***
Дома его ждал приятный сюрприз. В гостиной было шумно. Расположившись в уютных креслах, папа и братишка весело смеялись, увлечённо обсуждая предстоящую свадьбу. Не хотелось нарушать эту идиллию, но, едва приметив парня в дверях, Камиль кинулся к нему на шею. Братские объятья были крепкими и искренними. Приятное тепло вместо прежнего раздражения разливалось по всему телу Раяна, даря полное умиротворение. — Как ты, братик? И почему твой телефон вечно занят? Я узнаю такие новости последним! — Так, Камиль, прекрати душить брата, — шикнул на младшего родитель. — Пускай лучше переоденется. Гости прибудут с минуты на минуту. Сказать что-то, когда тебя лишают воздуха в стальных объятиях, неимоверно сложно, и поэтому Раян был глубоко благодарен папе за прерванный эмоциональный порыв братишки. — В последнее время гости к нам зачастили, — заметил он сразу после того, как его отпустили, совсем забыв о недавних переживаниях. — И кто на этот раз? — Придут — узнаешь. А пока смени одежду и загляни в кабинет к отцу. Гаффар хотел поговорить с тобой. — Даже с братом пообщаться не дают! — запричитал Раян, всё же направляясь в сторону комнаты, где висел ненавистный ему костюм, только уже более светлого кроя.***
— Завтра?! Раяну, которому пришлось в кратчайшие сроки переодеваться и переться в кабинет старшего родителя вместо общения с братишкой, всеми фибрами души хотелось ослышаться. Или эффектно упасть в обморок, или... Ну что ещё обычно делают омеги в сериалах, чтобы их, наконец, оставили в покое? Однако всё, что он мог сделать, это шокировано сидеть на проклятом кресле, как истукан. — Совершенно верно, — кивнул глава семейства. Безмятежный тон Абельгаффара совсем не радовал. Отец был из той породы людей, которые при всём желании не являлись эталоном сдержанности и невозмутимости. Поэтому лучше бы он требовал, кричал и... Да всё что угодно, но не это ледяное спокойствие — будто всё уже предрешено и не подлежит обжалованию. Нет, по сути, так оно и было, только Раян, понадеявшись на милость судьбы, слишком уж рассчитывал на отсрочку. Хотелось без каких-либо упрёков обдумать, перетереть со всех сторон, просмотреть все нюансы предстоящих реформ в его жизни, а скорый отъезд родителей этому великолепно способствовал. По крайней мере, так думалось наивному простачку, каким себя Раян никак раньше не позиционировал. Глупец. — Нет, это невозможно, — отрицание очевидного не подводило к прояснению ситуации, а попытка воззвать к совести отца заранее виделась провальной. Тем не менее, Раян не мог так быстро сдаться: — Толстанков уже перенёс мой экзамен на эту неделю, дав на подготовку три дня. Без права на пересдачу! Я же не успею... Отец, я... — Довольно, Раян. Насчёт твоих экзаменов и прочего спросишь у Богдана — он крупный спонсор Академии, должен помочь, — живо представив себе тошнотворную улыбку Мирнова, Раян скривился. Гаффар, превратно поняв его мимику, поспешил с выводами: — Пора уже взрослеть. Ты же понимаешь, что это неотвратимо? Заявление в мэрию при всём желании нельзя отменить, и сам мэр решил освидетельствовать вашу помолвку. Смотри, как всё удачно складывается. К тому же все останутся только в плюсе от вашего брака: наши компании, наконец, объединятся; мы получим половину прибыли и от «МИРСтрой», а ты избавишься от гнёта наших предков. Ну, что скажешь? — Я... — Ничего не говори, если желаешь мне возразить, — хмурый взгляд проникал через каждую клеточку, и Раян закрыл рот, понимая всю безнадёжность спора. — Сколько можно сидеть на нашей шее? — внезапный вкрадчивый тон отца огорошил. А это уже нечестный приём, и раз отец хладнокровно применил его и поменял правила игры — другого пути попросту нет. — Жрец скоро явится к нам, так что будь готов, — несколько нервно проговорил Гаффар. — Можешь идти. Абельгаффар перевёл взгляд на бумаги и переложил их на столе, таким образом намекая о завершении разговора, и кресло омеги послушно повернулось в сторону выхода из отцовского кабинета. Раян в полной мере осознавал, что безмятежному существованию с верным слугой Алемом где-нибудь на море, как давно мечталось, не суждено сбыться. И разрушилось всё в тот злополучный день, когда... А разрушилось ли? Как можно разрушить то, что не является реальностью данного временного отрезка? Кресло неожиданно повернулось обратно к массивному столу. Всё же хотелось понять, чем обусловлена такая спешка. — Отти, — детское обращение само слетело с губ. Раян даже сообразить толком не успел, однако мимоходом похвалил себя за находчивость. — Отти, — уже намеренно повторил Раян, привлекая к себе внимание. — Я понимаю, что этот союз необходим и принесёт прибыль. И фирма, поддерживаемая такой корпорацией, как «МИРСтрой», очень быстро укрепит позиции на рынке. Но... Скажи честно, мы обанкротились? Неужели для нас теперь целесообразно только искать себе влиятельного покровителя и сразу сесть ему на шею? Раян прямо, почти не моргая, смотрел в глаза отцу, что случалось с ним крайне редко. При всём понимании происходящего, Раян не мог отделаться от мысли, что вся ситуация складывалась безобразно неправильно, и если он хотя бы мизерно не повлияет на неё, от него самого останется всего-навсего имя, и то не факт. — Раян, я же велел... — Да, велел! — не стал спорить Раян. — Вы с папочкой на днях также велели мне перенести время проведения экзаменов на ранний срок. Я согласился лишь потому, что примерно в это же время вы возвращаетесь из Оргинии. И теперь ты говоришь, что из-за вашего глупого решения я должен пренебречь учёбой? — Как ты смеешь?! — мгновенно вспылил Гаффар, оправдав свой характер. — Мы всё это делаем только ради тебя, неблагодарный! — Даже не спросив меня. Вы заранее продумали всё... Без моего ведома. Мирнов одурманил вас, что ли? — искривился в гримасе и скрестил на груди руки Раян, наглядно демонстрируя отношение к сказанному. — Нет, я не буду просто так пресмыкаться ни перед кем, я не раб и не прислужник. Назови более вескую причину, чтобы я добровольно пошёл на это театральное шоу. И, пожалуйста, постарайся звучать убедительно. Раян не жалел отца, желваки которого так и бегали. Раз тот без труда мог продать собственного сына практически незнакомцу, то и говорить не о чём. Но Абельгаффар лишь усмехнулся. Он вдруг быстро успокоился, будто и не вспыхивал минуту назад, встал, обогнул стол и присел на его краешек, всё так же возвышаясь над сыном, доминируя. Раян изогнул бровь, внутренне напрягшись. — Раян, — глубоко вздохнул Гаффар, словно собираясь с мыслями. — Совет старейшин требует скорее выдать тебя замуж. Либо... — Они не имеют права указывать, как нам жить. — И тем не менее. Жрец уже давно ищет себе помощника в работе со снадобьями. — Мы не в Оргинии! — не выдержав, отчаянно крикнул Раян и схватился за голову. Чувства душили омегу, лишая последних сил, и ни единого просвета, будто он был замурован заживо. Как же найти выход там, где его и в помине не задумывали? — У тебя есть два выхода, — словно читая мысли сына, сочувственно протянул Гаффар. Раян взглянул на него со слабой надеждой. — Или ты будешь тихо-мирно варить различные снадобья, тем самым лишив себя возможности выйти в люди навсегда. Или же выберешь то, что можно использовать без ограничений в умелых руках. Раян уже отчётливо видел себя, замурованного в стене отчуждения. Ха. А он хотел стать независимым. Теперь же получалось, что его пешкой передвинули из одной семьи в другую, оставив тем же нахлебником. Просто замечательно.***
Камиль, как только увидел брата, покидающего кабинет отца, стал поздравлять его, даже не замечая некую заторможенность старшего, рассказывать, как ему, Раяну, повезло встретить истинного. А тот лишь закатывал глаза, в бессилии сжимая кулаки. Жрец явился к вечеру в белых широких одеяниях, никак не похожих на те разноцветно-яркие наряды, что носились в день Выбора. Не теряя времени даром, он напоил Раяна травяным настоем, после которого голова начала тяжелеть, и вместе с ним заперся в заранее подготовленных комнатах — просвещать. Что было дальше, Раян не помнил — просто отключился, ничего не слыша, не видя, не чувствуя.***
Раян очнулся, лёжа на кровати, и долго не мог двигаться. Тело будто окаменело: руки не слушались, да и голова была словно из тяжёлого металла сделанная. Приходилось прилагать немало усилий над собой, чтобы просто сесть. Быть окончательно парализованным категорически не хотелось... Когда в дверь ворвался Алем — будить и переодевать господина — Раян повалился на бок, чуть не свалившись с кровати. Охнув, слуга помог сесть, принимая равновесие, и подал принесённое с собой, по его словам, варенное самим жрецом питьё. Удивлённый странностями собственного тела, Раян не заметил горького вкуса, залпом выпив всё снадобье. Оказалось, что уже наступило утро, и через несколько часов прибывали первые приглашённые на помолвку. Все, включая жреца, позавтракали и ждали Раяна в кабинете отца. — Больше нельзя, жрец не велел, — строгий голос повара, и омега, удовлетворившись лишь крохами еды, поспешил присоединиться к всеобщему хаосу.***
Бежевого цвета свободная туника с длинными рукавами и широкие брюки Раяну понравились. А вот с причёской пришлось повозиться основательно. На любой традиционной церемонии обязательным атрибутом до сих пор оставались длинные волосы, которых у Раяна не было. Вопрос пережитка прошлого решался просто. Парики продавались чуть ли не на каждом шагу, грех не воспользоваться, сказал однажды жрец, и повелось... В комнате Камиля всё осталось неизменным. Раян всё ещё чувствовал некую слабость в теле, не такую сильную, как вначале, но тревожащую не меньше. Оказалось, подобрать парик «в тон» — невероятно сложная задача, а для человека, который желает утонуть в плену кровати, — каторга, особенно когда двигаться категорически нельзя. — Не волнуешься? — Камиль добровольно предложил свою кандидатуру на роль парикмахера-мучителя. — Не особо, — честно признался Раян. — А я на помолвке от волнений не знал, куда себя деть. — У нас с тобой разные ситуации. — Ты прав, Раян. Истинность — это чудо, я так рад за тебя! — неверно истолковал его слова Камиль. — Никак не пойму только, почему отец позвал брата моего будущего мужа. Ты не сердишься? — С чего бы мне сердиться? — Ну, как же... Он же отверг тебя! Раян в недоумении встретился с возмущённым отражением братишки. — Ты не знал? — младший даже копаться в фальшивых волосах перестал, потрясённо глядя на него. — Погоди... Погоди, — вдруг начал он нарезать круги по комнате, как в вечер Соцветия. Пришлось крутануть кресло и наблюдать за тем, как любимый родственник набивает себе ноги почём зря и падает без сил на яркий диван. — За всё это время ты не удосужился поинтересоваться даже его именем! — И что бы мне это дало? Может, надо было ещё составить полную биографию неудавшегося прошлого? — Ты против? — О, боги! Зачем мне быть против твоего счастья?! И, в конце концов, это же не твой будущий муж меня отверг, правильно? — И всё-таки странно, что ты не был в курсе... — младший вернулся к прерванному занятию. Причёска была почти готова. — Это же Выбор! — Хватит, Камиль! — не вытерпев, Раян оттолкнул братишку. — Я хотел забыть всё, связанное с Выбором, и, видят Боги, почти преуспел в этом. Но вы с родителями своими действиями, словами, даже взглядами упорно будите во мне все те чувства, которые были где-то там, в давно минувшем времени! Будто нельзя... Категорически нельзя выпускать их из памяти! А ведь если подумать, Раян не сразу заперся в книгах. Поначалу держался даже очень хорошо. Старался вести себя так, словно ничего не было. Однако потом всё это надоело. Надоели шепотки в разных углах, жалость в глазах слуг, презрение в жестах и словах уважаемых гостей. Всё это, конечно, уже было давно, но не в таких количествах! Раян, быть может, и это выдержал бы... По крайней мере, не был таким агрессивным и вспыльчивым, если бы не стал замечать, что отношение родителей теперь целиком и полностью зависит от настроения их окружения. Из всей этой тёмной круговерти только Камиль был светлым лучиком, помогая хоть на миг вернуться в детство, до жуткого Выбора, сам того не понимая. — Пока не стало приближаться твоё шестнадцатилетие, Камиль, всё было хорошо. С тобой я забывал. Потом... Ну а потом тебя словно подменили. Ты начал более осторожно ко мне относиться, разговаривал и опекал, точно я ребёнок, превратившись в папу, но ему это позволительно, в отличие от тебя. Ты мне брат, так и оставайся им, пожалуйста! И не репетируй на мне свои родительские инстинкты! Раян выдохся и только сейчас осознал, что натворил. Он долго держал всё в себе и, вопреки мнениям учёных, не чувствовал облегчения от длинного языка. Его младший братишка слишком наивный и беспечный, чтобы переварить услышанное до конца. На понимание не приходилось даже надеяться. — Но... Это же просто забота, — подтверждал его мысли Камиль. — Раян, я не знал, что тебе претит моя опека... — Камиль, я... — Что вы тут копошитесь? — в комнату ворвался Даут. Папочка выглядел взволнованно и, поправляя искусственные волосы Раяна, стал выгонять Камиля со словами: «Иди-иди, нехорошо оставлять своего альфу одного! Я уже и сам тут справлюсь».***
Раян спустился в гостиную, где его уже заждались. Он заставил себя спокойно взглянуть на взволнованных родителей, стоявших чуть поодаль от многочисленных гостей, будто в любую минуту готовясь отразить взрывную волну. «Не бойтесь», ― невесело подумал Раян. И правда, отныне проявлять беспокойство по отношению к нему не их прерогатива, а будущего мужа. Если, конечно, не сбежит во время, так сказать, церемонии... Рядом с широкоплечим альфой в национальном обмундировании радостно махал ладошкой брат. Улыбнувшись ему, Раян почувствовал движение пота вдоль спины. Всё же необходимо с ним разъясниться до его отъезда, иначе он себя не простит. Раян совершенно не был удивлён встрече с озадаченными серыми глазами Никиты. Он успел изучить всю подноготную истинной пары, пытаясь понять его мотивацию на то, чтобы связать жизнь с «жалким недоразумением». Естественно, семья оказалась первым пунктом из личного дела Львовича Богдана Мирнова, управляющего огромной строительной корпорацией. И многое встало на свои места. Следующим на очереди был слуга, стоявший в самом дальнем углу. Остальные гости миновали его взгляд. Алем кивнул, ― «всё готово, господин». Значит, пришло время начинать этот абсурдный театр, где все знали свои роли, но игра до того предсказуема и фальшива, что зрителей не будет вообще. Кто-то подал Раяну ярко упакованную корзину, внутри которой лежали аппетитно-пухлые кексы: — Подношение для вашего альфы. Ух, еле успел... — последнее жрец прошептал очень тихо, но Раян услышал. Подношение перекочевало к одному из слуг. Проходя мимо гостей, взгляд Раяна против воли зацепился за знакомого блондина, что пристал к нему на Выборе брата. Откуда он тут взялся? Новый коллега отца? Блондин смотрел очень странно. В его глазах не было ни презрения, ни досады, ни жалости. Что это? Равнодушие? Нет. Раян недоумевал. Он разглядел в этом альфе то, чего в нём не должно быть в принципе. Смесь вины и облегчения. Вопросов прибавилось. Вдруг в голове всплыли слова брата, и картинки из прошлого встали перед глазами: вот альфа со светлыми волосами, сжимающий радугой переливающиеся браслеты; он же, разговаривающий со жрецом. Раян обещал себе помнить лицо этого человека. Как можно забыть того, кто нисколько не изменился? Раян посмотрел прямо вперёд, гордо вздёрнув подбородок вверх. Неважно. Прошлое больше не имело значения. Поезд мчится вперёд без оглядки на опоздавших пассажиров. Ни на кого больше не взглянув, Раян вышел навстречу своему нежданному будущему.***
Камиль сам не понял, как оказался на чердаке. Вроде хотел освежиться, а ноги сами привели его наверх, под крышу. Запах затхлости вынуждал морщиться. Быстро же прошло детство. Камиль прекрасно помнил, как они, вдвоём с Раяном, играли здесь, скрываясь от всеобщей суеты. Это был их маленький уютный мир, куда не смели проникнуть взрослые. На самом деле мира было два: здесь, среди забытого хлама, да в комнате Камиля, яркой, полной солнечного света и тепла. Но старший отчего-то всегда предпочитал захламлённый чердак, пахнувший пылью и старыми вещами. Камиль не возражал. Он слушался старшего безоговорочно, любил его и почти боготворил. И тем больнее ему было, когда брат внезапно закрылся в себе, никого не подпуская. Единые миры вдруг разбились, разделяя когда-то неделимые детские души. И осколки до сих пор бередили раны. — Ну-у, и почему вас с Раяном вечно тянет сюда, будто магнитом? — раздалось в окружающей тишине подобно грому среди ясного неба. Камиль вздрогнул. Он стоял около крохотного круглого окошка — единственного источника свежего воздуха, самозабвенно предаваясь воспоминаниям, и неожиданное появление родителя заставило его встряхнуться и повернуться на голос. — Папа? Прости, я, кажется, совсем потерял счёт времени. — Оно и видно, — многозначительно кивнул Даут. — Пойдём спустимся. Думаю, скоро традиционная часть церемонии закончится. Дауту не терпелось вернуться к гостям. Камиль был уверен, что тот сильно переживал за своего старшего сына, хотя и предпочёл не показывать этого. Но всё же младший омега остановил уже обернувшегося к двери родителя давно тревожащим его вопросом: — Папа, если после удачного Выбора кто-то из пары встретит истинного, он же ничего не почувствует, верно? Даут обеспокоенно посмотрел на него. Ожидание ответа очень нервировало Камиля, особенно под внимательным взглядом родителя. Секунды тянулись подобно длинной змее, которой нет конца; и казалось, что он простоит так вечность, лишь ожидая. — Скорее всего, — всё же дождался Камиль осторожного ответа. — Ты хорошо знаешь: жрецы делают всё возможное, чтобы союзы, создаваемые на Празднике Соцветия, были крепки и нерушимы. — Знаю, но... — задумчиво вздохнул Камиль и развернулся обратно. За окошком виднелась лишь малая часть сада, но эта картинка отчего-то придавала сил лучше, чем что-либо ещё. — Но Раян... Если бы его не отвергли, он так бы и не нашёл истинного или же, не почувствовав абсолютно ничего, прошёл бы мимо своей судьбы? — Ох, сынок, — Камиль ощутил осторожное приближение собеседника. — Неважно, истинная пара в итоге стоит рядом с тобой или нет: главное — делает ли тебя этот человек хоть немного счастливее, чем вчера. Папочка подошёл ближе, и омега, не удержавшись, крепко обнял родителя, уткнувшись тому в ключицы, вдыхая глубоко в себя неповторимый аромат дома. — Ладно-ладно, а теперь идём к гостям, негоже заставлять их ждать.***
Традиционная часть помолвки осталась за закрытыми дверями. Когда-нибудь Раян обязательно пересилит себя и проанализирует то, что произошло с ним в скромной загороженной со всех сторон беседке. Когда-нибудь, но, увы, не сейчас. Сейчас он мог лишь кивком показать жрецу, что всё прошло как по маслу, приведя в доказательство свежую, немного покалывающую метку на шее, и стараться улыбаться, а не скалиться, в ответ на несмолкаемые поздравления из уст даже малознакомых людей. Ещё никогда в жизни Раян не чувствовал себя объектом всеобщего внимания. Казалось, сразу все липли именно к нему, погребая в праздничных речах, не блещущих оригинальностью. Наконец, наступил момент, которого так ждали его родители, — помолвка состоялась. Собственно, на это событие и созывалась половина гостей, другая же половина элиты пришла сама, чтобы удостовериться в правдивости слухов. Раян буквально задыхался в этой суматохе. Омега, не глядя, поставил подпись на брачном договоре, который вступит в действие сразу же после свадьбы, — если опытные семейные юристы не заметили никакой ошибки, то как он, Раян, может что-либо сделать сейчас, в совершенно не располагающей обстановке? Когда сам мэр города начинал говорить сладкие речи поразительно мелодичным голосом, всё вокруг смолкало, боясь пропустить хотя бы звук. Мэр умело пользовался несомненно полезным талантом во всех отраслях любимой работы. Однако никогда ещё он не проглатывал слова, забывая напрочь дальнейшие предложения, выученные накануне. Бедняга успел только заикнуться о поцелуе молодожёнов, как тотчас был атакован одним лишь пронзительным, полным изнеможения взглядом потемневшей зелени. Вымотанный самым долгим днём в своей жизни, Раян глазами буравил с виду безобидного толстячка, по ошибке именующего себя мэром их небольшого городка, заставляя того переосмысливать смысл бытия. Обменялись парными кольцами, а теперь ещё и целовать виновника всего этого хаоса?! Но сказанных слов назад не возьмёшь. И наклонившийся к будущему супругу Богдан как-никак знал значение этого высказывания. Он целомудренно поцеловал Раяна в уголок губ так, чтобы со стороны не было видно однозначной картинки. Лишь простое минутное касание, и все остались довольны. Ну, почти все... Испепеляющий взгляд новообретённого спутника жизни альфу совсем не впечатлил.***
Несколькими днями ранее Богдан имел сомнительное удовольствие лицезреть подобный взгляд в собственном доме. Вначале Гаффар принялся убеждать его в необходимости традиционной помолвки, и чем быстрее она пройдёт, тем лучше. Богдан согласился с ним практически сразу. Нужно скорее покончить со всем этим дерьмом, а уж какая будет помолвка — дело десятое. Он тогда и не предполагал, что традиции восточного народа — настоящее болото, в котором и увязнуть недолго. — Ну что ж... Мой сын так и не объявился. Прошу простить его. Но всё же Раян будет крайне недоволен, узнав, что встреча прошла без его участия. Позвольте спросить ещё раз, зачем я принял ваше предложение, тем самым вызвав скорую бурю в лице любимого сына? Богдан усмехнулся. Адвокаты обеих сторон покинули его кабинет минуту назад, оставив альф дальше обсуждать условия будущего брачного контракта. Богдан торопился, но не он один. Главе семейства Абдуб был выгоден предстоящий брак, и недовольства со стороны сына-инвалида уже не имели особой значимости. Богдан был абсолютно в этом уверен, а он редко ошибался. — Гаффар, мы оба прекрасно понимаем, что эти бумаги — формальность, не больше. Слияние компаний является лишь делом времени и принесёт немалую прибыль. Я гарантирую вам стабильность и... — Я знаю, что принесёт мне слияние наших детищ, — внезапно прервал собеседника старший альфа, вызвав у того недоумение. — Скажите, для чего вам понадобился мой сын, если вы с лёгкостью могли прийти ко мне и только намекнуть о слиянии? Я почти два года убил, пытаясь донести до вас эту светлую мысль, а теперь мне даже убеждать не приходится — вы сами делаете всё и глазом не моргнув, а взамен требуете лишь скорой свадьбы с навсегда парализованным омегой. Согласитесь, что-то не сходится. — Вы же религиозный человек, господин Абдуб. Неужели вы не допускаете мысль об искренних чувствах у истинной пары вашего сына? — Да, но я ещё и отец. И, как отец, я должен знать дальнейшую судьбу сына, чтобы, чуть что, сразу защитить от последствий. Значит, сначала договариваться о скорой помолвке для сына, а потом уже беспокоиться о его судьбе? Интересно. — А не поздно ли вы вспомнили про ваш отцовский долг, дорогой Абельгаффар? — В самый раз, — уверенно заявил Абдуб, слегка пожав плечами и устраиваясь поудобнее в глубоком кресле напротив. — Раян ещё не подписал ни одну бумажку и, думаю, будет только рад, сообщи я, что свадьба фактически и не нужна для наших с вами целей. Богдан крепче сжал бокал с вином в руках. Старый пень начинал его раздражать!.. Вполне вероятно, что он желает откусить ещё больший кусок, но страх перед Службой заставлял перестраховываться. Молодому альфе не особо верилось во внезапно проснувшуюся отцовскую любовь за почти два года их знакомства. — Вы мне угрожаете? — раздражение всё-таки вырвалось из него чуть изменившейся мимикой и блеском недовольства глаз. — Отнюдь, — старший альфа явно чувствовал себя победителем в этой словесной баталии и не собирался сдавать позиции. — Мы с вами партнёры и скоро станем родственниками, неужели я не могу узнать у вас, мой дорогой будущий сын, о планах совместной жизни с моим любовно опекаемым ребёнком? Богдан не спешил с ответом. Ему уже претили сладкие речи этого пройдохи-восточника. И чего он, собственно, добивается-то? Повыгоднее продать лишний рот? Вроде же и не бедствует. Да и о каких планах мог идти разговор, если Богдан даже в помине не представлял, а правильно ли он вообще поступил, соглашаясь на эту авантюру? Это выглядело бы смешно, если бы не было правдой. Никогда ещё Богдан не позволял себе руководствоваться исключительно голыми инстинктами, а тут... Прав был покойный отец, когда говорил, что альфа по природе — эгоист и своё никогда никому не отдаст, даже под страхом смерти, даже если своё будет упорно сопротивляться. Даже если своё и вовсе ему не нужно. Последнее Мирнов младший уже сам добавил, по собственному, так сказать, опыту. — Будьте уверены, Раян ни в чём не будет нуждаться. По крайней мере, он не будет жертвой моей забывчивости, как был сегодня вашей, Гаффар. Надеюсь, вы примете необходимые меры. В вашем возрасте опасно не следить за собой. Богдан сполна насладился перекосившимся лицом будущего родственничка. Он сильно сомневался, что такой омега, как Раян, пренебрежёт личным мнением по важному для него вопросу даже во благо семейному бизнесу. Хотя и не знал достаточно, чтобы судить. По слухам, третий лучший студент профессора Толстанкова проявлял незаурядный склад ума, смекалистость и необыкновенное упрямство, что несомненно способствовало наивысшим оценкам в характеристике. О, Богдан не то чтобы следил за ним, просто те крупицы информации, что долетали от каких-то третьих лиц, позволяли рисовать в голове образ независимого здравомыслящего человека, умеющего трезво анализировать ситуацию и взвешивать решения. Однако при ближайшем знакомстве он увидел обычного закомплексованного книжного червя, который не желал даже носа показывать из своей скорлупы, и если бы это была их первая встреча, то альфа спокойно согласился бы на предложение Абельгаффара без каких-либо условий о свадьбе. Увы.