А бывает и вот такое...

Пустота – вот всё, что осталось от прекрасного мира. Мрачная, безжизненная… Ни растений, ни животных, ни людей или других рас. Лишь маленький клочок земли, на котором остались спасшиеся –дворец, что был защищён магией короля Соломона, прежде чем он ценой собственной жизни заточил Аль-Сармен в ином измерении. Всё остальное – всё, что за пределами этого клочка земли, – погибло. В мире больше нет жизни ни в одной из её форм – Иль Илах забрал дар, который когда-то сам же и подарил. Солнце стало чёрным и больше не могло согреть мёртвые земли. Воздух больше не приносил наслаждения, наоборот, хотелось зажать нос и рот обеими руками, чтобы не дышать – настолько мерзким был смрад, который приходилось вдыхать. Реки и моря иссушены, жизненная сила растений и животных высосана до последней капли, не осталось ни капли жизни в земле, которая пережила сотни катаклизмов, тысячи поколений разных рас, пользовавшихся её ресурсами, но всё равно не способных погубить столь могущественную частицу мира. Но смог творец. Именно это и есть запах смерти – когда умерла сама природа. Не запах крови, не запах дыма, не смрад мёртвых тел, лишь холод, пустота, тишина. Казалось, что Иль Илах забрал вместе с жизнью даже время – мир застыл в пугающем безмолвии. Те, кто скрывался во дворце, ставшим на время войны главным убежищем, вышли наружу, когда всё было кончено, чтобы увидеть во что превратился их дом. Отчаянье, безнадёга, немая паника, разруха и смерть – вот и всё, что осталось от прекрасного и светлого Альма-Торана. И посреди всего этого последний маги, оплакивающий своего короля. Обессиленные вожди, пытающиеся залечить свои жуткие раны, но не способные когда-либо залечить раны на сердце, множащиеся с каждым убитым подданным, которого они поклялись защищать во что бы то ни стало. Горстка выживших воинов разных рас и волшебников, боящихся принять исход войны и смириться с тем, что произошло. Не нежелающих, а боящихся. А также два безмолвных Короля Войны, у каждого из которых в голове набатом стучала лишь одна мысль: «Не вернулся». Всё, что было за пределами барьера Соломона – мертво, «не вернулся» теперь может означать лишь одно. - В-вы не можете взять и сдаться! – раздался дрожащий голос Уго. По маги было видно, что он сам мало верит… во что? Во что тут еще остается верить, когда сам бог не поленился спуститься с небес, чтобы уничтожить мир и погубить всех, кто его населял? - Мы должны проверить подземное плато, возможно, руки Иль Илаха не дотянулись настолько глубоко, и там будет крупица жизни! Уверен, мы сможем что-то предпринять. Мы выживем, так или иначе! – пытался врать самому себе и всем окружающим Уго. Но всё-таки было у него кое-что, что могло хоть немного убедить отчаявшийся народ: – Я ведь умный, сами знаете. Хоть в чём-то я хорош… Фарида закрыла глаза, пряча потухший взгляд и отворачиваясь от маги. Она не должна была, Фарида просто обязана поддержать господина Уго всеми силами, ведь прекрасно видит, насколько тяжело ему даются эти полные надежды, но такие лживые слова, однако сейчас… немного времени. Совсем чуть-чуть. Ей нужно всего лишь немного времени, чтобы взять себя в руки. Чтобы её поступок не выглядел оскорбительным или неуважительным, чтобы выжившие не подумали, что даже один из некогда приближенных к королевскому двору отвернулся от маги, не веря в его слова, она направилась к Диргаму и Анвару, занявшись своей работой. Она – главная целительница, её обязанность лечить, этим она и займётся, чтобы отвлечься. Эти двое как раз получили очередные раны. Двое… Сердце болезненно сжалось, но целительница отогнала прочь все мысли, молча приступив к лечению зеленоглазого Короля Войны – у него было не больше ран, чем у Диргама, но у младшего на левом плече кровоточила длинная, явно глубокая рваная рана. В некоторых местах уже образовалась корка из засохшей крови, но кровь, пускай и по чуть-чуть, всё равно шла, поэтому целительница занялась им в первую очередь. Тот даже не обратил внимания, по-прежнему впиваясь застывшим взглядом в Лук Истека, лежавший на земле у собственных ног. Пальцы левой руки машинально по очереди давили подушечками на острие зажатого в другой руке метательного ножа. Маленькие вспышки боли помогали волшебнику раз за разом осознавать, что всё это не сон, что весь этот кошмар – реален. Ему это сейчас нужно, ведь рой мыслей в голове настойчиво уносил прочь от этого места, на долю секунды заставляя верить в то, что произошедшее – выдумка его собственной фантазии. А ему было о чём подумать… Сейчас только думать и осталось, раньше надо было что-то делать. Или хотя бы думать начать раньше. Можно ли было всего этого избежать? Можно ли предотвратить? Были ли знаки, предупреждавшие об опасности, но игнорируемые тем, кто по роду своей деятельности должен подмечать малейшие детали и запоминать их лучше букв в собственном имени? Ему… им всем не раз говорили, что они слишком беспечны, слишком самоуверенны, но удача благоволила им раз за разом в течение стольких лет… Удача разбаловала их, и они, сами того не замечая, позволили себе слабину. Размякли. И заплатили за это непомерную цену. Победа над праведниками – вот та точка невозврата, когда всё пошло наперекосяк. Тот главный момент, когда им следовало поддаться изменениям, а не игнорировать их, признать правду, а не вести себя так, словно всё хорошо, стараясь создать иллюзию нормальной жизни, в которой войне наступил конец. Ведь зверь, что живёт внутри каждого из них, помогавший выживать в тяжёлое время, не успокоился после той победы. Нет, зверь лишь становился больше, злее, голоднее. Он рычал внутри, призывая не верить лживому покою, смотреть с опаской на всё, быть на стороже, забыв о неуместных радости и веселье, но его не слушали, намеренно игнорировали всеми силами. Война не отпускает того, кто попал в её сети, а если и получится вырваться, то оставляет на душе такие уродливые шрамы, что забыть её когтистую лапу не получится никогда. Можно пытаться жить как все, можно обманывать себя и окружающих, притворяться, что ты такой же, как остальные, но спокойная жизнь не сможет принять тебя с этими шрамами, да и ты не найдешь в ней своё место. А вскоре сам устанешь врать и уйдёшь от собственного обмана. Уйдёшь к той, что всегда ждала и примет тебя таким, к той, что раскроет тебе свои объятия – к той, что оставила эти самые шрамы. А там, где она, там и её верная сестра – смерть. Это неизбежно, закономерно, само собой разумеющееся. Война ужасна, но кто они без неё? Анвар не знает, почему не может сейчас проронить ни одной слезы по брату, ведь помнит, как плакал после смерти сестры. Наверное, всё дело в обстоятельствах: Сархан погиб в бою – для Королей Войны подобный конец… приемлим, если можно так выразиться. Перед каждым сражением они все понимали, что смерть может нагрянуть за каждым из них, но встретить её с оружием в руках не зазорно, отчасти это даже вызывает гордость, пускай и горькую. А Интисар умерла в мирное время – когда никто не ожидал подобного, поэтому это ударило больнее, разрушив все радужные иллюзии светлого будущего, которого просто не может быть. Не у их поколения точно. Волшебник прекрасно помнил, что после сражения с Давидом, когда они думали, что Интисар погибла в бою против него, глаза его оставались сухими. Была горечь, но не было даже намёка на какую-либо истерику. Отчасти он был даже горд за сестру, павшую как воин, и проявленную ею храбрость. А в тот день… он рыдал как девчонка перед глазами своего названного отца и брата: не только по сестре, но и по разрушенным надеждам, по разлетевшимся вдребезги мечтам. Ведь как никогда чётко осознал, что мирная жизнь не просто не для них – она медленно губит каждого из них. В прямом и переносном смысле. Есть легенда, что в каждом живёт два волка, вечно сражающихся друг с другом: один олицетворяет зло, другой добро, и победит тот, которого ты будешь кормить. Слушая об этом от одного из членов Сопротивления, будучи еще совсем юнцом, Анвар сразу понял, в чем мораль, какой урок он должен извлечь из этого рассказа. Обстоятельства вынуждали его с завидной частотой кормить не того волка, насыщая его на несколько дней вперёд, поэтому Анвар особенно ценил моменты, когда мог покормить нужного волка. А после произошедшей на их базе трагедии, после победы над праведниками, он считал, что теперь-то всегда должен кормить только волка, олицетворявшего добро, ведь зла каждый из них итак достаточно повидал. В столь нелегкое, но всё-таки мирное время добро просто необходимо – и ему, и тем, кто рядом. Но сейчас он мечтает только о том, чтобы свернуть этому волку шею, виня его во всех своих ошибках. Анвар не добрый, а просто глупый, раз только сейчас принял то, что добро и зло – настолько размытые понятия, что от границы между ними даже очертаний не осталось. Взять праведников: порабощая другие расы, они желали спасения и величия для своей – намеренье доброе, светлое, но поступки-то были чудовищные. Или нынешняя ситуация: ближайшие соратники, которых ты считал близкими друзьями, а не просто товарищами, всадили нож в спину. И убивать их было правильно, как бы ужасно это ни звучало и как бы мерзко ни было от самого себя. Надежда – опасное чувство, потому что сильное и желанное, застилающее взор, если отдаться ему целиком, и не дающее увидеть всё в истинном свете. Насколько же ослеплён был волшебник надеждой? Не отдай он ей себя полностью, возможно, даже с Интисар всё сложилось бы иначе. Почему он ей верил, когда она говорила, что всё хорошо, если всё его нутро кричало о том, что она бессовестно врёт? Врёт с того момента, как очнулась после битвы со старейшиной Давидом и праведниками. Почему… Потому что убеждал себя, что должен доверять близкому человеку, не давить на неё, бросая все свои душевные силы на самообман – чтобы игнорировать очевидное, и чудовищность ситуации не бросалась так сильно в глаза. А зачем он это делал? Затем, что надеялся, что всё будет хорошо, нужно лишь время. Потухший взгляд Шебы, отчуждённость Иснана, отчаянье Вахида и Фалан, и странная умиротворённость Арбы, резко сменявшаяся вспышками гнева, когда та начинала спорить с царицей Альма-Торана… Доверять близкому человеку, когда тот очевидно врёт… Надеяться на лучший исход… Заставлять себя верить чужим словам, даже когда интуиция кричит громче собственных мыслей… Врать самому, выдавливать из себя улыбку и глупые шутки, смеяться, когда на самом деле хочется в гневе бросить в каждого по кинжалу, и врать-врать-врать, потому что надежда искушала картинами возможного счастливого будущего для всех. Соломон был добрым и бескорыстно делился этим со всеми, каким-то чудом умудряясь пробуждать в других ответное добро. Когда его не стало, потребность в этой доброте не исчезла, и Анвар пытался взять на себя роль её источника, неумело проявляя её в силу своих возможностей. Его ведь считали самым добрым из Королей Войны, у него должно было получиться. Но Анвар не Соломон. На недолгий период жизни, будучи окруженным своей семьёй, Анвар и сам забыл, какой он на самом деле. Может, он совершил уже достаточно ошибок, чтобы наконец-то извлечь из них урок? Какая к чёрту доброта, если речь идёт о человеке, который в девять лет убил мальчишку из той же церкви, в которой рос сам? Мальчишку, выбранного в качестве источника питания Гануда – он уже был нежилец, но Анвар не стал дожидаться его предсказуемой кончины. Служители церкви называли его тихим ребёнком, который не перечил старшим, учил всё, как и подобает, слушался, как и подобает, так ещё прекрасно управлялся с магией. На него не было нареканий, и он мог бы стать следующим, кто отдаст свои жизненные силы магической башне. Единственное препятствие – главный священник. Он считал мальчика мрачным, нелюдимым, говорил, что в глазах его не хватает веры, во время чтения молитвы слова выговаривались чётко и уверенно, но чувств в них практически не было, а это означало, что Анвар никогда не стал бы кандидатом на обладание Священным посохом. Набожный старик костьми лёг бы, но не выбрал бы мальчишку, ведь видел его насквозь: столько потаённой злости, не находившей выхода, скрытой агрессии, непомерных амбиций, и это спрятанное в самых глубинах души, тщательно охраняемое от чужого взора бесконечное своеволие… Видел, но не думал в такие моменты о том, что этот ребёнок помнит каждый миг того, как в него вместе с остальными детьми вбивали послушание, как их кормили знаниями вместо еды, читали им о любви Отца к детям своим, тогда как значение данного слова и вовсе было чуждым для этой церкви и её служителей. Не понимал, что юное поколение уже выросло озлобленными друг на друга бессердечными существами, в которых от человека осталась только внешность. Ведь это всего лишь дети, которым едва ли не с рождения прививался страх перед божьим наказанием, что они могут? Но так или иначе, Анвар всё равно оставался одним из детей церкви, его не в чем было подозревать, потому он и смог проникнуть в магическую залу, пока два волшебника, охранявшие источник питания башни, отвлеклись на смену караула. Смог приблизиться достаточно для того, чтобы без магии свернуть тщедушному мальчишке шею – просто потому, что злился на служителей той церкви, в которой рос, и страстно желал заполучить Священный посох. А заполучив, первое же для чего использовал – убил растерявшихся на пару секунд волшебников. Смог, ведь на него не было нареканий, особенно на уроках магии. Он не испытывал ни радости, ни мрачного удовлетворения, ни ужаса от содеянного – Анвар вообще ничего не ощутил, кроме того, что злость стала душить его меньше. Детские руки, обагренные чужой кровью, не дрожали, как и губы, возле которых – на нежной коже щёк – тоже застыло несколько алых капель. Дыхание не сбилось, в зелёных глазах не было ни намёка на вину или раскаянье – в них не было ничего, кроме стальной уверенности и полного осознания. Для него произошедшее было очевидным и закономерным: он знал, зачем сюда шёл, знал, что после на него захотят напасть и будут всячески мешать сбежать, поэтому убийство еще двоих помимо владельца Священного посоха было предсказуемым в его понимании. С этими мыслями он и покинул Гануд, без капли сострадания отдав на растерзание пришедшим в себя разгневанным существам под предводительством Барбатоса огромное число людей, находившихся в магической башне и стоящей совсем рядом церкви, где обучали следующее поколение верных Отцу детей. Слыша раздающиеся отовсюду крики и грозное рычание обезумевших от собственной ярости существ, столетиями жившим на собственных землях под контролем башни, Анвар уходил всё дальше, по-прежнему не испытывая ничего необычного. Злость – его верная подруга, для него она не была чем-то необычным. Он всего лишь совершил то, что изначально задумывал. Но даже после совершенного Анвар не остыл, продолжал злиться: на других детей, на служителей церкви, на посох – злился на весь мир, даже на себя, не зная как избавиться от этого чувства, которое только растёт и, кажется, вознамерилось сжечь его изнутри. Он не знает, что в том грязном мальчишке с диким взглядом и следами чужой крови на лице, в оборванных тряпках шныряющего по лесу в поисках своего места в этой жизни, смог разглядеть Диргам, но он протянул ему свою руку. Сначала отлупил заносчивого сопляка, раздразнил, надавил на больное, всё-таки заставив показать, что же сокрыто на самом дне зелёных глаз, но не отвернулся. Даже когда услышал правду, грубо срывающуюся с дрожащих детских губ захлёбывающегося в собственной злости и рыданиях мальчика, до сих пор не испытывающего вины или раскаянья за совершенное, Диргам всё равно принял его. Показал, куда направить то неукротимое пламя, что горело в юной душе. Окружил заботой и родительской любовью уже с того момента, когда привёл в отряд Сопротивления и солгал всем, что сам вытащил мальчика из Гануда, не рассказав, сколько жизней осознанно загубил этот ребёнок, просто поставив свои интересы выше чужих. Свою жизнь выше чужих. Привёл его в отряд не бессердечным убийцей, а потерянным испуганным ребёнком, дав шанс расти таким же как все. По сей день правду помимо них знали лишь Сархан, Соломон и Интисар. Именно тогда Анвар впервые узнал, что такое доброта, и как она необходима каждому. Как сильны те, кто способен дарить её другим. Но у такого как он очень ограниченный запас доброты, которую ему без труда удавалось проявлять, потому что всю злость тратил во время сражений, не притаскивая её в их отряд. А не стало битв – эта гадость начала копиться в нём, сдерживаемая лишь силой воли, Анвар не позволял неуместной необоснованной злости вылиться на товарищей, итак переживших большое горе, наоборот, в такое время как никогда необходимо добро. Кто же знал, что собственные светлые намеренья сыграют с Анваром злую шутку? Болезненный укол, пришедшийся в подушечку указательного пальца, из которой вытекла капля крови, заставила Анвара вновь вернуться в реальность, от которой его мысли бежали с завидным усердием. Сейчас ему всё равно, что там говорит Уго, ему всё равно, что Фарида залечила его раны и, ничего не говоря, приступила к ранам Диргама, волшебник теперь думал о том, что их ждёт впереди? Есть ли вообще это «впереди» после того, как творец уничтожил своё творение? Примерно о том же думал Диргам, сидевший словно неподвижная статуя, и сжимавший в руках своё ожерелье-артефакт, которое ему без лишних слов и объяснений очевидного передал Уго по окончании войны. Хоть немного, но оно защищало царицу Альма-Торана до прибытия верного маги. Жаль, на исход это не повлияло. Рыжеволосый волшебник не ушёл в себя, нет, он был здесь и продолжал видеть всё, что происходит вокруг него. Взгляд его был цепким и подобен стали как никогда до этого, не позволяя прочитать ничего из того, что было сокрыто на дне голубых глаз. Эти глаза видели, что Уго пытался всеми силами поднять дух народа, вернуть им надежду, хотя было заметно, как тяжело это даётся ему. Он гениальный человек, могущественный волшебник, хороший друг, но совершенно никакой лидер. У него нет такого качества. Он слишком мягкий и демократичный, чтобы вести за собой народ. - Не сдавайтесь! – громко не то просил, не то умолял выживших Уго. Из последних сил он пытался достучаться до чужих сердец. Он тоже потерял почти всех, кого любил, и если даже такой плакса как он не опускает руки, то остальные и подавно не должны этого делать. Диргам ничего не сказал, даже в лице не изменился, но как только Фарида закончила его лечение и направилась к другим раненым, мужчина положил руку на плечо сидевшего рядом Анвара и сжал его. - Соберись. Я не позволю его смерти стать напрасной, – произнёс он, поднимаясь на ноги, провожаемый опустошенным взглядом зеленых глаз названного сына. – Надеюсь, ты тоже. - Мы должны сплотиться! – взывал к народу Уго. – Чтобы вернуть жизнь в этот мир! Чтобы жертва павших товарищей не была напрасна! Чтобы… Диргам? – удивлённо выдохнул гений, увидев подошедшего к нему волшебника. Пару секунд они смотрели в глаза друг друга, но если взгляд Уго был полон мольбы о помощи и отчаянья, то тяжёлый взгляд Диргама был просто не читаем. Это длилось всего пару мгновений, после чего Король Войны повернулся лицом к выжившим. - Вы плохо слышите своего маги?!! – громко провозгласил Диргам, не скрывая повелительный тон в голосе. – Вставайте, поднимайтесь на ноги! Если у вас не осталось надежды, то сделайте это хотя бы назло тем, кто её отнял! Вставайте и идите до конца, раз уже сделали первые шаги, присоединившись когда-то к Соломону! Всё равно поворачивать назад уже некуда, теперь мы можем идти только вперёд. Будет время оплакать тех, кого больше нет с нами, будет время для печали и скорби, но не сейчас. Сейчас главная задача – выжить. Поднимайтесь на ноги и слушайте Уго – только он может найти правильный путь для всех нас. Не упустите этот шанс на жизнь! Не оскорбляйте бездействием тех, кто пожертвовал собой ради нас!!! Вы – всё, что осталось друг у друга, берегите это! Наступила тишина. Все услышали слова господина Диргама – такой голос даже глухой услышал бы, – но это нелегко. Так быстро взять себя в руки – нелегко, практически невозможно. Если он смог, то это не значит, что получится у других. Как у него это выходит? Не успело остыть тело его дочери, как он сына потерял! Как он смог примириться с этим так быстро? Что у него вместо сердца? Но все эти вопросы перестали волновать выживших, когда поднялся первый. Лорд Фокалор. Не старый добрый друг Диргама – Амон, не Паймон и Данталион, чьи женские сердца хранят надежду, даже когда она покидает всех остальных, и даже не преданные Барбатос и Астарос, а самодовольный эгоистичный, хоть и верный королю Фокалор! Промедление равносильно гибели – Фокалор понимал это. Он сам измучен, обессилен пережитым боем и последовавшими следом событиями, и вообще не верит в то, что их история может иметь счастливый конец. Но часть его народа всё еще жива, и Диргам был прав: они – всё, что осталось у него. Даже если велико желание опустить руки и прекратить бороться, пока в живых есть хоть один его подданный – он обязан защищать свой народ и делать всё ради него: быть ему опорой и поддержкой, быть его источником надежды и справедливости, быть им щитом и мечом. Это и значит быть вождём. И Фокалор, пускай вёл себя как повеса, позволяя себе слова и поступки, не подходящие занимаемому им высокому статусу, всё равно был прекрасным вождём. Поэтому следом за ним и поднялся его народ – всё, что от него осталось. Решив, что тут даже раздумывать не над чем, к Фокалору решительно присоединились Заган и Гасион с тем, что осталось от их народов. Зепар, Баал и Агарес следующими последовали примеру товарищей, тем самым помогая Вассаго, Амону, Валефору и Лерайе тоже взять себя в руки и поверить, что еще ничего не кончено и самая сложная часть пути не пройдена, а лишь ждёт их впереди. Как и всем остальных вождям с остатками их народов, которые они должны теперь защищать как никогда. Строить не так уж и трудно. Гораздо сложнее строить заново, потому что помимо знаний и ресурсов понадобится ещё и сила духа, чтобы после неудачи решиться на вторую попытку. Уго поджал губы, чтобы сдержать эмоции, с невообразимой благодарностью смотря на Диргама. Его голос, его слова… До тех пор, пока у них есть такой лидер, надежда не умрёт. Но маги не подозревал, что в это мгновенье Диргам думал о том же самом: до тех пор, пока у них есть такой человек как Уго, надежда точно не умрёт. У Диргама есть лидерские качества, но какой от них толк, если он не знает, что делать? Не знает, что вообще можно было бы сделать в нынешней ситуации. Но он верил в Уго – не только в его ум, но и в его искреннее желание спасти то, что осталось от Альма-Торана, – только поэтому не опустил сейчас руки. - Уго! – громко обратился он к нему, заставив маги вздрогнуть. Но потом его голос смягчился, а на лице появилась вялая, измученная полуулыбка: – Постарайся. Мы все надеемся на тебя. Больше не на кого. - Сделаю всё, что в моих силах, – не раздумывая ни секунды, уверенно произнёс волшебник, с благодарностью глядя в глаза предводителю Королей Войны. За то, что помог народу воспрять духом. За то, что остался рядом. За то, что своими словами помог самому Уго поверить. Покинув уничтоженную поверхность, выжившие перебрались под землю. Как и говорил Уго, там осталась крупица жизни, но её настолько мало, что и она исчезнет в ближайшее время. Условия были не лучшие, но под четким руководством маги, джинны пытались нивелировать эти минусы, силой своих металлических сосудов: Амон с помощью огня давал народу замену солнца, в котором все так нуждались под землёй, Винеа старалась своей властью над водой орошать земли дождём и наполнять высушенные реки. Их ждёт долгий путь…

***

Три долгих месяца все трудились для общего блага, и первые плоды этих трудов не заставили себя ждать: строительство подземных городов, которые станут новым домом для выживших, шло полным ходом. Но стоило жизни под землёй начать хоть немного стабилизироваться, как стали возвращаться былые страхи: еды было мало, пламя никогда не заменит настоящего солнца, а жизненная сила, покинувшая этот мир, никогда не вернётся обратно и не зародится вновь. Всё это толкало на мысли о том, что такими темпами в конце пути их ждёт тот же конец, от которого они изначально бежали, ведомые словами маги и Короля Войны. Что, если ресурсы вскоре подойдут к концу? Что, если остатки народов начнут нападать друг на друга ради этих самых ресурсов? Что, если ради выживания начнётся бойня? И ведь нет больше единого правителя, который смог бы урезонить жителей… Господин Диргам не может быть везде одновременно, как и господин Анвар. То же и с господином Уго: он не способен разорваться на части, да и силы его имеют какой-никакой предел. Никто не хочет слышать друг друга, все хотят, чтобы решали только их проблемы и ничьи больше. На всё это уже не хватает ни терпения, ни выдержки. Но Уго не мог махнуть на всё рукой. Как бы ему ни хотелось сделать это, он не мог. У него есть обязательства. Перед Соломоном, которому он поклялся, что создаст новый мир, перед Шебой, которой он пообещал заботиться об Аладдине. Поэтому, когда он готов был уже опустить руки, то просто запирался в собственной комнате и позволял себе минуту слабости, чтобы наутро (своеобразное условное утро, которое больше не определялось положением солнца в небе, а лишь собственными ощущениями) как всегда пойти к людям и другим расам, взывать к их благоразумию и терпению. Вот и сейчас он вновь заперся в своей комнате: отбросил все бумаги, за которыми просидел несколько часов, пытаясь придумать оптимальный выход из сложившейся ситуации, за раздумьями надевая на лицо одни очки за другими, словно это могло дать результат, и с головой замотался в собственный шарф. Сел прямо посреди комнаты на пол и накрылся двумя одеялами, словно это могло отгородить его от всех проблем и всего мира в целом. В последнее время он всё чаще давал волю слезам, находясь в одиночестве. Это помогало не сорваться днём на глазах у всех. Если они увидят, что и его вера пошатнулась, то всё пойдёт крахом. - Ничего не выходит… - сдавленным голосом говорил сам с собой Уго. – У меня ничего не получается… У меня нет качеств лидера… - выдавил он, натягивая одеяла сильнее на голову, пряча своё лицо от всего мира. – Я хочу… Я хочу вдохновлять людей, но мои слова неубедительны, у меня нет той искры, что есть у Диргама и Анвара или была у Соломона. Что мне делать? Что же мне делать..? – шептал он, с силой зажмурившись, запуская руки в свои волосы. – Если бы я только знал, что мне делать… Подняв голову, сделав глубокий вдох, маги скинул с головы одеяло, но при этом продолжил сидеть, поджав ноги. Сглотнув, словно собирался с силами, он медленно повернул голову в сторону, глядя туда, откуда шёл мягкий оранжевый свет. Поднявшись на ноги, он медленно, словно всё еще сомневался в своём решении, направился к источнику света. Иногда к нему приходила мысль, что он поступает с ней жестоко, заточив её в эту хрустальную темницу, но зато Уго будет уверен, что её тело в безопасности. Этот хрусталь, окружающий тело Интисар, на самом деле магическая защита, которую он разработал специально для неё. Скорее мир расколется пополам, чем эта защита даст трещину. А внутри хрустальной темницы, окружённая мягким светом магии Уго, лежит вместе со своим посохом его возлюбленная, которой он столько всего обещал, но не сдержал почти ни одного обещания. - Прости, – тихо произнёс он, положив ладонь на хрусталь. – Я говорил, что найду способ вернуть тебя, но… я опять не могу уделить тебе время, – горько усмехнулся маги, поджав губы, чувствуя, как новые слёзы застилают взор. – Прости, что всегда отворачиваюсь от тебя. Я не знаю… - Прервавшись, Уго шумно сглотнул, после чего продолжил: – Не знаю, почему из всех людей в мире я всегда подвожу только тебя. Наверное, ты меня разбаловала, – печально улыбнулся маги, чувствуя, как по щеке катится слеза. – Я знал, что ты меня всегда простишь. Что бы ни случилось, что бы ни сделал – подсознательно я знал, что ты всегда меня простишь, потому и пустил всё на самотёк, считая, что со временем все проблемы решатся сами собой. И чем только я тебе приглянулся? – глухо рассмеялся Уго. – Тиса, я не знаю, что мне делать. Всякий раз, когда я чувствовал себя максимально беспомощным, ты говорила, что я смогу всё, если только захочу, что я смогу придумать выход даже из безвыходной ситуации. Ты так верила в меня, а я… У меня не получается сделать то же самое, – всхлипывал он, склонив голову так, что пряди волос закрыли лицо. – Тиса, мне так нужен твой совет, – шептал он с закрытыми глазами. – Что бы сделала ты? Как бы поступила в безвыходной ситуации? Наверное, сама создала бы выход, которого нет, – печально усмехнулся маги. – Я всегда восхищался тем, как легко ты управляешься с пространственными тоннелями, открывая путь в неведомые места. Даже мне эта магия давалась с трудом. Ещё раз всхлипнув, Уго резко замер, сжав пальцами хрустальную поверхность. - Открывая путь в неведомые места… - словно в каком-то трансе повторил он собственные слова, смотря на безмятежное лицо волшебницы широко распахнутыми глазами. Сорвавшись с места, маги схватил свой посох, шарф и очки, надевая их на ходу. Ему нужно на поверхность – немедленно!

***

Пробираясь по знакомым коридорам, освещая себе путь зажженным на посохе магическим огоньком, Уго не знал, куда деться от давящего чувства, преследовавшего его с того момента, как он перешагнул первую ступеньку. Опустевший, посеревший, вымерший дворец – последнее напоминание о том, что когда-то в Альма-Торане царствовала жизнь. Напоминание, оставшееся лишь благодаря защите своего короля. Заходя в нужные покои, стараясь не позволить воспоминаниям нахлынуть на него, Уго раз за разом напоминал себе, зачем сюда пришёл. Пускай во дворце не осталось никого и ничего, но некоторые стены всё ещё хранят знания. Использовав магию, Уго перенаправил огонь с посоха на все светильники и свечи, находившиеся в комнате. За прошедшее время здесь всё покрылось пылью, но на счастье маги, столь необходимые ему сейчас знания были выжжены на поверхностях магией, а не исписаны чернилами, поэтому время их не тронуло. - Если я найду здесь ответ или хотя бы подсказку, – прошептал Уго, разглядывая магические формулы и другие письмена, – то поверю, что ты знала, что делала, а не бездумно комбинировала магические формулы.

***

Всё вокруг горело и в то же время обливалось кровью. Но кровь не своя, а чужая. Кровь и огонь повсюду. Первое обжигало со всех сторон, а второе будто проникало сквозь раны внутрь, выжигая всё и заполняя собой, хотя должно было быть наоборот. И сердце… Пронзённое сердце, из которого и полилась вся эта кровь – горячая как кипяток, облившая с ног до головы, а потом, из глубин этого сердца хлынуло неконтролируемое пламя, заставившее кричать во всё горло, когда оно, выжигая всё на своём пути, впитывалось как в губку. С боем, будто атакуя, накрывая словно яростное цунами, это пламя проникало внутрь, сжигая и возрождая одновременно, вырывая из самого нутра громкий крик, который сопровождался чудовищным рёвом существа, испытывавшим такую же нестерпимую боль. Но рёв оборвался слишком внезапно, будто в одночасье, и лишь тогда этому плену подошёл конец, но даже холодная безжизненная земля не могла принести облегчения, потому что невозможно остудить бушевавшее и снаружи, и внутри пламя… Резко поднявшись на кровати, Анвар судорожно хватал ртом воздух, чувствуя, как пот градом катится с тела, а сердце колотится так, будто это его собирались пронзить. Стараясь глубоко дышать, чтобы успокоиться и прийти в себя, волшебник медленно провёл рукой по лицу, стараясь смахнуть отголоски кошмара, после чего зачесал назад мокрые пряди зелёных волос, чувствуя кожей холодные «талисманы удачи», которые он вплетал в волосы. Так и не избавился от дурацкой привычки. Опять этот сон… С момента окончания войны с Аль-Сармен он видит его. Хорошо хоть не каждую ночь, иначе бы вообще с ума сошёл. Раз в неделю, два раза в неделю, раз в две недели – когда как. Анвар не склонен к кошмарам, никогда не был. Несмотря на всё пережитое, ему никогда не снились кошмары. Бывало, мучила бессонница или снились обычные сны, которые забывались на утро, но кошмары – никогда. Может, его сознание решило, что он не слишком часто вспоминает Сархана, раз подкидывает в самой ужасной форме все потаённые страхи? Анвар до сих пор не знал, как погиб его брат: растерзан огненным чудовищем, сожжён или вообще сожран? А может, погиб от рук Иль Илаха, иссушенный до последней капли жизни – как те трупы, которые Анвар видел после того, как война с Аль-Сармен закончилась. Он желал знать, как погиб брат, и в то же время не желал, не мог, не пытался узнать. Всему есть предел, он ведь не железный. Но Анвар действительно зациклен на этой мысли, и его подсознание, видимо, решило самостоятельно доделать неизвестную волшебнику картину в лучшем виде, чтобы дать ему «наслаждаться» по ночам. Зациклен, раз у его тела такая бурная реакция на эти кошмары. Волшебнику самому казалось, что каждый раз, как просыпается после этого кошмара, он вот-вот умрёт – просто не выдержит сердце. Вот и сейчас оно колотится как сумасшедшее. Поднявшись на ноги, Анвар направился к чаше с водой, желая смыть ночной кошмар. Расчесывая левое плечо, спрятанное под бинтами, он думал о том, что зуд, оставшийся на месте раны, стал беспокоить чаще. Из-за того, что постоянно расчесывал это место, кожа была красная, с небольшими кровоподтёками, потому и заматывалась бинтами – если кто-то увидит, то не избежать нравоучений, а ему только этого сейчас не хватало. Объективно раны нет – и черт с ней. Фарида без следа залечила его рану сразу же по окончании битвы, но место, где она была, периодически то чесалось, то слегка болело, то немного воспалялось. И каждый раз, когда он собирался наведаться к целительнице – всё проходило само собой и не беспокоило его следующие несколько недель, из-за чего Анвар забывал об этом и продолжал жить, словно ничего и не было. Умывшись прохладной водой, волшебник задумался, опираясь о края чаши руками и смотря на то, как несколько капель, попавших на волосы, срываются с кончиков свисших вперёд прядей, падая обратно в воду, ударяясь в одну точку, вокруг которой потом расплываются круги. Он настолько паршиво себя чувствует, что иногда по-настоящему хочется сдохнуть. В такие моменты Анвар завидует Сархану и Интисар. Он устал, тоже хочет покоя. Ему казалось, что он знает своего названного отца лучше, чем кто-либо, но всё равно не понимает, откуда тот берёт силы не падать духом? Анвар пытается соответствовать ему, брать с него пример, хотя пора бы уже быть самостоятельным, ведь он не просто «немаленький мальчик», а уже давно взрослый мужчина. Пускай выглядит он молодо, но ведь ему уже тридцать один год! Диргам всего на год был старше, когда встретил его и взял под свою опеку, а ведь до него рядом с ним уже бегал Сархан. Двоих приютил как родных сыновей, взяв на себя всю ответственность за них. А потом появилась еще и Интисар. А что Анвар делает в этом возрасте? Он сидит в своей комнате и ноет о том, как устал от всего. Достойный сын своего отца, гордость так и прёт. Вернувшись к кровати, волшебник с громким вздохом рухнул на неё спиной, свесив ноги на пол, глядя в потолок немигающим взглядом и вновь расчесывая кожу на левом плече. - Бесит, – устало выдохнул он ни к кому конкретно не обращаясь и ничего конкретного не имея ввиду. От резких ударов по двери, волшебник подскочил на месте. Не успел он сказать, что дверь открыта, как в комнату ввалился взмыленный Уго. - Дай книгу! – сходу без приветствия выпалил маги, держа в руках кипу исписанных бумаг. - Что? – нахмурился Анвар, не уловив суть разговора. - Книгу! – еще раз повторил Уго, широким шагом направляясь к другу. – Дай мне книгу Интисар. Это очень срочно! - Зачем? – лениво спросил Анвар, тем не менее, направляясь туда, где лежала книга. После войны с Аль-Сармен она осталась у него. Некогда было отдать, да и некому. – Ты ведь не можешь её открыть, – произнёс он, передавая книгу маги. – Мы все пытались, но не смогли. - Спасибо! – выпалил Уго, нетерпеливо выхватывая из рук удивлённого волшебника артефакт и едва ли не убегая к себе в комнату. - Пожалуйста, – обратился к пустоте зеленоглазый волшебник, после чего начал неспешно приводить себя в порядок после сна. – Здравствуй, очередной мерзкий день, – безрадостно протянул он.

***

Судорожно сверяя все записи, он проверял, ничего ли не упустил, пока переносил записи со стен из покоев Интисар на бумагу. Вроде всё на месте и в правильной последовательности. Открыть пространственный тоннель, соединяющий две точки одного мира – нелегко. Открыть пространственный тоннель, соединяющий две точки одной реальности – за гранью понимания, практически невозможно. Практически. Но чтобы открыть подобный тоннель недостаточно тех знаний, что он нашёл в покоях. Они навели его на некую мысль, но это даже зародышем плана не назвать, это не более чем личинка теории. Уго заметил, что где-то предположения Интисар обрываются, другие не доведены до логического вывода. Она не закончила изучение этой темы, да и времени тут потребуется немало даже ему. Но всё это лишь то, что он взял из её покоев. Есть и другой источник знаний… Он уже изучал это хитросплетение магических формул, защищавших артефакт. В чём-то он разобрался, в чём-то – не успел, появились другие проблемы и заботы, но сейчас у него нет выбора. Он обязан открыть эту книгу! Интисар постаралась на славу, в обычное время он бы от всей души похвалил её, но сейчас ужасно хотелось отчитать её за излишнюю мнительность. От кого, господи боже, она так защищала эту книгу?! Её отнимать никто даже и не пытался, а защитных заклинаний на книге больше, чем у Уго на своих вещах. Ко всему этому, Уго ещё было тошно от самого себя: всё, что он ищет у Интисар, им сейчас жизненно необходимо, но маги чувствует себя каким-то расхитителем гробниц, у которого ничего святого не осталось. Осмотрев каждый уголок книги, проверив корешок – маги не нашёл ни одной подсказки. Тогда он решил проверить, не скрыто ли что за золотыми пластинами и аметистами? Постукивая костяшками пальцев по разным участкам книги, Уго прислушивался, не искажался ли хоть где-то звук? Пока результатов не было, но Уго и не надеялся на успех с первой попытки. Он должен пробовать еще и еще, пока не разгадает загадки, которые сочинила Интисар. Когда-то они понимали друг друга лучше, чем кто-либо, когда-то они были идеальной командой. Когда-то они были величайшими волшебниками своего поколения после короля. Слабая улыбка тронула уголок губ маги. То время было неспокойным, но определённо лучшим. И Уго испытывает радость, вспоминая, как они вместе изучали магию, создавали новые артефакты и заклинания, делали первые шаги в познании всех граней собственных сил. Он должен вспомнить, какими они были тогда, вспомнить, как они думали, когда изобретали что-то. Сейчас Уго должен вспомнить, как они оба любили магию, а не Альма-Торан, если хочет решить ребус Интисар.

***

Покачав головой, Уго пытался сфокусировать взгляд на столе, за которым сидел. Кажется, он слишком увлёкся работой с книгой Интисар, раз не помнит, спал ли он за последние сутки, ел ли он. Точно пару раз пил воду. Каким-то чудом вовремя вспомнил о том, что обещал встретится с Анваром, а также главной целительницей Фаридой, чтобы обсудить дальнейшие действия и варианты улучшения жизни народа в нынешних условиях. К тому же должны еще подойти Масарра и Аза с известиями от Загана. Месяц назад они отправились в город Загана, чтобы переговорить с вождём, чья сила повелевала самой жизнью. Быть может, если бы он согласился позаботиться не только о своей расе, но и помочь Уго позаботиться обо всех остальных, то у них получилось бы вырастить деревья, способные дать плоды, или хотя бы взрастить целебные травы, из которых можно готовить отвары. Пускай они не проживут долго без солнца, но это уже хоть что-то, на первое время хватит, а там Уго еще что-нибудь придумает. А еще через два дня возвращается Диргам, который отправился вчера к Амону. В том, что Король Войны обо всём договорится со своим старым другом, не было сомнений, оставалось только дождаться его. - Ты выглядишь… – задумался на секунду Анвар, смотря на Уго во время совещания, после чего вынес вердикт: – Средней степени паршивости. И судя по виду, чувствуешь себя так же, – добавил он, отвернувшись и продолжив изучение свитков. Их предоставили вожди рас, они писали обо всех нуждах своей расы: сначала самое необходимое, а потом то, что было бы желательно иметь, но прожить можно и без этого. Распределять иссекающие ресурсы становится всё сложнее. Не сказать, что ему это безумно интересно, скорее – если уж совсем по-честному – ему в высшей степени наплевать на всю эту кутерьму и нескончаемые проблемы народа, но его попросил о помощи Диргам, да и самому надо было занять чем-то голову, так что в этот раз «звёзды сошлись». Лезть в подобного рода деятельность не в духе Анвара, но пусть лучше он с головой уйдёт в полезную работу, потому что если не будет занимать себя чем-нибудь, то добром это точно не кончится. Похожую тактику выбрал и Диргам. Единственная разница в том, что Анвар, в отличие от своего названного отца, действительно выглядел так, что лучше было его лишний раз не трогать. Не было больше доброго шумного Анвара. Он стал мрачным, тихим, постоянно думал о чём-то своём. Люди не узнавали его, но списывали всё это на произошедшие события, потому считали, что такие изменения – не худшее, что могло бы произойти, надо просто дать Королю Войны время, чтобы пережить. И лишь Диргам, глядя в зеленые глаза названного сына, понимал, что случилось. Ему это не нравилось. Он знал, что никогда не сможет искоренить полностью эту часть Анвара, да и ни к чему оно было. Такова одна из сторон его души, именно эта часть позволила волшебнику по праву называться одним из Королей Войны. Мужчина ничего не мог с этим поделать, но надеялся, что за столько-то лет его названный сын сам не пожелает когда-либо обнажать эту свою сторону вне поля боя, предпочитая греть всех доброй улыбкой, а не жечь взглядом сравнимым с раскалённым прутом. Но Анвар такой, какой есть, и пока не творит ничего плохого – Диргам не будет лезть с нравоучениями, лишь не позволит забыть, что он не один, что у него всё ещё есть отец, который тоже нуждается в нём. Все понимали, что Короли Войны потеряли нечто бесценное для своего сердца. Понимали, потому что сами находились в такой же ситуации, потому и предпочитали не приставать с расспросами или сочувствием. - Плохо спал, – с вялой улыбкой сознался Уго. - Ты не спал, – сказал, как отрезал Анвар. - Давайте перейдём к делу, – решил проигнорировать его Уго, мысленно всё же поинтересовавшись, откуда тот это знает. Былые привычки разведчика дали о себе знать? – Госпожа Фарида, не хотите начать? Молча поднявшись со стула, целительница заговорила, подняв тему того, что участились случаи заболевания жителей строящихся подземных городов. Целительница связывает это с сильным ослаблением организма, которые произошли в условиях голода, холода и отсутствия солнечного света. Смертельных исходов пока не было зафиксировано, но такая массовая заболеваемость заставляет оставшихся лекарей тревожиться, так как лекарства, как и прочие ресурсы, ограничены, тем более теперь, когда на поверхности не осталось жизни, а значит, нет и растений, из которых можно было бы изготовить лекарства. Женщина говорила чётко, ясно и максимально формально. Главная целительница славилась своей сдержанностью и профессионализмом, но за последние три месяца она будто превратилась в лёд. Это даже сдержанностью уже не назовёшь, это самый настоящий обжигающий холод. На самом деле Фариде идёт некая холодность, в сочетании с её внешностью это приобретает какое-то утончённое очарование, но… «некая холодность» и «глыба льда» – совершенно разные понятия. Маги предпочёл бы видеть главную целительницу прежней, хотя понимает, что не имеет никакого права просить о подобном. Не после войны с Аль-Сармен. Уго и Анвар прекрасно замечали все изменения, и обоим было искренне жаль женщину, храбро пережившую с ними все битвы, через которые прошёл некогда существовавший отряд Сопротивления. Видимо, последняя ударила по ней сильнее всего. Оно и не мудрено, получить нож в спину от тех, кого ты считал друзьями… Целительница Фарида очень сильная женщина. И очень смелая. Но опустошенная. Как бы отогреть эту душу? Есть ли такой огонь, что сможет растопить лёд в её сердце? Огонь? Опять огонь? И кровь? Нет, крови уже нет, несмотря на то, что еще мгновенье назад она покрывала всё тело, словно её вылили ему на голову. А теперь её нет, ни капли, но по-прежнему повсюду пламя. Хотя теперь и оно другое. Почему? Раньше огонь был оранжевым, каким и положено быть огню, а теперь он алый с оранжевыми и жёлтыми всполохами. И какой-то… слишком тягучий. Словно огонь загустел, но разве такое бывает? А огонь ли это вообще? То, что он так выглядит, не значит, что это он и есть. В руке сжато что-то тяжёлое, и оно жжёт кожу едва ли не до костей. Надо отпустить это, боль итак нестерпимая, кажется еще немного и голосовые связки лопнут от рвущегося из груди крика, но без того, что в руке никак. Смерть и спасение в одной руке, ведь именно оно помогает прорубить себе путь к свободе, на которой ждёт холодная безжизненная земля, но даже она не может остудить ни пылающую кожу, ни тем более пылающее нутро. Что происходит? Почему так? Почему, глядя на свои руки, он видит, что кожа будто пылает изнутри, из-за чего становится видно все сосуды и очертания костей, окруженных мягкими тканями, а снаружи всё полыхает этим красно-оранжевым пламенем? Даже глаза, кажется, горят от этого огня и вот-вот вытекут из глазниц. И почему когда он засыпает, ему кажется, что он уже никогда не откроет глаза? Это смерть? Разве смерть не несёт с собой холод? Ему кажется, что он только горит сильнее, и вот-вот обратится в пепел. Уже всё равно, он так измучен, что не может противиться сну, даже если никогда больше не очнётся. Так устал… Смертельно устал… - Очнись! – раздался громкий голос Уго, заставивший Анвара резко выпрямиться на стуле, ошалело глядя на горящие перед ним свитки, и урывками хватая воздух приоткрытым ртом. Фарида тут же потушила магией воды свитки, загоревшиеся от пальцев уснувшего на пару минут волшебника. Волшебника, специализировавшегося на магии звука, а не огня. - Господин Анвар, – мягко позвала его Масарра, обеспокоенно глядя на всё еще ошеломленного волшебника. Она здесь? Когда она пришла? Он что, уснул на собрании? Как? Когда? Анвар даже не заметил этого. Но опять этот сон… Громко зашипев на грани с рычанием, Анвар с силой вцепился пальцами в своё левое плечо, зажмурив глаза. Болело и зудело так, словно мышцы и кожу под бинтами действительно жгло огнём. - Анвар, в чём дело? – подбежал к нему Уго, давно уже забыв о своих делах и теперь сосредоточившись на друге. - Не знаю, – еле выдохнул сквозь зубы Анвар, не заметив, как машинально начал расчёсывать левое плечо с такой силой, едва ли не с ненавистью, что не могло остаться незамеченным остальными. - В чём дело, господин Анвар? – повторила Фарида вопрос маги, подходя к Королю Войны и уже прикидывая в уме варианты, что может быть со здоровьем молодого мужчины и как это можно вылечить. - Мучают кошмары, – не став юлить и увиливать, коротко бросил Анвар, чувствуя, что постепенно успокаивается, но не замечая, что бинты на левом плече пропитались небольшим количеством крови. – Впрочем, это мелочь. Давайте вернемся к вопросу о… - Тебе не снятся кошмары, – оборвал его Уго, не сводя сосредоточенного взгляда со старого друга, а после добавил вкрадчивым голосом: - Никогда. - Уго, это всего лишь кошмары и не более того, – вяло улыбнулся волшебник. – Всё в порядке, правда. - А это всего лишь рана на плече, которой быть не должно, – вставила своё слово Фарида. Её взгляд отчётливо говорил, что поздно заверять всех в том, что ничего не случилось. Не после увиденного. - Господин Анвар, прошу, покажите нам своё плечо, – с заботой обратилась к нему Масарра. – Мы ведь волнуемся за Вас. Не став перечить, Анвар позволил главной целительнице размотать бинт на своём плече. Она помнила, что тогда полностью всё залечила, не должно было остаться ни следа. Начав всё с осмотра, Фарида попутно слушала рассказ Анвара, который тот начал под пристальным взглядом Уго, которого не стоило даже пытаться заверять в том, что всё хорошо. - Не понимаю… - нахмурившись, произнесла Фарида, проводя руками, охваченными магическим сиянием, над плечом Короля Войны. – Здесь ничего нет. Ни раны, ни воспаления или инфекции, ни уж тем более каких-то забытых осколков. Можно разрезать мягкие ткани и посмотреть, но это уже крайняя мера, которую я хотела бы по возможности избежать. Пока что объективно нет ничего, что могло бы вызывать зуд или боль. Возможно, это фантомные ощущения. - В смысле, я сам себе это придумываю, и потому болит? – не понял намёков целительницы Анвар. – Я не из любителей причинять себе боль, так что… - Простите, господин Анвар, я перебью. Как Вы получили ту рану? – в лоб спросила Фарида. - Откуда же я помню? – нахмурился Анвар, напрягая память. – Может, сам в спешке обо что-то порезался, может, кто-то из Аль-Сармен задел или одно из их чудовищ. Анвар резко оборвал собственную речь. Кажется, вспомнил… Действительно, ту рану он получил от чудовища, но принадлежащего не Аль-Сармен. Когда они с Сарханом и Азой бежали от огненной саламандры, та, разинув свою слюнявую пасть с огромными острыми клыками, чуть не проглотила малышку, но Анвару удалось перехватить её и тем самым спасти, отделался лишь порезом на плече. Но только сейчас Анвар вспомнил, что порезался тогда об острый, словно лезвие наточенного меча, клык зверя. Это была несерьёзная рана, он тогда еще мысленно обрадовался, ведь всё могло закончиться гораздо хуже. И тогда же в голове проскочила мимолётная мысль, что слюна саламандры слишком сильно жжёт рану, будто это кипяток, а не просто горячая слюна огненного животного, поэтому надо стараться избегать её клыков насколько это возможно. Но Анвар забыл обо всём этом буквально через несколько минут: рана была по сути пустяковая, особо не беспокоила, а им итак хватало проблем, он должен был сосредоточиться. - Слюна, говоришь? – задумался Уго, когда Анвар рассказал причину возникновения той раны. – С магическими животными не всё так просто. Ты сказал, рана быстро перестала беспокоить? - Она кровоточила, – внесла свою лепту Фарида. – Я залечила её только после окончания битвы, но тогда она всё еще кровоточила. Если верить словам господина Анвара, то на тот момент прошло достаточное количество времени, чтобы кровь у ворот раны свернулась и образовалась корка, которая хоть и частично, но остановила бы кровопотерю. Однако этого не случилось. - Прошло три месяца, – задумчиво произнёс Уго, после чего сделал небольшую паузу. – Госпожа Фарида, что Вы предложите? - Я бы начала с зелий, - отозвалась целительница, внимательно рассматривая плечо волшебника. – Недолго, одной недели хватит. Посмотрим, пройдут ли на фоне их приёма все эти явления. Если нет – придётся разрезать и смотреть собственными глазами. - Что?! – воскликнули одновременно Анвар и Масарра. - Мы должны убедиться, что внутри ничего нет, – решил объяснить позицию целительницы Уго, полностью разделяя её мнение. – Госпожа Фарида исцелила тебя, но раны, нанесенные магическими животными, так просто не заживают. Ты и сам это знаешь, Анвар. Сколько раз вы получали подобные в Долине Семи Рек и потом по неделе отлеживались в лазарете из-за того, что были отравлены либо ядом, либо магией волшебного существа? Король Войны замолчал, не зная чем парировать. Ведь Уго прав. Раны, нанесённые магическим животным, простой лечебной магией не исцелишь, еще несколько дней придется пить разные отвары от всего на свете и сутками отдыхать, чтобы восстановить организм. Хотя три месяца это что-то новенькое. Одного месяца слишком много, обычно всё решается в течение нескольких дней, максимум пары недель: либо выздоровеешь, либо умрёшь. Но не три месяца! Бросив взгляд на целительницу Фариду, Анвар стыдливо опустил глаза. Надо было сразу идти к ней, она ведь всегда готова оказать помощь нуждающемуся, даже если пострадавший – конченный идиот. Без упрёков, без нравоучений, без злорадства, лишь исцеление. Волшебнику вспомнилось, как госпожа Фарида молча раз за разом безвозмездно лечила их, не закатывая глаза, когда в очередной раз отпаивала горе-авантюристов отварами после новой вылазки в Долину Семи Рек. И если Диргам, Интисар и Анвар послушно принимали лечение, слушаясь целительницу, то Сархан всегда корчил из себя бессмертного, по итогу оставаясь в лазарете на несколько дней дольше, пока не давился своей гордостью и не начинал слушать рекомендации госпожи Фариды. - Диргам знает? – нарушил тишину Уго. - Еще не успел нажаловаться, - скривил губы Анвар. - Считаешь, это правильно? - Уго, не начинай, - страдальчески протянул волшебник, зажмурив глаза, так как знал к чему всё идёт. Он уже чувствует аромат грядущих упрёков. И три. Два. Один… - А если бы мы сегодня не узнали о том, что тебя беспокоит столько времени, и всё закончилось бы плачевно? – строго отчитывал его Уго. – Ты подумал, каково было бы твоему отцу? По-твоему, он мало горя пережил? - Ладно, я – эгоистичная свинья, признаю! – без сопротивления сразу же сдался Анвар. – Обещаю исправиться. Давай на этом закончим? - Господин Анвар, Вам это всё говорят не для того, чтобы поиграть на нервах, - осекла его Масарра, напоминая сейчас строгую мамочку, из-за чего волшебник недовольно поджал губы, чувствуя, что совесть снова даёт о себе знать. – Не ведите себя как капризный ребёнок. - Капризный ребёнок?! – хотел было возмутиться Анвар, но был ненастойчиво и вежливо перебит Фаридой, вовремя почувствовавшей, что пока Королю Войны хватило выговоров. - Я залечу разодранную кожу, на первое время этого должно хватить. Позже я принесу Вам необходимые отвары – посмотрим, дадут ли они положительный эффект. Пока Вам лучше побольше отдыхать. Дальше провоцировать его не нужно, не то сотворит какую-нибудь глупость, упаси господь, чтоб не фатальную. Эта семейка всё может. - Госпожа Фарида, – слегка жалобно протянул Анвар, посмотрев на целительницу с немой просьбой. Он в отличие от брата всегда относился очень уважительно к главной целительнице, признавая её знания, умения и заслуги. Будучи юнцом – и вовсе считал её богиней-целительницей, спустившейся к ним с небес. - Я постараюсь сделать их не такими гадкими на вкус как обычно, – успокоила она его, понимая, что у зелий всегда свой особый ни с чем несравнимый вкус и аромат, но что поделать? Такова цена здоровья. Закончив с плечом волшебника, Фарида поднялась на ноги: - С вашего позволения..? - Да, конечно, госпожа Фарида, можете идти, – тут же спохватился Уго. – Благодарю Вас за помощь. - Постой, Фарида, я помогу всё приготовить, – вызвалась помочь Масарра, догоняя подругу. Когда двери за женщинами закрылись, Уго присел на стул рядом с Анваром, внимательно осматривая того. - Ты точно в порядке? – с заботой спросил маги. - Не знаю, – тяжело выдохнул зеленоглазый волшебник, проведя ладонями по лицу. – Если честно, странно себя чувствую в последнее время. Почему-то всё чаще думаю о прошлом. Сейчас кажется, словно я половину всего проворонил и только теперь начал задумываться над тем, что произошло. - В каком смысле? – с интересом спросил Уго. Он не совсем понимает, что именно Анвар имеет в виду, но искренне хотел бы понять. Ему и вправду интересно. - Не знаю, почему это вообще происходит сейчас, но лишь в последнее время я начал понимать, что большое количество вопросов остались без ответа, а еще больше – и вовсе не было задано. При этом мы все бегаем и радуемся, словно всё правильно, так и должно быть. Но ни черта это неправильно! – неожиданно вспылил волшебник. - Анвар, что на тебя нашло? – опешил маги. – Спокойнее. Может, я смогу помочь разобраться? Соберись с мыслями и озвучь то, что не даёт тебе покоя. - Нам дня не хватит, чтобы я озвучил всё. - Тогда начни с малого, - посоветовал гений. - С малого, говоришь..? – задумался на секунду Анвар, после чего вернул взгляд на маги. – Например: я один помню, что ты, Соломон и Шеба когда-то отправлялись к Дракономатери, и она сказала вам о том, что есть волшебник, что старше самого старейшины Давида, и он всё ещё жив? - Я тоже это помню, – согласился маги, хотя не скажи Анвар сейчас об этом – никогда не вспомнил бы лишний раз. – Однако не понимаю, к чему ты ведешь. - Почему мы все забыли об этом? Не попытались узнать, кто он, не попытались найти его, – начал размышлять вслух Король Войны. – Может, он мог помочь нам в войне или хотя бы дать какой-то совет, поделиться знаниями, в конце концов, просто поговорить? - Анвар, у нас не было времени заниматься поисками неизвестно кого неизвестно где, ты и сам знаешь почему. - Да, знаю, но… - А после того, что случилось с Интисар, – перебил его маги, – я и слышать больше ничего не хочу о том волшебнике. - Вот именно! – воскликнул Анвар, словно Уго только что правильно ответил на вопрос. – После того, что случилось с Интисар – тебе не кажется, что всё это было слишком странно? Да, всё, что она наговорила не поддается никакой логике и хронологии, но даже если она все это придумала – была же какая-то основа? Или причина: почему именно такая история, а не другая? Я бы меньше удивился, даже если бы она сказала тогда, что летала на крылатом коне и стреляла стрелами любви по праведникам, но нет, я… это… - запнувшись, волшебник тяжело выдохнул и потёр лоб пальцами, понимая, что сбился с мысли. Вроде секунду назад выстроил все мысли в одну линию, и опять всё перемешалось, а что-то и вовсе ускользнуло обратно в глубины памяти. – Чёрт возьми, не могу собрать мысли в кучу и сформулировать, каша какая-то в голове. Да, она несла откровенный бред, но… Что-то не сходится, понимаешь? Ты ведь понял, что я пытаюсь сказать? - Анвар, – голос маги заметно притих, голова его была опущена, а голубые волосы заслонили глаза. – Я не хочу опять всё это вспоминать. Мне и так… - Нет же, – прервал его волшебник. – Мне самому неприятно всё это вспоминать, но сейчас я как никогда осознаю, что много всего не сходится. И много чего был прямо перед глазами, но осталось без внимания, – чуть тише произнёс Анвар, вспоминая каждую мелочь, на которую раньше по какой-то невиданной глупости закрывал глаза, словно так и должно быть. – Когда ты впервые рассказал нам о рух: Интисар сказала, что видит их, но откуда бы взяться такому уникальному таланту? Хорошо, допустим, она как Соломон – он ведь тоже видел векторный мир и управлял им. А что насчет того, что Интисар не лишилась сил, когда Соломон изменил мировой порядок? - Анвар, ты сейчас предъявляешь претензии Интисар? Ты в своём уме? - Уго, она была равна по силе маги! – пытался достучаться до друга Анвар. – Хотя Соломон не даровал ей благословение рух. Она сама сказала нам, что черпать магой из окружающей среды это – цитирую – что-то вроде её особого умения. Уникальный талант. Не многовато ли поистине уникальных талантов для одного человека? - Анвар, это всё звучит очень некрасиво. Словно… - Словно зависть? – усмехнулся волшебник, поняв намёк маги. – Нет, это не зависть. Сейчас я как никогда здраво размышляю. - О чем ты? – нахмурился Уго, считая, что вот это всё точно не подходит под определение «здраво». - О том, что это были не таланты Интисар, а умения. Я уверен, что она научилась всему этому. Любой талант нужно развивать, без тренировок даже самый редкий талант – ничто. За примером далеко ходить не надо: думаешь, я родился настолько метким, что попадаю в любую мишень? Да, у меня есть к этому талант, но если бы я не тренировался как проклятый на протяжении многих лет – я бы не смог даже стрелу выпустить из лука, не то, что попасть в цель. Или ты! - Что я? – растерялся маги, стараясь понять, к чему идёт весь этот разговор, но совершенно не понимая. - Ты по праву считаешься самым гениальным и талантливым волшебником, но почему-то не можешь использовать пространственно-временную магию по щелчку пальцев, - щёлкнул пальцами для наглядности волшебник, даже не думая останавливаться в своих диких умозаключениях. - Эта магия сложна, - хотел было возразить Уго, но осёкся, не поняв, кому, чему и почему он собрался возражать? Анвар ведь всё верно говорит про освоение талантов, почему Уго вдруг захотел возразить? Чему тут возражать? - Сложна, согласен. А теперь сторонний вопрос как к гению: если я в совершенстве владею магией звука, могу ли добиться такого же мастерства в освоении других типов волшебства? – с чистым научным интересом спросил Анвар. – Например, огня? Или лёд, молния – без разницы. Я освоил всё по чуть-чуть, но не в совершенстве. - Сможешь, но ты ведь понимаешь, сколько лет нужно на то, чтобы добиться такого мастерства? – с расслабленной улыбкой ответил маги, но тут же осёкся, едва не прикусив себе язык. - Наверное, больше тридцати лет уж точно? – не скрывая сарказм, «предположил» Анвар. Оба прекрасно понимали, к чему сводится весь разговор. – Даже представить страшно, сколько пришлось трудиться двадцатидевятилетней бедняжке Интисар. Если ей, конечно, действительно было двадцать девять. - Ты спятил… - ошеломленно выдохнул Уго, в ужасе глядя на друга. Только не еще один, только не снова… - Ты серьёзно веришь в это? И хочешь, чтобы я поверил тоже? - Почему ты не хочешь хотя бы послушать меня? – едва ли не на грани отчаянья пытался дозваться до старого друга Анвар. – Ты же гений, твоя голова работает в десять раз лучше моей. Я ведь не призываю ни к чему, просто прошу задуматься. Посмотреть на всё с другой стороны. Очевидно же, что мы что-то упустили! - Хватит, Анвар, довольно! – резко произнёс Уго, поднимаясь на ноги и намереваясь покинуть зал собраний. - Уго, постой! – крикнул вслед Анвар, но ответом ему был лишь хлопок двери. Было бы обидно, не рассчитывай Анвар на подобный исход. Значит, он не ошибся, ему не показалось. Возможно, его слова были слишком резки, или он подобрал неправильную интонацию, из-за чего сложилось неверное впечатление, но Анвар любит свою сестру! Именно потому, что любит Интисар, он и пытается докопаться до правды, с которой наконец-то начал спадать туман. Победа над праведниками – Анвар не просто так назвал этот момент точкой невозврата. Тогда что-то произошло, но что? Кроме очевидных вещей, конечно. Всё как-то изменилось. Всё… не сходится. Интисар сама когда-то пыталась поговорить с ними о том, что происходит. Возможно, она тоже подобрала не те слова и не ту интонацию – это их семейная проблема, но! Они ей не поверили. Да плевать с «не поверили», они не разобрались, не выведали правду. Они – разведчики, чёрт возьми! – не выведали правду! Когда такое бывало? Может, в тех словах Интисар и кроется правда? Господи, но он не помнит, что она тогда говорила, это ведь было так давно! Анвар замер на пару секунд, после чего резко поднялся со стула, потёр ладонями лицо и глубоко вздохнул. Что-то не так… Что с ним происходит? Он помнит каждое мгновенье своего побега из Гануда, которое произошло более двадцати лет назад, но не может вспомнить, что было менее года назад? Не заметив, что опять начал машинально чесать зудящее плечо, волшебник пытался вспомнить что угодно, на что он когда-то закрыл глаза. Начав медленно ходить из стороны в сторону, Анвар чувствовал, что это действительно помогает не сбиться с мысли. Итак, ещё раз! В разговоре с Уго он упомянул старейшину Давида. Этот старейшина… - Я хочу знать: что из того, что есть у меня, принадлежит тебе? - Интисар. - В каком это смысле принадлежит тебе? - В прямом. Пускай старейшина Давид был сумасшедшим фанатиком, натворившим дел за гранью добра и зла, но он точно не был шутником или лжецом. Он не лгал тогда. - Думаешь, хоть кто-то из нас поверит в этот бред?! - Меня не волнует, верите вы или нет. Тех, кто лжёт, обычно волнует, верят им или нет. Старейшина Давид вообще наговорил столько странных вещей об Интисар, хотя по сути знать её не должен был, но они поверили как дети, когда она сказала, что он сумасшедший и несёт бред. Серьезно?! Поверить в это и не расспросить больше? Они же разведчики! Что ещё было из того, на что он не обратил должного внимания? Может, что-то во вовремя битвы с Аль-Сармен? Тогда вернулся Соломон – это важное событие, в этом воспоминании что-то точно должно быть! Анвар должен постараться вспомнить. - Вы трое потеряли не меньше, чем остальные, - тихо заговорил Соломон, посмотрев на друзей, давая им понять, что он уже знает о смерти Интисар. Но ведь это было не так. Соломон тогда не это сказал. Он знал о том, что случилось с Интисар, и сказал что-то по этому поводу, но было по-другому. Анвар точно знает, что Соломон произнёс имя Интисар. Как же он тогда сказал..? Кажется, это звучало как «я встретил Интисар» или «мне сказала Интисар». Анвар уверен на все сто процентов, что Соломон тогда произнёс имя Интисар, но как же звучало предложение? Что-то там Интисар. Ходя из стороны в сторону как заведенный, заламывая пальцы похолодевших почему-то рук, молодой мужчина пытался вспомнить точную формулировку. Что-то там Интисар… Что-то… там… «Мне сообщили о том, что произошло с Интисар» Анвар замер. Вот оно!!! «Мне сообщили о том, что произошло с Интисар» - вот как сказал тогда Соломон. Сообщили? Серьёзно?! Да он самым первым должен был об этом узнать! Смерть – это когда тело умирает, а душа возвращается в рух. Раз уж Соломон отныне управляет Великим Потоком, то он бы по-любому нашёл или хотя бы увидел Интисар там, душу старого друга он бы не пропустил мимо. Он ведь знал, что произошло с любимой женой. Но ему о гибели Интисар сообщили, то есть логичный вывод таков, что без «сообщили» он не знал о случившемся. В голове настойчиво вертелся образ Соломона, рассказывающего им о встрече с Дракономатерью. Дракономатерь сказала, что кто-то стёр её воспоминания о нём с помощью могущественной магии, и лишь недавно она вновь начала ощущать его присутствие в этом мире. Однако он, по словам Дракономатери, скрыт от её взора, как и прежде. Уго сказал, что помнит тот момент, но ни черта он не помнит, иначе бы задумался, как делает это сейчас Анвар. И раз уж речь про Уго, то он не просто задумался бы, а докопался до правды – с его-то умом! Возможно, это и есть причина, из-за чего гениальный волшебник сейчас так отчаянно и упрямо тупит. Анвар недобро усмехнулся, чувствуя, как возвращается былой азарт. Похоже, разведчик в нём еще не умер, возможно, ему удастся раскрыть несколько секретов. А еще возможно, что добром всё это не кончится, в первую очередь для него. Но одно он знает точно: кто-то прикрывает его сестрицу, не позволяя добраться до её тайн. Не позволяя ей самой их раскрыть. Кто же это?