Сквозь открытое окно

             Пятница — худший день недели. Официально.       Для начала, он не выспался. Хорошенькое начало. Который раз за неделю. Просыпался три раза: в два, в три-пятнадцать и потом еще в шесть. Как по часам. Как раз в этом нет ничего удивительного, потому что каждый чертов раз идет по одному и тому же сценарию, меняются только декорации.       Он открыл железную банку с мишками, в которой когда-то давным-давно получил от Эмили Робертс рождественский подарок — чай, разумеется. Все всегда дарят чай. Никто не догадывается подарить кофе. Он повернул банку под углом, глядя как по гладкому дну медленно скользит волна коричневого порошка. Можно даже не пытаться это заварить. Закрыл крышку, убрал мишек на полку и полез за чаем.       Весьма вероятно, что за много километров к юго-востоку Джон в эту самую минуту тоже пьет чай. Он уже давно не удивлялся тому, что его мозг новый день начинал с Джона. И им же заканчивал. Джон, если подумать, пребывал в голове неотступно. Что же, должно быть, ему там комфортно. Он фыркнул в кружку. Джон наверняка встретит его на парковке, чтобы пожелать доброго утра.       Тот вечер стал причиной затяжной бессонницы. Фантазия трудилась без выходных и перерывов, подкидывая все новые и новые образы, которые неизменно будили его по три раза за ночь. Иногда не сами образы, а их весьма ощутимое действие на организм. Тогда он еле-еле добрался до дома, не позволяя себе залезть в штаны прямо на водительском сиденье. Он не мастурбировал столько с подростковых времен — хотя тогда это доставляло куда больше удовольствия. Нет, проблем с эякуляцией у него не было. Были проблемы с удовлетворением. Никакого удовольствия частые ночные передергивания не доставляли, скорее наоборот: на работу он приходил не только раздраженный, но и не выспавшийся. Хотя второе, наверное, можно считать одной из причин первого.       В душе, после самого мощного оргазма (не потому ли, что к нему был причастен Джон?) за последние несколько месяцев (не лет ли?) он замер над вспененной мочалкой, недоумевая, почему она пахнет не так. Идиот. Позже в супермаркете он перенюхал все гели для душа, что стояли на полках, и тем самым привлек внимание охранника, но тот самый так и не нашел. Он не мог сказать, с каким ароматом был Джонов гель, но этот запах так впечатался в сознание, что даже снился. В те редкие ночи без Джона сны были наполнены запахами — и он просыпался со стояком. Он был уверен, что узнает этот запах, если почувствует снова.       С этим надо что-то делать. К концу семестра количество работы неумолимо росло, а у него голова забита кадрами из гей-порно. Джон отпечатался на сетчатке, и стоило мозгу слегка отвлечься — и Джон тут как тут, словно рекламный ролик, выскакивающий на телеэкране, когда меньше всего этого ожидаешь. Вопреки всякой логике, наутро ролик не сменился, демонстрируя завидное упорство. В качестве радикальной меры он посетил пункт видео-проката, но добился только того, что актеры сменили лица. Чтобы не усугублять ситуацию, он быстро все выключил и на следующее утро отвез кассету обратно. Джон испугался, когда он удрал, жутко покраснев и пробормотав что-то невразумительное. Поймал его в коридоре, приложил ладонь ко лбу и укоризненно покачал головой, посоветовав больше отдыхать. А он думал, не будет ли слишком третий раз за утро и успеет ли за перемену.       Сейчас, конечно, уже легче, чем было сначала.       На недавнем утреннем совещании Маршалл огорошил перспективой рождественской вечеринки. Томас просто лучился от радости, наверняка задумал какую-нибудь гадость. После пятничной службы ученики разъедутся по домам, а преподаватели должны будут явиться на корпоратив. И эта дилемма жизнь отнюдь не облегчала. Меньше всего на свете ему хотелось слушать шутки Смита и треп коллег. Он и в учительской-то не может долго находиться, если там полно народу. Его бы даже не остановило недовольство Маршалла, которое тот явно покажет, вздумай он наплевать на командный дух. Но там будет Джон, Джон не пропустит рождественскую вечеринку, потому что слишком ответственный, даже если его самого от них воротит — и это вгоняло в отчаяние. У него будет отличная возможность наконец-то побыть рядом не обычные их сорок минут (боже, как он соскучился по обеденным беседам), а несколько часов. К тому же, Джон наверняка, как и все, выпьет шампанского, а он еще не видел Джона пьяным хоть чуточку. Любопытно. Становится ли Джон более открытым или, наоборот, замыкается в себе? Насколько открытым? И стал бы замыкаться от него? Почему Джон никогда не приглашал его в паб? С Лестрейдом он часто ходит. Чудовищная несправедливость.       Он сидел откинувшись на спинку стула в одной рубашке с закатанными рукавами. Ученики болтали и расходились по местам. То ли на них скорые каникулы так повлияли, то ли это его собственная гудящая голова предательски повышала громкость шума. Начинать новую тему в последний день не было смысла. Он достал из ящика пачку бумаги. Подумать только, сколько бумаги уходит на безграмотную писанину. Лучше б на макулатуру сдавали. Он улыбнулся. Молли эта идея бы понравилась.       А вот класс смотрел на бумагу настороженно. Другого он от них и не ждал. Встал. Подошел к первой парте, за которой сидел Уильям Бернет. Положил перед ним две стопки: чистую и с напечатанными заданиями. Бернет опустил глаза.       — Двадцать минут.       Развернулся и сел обратно, скрестив руки на груди. Мордашки сразу скривились. А что ему еще оставалось. Порадовались бы, что не на весь урок. Джон утром выглядел задумчивым и подавленным. На фоне остальных преподавателей, во всю обсуждающих планы на выходные, Джон был возмутительно отчужден. Неужели это из-за того, что он расстался с Сарой? Сам он уже давно проводил рождественские праздники в одиночестве, наслаждаясь тишиной и возможностью ложиться в любое время и вставать без будильника. Наверняка у Джона в каждое Рождество была какая-нибудь девушка, и теперь ему просто непривычно.       Он отодвинул стул на десять сантиметров назад от разворачивающегося солнца. Звук в наполненном только шуршанием бумаги и скрипом карандашей пространстве получился громким и резким. Погода за окном совсем не рождественская. Наверное, весь запас снега выпал в ноябре, и осталось только солнце. Нелогичная британская погода. Слепит глаза, бликами отражается от застекленных портретов, трехмерной модели гравитационного искривления пространства и заколки Мэри Энн Льюис. Согласится ли Джон провести Рождество вместе? Ради этого он даже елку купит. Только купит, наряжает пусть Джон сам.       Это, конечно, не то, чего хочет Джон. Ель — всего лишь дерево. Он не может заменить Джону хихикающую подружку, обтянутую мишурой, и печенья с романтическими предсказаниями.       Ему нужен кофе. Срочно. Три часа назад. А до перемены еще вечность. Он испортил ученикам последний день, но тест проверять ему. Он же не жалуется. С другой стороны, он сам виноват. Кофе. Неожиданно вспомнился взгляд Джона через стол в школьной столовой — мягкий, обволакивающий, ласкающий.       Он будет полным кретином, если упустит последнюю возможность пригласить Джона на Рождество. Да, он уже приглашал Джона домой, и Джон отказался, но потом пришел сам и сказал, что расстался с девушкой, значит, можно надеяться, что за сегодняшний день Джон не найдет себе новую — чтобы было с кем хихикать над пузырьками шампанского. Боже, неужели это ревность? Он никогда никого не ревновал. К Саре он Джона не ревновал. Глупость какая. Какова вероятность, что Джон согласится? И насколько сильно он эту вероятность урезал своим по-детски смешным поведением? Он посмотрел на часы. За партами началось шебуршание: Бернет как всегда справился первым. Возможно, у него все-таки есть шанс на стипендию. Уже в начале семестра они будут подавать заявки на поступление.       Который час? Он же только что смотрел. Голова, как всегда, забита не тем. Во сколько начинается урок? Он принялся подсчитывать минуты по расписанию.       — Бернет.       Бернет поднялся, прошел по классу, собирая листы, и положил ему на стол. Опять две стопки, на этот раз обе исписанные и далеко не такие аккуратные. Дэй на последней парте смотрел в окно. Судя по очевидной нервозности и угрюмому взгляду, Дэй держал слово.       Он дотронулся рукой до кармана брюк, и эта смена позы разбила оцепеневшую тишину. Он выдохнул. Встал, обошел стол и присел на него спереди, сложив руки на бедрах. Теперь солнце освещало доску за его спиной.       — Что ж, других планов у нас на сегодня нет, но отпустить вас раньше я не могу.       Класс смотрел на него выжидающе. Мэри Энн Льюис улыбалась. Она всегда улыбалась, когда смотрела на него. Это была не смущенная улыбка влюбленной школьницы, а радость спокойной уверенности в собственных знаниях. Он сам в свое время был таким — постоянное осознание того, что никакой учитель не может подловить тебя внезапным вопросом, вносило в подростковую жизнь немного спокойствия. Однако таким неприлично счастливым он никогда не выглядел. Наверное, она все же чуточку влюблена. Дэй так и не оторвал взгляда от окна, хотя он знал: там нет ничего интересного. Джон давно гоняет детей по спортзалу. Увидеть Джона хотелось так же сильно, как кофе. Придется приложить немало усилий, чтобы не наброситься на Джона, когда они останутся наедине. Если останутся. Если Джон согласится. Он должен избавиться от последствий своего идиотского поведения и вернуть их дружбу на прежний уровень. Бушующие гормоны не повод терять друга. Самого лучшего друга, который у него когда-либо был и будет.       — Как насчет пары блицей?       Ученики явно обрадовались и ринулись к деревянному шкафу в углу, где лежали давно не используемые шахматные наборы. Он смотрел, как все менялись местами, рассаживаясь парами, явно следуя давно укоренившейся привычке и старым предпочтениям. Паркинсон уехал с родителями во Флориду, а это значило, что… да, как и следовало ожидать: Дэй остался без пары.       Он взял оставшуюся доску и сел к Дэю. Дэй повернул к нему голову и принялся без особого энтузиазма расставлять фигуры. Во время игры выяснилось, что часы у этого наборы были сломаны, причем давно, и это объяснило, почему он остался лежать в шкафу. Поэтому они играли не на время, а просто так. Он знал, что закончить партию они все равно не успеют. Знал, что пока вокруг них полный кабинет народу, Дэй не скажет ни слова, даже если и захочет. Родители Дэя никогда не заберут его во Флориду в последний учебный день.       — Она еще у вас? — спросил Дэй, глядя, как его пешка становится рядом с доской.       — Да, — ответил он. Дэй предсказуемо стрельнул глазами по карманам. Он перехватил взгляд. — Главное, что ее нет у тебя, верно? — Дэй смотрел зло и обиженно, но честно. И эта честность — единственное, что успокаивало бунтующую совесть. Его совесть работала странно и не так, как должна была бы.       Когда прозвонил последний в этом году колокол, Дэй встал, буркнул: «веселого Рождества» и ушел, не взглянув на доску. Он вздохнул и принялся собирать фигуры.       Через минуту класс опустел.       

~~~

      Предвкушение долгих праздников, вопреки логике, совсем не расслабляло, а наполняло тихой грустью. Он никогда не любил тосковать и всячески старался сосредоточиться на плюсах: он отдохнет от школы, наконец-то уберет квартиру, закупится пивом с пиццей и будет читать столько, сколько захочет. Кстати, нужно будет зайти к Коулу и потратить вчерашнюю зарплату. Он думал купить что-нибудь для Шерлока, но так ничего и не придумал.       Сегодня последний день семестра, и, наверное, нет ничего удивительного, что буквально все вызывало раздражение. Раздражал топот десятков кроссовок, раздражали скучные, никак не привлекающие к себе взгляд голые стены спортзала, многократно усиливающие шум. В углу под потолком темнела какая-то закорючка; он видел ее каждый день, но высота стен мешала разглядеть, что именно там темнело. Наверняка просто неровность, шишка. Строитель, наверное, решил, что издалека никто ничего не заметит, но случилось ровно наоборот: кривое темное пятно было заметно из любой точки зала, но находилось так высоко, что не нашлось работника, который бы во время очередного летнего ремонта, когда в зале моют окна и красят пол и стены на высоте полутора метров, нагромоздил высоченные козлы, чтобы выровнять шишку площадью с кулак. Шишка тоже раздражала. Раздражала тем, что он смотрел на нее каждый день, потому что больше на этих голых стенах смотреть было не на что.       Нет, наверное, все-таки это неправильно — так раздражаться по пустякам в последний рабочий день. Но ведь от каникул ничего хорошего ждать не приходится! С чего ему радоваться? Отдых, пиво и книги. Диван, пицца и книги.       Это Шерлок во всем виноват. Это из-за Шерлока у него такое настроение. Он не увидит его целую неделю. Он настолько привык каждый день пить вместе чай из автомата, что не заметил, как обеденный перерыв стал самой приятной частью рабочего дня.       Он поднял руку и отправил один класс в раздевалку, чтобы через десять минут запустить другой. Наконец-то тихо. Он зашел в кабинет, закрыл за собой дверь и сел в кресло, положив голову на сложенные на столе руки. Как же приятна тишина. Не абсолютная могильная тишина, которую озадаченный мозг с непривычки заполняет высоким звоном, а спокойная и уютная, с плотно заполненным задним планом: удары закрывающихся дверей, топот, разговоры и — вдалеке — размеренное дыхание города. Шерлок не слушает музыку в машине.       В прошлом году в последний рабочий день он собирал пластиковую ель, которую Сара достала из кладовки. Крестообразные ветки были сложены слоями и умещались в небольшую плотно закрывающуюся коробку. Сегодня Сара будет собирать ее сама. А может, она уже пригласила кого-нибудь или поедет к родителям. В позапрошлом году они с ребятами по очереди стояли в карауле и пили пиво. Шампанское достать так и не получилось. Он нарисовал картину собравшихся в общей комнате парней в пыльной камуфляжной форме и с узкими длинными бокалами в руках. Он фыркнул в сложенные руки. Пиво, конечно, выглядит не настолько сюрреалистично. Парни вслух травили сальные анекдоты, а мысленно были дома с семьей. Сколько раз он замечал на лицах отсутствующее выражение.       Колокол. Он встал, выдохнул и вышел из кабинета. Сегодня у него пять уроков, а это значит, что Шерлока он не увидит. Можно даже не надеяться встретить его в столовой. Шерлок ходил в столовую только по особому приглашению — его или Джуд.       Он даже сходил на службу, но Шерлок и туда не явился. Раздражение, поутихшее было после уроков, снова подняло голову.       Странности начались несколько дней назад, когда Шерлок, пробормотав стандартное утреннее приветствие, покраснел, захлопал глазами и удрал. Он смотрел вслед с дурацким ощущением, что чего-то не понял. Ничего не понял. Он поборол стремление догнать и все выяснить, потому что скоро урок и они оба опаздывали. Выяснить так ничего и не вышло, потому что не скажешь же: «Хэй, приятель, ты чего удрал?» или «Ты больше не желаешь проводить со мной время?». Даже в голове это звучит жалко.       Поначалу поведение Шерлока смущало и даже пугало. Он не мог понять, почему Шерлок его избегал, но он определенно избегал. Шерлок почти не выходил из кабинета, прикрываясь вечной занятостью. Он пытался вытащить Шерлока на обед, или во двор, или в парк, но это все больше походило на упрямые непристойные ухаживания за молодой девицей, слишком хорошо воспитанной, чтобы послать ухажера куда подальше. Все их общение свелось к случайным (со стороны Шерлока, с его стороны, определенно, не случайным) встречам в коридоре или на парковке утром. Теперь он обедал с Грегом или Джуд. Никому из них он не мог рассказать о всей этой непонятной дребедени, поэтому разговоры с Грегом крутились вокруг обычных рутинных вопросов, а Джуд смотрела на него слишком уж понимающе.       А еще это обижало. Он не хотел себе в этом признаваться, потому что на обиженных воду возят, и вообще чувство детское, но ничего не мог с собой поделать. У Шерлока что-то было на уме, что-то, что касалось их обоих, что-то, изменившее их отношения — а Шерлок не говорил что.       И это как раз в тот момент, когда он почти решил попробовать. Он не надеялся на долгие отношения, потому что Шерлок, по-видимому, принадлежал к числу мизантропов, предпочитающих жить в одиночестве. Но он решил, что готов услышать это от самого Шерлока. Почти готов. Наверное.       Что, если это не совпадение? Что, если Шерлок с его гениальной наблюдательностью и умением делать выводы вычислил его намерения раньше него самого? Что, если нынешнее Шерлоково поведение — это ответ, предостерегающий от неловкого вопроса?       Нет, Шерлок не из тех, кто будет увиливать. Шерлок — самый честный человек из всех, кого он знает. Шерлок скорее будет грубым, чем возьмет на себя труд щадить чьи-то чувства. Даже если это его чувства.       Нужно все выяснить. И желательно сделать это до выходных, потому что иначе он за неделю сойдет с ума от тоски. Вот только до выходных осталось не так много времени. У него не было случая спросить, собирается ли Шерлок на рождественскую вечеринку, но похоже, это его последний шанс. Сама перспектива долгого вечера с подвыпившими коллегами в кои-то веки не казалась хоть сколько-нибудь привлекательной.       Господи, во что он собирается ввязаться? Ничего похожего на отношения с Сарой, ничего похожего ни на что, что когда-либо было в его жизни. Он влюблялся, конечно… Все когда-нибудь влюблялись (а Шерлок?). Он помнил, как чувства наполняли легкие кислородом, как кружилась голова. Тогда он думал, что неплохо было бы пригласить ее на танец. Похоже, что только в ранней молодости он был счастлив. Или это только сейчас так кажется? Тогда-то уж точно не казалось.       То, что он чувствует сейчас — определенно не влюбленность. Ничего общего. Ничего даже отдаленно похожего на то, что он чувствовал к Саре. С Сарой было легко и приятно проводить время. Он никогда не задумывался, хочет ли провести с ней остаток жизни — даже в голову не приходило. Он не может точно сказать, что хочет провести остаток жизни с Шерлоком. Но до боли хочет попробовать.       Это будет конец, если ничего не выйдет. Ему придется замуровать себя в собственном кабинете, чтобы в коридоре не столкнуться с Шерлоком случайно. Он лишится друга, если ничего не выйдет. Он уже с трудом мог вспомнить, как жил и работал до появления Шерлока в Вестминстере. Болтал с Молли и Джуд, ходил с Грегом или Майком в паб. Нормально жил. Сейчас эта перспектива ужасала, несмотря на то, что последние дни сильно ее напоминали. Наверное, лучше будет вообще уйти из школы.       Он посмотрел на Нину Уокер, с растянутой лодыжкой сидящую на скамейке — последствие тридцати минут, проведенных вчера после уроков на спортплощадке — в юбке и туфлях на четырехсантиметровом каблуке; на Джейка, самого маленького в классе, который плелся в хвосте колонны и, казалось, из последних сил отрывал ноги от пола; на Джейми и Тони, которые, когда весь класс делился на пары, всегда становились друг напротив друга.       Эта загогулина похожа на голову лошади. Или гуся. Нет, гусь какой-то скрюченный получается. Часы упрямо отсчитывали время до конца вечера, отнимая возможные альтернативы и прогоняя сомнения. Чем ближе была вечеринка, тем тверже он был уверен в намерении поговорить, наконец, с Шерлоком. Загонит его в угол, если придется. О том, что Шерлок, наверняка, ненавидит вечеринки и, наплевав на Маршалла, удерет домой пораньше, он старался не думать.       

~~~

      Покончить с отчетом как можно скорее нужно было не только потому, что вечеринка начиналась через десять минут, но в большей степени из-за наступления сумерек. Нужно успеть до того момента, когда он должен будет встать и включить свет. К тому времени, как он разгреб рабочий стол, отправив большую часть содержимого в мусорное ведро, небо за окном потемнело, окрасившись в мутный серо-розовый цвет. Где-то там, над толщей укутывающего город смога, было уже совсем темно, но Лондон, особенно центральный, никогда не гасит огни. Огни в корпусе напротив, конечно, были давно погашены, а возможно даже и не зажигались. Ученики разъехались по домам, и если кто-то и остался на каникулы в кампусе, то никаких дополнительных занятий не проводилось уж точно, поэтому отчет он дописывал в непривычной тишине, свободной от постоянного гула и нескончаемых фортепианных гамм из музыкального класса дальше по коридору. Вся школа утонула в ночи, кроме разве что будки охранника и учительской, где (он поднес к носу запястье) уже наверняка собрался весь преподавательский состав.       Он убрал в сумку те бумажки, которые никак нельзя выбросить, и оставил ее на столе. Потом надел пиджак и вышел из кабинета, закрыв дверь на замок. В коридоре было светлее за счет сочившегося в западные окна последнего света, но так же тихо.       Учительская ночью выглядела по-другому. В первую очередь, из-за толпы людей. Так тесно здесь не было никогда, даже на совещания приходили далеко не все. К тому же, во время совещания все чинно и тихо сидели за столом, а не служили иллюстрацией броуновского движения. Сама комната, освещенная только искусственным светом и наполненная громкой музыкой, выглядела меньше. Стены обклеили безвкусной мишурой и игрушками из остролиста, а в дальнем углу поставили елку. Да, давно он здесь не был. Он оглядел стены и не заметил ни одного отклеившегося кусочка держащей мишуру ленты. Значит, обновление интерьера было запланировано только на время празднования. Джона нигде не было — это точно. Он насчитал двадцать девять человек, но Джона не было. Как и Молли, и Макнайта — старшего воспитателя. Он попытался протиснуться в угол — в наилучшее для наблюдения место — и принялся терпеливо ждать.       Джон появился через пять минут; он здоровался с коллегами, медленно продвигаясь вперед, и обводил комнату глазами. Встретившись взглядом с Джоном, он привычно уже вздрогнул. Джон слегка улыбнулся и направился прямо к нему. Но тут Маршалл решил приступить к своим обязанностям, и все замерли, повернувшись в одну сторону. Музыка, на мгновение запоздав, стихла. Джон не дошел до него каких-то трех метров.       — Я надеюсь, все оценили тематические декорации. Томас сам вызвался.       Томас, сияя, как начищенный пятак, отсалютовал бокалом с шампанским. Он похож на гордую собой хозяйку дома, которая устроила большое торжество, стоившее ей часовой мигрени.       Маршалл скоро замолчал, но к тому времени он уже потерял Джона из виду.       — Ты похож на сыщика под прикрытием, высматривающего преступника. — Джуд сунула ему бокал: — Так ты хотя бы сливаешься с местными. Сара его перехватила. — Она кивнула чуть в сторону.       Шерлок проследил за ее взглядом и высмотрел знакомую светлую макушку.       — А я ведь была права.       — Ты всегда права, разве нет? — Что, если Сара сейчас заманивает Джона на Рождество к себе? На что только не идут люди, чтобы избежать одиночества в праздники. На что только не идут люди, чтобы избежать одиночества в принципе. Например, ходят на дурацкие вечеринки. Он отхлебнул шампанского и скривился.       — Я же говорила, что они расстанутся.       Джуд подняла бокал, и тихий звон хрусталя утонул в окружающем шуме.       — Так скажи мне, почему ты до сих пор хлопаешь ушами?       — Потому что я идиот?       Джуд скривилась.       — С каких пор это стало причиной для уныния? — Джуд залпом выпила полбокала и заговорила быстрее: — Джон идет сюда. Прекрати валять дурака и возьми дело в свои руки. Как подростки, честное слово. — И, с энтузиазмом махнув кому-то позади него, она уплыла к очередной потенциальной жертве воспитательской мудрости.       Он обернулся и наткнулся прямо на Джона. Джон смотрел решительно и одновременно улыбался, словно был полон намерения отчитать его за что-то (понятно за что), но не скрывал радости от встречи. Джон вдохнул слишком теплый воздух учительской, задыхающейся в ароматах духов, хвои, пота, яблок и жареной индейки, и открыл рот.       — Холмс! Ну как вам вечеринка?       Задержав на Джоне взгляд секундой дольше, чем это позволяла вежливость, он повернулся и увидел Маршалла в блестящем желтом колпаке из картона.       — Вы ведь еще ничего с нами не отмечали? Ну да, в прошлый раз был выпускной, — сам за себя ответил Маршалл. — Уверен, вам понравится, Томас просто мастер в этом. Всем нравится, правда, Уотсон? — он обернулся к Джону.       Джон мягко улыбнулся:       — Все замечательно, директор.       — Я думаю, вы прекрасно вписались, Холмс, как считаете? Когда Майкрофт заявил, что хочет подсунуть мне своего братца, я, признаться, многого не ждал.       Уши обдало жаром, и он поднял бокал, но этим только привлек внимание, вместо того чтобы его отвлечь. Улыбка Джона сползла, и он переводил взгляд с одного на другого, не зная, как реагировать. Маршалл выглядел полностью собой довольным. Отличительное качество хорошего руководителя — безразличие медитирующего на горе монаха.       — Но я рад, что сейчас вы с нами. Профессор Финчер души в вас не чает, считает вас самым умным в этой школе. — Он сделал глоток, и когда опустил бокал, улыбки на лице и след простыл. — Не слишком тактично с ее стороны было говорить это мне.       Джон, в противовес Маршаллу, счастливо заулыбался, а глаза его засияли.       Отлично, теперь запылали не только уши, но и все лицо. Он отпил холодного шампанского, стараясь подольше потянуть время, чтобы Маршалл ушел.       — Ты что-нибудь ел?       Он покачал головой. Внезапно захотелось оказаться дома. И желательно с Джоном.       В двух шагах от них Хопкинс собрал вокруг гуманитариев и завел свою вечную пластинку о потерянном в телевидении поколении. Гуманитарии сочувственно кивали.       — И ведь не глупые же! Просто ленивые. Дал им на каникулы список для чтения. Уверен, никто из них и не откроет ничего. А ведь это обязательная программа. Им потом сочинения писать. Нынешнее поколение слишком лениво. У нас этого не было. Мы читали книги, а не смотрели снятые по ним фильмы.       Учителя отдыхают и говорят об учениках. Понятно, что у них просто нет других общих тем. У Хэнсли проблемы с мужем, наверняка из-за работы, потому что золотое правило «Оставляй работу на работе, а семью — дома» соблюдать никто не умеет. Она стояла вместе со всеми (просто потому, что помещение было слишком мало для хоть какого-нибудь уединения), но в том, как часто поглядывала в пустеющий бокал, было много отчужденного одиночества. Лестрейд мог бы сейчас составить ей компанию: несмотря на обычный веселый тон, сам он был совсем не весел — вероятно, проблема с женой так и не решена. Заметил ли Джон? Скорее всего да, они же друзья. А Кэмпбэлл с осени набрал по меньшей мере стоун.       Джон, похоже, решил не отходить от него ни на шаг, чтобы не дать убежать. Ох, Джон, как ты собираешься что-то выяснять в такой толпе? Грег отошел за закусками, но прямо в двух шагах другой круг, состоящий из Маршалла, сосредоточенно внимающего ему Томаса и Дэна Смита, громко обсуждал другую вечную тему: крах Британской Империи и Правительство.       — Похоже, вечеринка в самом разгаре, — заметил Джон. — Следующим пунктом обычно идут танцы.       Он похолодел. Джон улыбнулся. Джуд стояла там же, но ничего не говорила, а только вставляла редкие саркастические комментарии. Сарказм был направлен против правительства, разумеется. Заметит ли кто-нибудь, если он сейчас тихо ретируется? В конце концов, он же тут появился, Маршалл его видел, задача выполнена. Джон вовсе не собирался общаться с ним так, будто все по-старому, Джон был намерен выяснять отношения. Выход из учительской только один, а он, как назло, в противоположном от двери углу. Он оставил Джона Лестрейду и отошел за закусками.       

~~~

      Ладно, Шерлок здесь. Хороший знак. Нужно только найти возможность поговорить. Сара купила новое платье, он его раньше не видел. Ей идет. Она выглядит самой нарядной: все учителя в обычной своей одежде, и только медсестра может надеть под халат что-нибудь праздничное. Шерлоку не нужно наряжаться, у него каждый костюм идеален. Мужчинам вообще в этом плане сложнее; у Смита, кажется, галстук ярче обычного, но, может, это действительно ему только кажется, он никогда не разглядывал Смитовы галстуки. Шерлок не носит галстуков. Было бы преступлением закрывать такую шею. Интересно, как его ученикам вообще удается сосредоточиться?       Грег рассказывал о дочери, выигравшей какой-то лингвистический школьный конкурс:       — Ума не приложу в кого она такая. — В голосе Грега столько гордости, что по языку разлился ее приторно-сладкий вкус. — Кэри ни одного языка не знает, — Кэри — это жена, — да и не читает почти ничего, а я и подавно. — Он улыбнулся. На словах о жене вся сладость испарилась — похоже, угроза развода так и маячит на горизонте. Спрашивать об этом вслух, когда вокруг столько народу, не хотелось. Нужно будет выбраться как-нибудь посидеть. Шерлок в разговоре участия не принимал; такое ощущение, что он мыслями был далеко отсюда. Но зная Шерлока, можно быть уверенным, что он услышал гораздо больше.       — Есть планы на выходные? Наши на следующей неделе с ирландцами, помнишь?       — А. — Грег даже не стал думать. — Да, конечно.       Появился взмыленный Макнайт — зрелище само по себе уникальное: в обычное время его лицо иллюстрировало благородное спокойствие интеллигента.       — Они меня до смерти доведут.       Макнайт схватил бокал и выпил залпом. Брови Грега поползли вверх по лбу.       — Крис Дэй, подготовительный курс. Я понимаю, что они уже взрослые, но совесть-то нужно иметь.       И умчался за закусками. Грег пожал плечами.       — Интересно, Маршалл сегодня домой собирается? — спросил Грег, поглядывая на часы.       Маршалл увлеченно обсуждал со Смитом последнюю правительственную реформу:       — Поэтому мы и проморгали империю.       Ну все, заезженные глобальные темы, обычно, — последняя стадия. А где Молли, кстати? Вернулся Макнайт с бутербродами в обеих руках и принялся возмущаться невоспитанности учеников. Грег согласно кивал.       — Прошу меня простить. — Оба обернулись. — Сейчас вернусь.       Шерлок ушел пять минут назад. Остается только надеяться, что никто не догадается провести параллель. На полу темного коридора лежало единственное яркое пятно света, упавшее через маленькое окошко в двери.       Кабинет Шерлока разительно отличался от того, как тот обычно обустраивает свое личное пространство, будь то квартира или машина: хаотичное нагромождение самых разных вещей. Другими словами, в нем был порядок. Возможно, благодаря миссис Бинс. Бумага и канцелярская мелочь аккуратно сложена в шкафу, на многочисленных моделях, бюсте Гёте и даже на раме с портретом По не было ни пылинки. Вместе с тем, дух Шерлока замечался невооруженным глазом: личных вещей здесь было гораздо больше, чем в любом другом кабинете, которые ему когда-либо приходилось видеть, но нельзя было сказать, что он похож на квартиру. Цветов не было совсем. На Бейкер-стрит он тоже не заметил. Сара, хоть и не очень это дело любит, но выращивает пару фиалок и гибискус. В этот конкретный момент кабинет был похож на морг.       — Шерлок, ты с ума сошёл?       Шерлок полусидел на столе в одной рубашке, лицом к двери (явно ждал) и боком к распахнутому окну. На дворе декабрь, черт бы его побрал. Шерлок-мать-его-Холмс слишком гениален, чтобы волноваться о простуде. Довершала сюрреалистичную картину зажатая в длинных пальцах сигарета. Шерлок молчал.       Он подошел ближе, обнимая себя руками и потирая плечи.       — Ты точно сумасшедший.       Шерлок улыбнулся и протянул ему сигарету.       — Нас же уволят к черту.       Он вдохнул и закашлялся от неожиданности. Что ж, теперь открытое окно выглядит даже разумно. Хорошо, ветра нет, иначе они бы вообще окоченели. Волоски сзади на шее встали дыбом, а Шерлоку хоть бы что.       — И часто ты этим балуешься? — Шерлок покачал головой. — Где взял?       — У ученика.       — Что?       Шерлок забрал у него сигарету.       — Успокойся, Джон. Хочешь сказать, я должен был оставить ему?       — Ты должен сказать Макнайту. И Маршаллу.       — Чтобы ребенка затаскали по психологам? Открою тебе тайну: это еще никому не помогло.       Полуоткрытые губы, выпускающие тонкую серую струйку, здорово отвлекали. Плевать. Он стоял так близко, что если бы не адский холод, кожей чувствовал бы тепло Шерлока. Тот, похоже, все-таки тоже замерз, хоть и не трясется. Конечно, замерз, пальцы ужасно холодные. Шерлок уронил руку на бедро. Взгляд следил то ли за сигаретой, то ли за его губами, сложно сказать. Чертова шея была так близко, что Шерлок вздрогнул, почувствовав горячую волну выдыхаемого им дыма. Кабинет вдруг поплыл, и он протянул вперед руку, чтобы опереться о стол. Или о Шерлока.       — Мы поговорили. Дэй дал мне слово.       Шерлок выхватил у него сигарету и встал со стола, сразу оказавшись катастрофически близко. Одна эта родинка может влюбить в себя полшколы. Он потряс головой. Вроде прояснилось. Шерлок опустился на пол, опершись спиной о стену. Чокнутый.       Он сел напротив, слегка покачнувшись. Теперь Шерлоку удрать будет намного сложнее, потому что сам он не представлял, как сможет встать. Внизу было теплее.       — Нам надо поговорить.       Шерлок смотрел на него в ожидании, но без любопытства. Шерлок, наверняка, уже знал все, что он собирался сказать. Что ж, это неплохо, учитывая, что сам он уже все забыл. А это забавно, на самом деле. Сидеть на полу. Он никогда не видел кабинет под таким ракурсом.       — Парты похожи на лес.       Шерлок засмеялся. Здорово. У них есть лес и ветер. У него есть Шерлок и его замечательные глаза на расстоянии нескольких дюймов.       — Не хватает только костра.       — Есть зажигалка.       У Шерлока лицо полностью меняется, когда он смеется. Готическая ледяная строгость тонких линий исчезает под складками морщин. Их так много. Но Шерлок редко улыбается, поэтому его прекрасное лицо идеально гладкое. Но глаза меняются еще разительнее: меняется сам разрез, это понятно, из-за тех же убегающих к вискам складок, но меняется и цвет, он раньше никогда не замечал, это же преступление какое-то, обычно он меняется от освещения, но сейчас с освещением все в порядке, а глаза потемнели.       Впрочем, возможно, это от марихуаны. Он не знает, какой эффект она дает и как скоро. И как долго он пялился? Точно пялился, можно сказать, ничего больше не замечал.       Шерлок медленно выдохнул. Он что, задерживал дыхание? Зачем? Зачем задерживать в легких эту гадость? Ну, раз Шерлоку можно… Он наклонился ближе и открыл рот. Не все, конечно, но что-то поймал.       — Что ты делаешь?       У Шерлока так странно губы складываются, как специально для поцелуев. Выдохнуть, нужно выдохнуть. И в омут.       Он раньше не был в омуте, но ощущения должны быть схожими. Голова кружится. Не понятно, где верх, где низ. Только Шерлок и его губы — центр притяжения, вокруг которого вращается Вселенная. Горячо. И запах дыма повсюду, им пропитались волосы Шерлока и его рубашка. Шерлок коротко простонал — еле слышно, но так близко, что голос проник в самое нутро и поселился там навечно. Потому что разве такое забудешь?       — Джон?       — Шшш.       Он уткнулся Шерлоку в шею и сунул нос под воротник.       — Это нормально, что голова все еще кружится?       Шерлок засмеялся и сцепил руки в замок у него на талии.       — Что такого смешного я спросил?       — Откуда я знаю, идиот, я с тобой раньше не целовался.       Теперь и он засмеялся. Действительно, идиот. Шерлоку, должно быть, щекотно.       — Вообще-то я имел в виду твои сигареты.       — Они не мои. И она одна, — Шерлок сделал очередную затяжку. — И она закончилась. — Он вертел окурок в пальцах и смотрел по сторонам.       — Ищешь пепельницу?       — Кажется, она в машине, — немного растеряно сообщил Шерлок.       Идти в машину неразумно. Можно просто в окно выбросить. Нет, нельзя. Еще найдут, скандал устроят. Так тихо. Только сердце Шерлока близко-близко — и где-то очень далеко город. Они плавают одни в далеком тихом космосе, или в околоплодных водах. И кто-то идет по коридору. Он, кажется, примерз к полу. Шерлок, не найдя пепельницу, обреченно выдохнул ему в спину, отчего по ней побежали мурашки, и оставил сигарету в руке.       В дверь коротко постучали.       — Шерлок, я увидела свет, подумала, что ты здесь… в такое время…       Он отлип от Шерлока и попытался отодвинуться. Быстро не получилось, пол нескользкий. Сразу стало холодно.       — Прошу прощенья, — пролепетала Молли.       — Привет, Молли! Почему тебя не было на празднике? — Шерлок тоже не сделал попытки встать. — Было весело, правда, Джон?       Весело? Ты же и двух слов не сказал, не съел ничего. Он потряс головой и в конце концов прислонился затылком к столу. Так удобнее. Ничего не плывет. Почти.       — Да… привет.       — Я просто хотела пожелать веселого Рождества, — голос Молли обрел чуть больше уверенности. Шерлок широко ей улыбался.       — Ты такая большая.       Он засмеялся. Молли! Большая! Да она же ниже него ростом, а его никто в здравом уме не назовет большим, и очень худенькая. Нет, стройная, он однажды назвал Гарри худой, она ему в нос дала. Давно дело было. Гарри уже не такая ху… стройная.       — Вы что, пьяные?       Шерлок замотал головой из стороны в сторону.       — Мы только по одному бокалу выпили. Праздник же. Тебя не было. Если бы ты пришла, ты бы знала, что праздник, и можно выпить по бокалу шампанского.       — Больше вам бы и не хватило, Томас всего несколько бутылок заказывал, — пробормотала Молли, глядя по сторонам. И тут она заметила сигарету, сложно было не заметить, Шерлок ее не особо-то и прятал. Она уставилась на сигарету с подозрением, подошла и забрала из с готовностью протянутой руки.       — Там уже ничего не осталось, прости, — сказал Шерлок.       Молли открыла рот, потом закрыла. Перевела взгляд с одного на другого. Закрыла глаза. Выдохнула.       — Похоже, вы друг друга стоите. Вы вообще вставать собираетесь? Минут через тридцать школу закроют.       — Не закроют, — он решил вмешаться, пока Молли не заволновалась слишком уж сильно. Они ж не дети, в конце концов. — Сегодня вечеринка. Там полно народу. В учительской. Правда.       Молли сунула окурок в карман, потом подошла к окну и резко закрыла. Сразу стало тихо.       — Все уже расходятся. — Она стала над ними, упирая кулачки в бедра. Он только теперь понял, почему Шерлок сказал, что она большая. Он засмеялся. Молли и вправду большая, если смотреть снизу! Боже, он идиот. У Молли коричневые кожаные полусапожки. — Я понимаю, что вам сейчас думать сложно, но попытайтесь. Что будет, если вы на кого-нибудь наткнетесь в таком виде?       Они переглянулись. Тут и думать нечего. Вариантов не много.       — Нас уволят?       — Именно! Теперь поднимайтесь. Шерлок, ты на машине?       Шерлок кивнул и так и остался с опущенной головой. Потом посмотрел на него.       — Джон, вставай, там грязно и холодно.       Тоже еще. Сам-то.       — Джон, где твоя куртка?       — В гардеробе.       Где ей еще быть. Глупый вопрос.       — Номерок? — Молли требовательно протянула руку. Он полез в карман. — Ждите меня здесь и тише, пожалуйста. Будем надеяться, никто не увидит свет.       Шерлок, уже одетый в пальто, подошел вплотную и обнял сунутыми в карманы руками.       — Мы могли бы и так до машины дойти.       — У меня нет другой куртки.       Только сейчас он понял, как на самом деле замерз. Шерлок тоже дрожал — наверное, из-за резкой смены температур. Шерлок — самый уютный человек на свете. Дверь снова открылась, и он подпрыгнул от неожиданности. В дверях стояла Молли с его курткой.       — Потом наобнимаетесь, Джон, — она протянула куртку.       — Тебя же всего минуту не было.       — Ясно, значит, я поведу. Если меня оштрафуют за вождение без прав, платите вы. Бегом.       Они переглянулись и пошли следом, то и дело ухмыляясь. Раскомандовалась. В замок Шерлок попал далеко не с первого раза. Бейн проводил их заинтересованным взглядом и пожелал веселого Рождества. Шерлок повернулся и начал сочувствующим голосом говорить что-то о его девушке. Молли схватила Шерлока за пальто и потянула к двери.       Лондон, украшенный к праздникам, сиял разными цветами, а сквозь запотевшие стекла было видно только плавающие пятна света. Шерлок был очень красивый на этом мерцающем фоне. Молли не спрашивала его адрес. Значит, они едут к Шерлоку? Молли их высадит, а сама поедет домой на метро? Или он поедет с ней? Домой. К себе домой. Шерлок завалился на него и так остался. Неужели заснул? Похоже, Шерлок любит спать у него на плече. То ли он тоже заснул, то ли они действительно так быстро приехали. Хотя Шерлок же недалеко живет.       На этот раз Молли не стала ждать, пока Шерлок попадет ключом в замочную скважину, а забрала у него связку, пропустила их вперед и зашла следом. Шерлок зашипел, прикладывая палец к губам и показал наверх.       — Осторожно, — громко оповестил он, когда они были на середине лестницы. — Седьмая ступенька скрипит.       — Давай шагай, — зашипела на него Молли.       — Наверху есть еще одна спальня, — сказал Шерлок.       Интересно, вспомнит он завтра, какой сегодня был великодушный? Молли усадила их за стол и полезла в холодильник. Изрядно побурчав по поводу «холостяцкой еды», она сделала им по сэндвичу.       — А ты не хочешь? — спросил Шерлок.       — Жуй. — Молли забрала тарелку и поставила ее в мойку. — А теперь спать. Нет, я не пойду во вторую спальню, — ответила она на открывшийся Шерлоков рот. — Вам нужно проспаться, чем дольше, тем лучше. Утром все пройдет.       Спать — это хорошо. Хорошая идея. Только вставать совсем не хочется. Но Шерлок встал и отправился в спальню, на ходу снимая пиджак и бросая в сторону, и он пошел следом, как привязанный. Шерлок стянул туфли, наступая на пятки, и упал на кровать, прямо по середине. Что ж такое-то. Так он не поместится. Он отодвинул Шерлока в сторону и пристроился сзади, пряча лицо в затылок. Запах Шерлока как-то быстро стал родным. Молли закрыла дверь, но хлопка входной двери он уже не слышал.