсок. — Затем, что ты человек, и тебе нужно как-то жить в мире людей. — Вот оно что, — протянул молодой человек, откидываясь на спинку дивана, и устремил свой взгляд к белому потолку, — как скучно. Минсок устало прикрыл глаза и коснулся пальцами переносицы. После возвращения Чондэ стал еще невыносимее, чем был до этого. Он стал спокойнее, меланхоличнее, безразличнее. В нем больше не было прежнего авантюризма, лишь бесконечная скука и полное отсутствие интереса к происходящему. Возможно, причина такому поведению крылась в том, что вернуть удалось лишь его часть, и похоже не самую лучшую. Чондэ рывком выпрямился и наклонился вперед, хватая со стола телефон. Долгое время он разглядывал его, после чего поднял задумчивый взгляд на брата. — Зачем он мне? — поинтересовался он, хмуря брови. — Мне ведь даже позвонить некому. — Пока что да, — кивнул Минсок, — но потом обязательно появятся контакты. Как только начнешь социальную жизнь, сразу поймешь, что без него сложно обходиться. — А что если не начну? Что если я просто не хочу? Зачем мне все это? — лицо Чондэ на мгновение исказила гримаса боли. — Зачем мне эти паспорта, телефоны? Зачем мне этот ежедневник? Молодой человек с силой махнул рукой, скидывая стопку на пол, и откинулся на спинку дивана, скрещивая на груди руки. Он кривил губы, стараясь сдержать свое недовольство, но оно так и просилось наружу. — Что если я не хочу всего этого? Не хочу вспоминать то, что забыл, не хочу становиться частью социума, заводить новые знакомства, искать себе работу, уходить с головой в эту бесполезную рутину. Что если я не хочу снова быть человеком? Мой прошлый опыт не увенчался успехом, так почему ты думаешь, что сейчас что-то выйдет? Зачем ты меня вернул? Минсок слушал молча. Ему нечего было ответить. Слова Чондэ казались эгоистичными, но мотивы Минсока были не менее эгоистичны. Неужели он действительно совершил ошибку, вернув его назад? Разве Чондэ не должен радоваться тому, что у него есть еще один шанс. Он может начать все с самого начала, ведь он хотел этого. Или нет? — Значит, мне стоило оставить тебя мертвым? — холодно поинтересовался Минсок, и губы его вытянулись в тонкую линию. Чондэ приоткрыл рот, будто в попытке что-то сказать, но тут же его закрыл, сглатывая, после чего демонстративно положил телефон на стол и вальяжно откинулся назад. — Ты никогда не думал о том, что мне следовало оставаться мертвым с самого начала? Что если еще тогда, на первом моем суде, ты принял неправильное решение из-за своих сентиментальных мотивов? Если бы ты тогда принял правильное решение… не для тебя правильное, для других. Отбросил бы свои чувства и объективно посмотрел на ситуацию. Если бы тогда ты так сделал, ничего бы этого не случилось. — Значит, мне просто нужно было убить тебя, не дав шанса все исправить? — Минсок отвернулся к окну, скрещивая руки на груди. — А у других был этот шанс? Хоть кому-нибудь кроме меня ты давал второй шанс? Если бы я не был твоим братом, я бы удостоился такой чести? Минсок чуть повернул голову, чтобы бросить обеспокоенный взгляд на Чондэ. Дело было не в том, что сейчас так просто были раскрыты мотивы, которые Минсок тщательно пытался скрыть. Дело было в том, что его за это укорял человек, который по идее выигрывал от такого самодурства. — Я понимаю, Минсок, — выдохнув, Чондэ сцепил пальцы в замок, и взглядом психиатра посмотрел на брата, — прекрасно понимаю, что ради близкого человека, готов делать исключения и идти на поводу у своих эмоций. Понимаю, что отказаться от такого человека сложно, хочется сделать для него как лучше, хочется… Молодой человек осекся и торопливо поправил мокрые волосы, спадающие на лицо. — Но иногда нужно просто остановиться, Минсок, — тихо проговорил он, упирая расфокусированный взгляд в телефон на столе, — просто перестать. Благими намерениями вымощена дорога в ад. Ты просто оказываешь мне медвежью услугу. Думаешь, что так будет лучше для меня, но что если так будет лучше только для тебя? Что если мне это не нужно? Что если бы для меня было лучше закончить все еще тогда? Поставить во всем эту жирную точку и раствориться. Потому что я просто не хочу, чтобы все было так… Минсок болезненно прикрыл глаза, потирая пальцами переносицу. Он уже перестал понимать, что происходит. Не понимал, что творится в его голове и в голове Чондэ. Все это было слишком сложно и не было единственно верного решения. Не было такого варианта развития событий, в котором все были бы счастливы. И так было всегда. Если кому-то было хорошо, кто-то другой обязательно должен был страдать. Эта неприятная черта человеческого мира слишком напрягала Минсока, путала его. Слишком обременительно думать о том, кто и что получит, если ситуация обернется так, а не иначе. Слишком тяжело принимать последствия и чувствовать уколы совести за то, что не смог осчастливить всех. — Неужели ты не можешь просто попытаться? — еле слышно выдавил Минсок. — Хотя бы ради меня. — Я уже пытался! — неожиданно взорвался криком Чондэ. — Я пытался и не раз, но к чему это привело?! Сколько еще неудачных попыток мне нужно вытерпеть, прежде чем ты поймешь, что это просто не для меня?! Молодой человек качнулся и подскочил с дивана, уверенно и быстро двигаясь к брату, чтобы посмотреть ему в глаза, которые он старательно прятал. Признавать свои ошибки он не любил еще больше Чондэ. Однако у Чондэ на это хватило храбрости, а вот Минсок упрямо продолжал гнуть свое, искренне надеясь, что спустя какое-то время его правота станет видна. — Ты никогда не думал о том, что быть частью этого мира, жить, быть счастливым, просто не всем дано? Я устал от всего этого дерьма! От безуспешных попыток поступать правильно, от постоянной борьбы за хотя бы маленький кусочек личного счастья! Эта жизнь не дается мне легко! Она требует от меня слишком много сил, а все что я получаю взамен, это прицельные удары в челюсть! Чондэ с силой пнул ногой по кофейному столику, заставляя Минсока неприятно поморщиться от глухого удара и крика отчаяния, который последовал за ним. — Я просто устал, — еле выдавил Чондэ, напрягаясь всем телом. — И больше не хочу ничего из этого… — Может тебе уже пора перестать драматизировать? — Минсок бросил на Чондэ оценивающий взгляд. — Я как будто тебя заставляю начинать все заново в концлагере. Сейчас совершенно другое время, нет ни отца, ни его женщин… никого, кто бы мог мешать тебе жить. Самое лучшее время начать все с самого начала. Ты полностью свободен. Ты можешь быть тем, кем хочешь, а не тем, кем должен. Любой твой каприз, понимаешь? Единственное, что сейчас тебе может помешать, это ты сам… Чондэ раздраженно дернул головой, показывая тем самым, что даже слушать об этом не хочет. Это просто только на словах, а в жизни будет еще сотня препятствий, об которые он разобьется. И ради чего? — Просто начни, только попытайся, — настоятельным родительским тоном, почти упрашивая, попросил Минсок, — это не должно быть сложно. Не после всего. Заведешь новых знакомых, выберешься наконец из своего кокона одиночества. Найдешь девушку, не на один раз, а для серьезных отношений, или… хм, парня. — Не хочу, — отрезал Чондэ. — Ладно, мы можем начать с чего-то простого. Будем постепенно приучать тебя к ответственности, научим заботится о ком-то. Как насчет собаки? Лабрадор, например? Или кота? — Я же сказал, — сквозь зубы процедил Чондэ, сжимая руки в кулак, — не хочу. Ни абстрактных девушек или парней, ни обременительных домашних животных. Мне не нужен кто-то, просто чтобы был, — молодой человек повернулся и посмотрел в глаза брату, — мне нужен конкретно Чжан Исин, и больше никто. Уголки губ Минсока дрогнули. Ему абсолютно не нравилось, что эти двое говорят одно и то же. Будто сговорились. Этого им не надо, этого они не хотят. Будь добр, Ким Минсок, подай нам то, не знаем что. — Сдался тебе Исин, — хмыкнул молодой человек, закатывая глаза, — тебя на нем просто заклинило. Отпусти и забудь. Найдешь кого-нибудь лучше. — Нет! — прокричал не своим голосом Чондэ. — Не найду! Минсок опустил голову, тяжело выдыхая, и неосознанно начал теребить мочку уха. Неужели со всеми младшими братьями так сложно? — Перестань вести себя как маленький ребенок, — медленно и вкрадчиво произнес он. — Если ты перестанешь капризничать и упрямиться, жить сразу станет проще. Не хочешь отношений, ладно. Принуждать не буду. Попробуй что-нибудь другое. Сходи до магазина, прогуляйся, проветрись… — Я хочу устроиться на работу, — уверенно оборвал его Чондэ. — О? — Минсок удивленно вскинул бровь, глядя на напряженные плечи брата. — Здравая мысль. И куда? — В кафе, — коротко ответил Чондэ, вскидывая голову вверх, — в какое-нибудь миленькое кафе. Например, хм, в твое. Там же как раз, какое совпадение, нужны работники, разве нет? Минсок сделал глубокий вдох и продолжительно выдохнул через рот, чтобы сдержать раздражение, а потом упер руки в бока и опустил взгляд, подбирая нужные слова. — Ты издеваешься, да? — как можно спокойнее проговорил он. — Ты издеваешься! Ты не будешь работать там. Ты не будешь приходить туда, гулять где-то поблизости, смотреть в сторону того кафе и даже думать о нем забудешь, ясно? — Но почему? — искренне удивился Чондэ, поворачиваясь к брату. — Вам ведь лишние руки не помешают. — Нет, — коротко ответил Минсок. — Нет и это окончательный ответ. Ты не будешь там работать. Даже в своих самых откровенных мечтах держись от него подальше! — Почему? — Да потому что! — вскрикнул молодой человек. — Ты прекрасно знаешь почему! Найди себе другое кафе. — Что за монополия на кафешки! — в сердцах топнул ногой Чондэ. — Как будто мир рухнет, если мы снова будем работать вместе! — Даже если бы я был достаточно безрассуден, чтобы позволить этому случиться, во-первых, с меня хватит быть твоим начальником, мне там одного шалопая достаточно, во-вторых, ты будешь держаться от Исина так далеко, как только возможно. — А что случится, если я не буду? — скривив губы, поинтересовался юноша, бросая взгляд полный вызова на брата. — Что произойдет? Он ведь даже не помнит обо мне. Я просто приду и скажу: «Привет, я Ким Чондэ и очень хочу здесь работать». И все. Я не собираюсь делать ничего из ряда вон. Не собираюсь ломать ему жизнь откровениями или еще чем-нибудь таким. — Конечно нет, ты ведь это уже сделал, — резонно заметил Минсок, выразительно двинув бровями. — Что может произойти, Минсок? — спокойно поинтересовался Чондэ, пропуская выпад. — Если ты боишься, что он попадет в мою плохую компанию и я его испорчу, то этого не будет. Мы просто начнем все с самого начала. С нуля. Как два незнакомых человека. И будь что будет. Почему я не могу этого сделать? Минсок открыл рот, чтобы сказать что-то, но так и не нашел слов. Просто не знал, как сказать. Он и так, и этак вертел фразы в своей голове, но все они звучали отвратительно. К тому же выставляли Минсока не в самом хорошем свете. — Потому что… Чондэ усмехнулся, наблюдая за потугами брата. — Потому что ты не стер их, да? — уточнил он, и взгляд его стал болезненным. — Видишь, не так уж и сложно сказать. Молодой человек вскинул голову к потолку, осуждающе выдыхая, развернулся, дошел до дивана, уселся на подлокотник, какое-то время созерцая трепещущий в бликах лампы ночной город, а потом устало откинулся назад. — Я так ненавижу в тебе эту черту, — меланхолично произнес Чондэ, созерцая паутину мелких трещин на потолке. — Эту твою нерешительность в делах, напрямую касающихся тебя. Твои вечные полумеры в этих вопросах. Ты так боишься ошибиться, что никогда не принимаешь окончательного решения. Ни да, ни нет. Вечно останавливаешься где-то посередине и ждешь, что будет дальше. Снимаешь с себя всю ответственность. Это совсем нехорошо, Минсок. Чондэ устало прикрыл глаза, устраивая руки на груди. Даже так он чувствовал, как Минсок стоит посреди гостиной и смотрит на него невидящим взглядом. И это раздражало. Если младший брат начинает вдруг отчитывать и нравоучать старшего, значит что-то пошло не так. — Ты не стер Исину память, но и не оставил ее, — монотонно продолжал молодой человек, — его состояние слишком нестабильно, любая мелочь может стать катализатором. Если воспоминания вдруг нахлынут разом, нам повезет, если его крыша останется на месте. Ты ведь понимаешь, насколько это опрометчиво, Минсок? Ты понимаешь, как безответственно поступил? Ты сидишь на бочке с порохом и, если она взорвется, не только тебе, всем нам придет конец. Это слишком безответственно для тебя. Минсок прекрасно понимал. Он знал последствия всех своих решений, и каждое из них далось ему с большим трудом. Дело было не в том, что он не хотел стирать воспоминания Исина. Дело было в том, что он просто не мог этого сделать, как и оставить их. Слишком много событий и потрясений одновременно, слишком сильные эмоциональные всплески. Исин мог просто не выдержать этого. Минсок лишь заблокировал их, и теперь ждал, когда они медленно, капля по капле вернутся. Каждый шаг Минсока имел смысл. Его сентиментальность лишь сглаживала углы. — А теперь ты вернул меня, — нарушил тишину Чондэ, — но зачем? Ты не мог меня оставить, но не смог и убить. И что же мне теперь остается? Бессмысленно слоняться в четырех стенах и страдать из-за того, что сейчас все иначе и складывается как нельзя лучше, но тот факт, что я не могу быть с Исином, не меняется? Я страдал из-за этого больше 20-ти лет, и ты предлагаешь мне продолжить? Ким Минсок устало потер глаза. Как бы он хотел все объяснить, разложить по полочкам еще тогда, давным-давно. Просто тогда ему не хватило на это смелости, не нашлось слов, а сейчас в этом уже не было смысла. Слишком много нужно переворачивать вверх дном, слишком много старых ран придется вскрыть. И теперь, когда все зашло так далеко, еще страшнее и невозможнее обо всем рассказать. — Знаешь что? — вдруг произнес Минсок, и пройдя по гостиной, уселся на диван рядом с Чондэ. — Делай что хочешь. Серьезно, я устал быть твоим здравым смыслом, устал пытаться не дать совершить тебе очередную ошибку. Теперь только ты будешь нести ответственность за свои поступки. От и до. Будешь отвечать за каждый свой шаг, и я больше не буду даже пытаться смягчить последствия. Хочешь быть с Исином? Будь. Только пообещай мне одно. — Что? — Ты дождешься, когда воспоминания к нему вернутся… — Значит, единственное условие — ждать? — Чондэ приподнялся на локтях и посмотрел на брата. — Да, это единственное условие. — Не так уж и сложно, — пожал плечами молодой человек. — Я ждал больше 20-ти лет, подожду и еще. — Что ж, раз мы договорились, — хлопнул по ногам Минсок, выпрямляясь, — надеюсь ты послушаешь меня и начнешь активно вливаться в социальную жизнь. Работа-шмабота, новые знакомства и все такое… Под пристальным взглядом Чондэ, Минсок прошелся по комнате, собирая сброшенные на пол вещи, аккуратно уложил их на стол и поплелся в комнату. Его свободное время подходило к концу и нужно было приступать к своим основным обязанностям. — И давай договоримся еще вот о чем, — Минсок остановился у двери, — социальная жизнь социальной жизнью, но никакого пьянства и шлюх в моей кровати и моем доме. Где угодно, но только не здесь. Ладно? — Ладно, — тихо бросил Чондэ. Минсок еле кивнул словам брата, и исчез в комнате, а Чондэ так и остался сидеть, задумчиво глядя на захлопнувшуюся дверь. Слишком просто. Это было слишком просто. Минсок так долго сопротивлялся всему этому, а потом сдался так просто? Чондэ пытался понять, почему. Казалось бы, все складывалось в правильную картину, теперь ведь можно, ничего не должно мешать, но что-то все равно было не так. Что-то значительно глубже. Что-то значительно важнее. Скрытое где-то между словами Минсока. Он никогда четко не формулировал причину, почему Чондэ не должен. Всегда говорил витиевато, обходил стороной суть, придумывал сомнительные оправдания. Кажется, Чондэ никогда не думал об этом. Лишь противился этому всем существом, потому что понимал, что все это не так, как говорит Минсок, что нет веских оснований этого не делать, и никогда не задумывался об истинных причинах. И вдруг пришло осознание. Ускользающее, несформировавшееся, бесформенное, больше интуитивное, чем основанное на фактах осознание. Минсок не дал согласия. Он просто тянул время, в надежде, что что-то изменится. Это давало ему время на то, чтобы принять решение, разработать план действий. И в то же время он будто позволял всему случиться. Иначе зачем ему возвращать Чондэ? Зачем? Никаких причин для этого просто… Голова пошла кругом. Чондэ слишком глубоко копнул. Вещи, факты, которые он замечал, но не придавал им должного значения, вдруг стали собираться в единую картину. Он начал понимать. Ответы, которых он не знал и никак не мог отыскать, вдруг нашлись. Это было так очевидно, но почему-то Чондэ просто не хотел этого видеть. Не хотел замечать. Он просто… Чондэ рывком кинулся на кофейный столик, раскидывая по нему прочие вещи, чтобы добраться до ежедневника, и судорожно стал его пролистывать. Ему нужна была одна запись, всего лишь одна, о которой он имел смутные воспоминания. Есть ли она все еще в нем или нет, он не был уверен. Даже не был уверен, существует ли она. Ее больше не было, но она существовала. Об этом говорила аккуратная полоска вырванной страницы, запрятанная в переплете. Невооруженным глазом ее можно было пропустить, если не помнить, что на ее месте было. Минсок защищал свои секреты. Он ненавидел, когда Чондэ о них узнавал или начинал догадываться. Его попытки защититься походили на репрессии. Чондэ был вредным и упрямым младшим братом, и скорее чисто из принципа, чем из жизненной необходимости, всегда восполнял утерянные по воле брата воспоминания. Вот только сейчас все карты были сыграны, у Чондэ не оставалось туза в рукаве, и Минсок наконец-то добился своего. Хотя с другой стороны, можно ли было назвать это успехом, когда среди страниц ежедневника Чондэ обнаружил клочок бумажки, на котором быстрым, немного небрежным, почерком брата была сделана короткая, на первый взгляд абсолютно бессмысленная, пометка. Она состояла всего лишь из четырех слов. «Чжан Исин — третий сын». Всего четыре слова прозвучали для Чондэ как гром среди ясного неба. Это было, возможно, важнее той записи, сделанной им, потому что подтверждало все, что за доли секунд пронеслось табором в голове. Хорошо, что Чондэ не стоял, иначе бы его ноги обязательно подкосились. Он откинулся на диван, невидящим взглядом глядя в экран телевизора, и сжимал в руках бумажку. Ощущение было такое, словно голову отрубили. Чондэ чувствовал себя обреченно, как человек, который оказался в лабиринте, из которого выход даже не предусмотрен. Вокруг одни стены. Куда бы он не шел, он всегда упирался в стену, но упорно разворачивался и искал другой путь. И все бы это могло продолжаться бесконечно, но слава богам старым и новым, Чондэ понял безвыходность ситуации именно сейчас. Это конечно хуже, чем если бы он с самого начала знал, в какую топь он себя заводит, но все равно, лучше было остановиться до того, как он уйдет на дно с головой. Он медленно поднялся с дивана. Телевизор бубнил на фоне, но ни одно из слов, вылетающее из динамиков, не долетало до сознания Чондэ. В его голове было много мыслей. Много громких мыслей. Они жужжали как рой, кружились. Отключали от реальности. Чондэ блуждал в них как в лабиринте и чувствовал, что вот сейчас ему нужен тот, кто сможет его из лабиринта вытащить и все прояснить. Поставить жирную точку. Ведь лучше знать наверняка, чем теряться в догадках? Или же стоило сделать вид, что ничего не произошло, оставив надежду на лучшее? Чондэ толкнул дверь комнаты и застыл на пороге. Он долго вглядывался в полутьму, разгоняемую светом настенного светильника. Долго наблюдал, как Минсок то хватается за футболку, то о чем-то вспоминает и бежит это делать, потом опять порывается снять футболку, но его опять что-то отвлекает. И так до бесконечности. Чондэ просто наблюдал за этим и пытался сформулировать в голове хоть какое-то осмысленное предложение. Слова не давались. Они рассыпались на буквы, словно разбитое стекло, и скользили вниз по горлу, царапая его. В какой-то момент Чондэ даже хотел уйти, не спрашивая ни о чем. Оставить все как есть. Потому что он боялся разрушить ту малость, которая была у него сейчас. Ему стоило уйти, если он хотел это сохранить, но отчего-то он медлил. Минсок вдруг направился к шкафу, на ходу стягивая с себя футболку, и только тогда заметил присутствие брата в комнате. Отступать было уже поздно. Если Чондэ хотел уйти, ему нужно было сделать это раньше. — Что-то случилось? — Минсок озадачено посмотрел на застывшего в дверях брата, с нечитаемым выражением лица, и принялся выпутывать руки из рукавов футболки. Чондэ чуть приоткрыл рот в попытке что-то сказать, но не проронил ни звука. Все слова в его голове превратились в бессвязный набор звуков, больше похожий на крики диких животных. Только сказать что-то было нужно. Сердце учащенно забилось. — Почему? — еле выдавил он. — Что почему? — не понял Минсок. — Почему мне нельзя быть с ним? — уточнил молодой человек, растерянно и испуганно смотря на брата. — Можно, — Минсок непонимающе нахмурил брови. — Я же сказал, делай что хочешь только… — Нет, — мотнул головой Чондэ, — почему раньше ты был категорически против? Против всего этого? Почему ты так старательно пытался меня изолировать? Почему я не мог быть с ним рядом? — Потому что ты превысил полномочия, нарушил кучу запретов, вел себя очень некомпетентно… что ты хочешь от меня услышать? Хочешь, чтобы я зачитал тебе предписание Суда? — Я хочу услышать правду! — вскрикнул Чондэ с силой ударяя рукой в дверной косяк. — Я же не идиот, Минсок! Я бы понял это рано или поздно! Ты должен был сказать мне об этом раньше! — Сказать о чем? О том, что тебе нужно выполнять указания начальства? Я говорил много раз… — Нет, — жалобно выдавил Чондэ, — о том, кто он такой. Хватит уже ломать комедию. Исин… он ведь вовсе не Смерть. Не должен ей быть. Смерть старший брат Оле-Лукойе. Это всегда было так. Два брата. Кровные узы. Но у Исина нет младших братьев. Он один в семье… Чондэ бормотал, додумывая на ходу мысль, которую не смог, не позволил себе додумать в гостиной, просто потому что боялся того, что она может стать материальной. Лицо Минсока стало напряженным. Он переступил с ноги на ногу, выпрямляясь по струнке. Он хотел заставить Чондэ замолчать, как будто это остановит его поток сознания. Поздно, он уже понял, и это не изменить. Минсок хотел что-то сказать, но лишь шевелил губами, не найдя подходящих слов. Черные глаза Чондэ блестели в полумраке комнаты от подступающих слез, и выражение его лица было таким болезненно-жалобным, как будто он не просто ждал, а умолял Минсока опровергнуть его слова. — Мне всегда казалось это странным, но я просто не придавал этому значения, — голос Чондэ начал дрожать. — Нас было трое. Три сына от трех разных женщин. Я не младший ребенок в семье. Я средний. Это значит… Он осекся, сглатывая подступающий к горлу ком. Ему было тяжело говорить. Он боялся, что если произнесет это, то это окажется правдой. Только если произнесет. — Мальчик, который убил своих братьев и мальчик, который не видит снов, — тихо проговорил Чондэ. — Не ты и не Исин должны были стать Смертью. Ей должен был стать я. А убитый мной в собственной колыбели младший брат, мальчик, который вечно кричал и не мог заснуть… мальчик, который не видит снов… чертов Чжан Исин должен был стать Оле-Лукойе! Но все пошло наперекосяк, все… он был слишком мал, чтобы стать… Чондэ замолчал. Голос пропал. Вместо слов выходило отвратительное надрывное бульканье. Он давился слезами. Никак не мог поверить в происходящее. — Ты знал это с самого начала, Минсок. Знал, что это Исин. Что он наш брат. Почему ты не сказал мне? Почему, Минсок? Молодой человек сделал шаг вперед и попытался обнять своего брата, но тот не горел желанием, поэтому одним рывком пресек любые попытки. Чондэ смотрел на Минсока как на предателя. В его взгляде отчетливо читалось недоверие. Он пытался понять, как давно его водили вокруг пальца, и чем больше он себя об этом спрашивал, тем очевиднее становилось, что с самого начала. — Ты врал мне, — прошептал Чондэ, делая шаг назад, — с самого начала врал. Обо всем. Хоть слово правды было в том, что ты мне говорил? — Чондэ, — осторожно позвал Минсок. — Нет, — коротко мотнул головой юноша, — даже не пытайся. Даже не пытайся, мать твою! С меня хватит! Я устал! Я больше не хочу! Просто прекрати это! — Замолчи и послушай меня! — властно вскрикнул Минсок, заставляя Чондэ замолчать. — Нет, — жалобно взмолился он, прижимаясь к дверному косяку, — я не буду тебя слушать. Зачем мне это? Чтобы ты опять соврал мне что-то не очень правдоподобное, но утешительное? Не нужно мне этого. — Посмотри на меня! — Минсок обхватил лицо брата руками, заставляя посмотреть прямо в глаза. — Посмотри на меня и внимательно послушай, что я тебе скажу. — Хватит, Минсок, — Чондэ вцепился в запястья молодого человека. — Я прошу тебя. Хватит. — Нет, ты выслушаешь все, что я тебе скажу. Спокойно выслушаешь, потому что… в конечном итоге, ничего страшного не произошло. Да, все это правда, но какое теперь это имеет значение? — Что значит какое? — Заткнись, — огрызнулся Минсок. — Я хотел сказать тебе, много раз пытался, просто не знал как, но даже сейчас… знаешь ты это или нет, это ничего не меняет. — Это меняет очень многое!.. — Что именно? Что тебя вдруг стало смущать? Что он твой брат? Технически, вы больше не братья. Вас больше не связывают кровные узы. Он совершенно другой человек. Он не помнит, что ты сделал! — Но душа, его душа все еще… — Боже, Чондэ, — выдохнул Минсок, — если мы начнем привязывать к душам родство, то выяснится, что все семь миллиардов человек так или иначе братья или сестры. Души перерождаются множество раз, но не они делают нас теми, кем мы являемся. Ты — это твое прошлое, совокупность всего пройденного тобой пути, принятых верных или неверных решений, пережитых взлетов и падений, и вовсе не души это определяют. Ты влияешь на нее, а не она на тебя. Запомни это. Чжан Исин не тот мальчик, которого ты убил. Это совершенно другой человек. Так что хватит закатывать истерику. Иди и умойся! — Но почему? Почему тогда ты не сказал мне о нем? Чего ты боялся? — То, чего я боялся, уже случилось, так что… — Чего же? — То, что ты не самый образцовый пример для подражания, и что ты испохабишь и опошлишь ребенка. — Если бы ты сказал… — Ой, да что бы изменилось, а? — саркастично поинтересовался Минсок, всплеснув руками. — Ты бы не стал его любить? Не стал бы заявляться к нему на правах старшего брата и учить всякой гадости? В роли старшего брата ты был бы еще хуже, так что… даже хорошо, что я тебе не сказал. Чондэ слабо усмехнулся. В чем-то Минсок был прав. Его слова, конечно, успокаивали, но они не помогали вернуть все на свои места. В голове Чондэ уже что-то перемкнуло и как раньше относиться ко всему он просто не мог. Не имело значения, сколько раз Минсок повторит сказанное, Чондэ не сможет вернуться назад. Он прошел точку невозврата, после которой все выглядит иначе и сделать с этим ничего нельзя. — Ты прав, — шмыгнув носом, кивнул Чондэ, — я был бы отвратительным старшим братом. — В десять лет стал бы водить его по бабам, — улыбнулся Минсок. — Я бы тебя за это убил. — Эй, какие бабы в десять лет, о чем ты? Я, может быть, и без царя в голове, но не настолько же! — Да, — отстраненно произнес молодой человек, — не настолько… Эта многозначительная фраза стала для Чондэ оплеухой. Он болезненно нахмурил брови и посмотрел на брата. Минсок никогда не осуждал его, но это вовсе не значило, что о брате у него сложилось хорошее мнение. Он всегда видел только самую неприглядную сторону Чондэ, так что не удивительно, что он не очень высокого о нем мнения. И то, что он никогда это не показывал, не выдавал себя ничем и просто смиренно принимал это как должное, делало только хуже. Чондэ чувствовал себя отвратительно. Быть паршивой овцой в глазах брата неприятно. А теперь уровень стыда за каждое действие резко подскочил. Ким Минсок всегда был моралистом, и наверняка просто не мог принять того, что происходило. — Сотри их, — вдруг произнес Чондэ. — Что?.. — не понял Минсок. — Кого? — Мои воспоминания. Сотри их. — Ты шутишь? — Нет, я серьезно. — Я не буду этого делать. Хватит уже с меня этих игр со стиранием памяти. Я вам не стиральная машина. Это всегда плохо заканчивается. — Ты ведь сам хотел, чтобы я начал все с самого начала. С чистого листа. Так почему бы… — Нет, это не обсуждается, — отрезал Минсок. — И даже не пытайся. Я не собираюсь с тобой спорить на этот счет! Все, разговор окончен. Минсок отвернулся от Чондэ и подошел к шкафу, открывая одну из створок. Ему было некогда спорить со своим братом, который мог делать это до бесконечности. Тем более было некогда откровенничать. Минсок не собирался говорить всю правду, рассказывать обо всем, что терзало его многие годы. У него было куда больше времени все обдумать и переосмыслить, чем сейчас у Чондэ и, в целом, именно благодаря этому ситуация перестала казаться ему катастрофической, хотя сесть и предельно честно рассказать обо всем брату он до сих пор не мог. Не ему точно. Не было для этого веских причин, он просто не мог. Не находил для этого слов или подходящего момента. Эта тайна тяготила его, выедала изнутри, с каждым годом становилась все бессмысленнее, но он продолжал тащить ее как крест. Наверно, все потому, что Минсок уже слишком погряз в своей лжи, чтобы ему было легко вдруг ее развеять. Нужно было делать это раньше, сейчас уже слишком поздно расставлять все по местам. — Тогда сотри память Исину! — Блин, Чондэ, — Минсок с силой захлопнул дверцу шкафа. — Давай ты не будешь принимать поспешных решений, ладно? Сейчас ты просто пойдешь и выпьешь молочка с печеньем, остынешь и все хорошенько обдумаешь. Тебе нужно со всем этим переспать и, будь уверен, на утро это уже не будет казаться тебе катастрофой. — А что если будет? — Вот если будет, тогда и поговорим! — гаркнул Минсок. — За одну ночь твой мир не рухнет! Он не рухнул за сотню лет, и одна ночь погоды не сделает! Иди умойся и выпей молока! Чондэ раздраженно поджал губы и прерывисто выдохнул. Ему абсолютно не нравилось, когда Минсок начинал разговаривать с ним как с бестолковым ребенком. Как будто все это не имело никакого значения и Чондэ просто на пустом месте разводил драму. Но это было важно! Это ведь все кардинально меняло! Что теперь делать? Строить из себя заботливого старшего брата или упиваясь отвращением к себе гнуть свою линию? Господи, с каждым разом все становилось только хуже. Будто бы весь мир был против Чондэ. — Славно, — раздраженно бросил он, — просто замечательно! Чондэ быстро развернулся и выскочил из комнаты, направляясь на кухню. Проходя через гостиную, он остановился на время у кофейного столика, и снова смахнул оттуда все находившиеся на нем вещи. Злорадно усмехнувшись, он бросил взгляд на комнату, прикидывая, когда Минсок заметит эту шалость, но поток его вычислений прервал звонок в дверь. — Кто там? — крикнул из комнаты молодой человек, заставляя Чондэ закатить глаза. — Я не знаю, Минсок! — закричал он в ответ. — Этот звонок застал меня врасплох посреди квартиры, а я, как и ты, не могу видеть сквозь стены! — Тогда иди и открой дверь! — Пойду и открою! — что есть сил заорал Чондэ. — А завтра утром заявлюсь в твое кафе! — Я запрещаю тебе! — А я тебя не спрашиваю! — буркнул в ответ молодой человек, направляясь к двери. — Просто заявлюсь к Исину и прям с порога ему скажу… Чондэ дважды провернул ключ в замке и потянул дверь на себя. — Привет, я Ким Чондэ, и мы безумно любим друг друга! Повисло неловкое молчание. Чондэ застыл в дверном проеме и задумчиво глядел на гостя, потому что пока придумывал всякие глупости в споре с братом, совсем забыл, зачем вообще пошел открывать входную дверь. — Эм, это конечно очень неожиданно, знаешь. Мне нужно немного времени, чтобы это осмыслить и, думаю, нам было бы неплохо узнать друг друга получше… — А, — только и смог произнести Чондэ, — ясно. Ладно, попробуем как-нибудь в другой раз. И он, спокойно захлопнув дверь прямо перед носом гостя, развернулся, вернулся в гостиную и продолжил свой путь до кухни. — Кто там? — Минсок, с расстегнутыми штанами, выглянул из комнаты. — А, — Чондэ замер и задумчиво поднял взгляд к потолку, — это к тебе. — Ко мне? — удивился молодой человек. — Кто? — Очередной китаец, — пожал плечами Чондэ и продолжил свой путь, бубня себе под нос: — им тут что, медом намазано? Что им в своем Китае не сидится, ей богу. Одни проблемы от них, прости Господи. Минсок, нахмурившись, проводил брата взглядом и, помедлив, направился к входной двери, на ходу пытаясь застегнуть штаны. Очередной звонок застал молодого человека в коридоре, когда он безуспешно пытался справиться с пуговицей, но отбросив бессмысленные попытки, просто схватился за ручку и дернул дверь на себя. — Лухан? — Минсок с сомнением посмотрел на гостя, будто бы даже не допускал мысли, что он может вдруг возникнуть на пороге его квартиры. — О, привет, — Лухан, кажется, растерявшийся не меньше Минсока, выдал глупую улыбку и неловко отвел взгляд, почесывая затылок, — а мне тут твой брат только что в любви признался… Ким Минсок, пожалуй, слишком долго молча смотрел на Лухана, пытаясь осознать сказанную фразу, после чего немного пришел в себя и сдержанно кивнул. — Ясно, — бросил он, и захлопнул входную дверь. Когда дверь вновь захлопнулась перед самым носом, Лухан растерялся еще сильнее. Он не знал, воспринимать ли это как личное оскорбление или же просто списать все на семейную черту не говорить через порог больше пары фраз. В раздумьях Лухан потоптался у двери, даже потянулся к звонку, но постеснялся нажать, чтобы не показаться очень назойливым. И когда уже решил, что видимо просто не судьба, дверь снова распахнулась. — А ты чего хотел? — Минсок сразу огорошил гостя вопросом, на который тот не был готов с ходу ответить. — Я… ну… эм… — начал косить под дурачка Лухан, — ты сегодня какой-то не очень одетый, может я не вовремя? — Ты всегда не вовремя, — оборвал его Минсок. — А… хм… ну, тогда ладно, зайду как-нибудь в другой раз, когда вовремя буду… — То есть никогда? — с усмешкой поинтересовался Минсок. — Ну, значит до никогда… Лухан уже развернулся, чтобы уйти, но Минсок успел ухватить его за воротник, и молодой человек покорно остановился. — Так чего ты там хотел? — Хотел? — удивился Лухан. — Я ничего не хотел, просто шел мимо и зашел поздороваться. С каждой фразой его решимость угасала. Кто бы знал, сколько сил ему потребовалось, чтобы, переборов гордость, явиться сюда. С другой стороны, падать в глазах Минсока ему было уже некуда. — Поздороваться значит? — с сомнением поинтересовался Ким, угрожающе понижая голос, и Лухан понял, что начальник медленно, но верно начинает закипать. Еще немного и делать ноги будет поздно. Так что-либо Лухан прямо сейчас выкладывает все как на духу, либо спасается бегством и остается ни с чем. — На самом деле нет, вовсе не поэтому… — Да кто бы сомневался! — всплеснул руками Минсок. — А зачем тогда? Не тяни кота за яйца, говори уже. — Я хотел занять у тебя немного денег до зарплаты, — быстро выпалил Лухан, собирая все свое мужество в кулак, однако фраза ушла в никуда. Из квартиры послышался грохот, на который Минсок отвлекся, и сказанную ему фразу пропустил. — Прости, что ты сказал? — он вернул свое внимание к обреченному Лухану, который понял, что его попытка дала промах, а к новой он готов просто не был. — Я сказал, что… в смысле… если ты будешь так добр… не мог бы ты… я буду очень признателен… — Хватит мямлить! — Одолжи денег до зарплаты, — протараторил Лухан. Вопреки ожиданиям, Минсок не сделал очередной попытки захлопнуть дверь прямо перед носом, да и в целом даже бровью не повел, будто бы такая просьба была в порядке вещей. — Сколько? — коротко поинтересовался он, холодно глядя на Лухана. — А сколько дашь? — Я тебя сейчас ударю, слышишь? Не зли меня! — Ладно-ладно! — Лухан примирительно вскинул вверх руки. — Не дашь так не дашь. Бить-то зачем? — Я спросил тебя, сколько? Лухан виновато опустил взгляд и долго бубнил себе под нос разные междометия, прежде чем назвать нужную сумму. Минсок в ответ лишь тяжело вздохнул и толкнул дверь от себя, прислоняясь к стене. — Проходи. Лухан помялся и, пытаясь игнорировать пристальный взгляд Минсока, осторожно сделал шаг в квартиру. Ким же спокойно закрыл за ним дверь и направился в гостиную. Лухан так и остался стоять в коридоре, не имея ни малейшего понятия, позволено ли ему идти дальше или нужно стоять здесь, пока не вынесут деньги. — Проходи дальше, Лухан, — бросил Минсок даже не обернувшись, и исчез из поля зрения, но буквально через мгновение послышался его крик: — Чондэ, мать твою! Я тебя в угол до утра поставлю! Быстро слезь с подоконника и верни москитную сетку на место! Гребаный ты суицидник-любитель! Из глубины квартиры послышалось какое-то копошение, топот, грохот, возможно имела место драка. Лухан мог только предполагать. Он лишь выдохнул тихое «мда» и продолжил неторопливо стягивать с себя кроссовки. Когда же он оказался в гостиной, Чондэ, разочарованный в жизни, сползал с подоконника, а Минсок прибирал небольшой беспорядок, устроенный братом на скорую руку. Появляться посреди какой-то небольшой семейной склоки было как-то неловко, поэтому Лухан не придумал ничего лучше, как замереть посреди комнаты с идиотским выражением лица. — Так, — Минсок устало потер переносицу, — что я… ах да, деньги. И он скрылся в комнате, только усиливая неловкость Лухана в этой ситуации, который, чтобы снизить ее градус, стал с интересом оглядываться и делать вид, что не замечает на себе скептического взгляда Чондэ. — Чего ходишь как неродной? — бросил младший из Кимов. — Садись давай, в ногах правды нет. — Да нет, я постою… — Хочешь чего-нибудь? Чай, кофе? Или сразу перейдем к чему покрепче, выпьем за любовь, познакомимся поближе? — Да нет, я ненадолго зашел вообще-то, — Лухан чуть расширил глаза и бросил быстрый взгляд на дверь комнаты, за которой исчез Минсок, в надежде, что тот сейчас быстро появиться. — Вот как, — печально вздохнул Чондэ, — а я-то уже было хотел начать свою социальную жизнь с тебя. — С меня? В смысле? То есть как начать? — Лухан не понял смысла, поэтому стал додумывать, а додумывать у него выходило очень плохо. В конечном итоге, за те несколько мгновений, что разделяли его вопрос и ответ Чондэ, он надумал себе много лишнего и весьма фантастического. — Ну, новые знакомства, все дела, — пояснил молодой человек. — Минсок сказал, что мне нужны друзья. — А, — протянул Лухан, задумчиво, — ну, раз Минсок сказал, то тогда будем дружить. Чондэ скрестил на груди руки и обвел Лухана оценивающим взглядом с ног до головы. — Нет, не будем, — твердо заявил он, — я тебя не одобряю. — Что? — поразился Лухан, оскорбленный до глубины души. — Почему? Кажется, не одобрять Лухана было семейной чертой Кимов. У них на генетическом уровне с ним были какие-то проблемы. И, если честно, это очень задевало, потому что ни с кем другим Лухан не испытывал таких трудностей в общении, и не чувствовал себя простолюдином, пытающимся втереться в доверие к элите. — Мутный ты какой-то, — задумчиво произнес Чондэ и, спиной оттолкнувшись от подоконника, подошел вплотную к Лухану, — будешь в его сторону поглядывать — побью. И он угрожающе зыркнул на молодого человека, который совсем перестал понимать, чего от него хочет это семейство. Что значит «поглядывать»? На кого? На Минсока? Что Чондэ хотел этим сказать? Лухану нельзя смотреть на Минсока? Нагнетающуюся атмосферу спас появившийся из комнаты предмет обсуждения. Чондэ тут же изменился в лице и невозмутимо исчез в направлении кухни, оставляя Лухана с полным непониманием ситуации. — Вот, держи, — Минсок протянул молодому человеку свернутую пачку денег. — Ты чего? — А чего я? — не понял Лухан, с погрешностью в несколько секунд забирая деньги. — У тебя выражение лица еще глупее обычного… — Правда? — молодой человек опасливо покосился в сторону кухни. — Нет, я решил приукрасить ради художественной выразительности! Конечно правда, хотя… куда же еще глупее? — разочарованно выдохнул Минсок. — Твой брат странный, — почти шепотом поведал Лухан, убедившись, что Чондэ не может его слышать. — Это он тебе так сказал? — с сомнением поинтересовался Минсок. — Нет. Это я сам додумался. — Потрясающе, — поразился умственным способностям своего подчиненного Ким. Лухан внимательно посмотрел на Минсока и тяжело вздохнул. На звание умника он, конечно, не претендовал, но его умственные способности явно не были настолько плохи, насколько Минсок думал. И в целом Лухан был не так бесполезен, как считало все семейство Кимов. Это было действительно обидно. На самом деле. Быть в глазах других полным придурком и при этом не являться таковым. Да, Лухан вел себя беспечно и очень по-раздолбайски, но это вовсе не значило, что он был таким. — Спасибо, — торопливо бросил Лухан, — верну с зарплаты. — Можешь не возвращать… Молодой человек застыл на этой фразе. Как-то очень небрежно она была брошена. Что значит не возвращать? Это подачка? Благотворительность? В Лухане уже настолько разочаровались, что ничего от него не ждут? — Я верну, — уверенно заявил он и поспешил уйти, потому что каждая встреча с Минсоком оставляла у него неприятное послевкусие. Заставляла чувствовать себя ничтожеством. Лухану не нравилось, когда на него смотрели свысока, когда недооценивали. И он бы рад доказать обратное, просто не выходит. Когда от тебя ждут только провала, сам начинаешь верить, что просто не создан для успеха. — Ладно, — бросил в дверях Лухан, — до завтра?.. Ты завтра работаешь? — Нет, — мотнул головой Минсок, прислоняясь к дверному косяку. — Тогда… до послезавтра? — До послезавтра, Лухан, — Ким слабо улыбнулся, а у Лухана от этой расслабленной и мягкой улыбки, от томного взгляда из-под пушистых ресниц внутренности в морской узел завязались. Только непонятно почему. Будто что-то в голове клинило, когда вместо своей маски безразличия, Минсок выдавал другие эмоции. Особенно когда они были из-за Лухана или для него. Эти его приливы нежности или доброжелательности всегда были такими неожиданными. Из-за них даже начинало казаться, что Минсок вовсе не ненавидит, а наоборот, возможно даже симпатизирует. Его строгость не выражение личного отношения, лишь черта характера. Лухан таял и задыхался от одной мысли, что Минсок может быть таким мягким. И умирал от уверенности в то, что у Минсока абсолютно точно есть человек, единственный, кому он позволяет видеть себя именно с этой, другой стороны. Минсок проводил своего подчиненного взглядом и скрылся в квартире, захлопывая дверь и поворачивая ключ в замке два раза. Это был первый раз за несколько лет, когда Лухан сам, абсолютно осознанно пришел своими ногами в его квартиру. И это был первый раз, когда Лухан у него что-то просил. Случилось ли что? Был ли смысл волноваться? Минсок несколько раз мотнул головой, отгоняя странные мысли. Его это не касается. Нужно держать дистанцию. Минсок не должен привязываться к нему. Лухан слишком сильно порой напоминает ему Чондэ. Слишком, чтобы все это закончилось хорошо. Прислонившись к прохладной двери лбом, Минсок поскреб пальцами дверь, словно сминая свои мысли как испорченный кляксами лист. У него не так много свободного времени, чтобы копаться в себе. Вот теперь ему точно пора возвращаться к своим основным обязанностям.***
Как так вышло, что Исин оказался с Луханом в баре, вспомнить трудно. Все случилось очень быстро сразу же после слов «если тебе нужно выговориться, я выслушаю и даже оплачу выпивку». Последнее для Лухана стало решающим фактором, потому что изначально изливать душу он не планировал. Не такой он был человек, чтобы тащить кого-то пить, а потом жаловаться на жизнь и мотать на кулак слезы, но тут звезды сошлись как-то уж слишком удачно. Он, Исин, алкоголь, удобные диванчики, приглушенная музыка и никакого Минсока. Все так и располагало к откровениям. Лухан воспринял это как знак. Вот его звездный час. Они могут сблизиться. Может быть после этого их отношения сдвинутся с мертвой точки. Сейчас, как никогда раньше, Лухану это было нужно. Ему вдруг стало не хватать людей, которые могут подставить плечо в трудной жизненной ситуации. Раньше у него было много знакомых. Не друзей, а именно знакомых. Он понял это, когда, потеряв смысл поддерживать с Луханом отношения, они вдруг стали пропадать один за другим. И вот теперь, в свои 25 лет, Лухан плюхается в болоте одиночества, и по ночам грызет подушку, потому что ему плохо, а рядом нет никого, кто бы мог просто ободряюще погладить по спине и пообещать, что все будет хорошо. Когда-нибудь все просто обязано стать хорошо. Не может ведь вечно быть плохо. — Ты не особо увлекайся, — с усмешкой произнес Исин, когда Лухан, как воду, начал вливать в себя алкоголь. Тот лишь смущенно вытер губы тыльной стороной ладони и потупил взгляд. — Не волнуйся, — он пристыженно помотал головой, — я сам за себя заплачу. — Я не об этом переживаю, — Исин откинулся назад и повернул голову в сторону бара, — ты ведь завтра работаешь. Если явишься на работу с похмельем, Минсок будет рвать и метать… — А ты не будешь? — Лухан вопросительно вскинул бровь. — Или ты у нас хороший полицейский, а он плохой? — Ну, — Чжан мягко засмеялся, — меня же завтра не будет. — А если бы был? — А если бы был, то, наверное, не пошел с тобой пить сегодня… — Резонно, — пожал плечами Лухан и наклонился над тарой, грозясь нырнуть в нее с головой, — ты как будто специально подкидываешь ему поводы выйти из себя. Он в любом случае будет рвать и метать, это не зависит от того, буду я с похмелья или же приду как огурчик. Я все равно сделаю что-нибудь не так, как он этого хочет… — Он суровый, но справедливый, — пальцы Исина скользнули по гладкой темной столешнице, — и ругает он тебя, как правило, за дело. «Как правило», — хотел вставить свои пять копеек Лухан, но предпочел промолчать. Он не имел ни малейшего понятия, почему Минсок к нему придирается. Это привычка? Черта его характера? Или Лухан особенный? Слишком сложно. Возможно, стоило принять тот факт, что невозможно нравиться всем, и Минсок был одним из того процента «не всех». Просто отчего-то именно это удручало Лухана. Именно то, что это Минсок, а не кто-то другой. — Я собираюсь уволиться, — вдруг произнес он, разрывая воцарившееся молчание. — А? — Исин перевел недоуменный взгляд на Лухана. Ему показалось, что он плохо расслышал. — Я собираюсь уволиться, — внятно повторил молодой человек и откинулся на спинку диванчика, взгляд на Чжана, однако, поднимать не торопился. — То есть как это? — ошарашено переспросил Исин, внутренне предчувствуя приближение в его жизни бури в виде пушного зверька. — Напишу заявление и… — Я не позволю тебе! Нет-нет-нет! Никакого увольнения, — затараторил молодой человек, потому что на носу был отпуск Минсока, и если вдруг Лухан захочет уйти… — Разумеется, это случится не прямо завтра, — пальцы скользнули по влажной кружке, — отработаю, пока не найдется мне замена. Не переживай, это случится не раньше, чем Минсок вернется из отпуска, успеешь найти мне замену. — Я все равно не понимаю… с чего вдруг? — Исин подался вперед, упираясь грудью в стол, и понизил голос, будто боялся, что его могут услышать. — Это из-за Минсока? Если из-за него, то я… — Нет, — жестом оборвал его Лухан, — не из-за него. — А из-за чего тогда? — Чжан несколько раз моргнул, но таращится на Лухана не перестал. — Да много из-за чего, — мотнул головой тот, — может быть потому, что я провалил все попытки стать взрослым и самостоятельным, а может быть потому, что давно не был дома. Поди разбери, почему я как трус хочу умчаться к себе на родину, поджав хвост. — Значит, Минсок тут ни при чем? — зачем-то уточнил Исин. — Может быть и при чем, — неопределенно пожал плечами Лухан, — но не в его придирках дело, а в том, что он правду говорит. Мне 25 лет, я работаю в кафешке за несолидные для моего возраста копейки и еле свожу концы с концами. Не сегодня так завтра мне может быть и жить негде будет, потому что аренда поднимается, а моя зарплата — нет. Ни девушки, ни друзей, ни каких-либо перспектив. Я облажался, Исин. По всем пунктам облажался. Минсок прав, когда говорит, что я ни на что не годен. Я действительно бесполезный кусок дерьма. И знаешь что? Недалек тот день, когда ко всему этому безобразию добавится еще и мой алкоголизм. Если все так и продолжится, я точно сопьюсь. Лухан горько усмехнулся, проворачивая пальцами стакан, стоящий на столе, а когда выносить серьезный и обеспокоенный взгляд Исина стало невыносимо, он просто отвернулся и начал разглядывать посетителей заведения. — Знаешь, — доверительно понижая голос, проговорил Исин, — если проблема в деньгах, то нужно было просто прийти ко мне раньше и потребовать поднять зарплату. Я ведь не зверь, всегда пойду тебе навстречу. Я должен был сделать это давно, просто… Лухан перевел оценивающий взгляд на Чжана, который неожиданно замолк посреди фразы и продолжать не собирался. Будто случайно задел какой-то рубильник и снова выпал из реальности. Он резко потерял интерес к разговору и собеседнику в целом, и помутневшими глазами наблюдал как собственные пальцы аккуратно складывают салфетку в разные геометрические фигуры. Лухан задумчиво облизал губы. Кажется, сейчас был смысл спросить о том, что же происходит с Исином, только он почему-то не мог. Именно сейчас, когда Минсок не вставал перед ним непреодолимой стеной, начинало казаться, что он был в сущности прав. Происходящее в жизни Исина не касалось Лухана. Они не так хорошо знакомы, чтобы лезть в жизнь друг друга, и, вероятно, Лухан не является тем человеком, с которым бы хотелось делиться своими проблемами. Он раздраженно поджал губы, не желая признавать, что Минсок мог быть прав. — Может все-таки расскажешь, что у тебя стряслось? — молодой человек коснулся кончиками пальцев стакана, отодвигая его от себя. — Ничего, — эхом отозвался Исин. — Ладно, не хочешь рассказывать — не надо, — Лухан схватил стакан и сделал большой глоток, стараясь остудить собственное недовольство. — Да нет, — помотал головой Чжан, — не то чтобы не хочу, просто действительно ничего не произошло. — Хочешь сказать, что ты просто так вдруг приуныл на пару месяцев? Без причины? — Ага, — с легкостью согласился Исин, — просто взял и приуныл. — Бред какой-то, — поморщился Лухан, — всегда есть причина. Может с девушкой поссорился или просто дела не ладятся? — Нет, в том то и дело. Все хорошо, все просто замечательно, просто… — Просто? — Просто грустно, — печально вздохнул Исин, оставляя, наконец, салфетку в покое. — Может быть, мне просто тяжело после отпуска возвращаться к работе. — Чувак, уже два месяца прошло, мог бы и привыкнуть. Ты не так уж долго бездельничал, чтобы отвыкнуть от работы. — Да, в этом есть рациональное зерно… Исин замолк, задумчиво кусая губы. Лухан хотел выдвинуть еще одно предположение, но решил подождать. На лице Чжана отражался тяжелый мыслительный процесс и внутренняя борьба, словно он обдумывал, стоит ли ему произносить вслух то, что вертится в его голове уже давным-давно. Если он скажет, не посчитают ли его странным? Хотя, можно списать на алкоголь. — Иногда мне кажется, что я что-то потерял, — Исин отвернулся, уставившись расфокусированным взглядом в толпу посетителей. — Потерял? — осторожно уточнил Лухан, не имея ни малейшего понятия, как на это реагировать. Исин в ответ лишь отстраненно кивнул, не предпринимая никакой попытки развить заявленную тему. Разговор как-то сам собой зашел в тупик. Лухану нужны были какие-то зацепки. Слишком неопределенной и непонятной была заявленная информация. В ней не было конкретики, не было объяснений. Это был весьма сомнительный факт, который не имел никакого смысла без продолжения. — И что же это? — задал возможно самый глупый в данной ситуации вопрос Лухан. — А? — не понял Исин, и хотел было повернуться к собеседнику, но что-то привлекло его внимание, и он лишь коротко дернул головой. — Что ты потерял? — повторил Лухан. Чжан сначала повернул к нему голову, а потом, с опозданием, перевел растерянный взгляд на собеседника. Ему потребовалось еще несколько секунд, чтобы снова поймать ускользнувшую нить разговора, и осмыслить вопрос. — Я не знаю, — неуверенно произнес он, — просто… даже не знаю, как объяснить. — Попробуй словами, — уголки губ Лухана неприятно дрогнули. — Это не так просто, как ты думаешь, — помотал головой Исин, — ты наверно решишь, что у меня крыша поехала. — Если ты не скажешь, что потерял место, где припарковал своего единорога, то, думаю, не стану сомневаться в твоей адекватности. — Просто, — Исин обхватил пальцами холодный влажный стакан, — у меня такое ощущение, что я кого-то потерял. — Кого-то? Это человек? — насторожился Лухан. Еще мгновение назад он был уверен, что разговор крутится вокруг какой-то вещи. — Да, именно кого-то. С каждым днем я все сильнее убеждаюсь в том, что это человек. Как будто он был, а потом просто внезапно исчез из моей жизни. — И кто это? — нахмурился Лухан, внимательно глядя на Чжана. — В том-то и дело, — обреченно бросил Исин, запрокидывая голову, — я не помню. — Так, погоди, — растерянно забормотал молодой человек, покачивая рукой, будто это поможет замедлить развитие событий, — тебе кажется, что ты потерял кого-то, о ком не помнишь? — Да, — утвердительно кивнул Исин. — Пфф, — озадаченно выдохнул Лухан, — тяжелый случай. Но почему ты вообще решил, что кого-то потерял? В смысле… если ты не помнишь, то… откуда такая уверенность в этом? — Потому что мне не хватает этого человека, — резонно пояснил Чжан, — я очень остро ощущаю его отсутствие в моей жизни. — А он вообще существует, этот человек? —поинтересовался юноша. — То есть, я хочу сказать, ты просто ничего о нем не знаешь, в смысле имени или контактных данных, или… — Я просто… — Чжан сделал глубокий вдох, растерянно озирая стол, — я просто не помню его, понимаешь? Ничего о нем не помню. Кто он, какого пола, как его зовут, сколько лет. Абсолютно ничего. Все, что мне известно, так это то, что этот человек проделал в моей жизни огромную дыру своим исчезновением из нее. И мне его очень не хватает. — Да, но… — Лухан потер переносицу, пытаясь все обдумать, — как такое вообще возможно? Я хочу сказать, ты вообще уверен, что он реально существует, а не плод твоего воображения? Это ведь просто невозможно! Невозможно просто взять и забыть человека, который занимал в твоей жизни определенное место. В смысле, возможно, конечно, при амнезии, но там идет потеря целого блока воспоминаний, а не только об одном единственном человеке. Ты ведь… ты ведь все остальное помнишь? — Да, все остальное осталось на месте, хотя… — Исин задумчиво пожевал губами воздух, — как я могу утверждать, если вдруг забыл? — И это все равно не похоже на амнезию, — пожал плечами Лухан, — я не могу утверждать, наверно, Минсоку будет виднее, но, на мой взгляд, твои воспоминания на месте. — Все, кроме тех, которые касаются одного единственного человека… — Так может его и не было вовсе? — предположил молодой человек, которому почему-то именно это казалось самым логичным объяснением. — Может быть, тебе это просто приснилось? Исин, осознав, что Лухан не пытается вникнуть в суть происходящего и осознать весомость проблемы, с которой Чжан столкнулся, пропустил фразу мимо ушей. Он не придал ей значения, как и многим другим фразам, которые пытались убедить его в нереальности и пустяковости проблемы, однако последнее предложение, пролетевшее мимо сознания словно эхо утопая в глубине, вдруг снова вспыхнуло, и было это подобно удару в гонг прямо над головой. — Что ты сказал? — Исин поднял озадаченный и растерянный взгляд на Лухана. — Сказал, что тебе могло это присниться, — осторожно, будто прощупывая почву, протянул парень, — так ведь часто бывает. Сны бывают иногда настолько реалистичными, что ощущение эмоций, пережитых в них, еще долго преследует после пробуждения. Даже когда события сна стираются из памяти, остаются какие-то отголоски, неясные образы и чувства… Исин не знал, как это бывает. Он уже и вспомнить не мог, когда ему в последний раз что-то снилось, тем более, что-то настолько яркое, чтобы потом терзало его много месяцев, однако, это почему-то звучало правдоподобно. Потому что каждое слово Лухана было точно в цель. Исин не мог вспомнить ничего конкретного, но иногда в его голове проскальзывали словно неясные призраки какие-то образы, обрывки фраз, отголоски эмоций, от которых сжималось сердце. Это как дежавю. Он был уверен, что все это эхо забытых им событий, но что если с ним этого действительно не случалось? Это походило на правду. Давало какое-то объяснение происходящему, которое Исин просто принял. И в этот момент, ему стало действительно легче, будто тяжелый груз рухнул с его плеч. Тайна раскрыта. Все оказалось проще, чем он думал. Больше не было смысла пытаться по крупицам собрать картину в единое целое. По обрывкам фраз, сказанных кем-то, по силуэтам незнакомцев, мелькающих в толпе, по неясным образам, всплывающих в воспоминаниях. Зачем пытаться, если этого никогда не было? Это всего лишь сон. Все это. И пренебрежительные интонации звонкого голоса, и черные как ночное небо глаза, и запястья, унизанные браслетами, и силуэт в черном плаще, от которого сердце заходилось в бешеном ритме — все это всего лишь сон. От мысли об этом, почему-то становилось грустно. У него были лишь неуловимые отголоски, но он почему-то знал, что это было потрясающе, и оттого так сильно пытался отыскать в себе маленькие кусочки, чтобы соединить их, и найти путь к тому, кто был потерян для него во времени и пространстве. Не хотелось признавать, что этого не было. Потому что обидно и грустно. Реальность Исина была настолько пресной, что он бы с радостью променял ее на тот сон. — Да, — горько усмехнулся он и помотал головой, отгоняя разъедающие его мысли, — наверно, ты прав. Мне это просто приснилось… — Тебе стало легче? — с сомнением поинтересовался Лухан, изучая лицо Исина. — Да, знаешь, однозначно да, — с энтузиазмом заверил его тот, — тайна века раскрыта и мне несказанно полегчало. Просто вся эта неразбериха так меня утомляла и изводила, что просто сил ни на что другое не было, а теперь я понимаю, как это было глупо и, если честно, чувствую себя идиотом. Исин как-то вымученно засмеялся, будто пытаясь перебороть оставшееся внутри себя отрицание, которое упорно шептало, что все вовсе не так, как говорит Лухан. Это было лишь упрямство. Так рассудил Исин. Невозможно признать, что все было так просто, когда это мучило столько месяцев. — Славно, — улыбнулся Лухан, — это очень даже хорошо. Я рад, что тебе полегчало. Значит, не зря выбрались… — Да, — кивнул Исин, — определенно не зря, но… вот насчет полегчало… — М? — молодой человек бросил озадаченный взгляд на Чжана. — Я хочу сказать, что одна проблема решилась, но есть еще другая. — Да? Какая? — Твое увольнение! Давай мы с ней поступим так же. Я просто сделаю вид, что мне это приснилось и… — Черт, Исин, не начинай, — простонал Лухан, опуская голову. — Я для себя уже все решил. И я не собираюсь тебя подставлять, поэтому и предупредил тебя прямо сейчас. Впереди, как минимум, еще один месяц. — То есть, ты еще можешь передумать, так? — Исин прищурил глаза. — Теоретически — да, но вряд ли… — Славно, — оборвал его Чжан и расслабленно откинулся на спинку дивана. — Все, что мне нужно сделать, это заставить тебя передумать… — И как же у тебя это выйдет? — с усмешкой поинтересовался Лухан. — Послушай, рано или поздно это бы все равно случилось. К тому же, я не самый лучший работник, чтобы за меня цепляться. Минсок будет на моей стороне… — Это мы еще посмотрим, — с вызовом бросил Исин, скрещивая на груди руки. В какой-то момент, это просто стало делом принципа. У Исина не было причин останавливать Лухана, ведь он вполне имел на это право, просто… Просто Исин не хотел ему этого позволять. Это бы выбило его из зоны комфорта. Означало, что еще один человек из близкого окружения потеряется в неизвестности. А Лухан был приятным молодым человеком. С ним было комфортно. Он на колу дыру вертел, конечно, что иногда очень сильно раздражало вечно серьезного и собранного Минсока, но Исину это, почему-то очень нравилось. С Луханом не было скучно. Он был словно ребенок. Вечно генерировал какие-то бредовые идеи, вечно влипал в какие-то неприятности и всегда с готовностью спешил навстречу приключениям. Исину просто не хватало этого в своей жизни. Иногда ему хотелось просто поддаться соблазну и впутаться в какую-нибудь авантюру вместе с Луханом. Поэтому его отсутствие стало бы ощутимым и очень угнетающим. Без него было бы совсем не то, ведь именно он уравновешивал присутствие Минсока в жизни, его категоричность и строгость. Если Лухан уволится и уедет, жизнь Исина станет походить на военный лагерь. Это была не самая лучшая перспектива, хотя и это он бы пережил. Просто сейчас он не мог позволить этому случиться. Не когда его жизнь так непонятно нестабильна и такое решение Лухана привнесет в нее множество разного рода забот и проблем. Это стало делом принципа. Ребячеством, капризом, да чем угодно. Это был вызов, и Исин его принял. Если он сказал, что не даст Лухану уволиться, значит не даст. И точка.***
Был поздний летний вечер, тяготеющий к переходу в ночь. На город уже часа три как опустились сумерки. Несмотря на приближающуюся осень, в городе все еще было невероятно душно. Все окна в квартире были распахнуты, тихо жужжал вентилятор. Теплый, но тусклый свет лампы, облизывал гостиную. Чондэ, в серой растянутой футболке и белых носках, с закатанными по колено штанинами домашних треников, лежал на диване вниз головой, забросив ноги на спинку, и полистывал свой ежедневник, изредка отвлекаясь на то, чтобы достать изо рта фруктовый лед, который с удовольствием посасывал. Собственно, что еще было делать парню 23-х лет вечером пятницы? Конечно же, тихо и спокойно проживать свою жизнь, наслаждаясь бездельем безработицы. Этот вечер обещал быть ленивым, ничего не предвещало беды, пока из коридора не послышалась настойчивая трель дверного звонка. Молодой человек оторвал взгляд от страниц ежедневника и замер, прислушиваясь, чтобы убедиться, что ему не показалось. Еще один звонок развеял все сомнения. Чондэ перевел взгляд на настенные часы, отмечая, что для гостей уже поздно, затем отложил в сторону ежедневник, кувыркнулся через голову и, перехватив мороженное в руку, лениво поплелся открывать дверь. К трели звонка неожиданно добавились нетерпеливые удары по двери. Чондэ нехотя провернул ключ в замке и потянул ручку на себя, ожидая увидеть на пороге своей квартиры растрепанного раскрасневшегося Лухана, потому что никому другому просто не понадобилось бы ломиться в эту квартиру, однако… Ким Чондэ стоял на пороге собственной квартиры в полном замешательстве, смотрел на застывшую в воздухе, почти прямо перед его лицом, руку, и отчаянно боролся с паническим желанием захлопнуть дверь, провернув дважды ключ в замке, и перегородить вход чем-нибудь тяжелым, чтобы уж наверняка. Он был не готов к такому неожиданному повороту сюжета, хотя сам прекрасно понимал, что подобное вполне имело место быть, и не предусмотреть это было крайне глупо. — Эм, — озадачено произнес Исин, растерянно глядя на незнакомца. Он меньше всего ожидал, что дверь квартиры Минсока откроет не Минсок. И растерянность, вероятно, была бы значительно меньше, будь это девушка, однако тот факт, что это сделал парень, выбил из колеи. — Я… это самое, — Исин до безобразия некрасиво дернул распахнувшуюся перед ним дверь на себя, чтобы проверить номер квартиры и убедиться, что это не была ошибка, — прошу прощения за столь поздний визит… Нет, это не было ошибкой. И к сожалению, другого объяснения происходящему в голове у Исина не созрело, а выкручиваться из неловкой ситуации как-то нужно было. Все осложнял и тот факт, что неизвестный молодой человек каменной статуей замер на пороге, и глядел на Исина как на сказочное существо, не предпринимая никаких попыток наладить коммуникацию или подать признаки жизни. — Могу я Минсока увидеть? — осторожно поинтересовался Исин, глядя на растерянного Чондэ. В его глазах отражалось что-то неуловимое, похожее на страх, какой бывает у детей, которые вдруг открывают дверь какому-нибудь пугающему незнакомому дядечке. — Его нет дома, — коротко, будто робот, ответил Чондэ. Казалось, что он даже дышать боялся в этой ситуации. — Вот как, — кивнул головой Исин, раздумывая, что ему делать дальше, — да, было глупо заявляться без предупреждения. — Славно, что Вы, — произнося это «Вы» с каким-то отвращением и раздражением, проговорил Чондэ, — это осознали. Всего доброго. И он попытался захлопнуть дверь перед обескураженным Исином, но тот вовремя пришел в себя и, сделав шаг вперед, оказался между косяком и дверью и выставил руку, не давая возможности ее закрыть. Такой маневр, как оказалось, был не самым удачным решением. Мало того, что это выглядело очень нагло и само по себе ставило в неловкое положение, но еще и положение, в котором оказался Исин, было смущающим. Он оказался неприемлемо близко к незнакомцу, от чего дыхание, вместе с сердечным ритмом сбились. Уголки губ Чондэ опасливо дрогнули. Ситуация была напряженной и неприятной. Исин находился слишком близко. Настолько, что Чондэ чувствовал его горячее дыхание и прожигающий неловкий взгляд, и ему бы хотелось отскочить назад, только он почему-то не шевелился. Лишь смотрел перед собой, раздраженно поджимая губы, и давал Исину возможность осознать неловкость происходящего. — Что-то еще? — напряженно, но при этом унизительно вкрадчиво поинтересовался Чондэ, указывая на неприятную близость. — Прости, — Исин сделал шаг назад, но руку с двери не убрал, потому что сохранялось стойкое ощущение, что молодой человек тут же ее захлопнет. — Можно телефон зарядить, а то я даже такси вызвать не могу?.. Повисло напряженное молчание. Чондэ тяжелым угрожающим взглядом смотрел на Исина, будто желая обратить того в бегство, однако неожиданно изменился в лице и, растянув губы в неприятной вежливой улыбке, отступил в сторону, приглашая гостя зайти. Исин помедлил, пытаясь понять загадочное поведение незнакомца. Первое впечатление о нем было весьма неприятным. Создавалось впечатление, что у этого парня по какой-то неясной причине на Исина зуб. Тем не менее, приглашение Чжан принял и, очень осторожно, словно ожидая нападения или любой другой непредвиденной ситуации, зашел в квартиру. Чондэ спокойно закрыл дверь и, не дожидаясь гостя, двинулся в гостиную. Он просто ничего не мог поделать с нервным напряжением, которое электричеством проходило по его телу, заставляя напрягаться. Чондэ чувствовал колебания раздражения. Ситуация не была критической, но по-своему напрягала, хотя бы потому, что ее не было в планах Чондэ. Их первую встречу он представлял себе иначе. И то, что она стала будничной и рядовой, а не драматичной и слезливой, по всем канонам кинематографа, злило. — Сейчас принесу зарядку, — бросил Чондэ, когда Исин появился в гостиной. Он прошелся мимо дивана, будто невзначай закрывая ежедневник и перемещая его на другую сторону, и исчез в комнате. Чжан даже не придал этому значения. Такой жест казался вполне естественным. Исин сейчас был обеспокоен больше из-за того, что в отсутствии Минсока чувствовал себя в этом доме не в своей тарелке. Раньше он мог завалиться сюда как к себе домой, плюхнуться на диван, закинув ноги на стол, и никто ему даже слова бы не сказал. Хотя нет, сказал бы. Минсок не терпел, когда на кофейный столик закидывали ноги, так что тут же по ним бил. В остальном же, он не был против. А сейчас Исин переминался с ноги на ногу и без разрешения боялся даже сесть на диван. Чондэ с мороженым во рту появился спустя минуту, на ходу распутывая провод зарядки. Молча он влез на диван рядом с Исином, перегнулся через подлокотник, чтобы дотянуться до розетки, и воткнул в нее вилку. Чжан же в это время достал из кармана свой севший телефон и протянул его Чондэ, чтобы тот сам, на правах хозяина, подключил его. Будто даже такое простое действие Исину в чужом доме было непозволительно. — Ну вот и готово, — Чондэ, вытащив мороженное изо рта, рывком выпрямился, и по спинке скатился в сидячее положение. — Хочешь чего-нибудь съесть или выпить? Исин немного замешкался, прежде чем отрицательно помотать головой и отвернуться. — Совсем ничего? Даже от мороженки откажешься? — Чондэ качнул фруктовым льдом в сторону Исина. Тот чуть нахмурился, будто раздумывая над заманчивым предложением, но, чтобы не стеснять своим присутствием, и в этот раз предпочел отказаться. Чондэ лишь пожал плечами. Повисло неловкое молчание. Оба не знали, как начать разговор. Но если у Чондэ просто не было повода это сделать, то у Исина на это не находилось слов. Он просто не знал, как так вежливо поинтересоваться, к примеру, что вообще Чондэ за фрукт. Кто он и откуда взялся? Не то, чтобы это было важно, просто… — Чего стоишь? — Чондэ, подбирая под себя ноги, отполз в сторону, освобождая Исину место рядом с телефоном. — Садись. Не бойся, я не кусаюсь. — Это радует, — слабо улыбнулся Исин, немного неохотно присаживаясь рядом с молодым человеком. Ему почему-то захотелось в ответ сострить по поводу намордника, но он решил воздержаться. Лимит наглости на сегодня был исчерпан. Вновь в гостиной повисла тишина. Исин нервно тер руки, заламывал пальцы, мысленно торопил свой телефон, чтобы тот поскорее включился. Чондэ же казался очень безразличным. Он спокойно сидел на диване, самозабвенно посасывая тающий фруктовый лед, который уже начинал течь по пальцам, делая их неприятно липкими, и вообще вел себя так, будто Исина здесь нет. Апофеозом этого стал момент, когда Чондэ потянулся за пультом, чтобы включить телевизор. От этого Исину стало совсем неуютно. — Мы, кстати, так толком и не познакомились, — вдруг нашел в себе смелость начать разговор молодой человек, тушуясь из-за полной незаинтересованности, отражающейся на лице Чондэ, — меня зовут Чжан Исин, мы с Минсоком… — Ага, — оборвал его парень, не дав даже возможности договорить, — я в курсе. И он демонстративно откусил кусок от фруктового льда, заставляя растерявшегося Исина поморщиться от фантомного ощущения холода в своем рту. — А ты?.. — с еле заметным нажимом поинтересовался Исин, словно был вынужден вести беседу с трудным подростком. — А? — молодой человек повернулся, изображая полную растерянность на своем лице. — Ах да, точно… Ему пришлось разыграть целый небольшой спектакль о том, как он внезапно осознал, что совсем позабыл, что они не представлены друг другу. Выглядело весьма правдоподобно, однако шло вразрез с тем безразличием, которое Чондэ демонстрировал еще секунду назад. И, конечно, это могло навести на мысль, что все это делается лишь потому, что сказать Исину в лоб о том, что представляться ему он не хочет, Чондэ просто не мог. И как бы это вообще выглядело? — Чондэ, — после недолгих метаний, он предпочел назваться своим именем, потому что это могло ему выйти боком. — Ким Чондэ. Молодой человек протянул Чжану свою руку, дабы закрепить их знакомство рукопожатием. Исин перевел взгляд с Чондэ на его руку, не понимая, что от него хотят. В этот момент в голове что-то щелкнуло. Опять неуловимое чувство дежавю. В сознании, больше на уровне ощущений, чем образов, булькнув, всплыла неразборчивая, совсем смазанная картинка незнакомых воспоминаний. Это случилось за доли секунд, и разобрать что именно произошло, Исин так и не смог. Не желая более в этом копаться, он просто пожал протянутую ему руку. — Очень приятно, — слабо улыбнулся Исин, — и ты Минсоку кто?.. Вопрос был лишним. Лезть не в свои дела Чжан Исину было не свойственно, но в этот раз он решил сделать исключение. Дело было даже не в дружеской ревности, которая требовала, чтобы Исин стал центром жизни Минсока, и даже не в том, что Минсок не посчитал необходимым сообщить, хотя бы для того, чтобы не возникло таких неловких ситуаций, что в его квартире поселился незнакомый человек. Дело было в том, что Исин просто хотел ясности, а не строить теории и догадки, одна другой хуже, о том, кем этот парень является. Ведь с одной стороны Минсок мог просто забыть или не придать значения данной информации, потому она не достигла Исина, а мог сознательно не говорить этого, потому что на то были причины. И если имел место второй вариант, то фантазия Чжана начинала работать на полную катушку прорабатывая любые возможные варианты, выстраивая сюжеты достойные бразильского сериала, и все это только ухудшало ситуации. Тем не менее, ответ, который дал Чондэ, был для Исина слишком неожиданным. Таким, что даже в самых своих смелых догадках не имел место. — Брат, — коротко ответил молодой человек, бросая на Исина нечитаемый взгляд черных как ночь глаз. — Брат? — только и смог выдавить Чжан не до конца осознав ответ. — Разве у Минсока есть брат? Было странно спрашивать такое у человека, который только что представился братом, но ничего лучше Исин не придумал. Он не помнил, чтобы у Минсока был брат, да и сам Минсок об этом ни разу не упоминал, а ведь они были знакомы лет 15, если не больше. — Выходит, что есть, — безразлично бросил Чондэ. — Выходит, сводный? — выдвинул предположение Исин. Вышло так, что возникло больше вопросов, чем ответов. Даже если бы оказалось, что Чондэ какой-нибудь любовник Минсока, Исин бы был не так обескуражен происходящим. Скорее всего просто пожал плечами, мол, всякое бывает, что в этом такого? — Единокровный, — уточнил Чондэ, но увидев непонимание, читающееся на лице Исина, решил пояснить: — по отцу, в смысле. — А, — кивнул Чжан, обрабатывая полученную информацию, — аааааа! Все, теперь понятно. Просто я как-то даже не подумал, что он может поддерживать связь с отцом, тем более с его новой семьей. Он ведь был так категоричен в своем отношении к нему… — А он и не поддерживает, — спокойно заявил Чондэ и обаятельно улыбнулся, от чего Исина словно током прошибло, — только со мной. — Ты какой-то особенный, да? — Исин даже не понял, как эта фраза сорвалась с его губ. Он просто озвучил мысль, которая пронеслась в его голове, хотя этого делать и не стоило. Просто было удивительно, что Минсок, не испытывающий трепетных чувств к отцу, бросившему его, вдруг будет интересоваться и поддерживать хорошие отношения с братом. Разве он не должен его ненавидеть? Обычно ведь так поступают дети, которых променяли на других детей. Чондэ лишь развернулся на диване и, подперев голову рукой, уткнувшейся локтем в спинку, с насмешливой улыбкой посмотрел на Исина. — А ты будто не понял, — издевательски протянул он. — Видимо нет, — пожал плечами Чжан, отворачиваясь к своему телефону, чтобы предпринять попытку его включить, — может быть на меня просто не действует твое очарование? Исин опять не понял, как произнес последнюю фразу. Она просто сорвалась с его губ, не соизволив даже продублироваться в сознании хотя бы с погрешностью в несколько секунд, как эхо. Она просто произнеслась, и казалась ни к селу, ни к городу, потому что разговор был совершенно о другом, но будто прочитав немой вопрос во взгляде Чондэ, Исин, сам того не понимая, решил на него ответить. Чондэ прыснул от смеха, утыкаясь в спинку дивана. Его отчего-то это очень сильно рассмешило, и Исину показалось, что смеется молодой человек не над фразой, а над ним. Чувство не очень приятное. — Неужели? — сквозь смех выдавил Чондэ. — Ты всегда хреново врал, Чжан Исин. Впрочем, ничего нового. Даже приятно знать, что хоть что-то в этом мире остается неизменным. Исин, отвлекаясь от загорающегося приветственной заставкой телефона, повернулся к Чондэ и долго вглядывался в его лицо. Это было не какое-то дежавю, его просто носом в это ткнули. — Мы знакомы? Чондэ перестал смеяться. Его улыбка медленно сползла с губ. Он посмотрел на Исина, и в его черных глазах отразился испуг. — У тебя что, память как у рыбки? Ты Исин, я Чондэ. Мы парой минут назад это выяснили, разве нет? — Нет, я имел в виду, до этого… мы были знакомы? — Нет, с чего ты взял? — мотнул головой Чондэ, опуская глаза. — С того, что ты говоришь так, будто мы были, — с нажимом, чуть повышая голос, пояснил Исин. — Вот как, — эхом отозвался молодой человек, — наверно, ты просто не так меня понял. — Да, — неожиданно быстро согласился Исин, — наверно. Если бы мы были знакомы, я бы помнил. Чондэ резко отвернулся, пряча глаза за длинной челкой. Его губы опасливо дрогнули, вытягиваясь в тонкую линию, но Чжан, отвлекшийся на свой телефон, этого даже не заметил. — Кстати, а Минсок вообще где? — Исин на мгновение оторвался от экрана, чтобы задумчиво посмотреть перед собой. — По делам ушел, — не своим, напряженным голосом бросил Чондэ, заставляя Чжана на него обернуться. — Какие это у него дела могут быть ночью? — недоуменно поинтересовался он. — Он что, маньяк-насильник? — Типа того, — с усмешкой произнес молодой человек, шмыгнув носом. — И когда вернется, не знаешь? — Не раньше утра, — пожал плечами Чондэ. — Утра? Он чего, всю ночь дела собирается делать? Что это за дела, которые надо всю ночь делать? Он что правда маньяк… Исин осекся и изменился в лице. Видимо из-за выпитого он плохо соображал. Чондэ лишь со слабой улыбкой наблюдал за его мыслительным процессом. Его забавляло то, как Исин сворачивал на очевидный, но заведомо ложный путь в своих попытках придумать удовлетворяющие его объяснения непонятным ситуациям. — Ааааа, — протянул Чжан, видя загадочную улыбку на губах Чондэ, которая, по его мнению, только подтверждала догадки, — такие дела… Ясно-ясно. Он стушевался, и обратно вернулся к телефону, пытаясь найти там номер такси, однако из-за того, что мыслями он был в другом месте, он просто бессмысленно листал список контактов. — Сегодня просто день открытий, — бормотал Исин себе под нос, — столько нового узнаю о Минсоке, прям куды бечь. Какой он, оказывается, скрытный. Надо его как-нибудь попытать на предмет других сюрпризов. Поиски нужного номера неожиданно увенчались успехом. Исин несколько раз ткнул пальцем в экран и приложил телефон к уху, не дав Чондэ даже шанса поддержать разговор, хотя тому, в сущности, было и нечего ответить. Это в какой-то степени спасло его от необходимости натягивать сомнительную улыбку, какую обычно выдавливают из себя люди, когда им нечего ответить на длинные истории собеседника о несправедливости в его жизни. — Да, здравствуйте, можно заказать такси… Чондэ отвернулся и поднялся с дивана. Пока Исин сообщал диспетчеру адреса, он незаметно ушел на кухню, порывистым движением бросил почти растаявший фруктовый лед в мусорное ведро и, дернув переключатель, подставил липкие пальцы под струю воды. Когда он, очень нехотя, вернулся в гостиную, Исин уже закончил разговор. — Такси сейчас приедет, — отчитался он Чондэ, который в ответ лишь кивнул, — кстати, можешь кое-что передать Минсоку? — Могу, — спокойно согласился молодой человек. Исин принялся оглядываться, что-то стараясь отыскать поблизости, но этого, видимо, не было. — Что ищешь? — решил поинтересоваться Чондэ, когда ему надоело наблюдать, как Исин, поджав губы, что-то выискивает. — Бумагу и ручку… — Зачем? — Чтобы Минсоку написать… — А на словах передать не можешь? — Чондэ недоуменно вскинул бровь. — Это какой-то код или просто ваши секретики, которые мне не стоит знать? Не проще ли тогда послать ему сообщение? — Минсок не всегда читает сообщения, по большей части он их игнорирует, — вздохнул Исин, хлопая руками по ногам, — да и не то, чтобы это были секретики, просто… — Просто что? — Просто как-то странно мне просить тебя сказать Минсоку, что Лухан собирается уволиться. Ты ведь даже не знаешь… — Лухан собирается уволиться? — удивленно вскрикнул Чондэ, не дав Исину даже шанса закончить предложение. — Вот это да. Все-таки решил слиться! — Да, — утвердительно кивнул Чжан и озадаченно посмотрел на собеседника, — ты знаешь Лухана? — Ага, — кивнул Чондэ. — О боги, — Исин обреченно уткнулся лицом в ладони, — неужели все кроме меня знали, что у Минсока есть брат? — Смотря кого ты подразумеваешь под «всеми». Если… Исин вскинул вверх руку, призывая Чондэ молчать. Не нужно ему было, чтобы кто-то сыпал соль на рану. Он жил, и ему казалось, что он хорошо знает Минсока, что они с ним достаточно близки, чтобы между ними не было секретов, но оказывается нет. Вечер открытий и разочарований продолжался. — В общем, передай ему, что Лухан собирается уволиться. — Обязательно передам, — заверил Исина Чондэ, — уверен, Минсок вздохнет с облегчением. Он ведь так долго этого ждал… — А мне не нужно, чтобы он облегчался! — вдруг вскрикнул Чжан. — Мне нужно, чтобы он страдал, переживал, заламывал руки, Лухану в ноги бросался и просил не уходить! Сможешь это устроить? — Что? — усмехнулся Чондэ. — Ты понимаешь, что просишь о невозможном? Да я же из окна полечу, стоит мне об этом заикнуться. — Ладно, пусть не падает в ноги, но сделает так, что у Лухана даже желание увольняться отпало! — О, — Чондэ посмотрел на Исина как на идиота, с каплей иронии и полной уверенностью, что тот несет бред, — ты серьезно? В смысле… Молодой человек устало усмехнулся и потер переносицу, силясь подобрать такие слова, чтобы объяснить всю абсурдность предложения Исина. — Это конечно очень печально, что Лухан решил уволиться. Он ведь продержался рекордное количество времени, даже учитывая все старания Минсока. Но каковы шансы, что Минсок будет противиться его увольнению? — Не очень оптимистичные? — выдвинул предположение Исин. — Это мягко сказано, — обреченно вздохнул Чондэ. — Лухан ведь славный парень… — Никто в этом даже не сомневается. Дело ведь совсем в другом. Он можем быть отличным человеком, но работник он не ахти. А Минсок этого ой как не терпит. — Да, — усмехнулся Исин, — у него по этому поводу пунктик. — Он просто педант, любит чтобы все было правильно и четко. У него шаг влево, шаг вправо — расстрел. С этим ничего не поделаешь… К тому же, без веских на то оснований, принуждать или переубеждать человека он не будет. В смысле, с какой ему стати останавливать Лухана? Если тот что-то решил, это его право… — Да уж, — печально протянул Исин, — с этим ничего не поделаешь. Но ты ведь можешь его хотя бы попросить, чтобы он был с Луханом помягче? Особенно завтра. — Завтра? Завтра какой-то особенный день? — Да нет, — передернул плечами Исин, — просто Лухан сегодня изрядно выпил. — Он что, бессмертный? — брови Чондэ жалостливо изогнулись. Исин хотел было что-то ответить, но его прервало сообщение, оповещающее о приезде такси. Он быстро глянул номера машины и, заблокировав телефон, по привычке отложил в сторону. — У него тяжелые времена, — со вздохом произнес Исин, — иногда не помешает немного расслабиться… — Да, но обычные люди не делают этого посреди рабочей недели… — Да неужели? — Исин саркастично изогнул бровь, посмотрев на Чондэ, но тут же будто опомнился. — В любом случае, это моя вина. Это ведь я был инициатором нашей небольшой попойки. — Ты? — Чондэ прищурился. — И давно ты пьешь? Ты вроде был убежденным трезвенником… Чжан рывком поднялся с дивана и, проходя в направлении коридора мимо Чондэ, остановился с ним почти вплотную. — С недавних пор, — спокойно, но при этом с напряженными нотками, выражающими его личную неприязнь к тому, что в его дела лезут, произнес Исин, и внимательно посмотрел на молодого человека, беззастенчиво разглядывая его лицо вблизи, — мы точно не встречались раньше? — Вряд ли, — Чондэ, плавясь под пристальным взглядом, демонстративно отвернулся. — Странно, — протянул Исин, — твое лицо мне кажется знакомым, но не могу вспомнить, где его видел… — Может приснилось? — с усмешкой проговорил Ким. — Может, — безразлично бросил в ответ Исин, отворачиваясь, — если все остальное приснилось, почему бы не присниться и этому… — Все остальное? — Чондэ резко повернул голову, чтобы заглянуть в глаза Чжана, будто там были нужные ему сейчас ответы, но было поздно. Исин уже шел в направлении входной двери. — Не важно, — бросил он, запуская пальцы в свои черные волосы. — Просто мысли вслух… И он, оставив Чондэ позади, прошел в коридор, как обычно не утруждая себя тем, чтобы включить свет. В полутьме нашарив свои ботинки, он быстро сунул в них ноги. Бросил взгляд на ложку для обуви, которой пользовались все цивилизованные люди, но, будто издеваясь, решил обойтись собственными руками. Так было привычнее. Чондэ, заметив оставленный на диване телефон, быстрым шагом направился к нему. Порывисто выдернув из него зарядник, он на мгновение задумался, стоит ли, но, отогнав от себя странные мысли, направился в коридор, стараясь застать там Исина. И он был все еще там. Ждал. — Дверь закрыть за мной не забудь, — с улыбкой бросил он. — Не забуду, — мотнул головой Чондэ. — Прости за причиненные неудобства, — Исин по привычке просунул руки в карманы штанов, — не забудь сказать Минсоку, ладно? Если не трудно, конечно. — Не трудно, — мягко заверил его молодой человек. — Хотя знаешь, это не срочно. Не то, чтобы будет катастрофой, если ты ему не скажешь. Просто новость неожиданная и мне нужно было ей с кем-то поделиться. Поэтому я прибежал сюда сломя голову, но мир не рухнет, если ты вдруг ему не скажешь. — Я скажу, — Чондэ вежливо улыбнулся. — Ладно, тогда бывай, — Чжан торопливо толкнул дверь, делая шаг из квартиры. — Такси ждет. До скорого. Он махнул рукой и выскочил за дверь, стремительно бредя по коридору к лифту. — Исин! — оклик Чондэ остановил юношу на середине пути. — А? — Чжан обернулся. — Ты забыл телефон, — Ким демонстративно качнул в руках названный девайс. — Точно, — Исин смущенно улыбнулся и поспешил вернуться. — Спасибо что напомнил, а то у меня голова совсем дырявая стала. Он на ходу протянул руку вперед, чтобы забрать свой телефон, будто бы хотел сэкономить время, которое затратил бы на несколько шагов, чтобы дойти до квартиры, и тем не менее, все равно подошел. Подошел очень близко, почти вплотную к самой двери из-за которой выглядывал Чондэ, и только она сейчас их разделяла. — Больше не теряй, — напутствовал его Чондэ, протягивая телефон. — Постараюсь, — Исин осторожно принял смартфон из чужих рук и машинально сунул в правый карман, даже не заметив, как взгляд черных глаз скользнул по кольцу на безымянном пальце. — Теперь точно все. Ладно, я побежал. Еще увидимся. — Вряд ли, — эхом отозвался Чондэ. Они развернулись почти синхронно, и каждый пошел своей дорогой. Исин поспешил к лифту, а Чондэ — торопливо запереться в своей квартире на два оборота, чтобы больше никогда не открывать эту дверь тому, кого он не готов видеть. Встреча с Исином оставила у него на душе неприятный осадок. Сложно было сказать, чего он от нее ждал. Просто хотел, наверно, чтобы она была более жизнеутверждающей для него. Чтобы разрешила его внутренние терзания, указала направление, в котором стоит двигаться. Хотя, на самом деле она указала. Она дала Чондэ четкое понимание, что ни начинать с самого начала, ни продолжать с того места, на котором они остановились, он с Исином не хочет. Пожалуй, для Чжан Исина Ким Чондэ предпочел бы остаться мертвым. Навсегда. У них была замечательная история, временами болезненная, но на этом все. Чондэ слишком явственно осознал, что продолжения ей просто не нужно. Да и было ли оно вообще, это продолжение? Когда он заглядывал в глаза Исина и понимал, что этот человек даже не помнит о его существовании, сердце болезненно скручивало и даже дышать становилось больно. Он почему-то искренне верил, что Чжан Исин просто не сможет его забыть. А если и забудет, то вспомнит сразу же, как только увидит. Чондэ слишком слепо верил в силу их любви, но реальность оказалась совершенно другой, не сказочной, не сериальной. Она оказалась жестокой. Как выяснилось, жизнь Чжан Исина не стала ужаснее с отсутствием Чондэ, и мир не рухнул от того, что они разошлись. Они вполне могли жить друг без друга и это оказалось куда легче, чем они думали. И тогда Чондэ подумалось, а надо ли вообще вспоминать? Или начинать заново? Все было вовсе не так, как он ожидал. Снова. И больше не было того предвкушения от встречи с Исином, как в прошлый раз. Может быть, потому что их не разделяли долгие годы молчания, а может быть они оба просто изменились. Поняли, что не потянут это бремя. Ни в одиночку, ни вместе. В одну реку нельзя войти дважды. И как бы сильно Чондэ не хотел, он не сможет вернуться назад во времени, и не сможет сделать так, чтобы у них все было как раньше, не после всего. Исин больше не смотрит на него с тем трепетом, что был раньше. И глаза его больше не горят. А Чондэ больше не Оле-Лукойе, который показывает неведанный доселе мир. И раз так, то ради чего его тогда вообще любить? Может быть, самолюбие Чондэ было сильно задето тем, что для Исина он больше не божество, творящее чудеса, а обычный рядовой человек, растерявший все свое былое обаяние. Развратник, алкоголик, лжец, эгоист. Длинный список недостатков, которые уравновесить не в силах ничего. Им лучше будет порознь. Не стоит терзать свои нервы и ломать жизни друг другу. Они просто переоценили себя. Оба. Тогда им казалось, что их любовь стоит целого мира, но сейчас, когда спесь сбита, стоит ли? Им лучше порознь. Исину лучше спокойно проживать свою человеческую жизнь, а Чондэ быть мертвым. И это лучший их исход. Тот хэппи энд, в котором оба будут счастливы.