А бывает и вот такое...

      Зал был погружен в тишину не первый час.       Все пытались осознать увиденное, а также сопоставить открывшиеся знания с нынешним положением вещей. Лишь изредка можно было услышать шепотки переговаривающихся из отдельных фракций. Но к общему обсуждению короли еще не были готовы.              Из самого простого для усвоения было лишь одно: природа фаналисов отсылает их к Красным Львам – одной из могущественнейших рас Альма-Торана, живших на континенте Истек, чья жизненная сила была столь велика, что даже обращение всех народов Альма-Торана великой магией в людей не смогло усмирить их, оттого они так сильны. А сам Истек был полностью перенесен в этот мир, и на сегодняшний день известен как Тёмный континент – родина фаналисов.              Всё. Это всё, что можно принять во внимание легко и просто. Остальное грозило разорвать головы всех в клочья.              Итак, великое королевство Соломона действительно пало из-за того, что один из его маги, которым он доверял больше, чем самому себе, предал, перетянув на свою сторону большую часть волшебников, что когда-то были верными союзниками королю. Предводителем бунтовщиков, призвавших в Альма-Торан Иль Илаха с помощью Медиума, тем самым спровоцировав уничтожение всей жизни в мире, оказалась Арба, что ныне заключена магией Соломона со своим богом и остальными мятежниками в одном измерении словно в клетке. Но даже в этой клетке она и её слуги нашли лазейку.       Именно Арба сейчас носит имя Рэн Гёкуэн. Великая предательница, совершившая, вероятно, самый чудовищный поступок в истории, принесший смерть не только народам, но и целому миру. И теперь становится понятно, зачем ей так нужна была волшебница, владеющая пространственно-временной магией. Не в былой дружбе дело, всё намного прозаичнее – она намеревалась с её помощью открыть проход в измерение-темницу и освободить своё настоящее тело, дабы обрести былое могущество и заодно выпустить из заточения своего «Отца», более не нуждаясь в Медиуме, а значит не тратя время и силы на все те трудности, что сопровождают его создание.              Второй маги Соломона – его жена, Шеба, пала в бою против Арбы, последние свои силы отдав на защиту их с королем ребёнка, что рос в её чреве.       Не реинкарнации Соломона, не посланника Соломона, не воли Соломона, а ребёнка.       Аладдин является сыном короля Соломона, которому благословение передалась от матери-маги, потому он и родился «любимцем рух». Наследный принц Альма-Торана.              Третий маги, Уго, обратился в джинна, как и верные королю Соломону вожди всех рас Альма-Торана, и нынче пребывает в месте под названием Священный дворец, откуда, по сути, управляет миром. И где пребывал всю свою жизнь Аладдин, пока верный друг его родителей не даровал ему возможность увидеть этот большой мир.              Именно Уго стал тем, кто нашёл новый дом для переживших катастрофу Альма-Торана. И сколько бы раз он ни падал духом, всегда поднимался и шёл дальше, намереваясь исполнить последнюю волю короля, а также выполнить обещание, данное своему другу.              Иногда сил ему предавали оставшиеся верными соратники, всегда оказываясь рядом, когда он в этом нуждался.       Короли Войны действительно до последнего вздоха оставались верны Соломону как другу, сражались за него во время восстания Аль-Сармен, и в этот – новый – мир пришли как предводители расы людей. Истинных людей, что избрали этих волшебников своими королями. Истинных людей, чья кровь на сегодняшний день течет в жителях племени Торан. И пускай Сархан навсегда лишился возможности творить магию, но приобретенная взамен сила огненной саламандры – еще одного чудовища древности, что переломило ход последней битвы в столице королевства – с лихвой компенсировала ему потерю волшебства. Он не уступал ни брату, ни отцу, а в чём-то даже превосходил.              А бывали моменты, когда Уго черпал силы искать всё новые и новые решения от женщины, которую любил, но так необдуманно потерял. Которую не смог отпустить даже после того, как её не стало, раз за разом обещая и ей, и себе, что найдёт способ вернуть её пропавшую душу.              Как и сказал когда-то Фокалор: «Даже после смерти она умудряется участвовать в битве».              К слишком многому она приложила руку, оставив после себя сотни подсказок и лазеек, которые помогли Уго и остальным найти выход из всех тех трудностей, с которыми они столкнулись, начиная с того момента, как вождям других рас всё же пришлось слиться со своими металлическими сосудами и обратиться в джиннов. У неё не было заведомо готовых ответов на любой вопрос, не было знаний будущего, но был живой ум и любопытство прирожденного исследователя, что вкупе с магией позволило оставить после себя бесценное наследие, спасшее тех, кто пережил катастрофу Альма-Торана.              История волшебницы Интисар, прошедшей после битвы с главным врагом через отчаянье, боль, сумасшествие, любовь, выздоровление и даже немного любви с мужчиной, была бы очень красивой и захватывающей, однако есть в её истории одно такое большое, прямо-таки гигантское «но».              Не секреты, которым конца и края нет. В принципе все вопросы к ней отпали сразу после определенного момента, а клеймо сумасшедшей вычеркнуто раз и навсегда. Что-что, а сумасшедшей она, как выяснилось, точно не была. В её случае правильнее было бы сказать «горе от ума».              У всех в голове набатом стучали слова волшебника Анвара, когда он, после решающей битвы с Аль-Сармен, пытался добраться до правды.              - Восемьсот пятьдесят семь лет по альма-торановскому летоисчислению, - вслух повторил Анвар, с особым усердием вдумываясь в последние слова. – Семьдесят семь по прожитым тобой лично годам. Так может это и есть ответ? – спросил он, склонившись, опираясь локтями о хрустальную темницу своей сестры. – Практикуясь в магии более восьми сотен лет, ты бы не проиграла старейшине Давиду в битве, - спокойно размышлял Анвар вслух. – Но семьдесят семь – так мало для волшебника, этого хватит только на то, чтобы дать достойный отпор такому как он и остаться в живых. Что ты, собственно, и сделала, а значит не верить в это – причин нет. Хорошо, я верю в то, что тебе было семьдесят семь лет, - произнёс волшебник, ненадолго замолчав и раздумывая над продолжением, после чего озвучил итог своих размышлений: – Но тебя знал старейшина Давид. Знал лично, иначе не расщедрился бы на то, чтобы запомнить твоё имя, да ещё и произнести его своими «царственными» устами. Тогда у меня всего один вопрос, сестрица: какое ещё есть летоисчисление, раз почти девятьсот лет прошли для тебя как семьдесят семь?              Вернее даже три гигантских «но». Второе заключалось в…              - Перерождение, - только и произнёс Анвар, склонившись над сестрой и внимательно разглядывая её безмятежное лицо. – Ты сильнейшая из первых волшебников. Ты старше Давида на три года. О тебе не помнила Дракономатерь. Тебя пытались стереть из истории этого мира. И это ты оставила то письмо, что я нашёл – оставила восемь столетий назад, когда тебя называли Адувв Илахом.              А вот третье и вовсе превосходило первые два…              Вот и ответ: Адувв Илах, переродившийся в новом теле спустя восемьсот лет, начал новую жизнь с чистого листа под именем Интисар. И после сражения со старейшиной Давидом, она всё вспомнила, вот почему вела себя так странно – старалась объединить две совершенно разные жизни в одну. Но как ей это удалось? Прошлая жизнь – это не то, что можно вот так взять и вспомнить.       Что-то произошло. Какой-то толчок. Связующий элемент.       Возможно, это и есть ответ на самый главный вопрос: кто покрывает великого грешника? Кто стирает оставленные им следы? Кто столько лет хранит тайны этого волшебника? Это и есть тот связующий элемент.       Быть может… Да, наверняка! Недаром же ему был посвящён отдельный кусок той проклятой двадцатой главы.              - Посох, - произнёс Анвар без капли сомнений в голосе, глядя на артефакт горящим не то злостью, не то тревогой взглядом.              Анвар задавал правильный вопрос: кто прячется в тени его названной сестры? Кто хранит её тайны? Кто обманул разум всех, даже такого гениального волшебника как Уго, что они не видели того, что происходило прямо перед их глазами?       И кто пытался убить Анвара, подобравшегося слишком близко к чужим тайнам, натравив на него отряд воинов, созданных из самой природы?              Кто… Наверное, тот же, кто рассказал когда-то Интисар увлекательную легенду о джиннах, которую сама она нигде не могла узнать.       Истинных джиннах, а не тех, кого она с другими волшебниками сама же и создала.              Никто ничего не говорил, молчание Аладдина лишь подтверждало догадки о том, что Интисар в свое время связалась с существом древним и могущественным, и это не прошло для неё бесследно.              Вот только след, кажется, тянется далеко в прошлое…              - Здаров, батя! – хором насмешливо произнесли до ужаса похожими голосами Интисар и стоящая рядом с ней иллюзия черноволосого волшебника. – Мы пришли грешить!              Это был тот же самый неизвестный, что появился видением перед глазами Интисар, когда она очнулась после битвы с праведниками.       Это ему наверняка принадлежало то имя, что сорвалось с её губ во время битвы со старейшиной. Вот, кем она была в своей прошлой жизни.              Марид. Адувв Илах. Великий волшебник и великий грешник. Рожденный заново в новом цикле жизни.              Давид узнал его в Интисар, потому с таким безумием бросился сражаться с ней.       А истинный джинн покрывает тайны прошлого так отменно, что лишь трём ближайшим к Интисар людям удалось раскрыть их хитростью и смекалкой. Она сама доверила им этот секрет, и теперь понятно, что они не по своей воле так легкомысленно отнеслись к нему, сочтя всё за несуразный бред. Но как только проклятье древнего духа дало трещину благодаря тому, что трое волшебников слишком близко взаимодействовали с магическими животными, правда, похороненная в веках, начала всплывать.       Анвар и Сархан освободились от волшебного морока благодаря огненной саламандре, что ранила одного и чуть не прикончила второго, а Диргам пришел в себя ради своих сыновей, благодаря перу птицы анка, по природе своей неподвластной магии, что было заключено в его ожерелье – одном из легендарных артефактов, сотворённых Интисар, которые волшебник самостоятельно усовершенствовал.              Они знали правду о волшебнице, и пронесли это знание через всю жизнь, ни разу не позволив себе усомниться в части их семьи.       Они приняли столь удивительные обстоятельства, не изменив своего отношения к ней.              И королям, вероятно, стоит взять с них пример, ведь прошлое изменить нельзя, с ним можно лишь смириться – нравится оно тебе или нет. Однако всё это переварить сложно, нужно время, хотя бы немного.              Совет Юнана видеть того, кто находится сейчас перед тобой, а не того, кто был когда-то, казался единственным разумным решением.              Он, видимо, по себе знает.              Синдбад не сомневается. Поведение Юнана и Интисар слишком похоже, этакие старики в молодых телах, которых уже не трогают дела «молодежи» и бесконечные проблемы мира.       Если Интисар действительно прошла через перерождение, то почему не мог маги-отшельник?              Несмотря на происходившую внутри короля Синдории бурю, он не проронил ни одного слова, начиная с момента сражения Интисар и Давида на базе Сопротивления.              Ни од-но-го.              Даже в перешептываниях своих генералов не принимал участия. Дракон не позволил трогать их короля, верно расценив, что тот мыслями очень далеко от всех них.              И он был прав, потому что у Синдбада, что называется, вся жизнь перед глазами пролетела. Не только чужая, но и своя.              Вспомнились размышления о волшебнице Фалан: что заставило её пасть так низко? Теперь понятно. Потеря сына… Один мальчик, за печальную участь которого в течение всех эпох расплачивались тысячи невиновных, которых его мамаша погубила с лёгкой руки Аль-Сармен. А папаша и вовсе стал Медиумом, превратив Альма-Торан в безжизненную пустошь.              В сердце вновь разлилась былая ненависть, которая, вероятно, не оставит Синдбада никогда, сколько бы лет ни прошло, как бы мастерски он ни строил беззаботное выражение лица и ни заливался песнями о том, что всех простил, всех понял и принял, усвоив уроки жизни. Это была та часть его сердца, до которой не добралась и никогда не доберется корона вместе со лживой маской политика или торговца, готового на всё ради мира без войн и прочей высокопарной чуши. Та крохотная часть, что презирала все удобные оправдания собственных ошибок в виде судьбы, несовершенства жестокого мира и прочего.       Это были самые дальние закоулки души, где скрыт от взора всех настоящий Синдбад – такой же человек, как и все. Мечтательный юноша, что был не раз обманут, предан, подставлен, из-за чего сердце его ожесточилось. Которому пришлось раз и навсегда забыть о такой вещи как абсолютное доверие другим людям, потому что он уже устал разочаровываться. С самого детства раз за разом он без конца обжигался о собственную наивность и доверчивость, за которую потом был вынужден платить чужими жизнями.       Дариус, которого он, будучи пятилетним ребенком, притащил в родной дом, желая помочь, охотно слушая его рассказы о дальних краях, в которых этот «путешественник» побывал. В итоге он оказался шпионом из империи Рем, воевавшей тогда с Партевией. За наивное доверие и бескорыстную помощь этому человеку Синдбаду пришлось заплатить собственным отцом.       Мадер – лживая жестокая женщина, к которой он попал в рабство уже будучи юношей. Предложила ему шанс погасить долги его тогда еще торговой компании, которые сама же мошенническими путями создала, через участие в поединке на арене гладиаторов, выставив лишь одно условие – не брать с собой металлические сосуды, так как бой будет на мечах. Он наивно поверил в справедливый поединок (ведь именно для этого с него потребовали выступать без силы джиннов?), честно сдал все свои сосуды на руки Джафару, мысленно готовился, что бой будет непростым, но шанс на победу всё же оставался, однако тогда даже помыслить не мог, что против него выставят юного Масрура. Фаналиса! Это по определению жульничество. Синдбад поверил в честность их с Мадер соглашения, но вновь был обманут как младенец и попал в рабство, где его мучили и ломали волю. Ради собственной свободы ему пришлось заплатить детьми, что также пребывали в рабстве у этой проклятой женщины. Дети, которых он подговорил начать восстание, что само собой подразумевало жертвы. Дети, жизнями которых он заплатил вместе с частью своей совести, что была в те времена не пустым словом.       Барбаросса – старший брат Дракона, который ложью активно подогревал юношеское эго, на что Синдбад подобно щенку неразумному купился. И конечно же вместе с ним нельзя не вспомнить опальную принцессу Партевии, Серендину, вызвавшую когда-то в Синдбаде искреннюю жалость и сострадание историей своей жизни. За этих двоих он заплатил жизнями Вителла, Махада, Мистраса, Руруму, а погибшие жители первой Синдории и вовсе не поддаются исчислению…              Настоящий Синдбад отчаянно ненавидит Аль-Сармен и всех его сторонников, по сей день ненавидит принцессу Серендину, чья черная рух была в числе тех, что смешались с его собственной после падения Синдории. Будь его воля, он бы выдрал из своей души эту гадость, чтобы не чувствовать себя грязным, и даже джинн, которого он получил благодаря этому событию, не стоил пережитого. Зепара, хозяином которого по итогу стал, при всей его полезности Синдбад также с удовольствием проклял бы хоть сегодня.       Он же был среди сторонников Соломона, он знал Королей Войны! Как Зепар, зная таких людей, вообще мог выбрать своим королевским сосудом Серендину? Вопрос не в том, почему джинн не выбрал Синдбада, а в том, почему он выбрал такую как Серендина? Дракон был в разы больше достоин силы джинна, да даже его жена, Сахель, что тогда была лишь служанкой принцессы Партевии, была в сотни раз достойнее, её поступки это доказали. Мог выбрать кого угодно: Хинахохо, Мистраса, Джафара… Да хоть Масрура, которому было меньше десяти лет! Среди всех людей, кого Зепар видел в тот момент в своем лабиринте, он из вредности, вертя носом перед находчивостью Синдбада и его друзей, выбрал самого недостойного, что привело к чудовищным последствиям. Для мира в том числе.              И если Зепар может слышать мысли своего хозяина, то пусть вспомнит день их встречи в лабиринте и ответит сам себе – он действительно руководствовался идеалами Соломона, когда выбирал себе кандидата в короли? Идеалы короля Соломона заключались в холодном разуме и гнусных манипуляциях, которые продемонстрировала Серендина, а не в горячем сердце, полным честности и благородства, за которым пошли все народы Альма-Торана? Так значит Зепар нихрена и не знал своего короля. Или его задетое самомнение оказалось выше этих идеалов, и он банально предал свою клятву верности королю Альма-Торана, чтобы насолить непонравившемуся по личным причинам кандидату, и выбрал своим хозяином ту, что с самого начала почти открытым текстом сказала, что ей нужна сила, чтобы вернуть себе трон и родину. То есть вернуть силой – начать гражданскую войну, по-иному это невозможно трактовать. Что, собственно, и произошло на землях Партевии. А потом, усилиями Аль-Сармен, этот «кандидат», наиболее подлым образом предавший и подставивший тех, кто ему доверял как союзнику, и вовсе превратилась в Медиума подобно тому, что много лет спустя появился на землях Магноштадта. Подобно тому, что в прошлом призвал Иль Илаха из другого измерения и стал причиной погибели Альма-Торана.       Ту гражданскую войну не выиграл никто, там были лишь проигравшие. Это был бессмысленный и беспощадный праздник Смерти, где вместо вина рекой лилась кровь людей.              Такого «повторения истории своего короля, которого предали союзники» хотел избежать Зепар? Это были его собственные слова – тогда, в лабиринте, когда он выбрал своего короля.       Ну как? Избежал? Наверняка избежал, ведь условием было, чтобы не предали выбранного им короля, а то, что этот король сам может предать, это, видимо, совершенно другая история с особыми условиями.              Слышит ли его Зепар? Припоминает ли он свои горделивые слова, надменное отношение к Синдбаду и всем его товарищам в лабиринте? Хватило бы духу взглянуть в глаза королю Соломону после того, как косвенно услужил Аль-Сармен, создавшим из его «достойного кандидата» Медиума?       Это уже не просто ошибка, недочет или недосмотр, это, как сказал бы волшебник Диргам, настоящий проъёб. Зепару очень повезло, что всё произошло в этой эпохе, потому что, если бы до него добрались Короли Войны – за такое они бы наверняка три шкуры спустили с этого джинна при всём его бессмертии.              Хотя может рассказать Королеве Войны захватывающую историю перед сном? Вот она обрадуется…              По слабо вспыхнувшей на одном из колец магической печати Синдбад понимает – слышит, еще как слышит, всё прекрасно помнит и понимает. И явно не хочет, чтобы его «госпожа Интисар» узнала о том, к чему стал причастен один из джиннов короля Соломона.       Прекрасно. Пусть слышит, осознаёт, к чему приложил руку, не сумев вовремя приструнить гордыню, чтобы поразмыслить непредвзято, и мучается от вины.       Великий бессмертный дух… Ума и дальновидности ни на грамм. То-то он так послушно перекочевал под служение Синдбаду, запоздало пытаясь исправить свой неверный выбор.       Когда владелец металлического сосуда умирает – контракт с джинном разрывается, и никакие манипуляции с рух этого не изменят, если только джинн сам не зацепится за нового владельца. Что и сделал Зепар.       Это не Серендина передала Синдбаду джинна со своей рух. Это джинн сам пожелал перейти к нему и искупить чудовищную ошибку служением, а не вернуться в лабиринт. Сам ведь когда-то клялся, что ни за что не выберет Синдбада своим королём, даже грозился навечно оставить их сплоченный отряд в своем лабиринте, чтобы они там же и умерли, а по итогу? После случая с Медиумом в Партевии засунул язык в… куда подальше, и словно побитая собака молча прибежал служить Синдбаду, словно всегда хотел быть именно его джинном.       Небось, когда перед глазами Синдбада впервые появилась Королева Войны – живое напоминание о благородном и справедливом короле Альма-Торана, а также основоположник силы всех джиннов, Зепар в своём сосуде подавился собственным самомнением, быстро вспомнив, где его место, и что джинны – все до единого – не ставят условия, а исполняют их. Не своих кандидатов, нет. Условия своих создателей, которые желали даровать им силу для защиты и мира, а не нападения и войны. У войны свои короли, и пытаясь примерить их корону – конец ждёт такой же, как произошёл с Серендиной и Барбароссой в Партевии, с Алибабой в Балбадде, с Хакурю в Ракусё. Каждого настигло сокрушительное поражение, а силы и громкие убеждения, которые они вкладывали в своё дело, обратились в ничто, не оставив никакого результата, кроме разрухи и смерти. Партевию по итогу изменили не Серендина и не Барбаросса, а Синдбад и его друзья с союзниками. От чужих целей и их виденья светлого будущего для страны не осталось ничего, никакого результата, Партевия развивалась по пути, который избрали те, кто империю отстраивал и восстанавливал, не считаясь с наследием, стремлениями и прочим бредом этих горе-революционеров. Все изменения в Балбадде обусловлены лишь тем, что это государство по итогу всё равно перешло под флаг империи Ко, и ничего не осталось из того, за что сражались Алибаба и Касим – главные зачинщики восстания. Ракусё… Хакурю и Джудару очень повезло не быть похороненными там же, но жизнь людей не изменилась совершенно, разве что народ теперь их еще и ненавидит, клеймя изменниками – императрица уже издала соответствующий указ, а послы разнесли весть по всему миру.       Все цели, с которыми они пришли в столицу, с ними же они позорно бежали, поджав хвост.              Какова мораль? Не пытайся примерить корону Королей Войны – не по размеру будет, и не по силам ноша.              Верно Интисар сказала когда-то: умереть любой дурак может, а вот выжить будет намного труднее – ведь придется потом разгребать последствия всех своих решений, отвечать за них. Серендина как и Касим легко отделались, при жизни успев нагадить всем, зато, умерев, в глазах других стали святыми мучениками, которых поминать надо только добрым словом. Алибаба по сей день считает Касима своим другом, едва ли не братом, ловко закрывая глаза на то, что его побратим из раза в раз поступал низко и подло, руководствуясь какой-то своей правдой. Как это делала Серендина по отношению ко всем, кто её окружал.       И оба стали сосудами тёмной рух, оружием в руках Аль-Сармен. Опять же оба вплели свою рух в тех, кого предавали.       Какая ирония… Хотя больше похоже на хитрую тактику, как сбросить всю ответственность на чужие плечи и посмертно обелить себя.              Жаль, Синдбад не обладал знаниями об истории Альма-Торана раньше.              Жаль, он не знал про этих волшебников в юности, много бед избежал бы, взяв правильный пример для подражания.              Жаль… Поэтому сейчас может лишь вариться в собственной ненависти, которую прячет ото всех так усердно, что даже ближайшие друзья о ней не подозревают. Порой ему кажется, что он родился с этой ненавистью, просто она дремала в нём до поры до времени, пока из-за ряда определенных событий у него не сорвало терпение.              Это такая ненависть, что даже смерти всех недругов, которая их в итоге настигла, ему мало.              Настоящий Синдбад никого не простил и ничего не забыл. И вероятнее всего, будь он в те времена постарше, более уверен в себе, твёрд в убеждениях и решителен – Синдбад убил бы каждого задолго до того, как произойдет беда, не размениваясь на хитровыделанные стратегии ведения разговоров и рассказы о лучшем мире, который он хочет построить. Не со всеми возможно договориться, кто-то понимает лишь грубую силу.       Он бы поступил так, как делают Короли Войны, не боявшиеся испортить свою репутацию среди союзников, не боявшиеся замарать свои руки чужой кровью, но этим спасавшие тысячи других жизней – невинных жизней. Одна смерть ради сотен жизней, а не одна жизнь и сто смертей в ответ как было в случае с Дариусом, Мадер, Серендиной, Барбароссой и им подобным.       Он бы строил лучший мир как Короли Войны – не словами, а действиями. Не идеальный, но лучший. Неудивительно, что Аладдин назвал время их правления на Острове Королей золотой эпохой этого мира.              Вот только что-то подсказывало Синдбаду, что встреться он с Королями Войны и услышь они его историю – не со зла, но засмеяли бы, умиляясь такой наивности и доверчивости, из-за которых он раз за разом сам попадал в ловушку чужой лжи, сам давал себя обмануть, сам позволял другим обвести себя вокруг пальца.              Жизнь с рождения наградила Синдбада такой огромной силой, которую он преумножал, покоряя лабиринты один за другим, чего ему не хватало для более уверенных действий? Наверное, решительности. Всегда подсознательно боялся ошибиться, и, как бы это ни было иронично, излишне осторожничая, он лишь совершал еще больше ошибок. Парадокс.       Боязнь ошибки… Вероятно, это осталось с детства, после той ошибки с Дариусом, лишившей Синдбада любимого отца. Он понимает, что был сущим ребенком, но не собирается открещиваться от жестокой правды: горе в его семью принесла лишь собственная ошибка – решение привести в дом незнакомца.              Если бы он хоть немного был также смел как Короли Войны, также упёрт и недоверчив к тем, кто сладко поёт в уши именно то, что ты хочешь услышать… Если бы у него тоже был тот, кто не побоится открыто ему сказать, где он свернул не туда… Ведь даже Джафар бесконечно шел ему на уступки, не противясь решениям, которые Синдбад выбирал, даже если считал их неверными или опрометчивыми, лишь изредка говорил о своем несогласии и что считает своего короля нехорошим человеком, но всё равно верно и послушно следовал за своим другом, вместо того, чтобы встать перед ним непреодолимой преградой и решительно остановить его.       И каждый раз, когда руки Синдбада «пачкались», он получал эти взгляды – разочарованные, осуждающие, недовольные, нравоучительные, и тем не менее все продолжали следовать за ним.       А в груди сердце всё равно напугано ёкало от мысли, что он опять где-то ошибся, поступив неправильно и принеся этим горе. Только отработанный до идеала самообман, что всё произошло так, как и должно произойти, как предрешено, мнимо успокаивал этот страх, который жил в нём с самого детства после истории с отцом.       Тогда как Короли Войны уверено протягивали друг другу свои окропленные чужой кровью руки, чтобы, ухватив покрепче, помочь подняться и вместе пойти дальше плечом к плечу, с твердой уверенностью в том, что тебя принимают. Могут за дело покрыть океаном брани и ругательств, и даже в лицо прописать не поскупятся, но сделают это честно, открыто и без страха, выслушают такой же эмоциональный ответ, а затем помогут исправить ошибку вместе, общими усилиями. Без выразительных взглядов, многозначительного молчания и неодобрительного качания головой. Без нравоучений, что «так нельзя», «это плохо», «не думай о таком», «тебя же предупреждали», без бесконечного тыканья носом в собственные пороки, о которых он и так знает лучше всех.              Синдбад был очень глупым и доверчивым ребенком, подростком, юношей. Зато став мужчиной, все вокруг только и говорят о том, что ему нельзя доверять, что он плут и интриган. Конечно, в чужих глазах это плохо, ведь такого Синдбада уже не облапошишь как неразумного юнца, это очень неудобно для других людей, он всё понимает. Жаль только, что он сыт по горло чужой ложью, в которую попадал много раз. Он больше никогда не позволит себя обмануть. Синдбад просто стал отвечать тем же, чем отвечали ему, когда он еще умел открывать своё сердце.              Он ненавидит, когда ему лгут. Всегда ненавидел это. Скорее всего тоже жило в нём с рождения.       Не лгать ему – неужели он так много просит? Неужели он должен выбивать из людей правду силой или более изощренными методами? Он бы с радостью отказался от манипуляций, к которым прибегает в зависимости от ситуации, заставляя людей верить себе и в себя как в избранного, или на крайний случай переходя на скрытый шантаж и угрозы.              Отказался, если бы его честность была нужна хоть кому-нибудь в этом мире.              Всем наплевать на приземленные желания «просто Синдбада», которые он уже очень давно похоронил в самых дальних уголках своего сердца, ведь «просто людей» полно в этом мире и какой-то «просто Синдбад» со своими желаниями никого не волнует, все готовы внимать лишь «королю Синдбаду» и следовать за ним, так как именно «король Синдбад» обещает всем, что построит мир без войн и конфликтов, объединит всех и приведет в светлое будущее, подарив счастливую жизнь каждому.       У него действительно была такая мечта. В детстве. Прожитые годы, жизненный опыт, а также здравый смысл вносят коррективы в мечты любого человека по мере взросления. Да и быть королём или даже успешным торговцем всё же было мечтой… вернее амбициями юности, а не мечтой детства. В своём счастливом детстве он мечтал стать путешественником – настоящим путешественником, искателем приключений, а не торговцем, кочующим из страны в страну по делам, или королём, скованного по рукам и ногам цепями ответственности, рисков и интриг государственного масштаба.              Синдбад ненавидит и это – что люди также легко и глупо верят ему, как он в юности легко и глупо верил всем подряд, пока не понял, что подобное всегда будет заканчиваться плохо. У него, наверное, врожденный талант очаровывать людей и вызывать к себе доверие – настолько легко, если приложить сущую каплю усилий, ему удается убеждать людей в том, что ему нужно, словно он столетиями практиковался в играх с внушением своих идей другим.       Лишь трое ни разу не поддались его влиянию – Аладдин, Юнан и Тиса. Первого защищала Мудрость Соломона, в одночасье сделавшая из него старика в молодом теле, знающего и помнящего слишком много. Второй благоразумно держался на расстоянии, зная, что находясь вблизи – не выстоит. Третья…       Третья это что-то невероятное.       Лишь Тиса практически с первой встречи ведет себя с ним легко, непринужденно, искренне, зная не только о его хороших качествах, но и о плохих. Как и у любого человека. Принимая его именно таким – нормальным человеком, у которого свои достоинства и свои недостатки, не отказывая ему в праве иметь помимо положительных черт слабости и пороки, даже если ей самой некоторые качества не по нраву. Не поворачивается к нему спиной, не вычеркивает из своей жизни, не смотрит на него «этим» взглядом, если он оступится, но в то же время готова встать перед ним преградой и в лицо высказать, в чем он неправ и почему, как тогда – когда узнала о его планах на Алибабу, Морджану, Аладдина и Хакурю.              Короткая, вымученная улыбка касается губ короля.       Он помнит тот день… Словно дикая кошка со вздыбленной от злости шерстью на спине, шипящая на него, готовая ногтями выцарапать ему глаза ради юных мальчишек, которым грозила опасность в лабиринте Загана. Лишь его слова, что это их собственный выбор, и она должна это уважать, усмирил разгневанную женщину, также понимавшую, что лишь опасность способна закалить тело, ум и характер. Невозможно стать сильным человеком, постоянно находясь в удобстве и безопасности.              Сколько раз он безуспешно пытался поначалу обвести её вокруг пальца, и, даже зная все его намеренья, она лишь весело смеялась с его неудачных попыток, которые находила скорее забавными, а не оскорбительными, при этом оставаясь рядом (фигурально выражаясь), разговаривая с ним как со старым добрым другом, что он – дурачина, который только усложняет всё своей неспособностью выражаться прямо и просто даже с друзьями.       А ведь с ней… наверное лишь с ней у него были самые легкие, ни к чему необязывающие разговоры, полные чего-то бесконечно светлого и по-детски радостного, во время которых он действительно отдыхал. И именно с ней ему искренне, по собственной воле хотелось становиться лучше, чем он есть. Показывать свои хорошие качества, в душе радуясь как мальчишка каждый раз, когда ему удавалось приятно удивить её.       Лишь с ней он попробовал вновь приоткрыть своё сердце в робкой надежде, что всё не закончится катастрофой.              И даже после всех его словесных провокаций после инцидента на острове, куда прибыла Рэн Гёкуэн, Тиса всё равно осталась твердо и уверенно стоять перед ним, разговаривая с ним как с добрым приятелем, как с обычным другом, с которым порой бывают разногласия, а не разобиделась как дитя малолетнее, живущее в радужных иллюзиях, где доверие даётся просто так, безусловно и потому что. Она тоже не доверяет ему абсолютно и полностью, и это правильно.       Но они оба пытаются. Ищут верное направление, бывает ошибаются, но вновь и вновь стараются найти дорогу к душе друг друга. Преодолевают этот тернистый путь, ставший таким непростым из-за всего, что им пришлось пережить в своем прошлом. Укалываются о «шипы» друг друга, но все равно снова и снова пытаются.              Как это может оставить равнодушным?              Как он мог не полюбить её?              Вот каков настоящий Синдбад.              Настоящий Синдбад почти ослеплён ненавистью ко всем и самому себе, но до позорных слёз любит одну единственную женщину, которую, кажется, искал всю жизнь.              Потому что лишь она – олицетворение всего, чего он хочет и когда-либо хотел в жизни: свободы воли, бескорыстной любви, крепкой дружбы, верности, открытости в чувствах и эмоциях, какой-то необъяснимой лёгкости и такого простого человеческого очарования, и в то же время смелости, решительности, отваги, упертости, искренности не только в своих хороших качествах, но и в плохих, как например гнев, неуступчивость, беспощадность, если того требуют обстоятельства.       Она – то, что ему всегда было нужно на самом деле, ориентир, который не позволил бы потеряться в бурном потоке жизни. Лишь рядом с ней его ненависть немного стихает, словно успокаиваясь на время близости этой женщины. Она словно солнце, неожиданно явившееся и осветившее тот мрак, в котором погрязла его душа.       

***

      Видя историю Альма-Торана во второй раз, Юнан более трезво воспринимал информацию, не будучи подвластен потоку эмоций как было в первый раз. И что-то его без конца беспокоило, буквально зудело под кожей, но маги никак не мог понять, что это, и где ему нужно «чесать». А может, он себя просто накручивает из-за бесконечных размышлений о том, что творится в головах королей, и получится ли в конце всем прийти к взаимопониманию, вынеся из истории Альма-Торана правильный урок?       И что творится в голове короля Синдории, раз у него на лице сейчас такое выражение?              Не нравилось маги то, что творится с рух короля, ох как не нравилось… Она стала беспокойной, если не сказать и вовсе бесноватой. С чего бы вдруг? И какого черта вообще творится с Синдбадом?! Ведь Аладдин как маги тоже наверняка видит, как вокруг короля Синдории сходит с ума рух, окрашенная в светлый, в тёмный и в розовый. Так почему ничего не говорит и не предпринимает? Разве это нормально? Юнан всякое видел на своём веку, но такое – впервые. Чтобы человек одновременно ненавидел и довольствовался своей судьбой, в равной степени испытывая еще и любовь. Это же чистой воды сумасшествие!              - Син, ты в порядке? – раздается возле уха шепот Хинахохо. – Эй, кыш! – махнул рукой мужчина возле другого плеча своего короля, только заметив обнаглевшую бабочку ярко-синего цвета, недавно залетевшую в зал с улицы и удобно умостившуюся на Синдбаде.              Слетела не сразу, уворачиваясь от руки воина племени Имучакк. Но всё же когда соизволила покинуть королевское плечо, бабочка, в последний момент будто решив отомстить, махнула небольшими тонкими крылышками в сторону Хинахохо.       Крупный воин отлетел шагов на десять, словно его ураган в грудь ударил и сбил с ног, заставив упасть спиной на пол.              Все резко подорвались со своих мест, расположив руки на оружии, хотя толком не успели понять, что вообще происходит и что сбило с ног такого здоровяка как воин из племени Имучакк.              Думать на маленькую синюю бабочку было в край абсурдным, но… мало ли что обитает на этом острове?              Бабочка как ни в чем не бывало упорхнула обратно на улицу.       Юнан даже не пошевелился, когда насекомое пролетало слева от его лица, но взгляд неотрывно следил за крылатым созданием, пока оно не улетело ему за спину.              Придуманное на ходу оправдание, что с магическими животными надо быть осторожным, вроде бы пришлось по вкусу всем, так как они уже имели честь лицезреть несколько дивных существ в прошлом. Почему бы некоторым видам не сохраниться по сей день на этом изолированном острове?       Но Юнан, а, судя по взгляду, и Аладдин с Титом прекрасно понимали, что нихрена это была не бабочка. Но наивысшей глупостью будет пытаться требовать с него ответ.       Возможно, он тоже почувствовал что-то неладное в рух Синдбада и пришел узнать, в чем дело.              Возможно, но не точно.              - Короли! – громко произносит Аладдин, обращая на себя внимание. – Я поведал вам историю Альма-Торана, которая произошла в далёком прошлом. Теперь вы знаете правду. Настал тот момент, когда нужно принять решение. Я обращаюсь к вам, королевские сосуды и их союзники… Вы собираетесь спасти этот мир или уничтожить его?!!              Вопрос поставлен ребром. Этот вопрос – единственная причина, из-за которой было принято решение раскрыть правду об Альма-Торан.              - Полагаю, Вы клоните к чему-то определенному, - впервые за всё время подаёт голос Игнатий Алексий, с достоинством и мудростью сохранив спокойствие, несмотря на шокирующую правду прошлого.              - Да, у меня есть предложение для всех, - кивает головой Аладдин. – Если обладатели металлических сосудов продолжат враждовать как делали это до сих пор, то мы лишь повторим трагедию Альма-Торана. Не имеет значения, из какой вы страны: империя Ко, империя Рем или Синдория. Вы все уже знаете, что существует организация, которая действительно намерена вновь призвать Иль Илаха и погубить всё живое уже в этом мире. И им плевать откуда вы. Нельзя допустить, чтобы это произошло! Вот почему я хочу, чтобы три страны подписали договор о перемирии!              Юнан страдальчески прикрывает глаза и глубоко вздыхает, отсчитывая про себя.              И три. Два. Один…              Сонм возмущенных голосов громыхнул так, что ударил по ушам, заставив маги-отшельника поморщиться. Подданные каждого из королей едва ли не с пеной у рта отстаивали свою правоту, срывая глотки, отказываясь слушать разумные доводы, которые пытался донести до них Аладдин.       А ведь он всего лишь попросил объединиться.              - Тогда позвольте выразиться иначе: с этого момента обладатели металлических сосудов обязуются не нападать друг на друга! – срываясь на дрожащее лепетание, так как детский голос не мог звучать достаточно уверенно и твердо как хотелось бы, Аладдин отчаянно пытался отстаивать свою позицию на большой политической арене. Но он был ребенком. И предложения его были по-детски наивными, хоть и правильными. Его никто даже слушать не желал. – Объединитесь хотя бы ради того, чтобы противостоять Аль-Сармен! – уже не предлагал, а упрашивал мальчик всех, кто не то, что слушать его не пытался, а перебивал и перекрикивал каждое слово, из-за чего самого маги периодически не было слышно. Но кого может перекричать нежный детский голос, который еще даже «ломаться» не начал? Толпу взрослых мужчин с голосами один ниже другого, переходящих на бас? – Лабиринты, с которыми мы имели дело последние несколько десятилетий, были призваны для того, чтобы наводнить мир обладателями металлических сосудов и заставить их воевать друг с другом. Если так пойдет и дальше, то в конечном итоге всё закончится так, как того желают Аль-Сармен!              Юнан поджимает губы, заведомо зная, что перемирия никто не хочет. Он уже проходил это не раз. Эпоха проходит за эпохой, а ничего не меняется. У всех были слишком весомые доводы, чтобы противиться предложению Аладдина. Доводы, которые не оспорить никому, потому что они не подлежат сомнению.              Довод первый: гордыня.       Довод второй: эгоизм.              Всё.       А уже из этих двух вещей рождается жадность, зависть, ненависть и прочие пороки, мешающие людям жить в мире.              Однако все эти крики и шум не значили ровным счетом ничего, пока короли не объявят свой вердикт.              А короли не спешили.              Игнатий Алексий не озвучивал решение, а на лице Му Алексия читалось явное волнение. Империя Рем после войны в Магноштадте по воле госпожи Шахерезады заключила союз с Альянсом Семи Морей. Они не могут конфликтовать с ними в случае расхождения интересов, потому что нарушение мирного договора равнозначно объявлению войны Альянсу, в котором состоят страны, правители которых владеют джиннами. Да и репутация империи Рем как союзника будет похоронена в глазах других государств. С ними никто не захочет иметь дел.       А значит, куда Синдория – туда и империя Рем.       По итогу всего получается, что сейчас всё зависит от того, смогут ли договориться Синдория и империя Ко. И если их наследные сосуды готовы прямо сейчас глотки друг другу перегрызть, то лидеры пока хранили молчание.              Король Синдбад сидел мрачнее тучи, и не создавал впечатление человека, жаждущего заключить мир. По правде говоря, Синдбад сейчас вообще не был похож на привычного себя. И всё, о чем он мог сейчас думать, совершенно не касалось ни политики, ни будущего мира, и в то же время удивительным образом было связано и с тем, и с другим.              - Где женщина? – ледяной голос Рэна Коэна перекрывает чужие крики и споры, заставляя тишину воцариться в зале.              - Она не расскажет Вам больше, чем уже показал я, - произносит Аладдин.              - Плевать, - бросает первый принц, хмурясь так, словно испытывал сильное напряжение. – Позови её.              - Зачем она..?              - Сейчас она в приоритете у Аль-Сармен, - берет слово Рэн Комэй, объясняя мотивы своего старшего брата. – Пока есть она – им не нужны ни владельцы металлических сосудов, ни беспорядки и хаос в мире. Она – ключ к самому быстрому и простому способу Аль-Сармен получить желаемое.              - И до тех пор, пока они не добрались до неё… - подхватывает мысль Дракон, пока Синдбад продолжал сохранять молчание. Но мысли короля наверняка посещали те же самые. – Задача всех нас сделать так, чтобы этого никогда не произошло. Это в интересах любого из государств. Вне зависимости от того, будет перемирие или нет.              - Нам необходимо обсудить все дальнейшие действия с той женщиной, - подводит единственный верный итог этого разговора Игнатий Алексий, проявляя впечатляющую мудрость. Му в очередной раз понимает, что присутствие господина Игнатия от лица империи Рем было одним из лучших решений. Он опытен, многих королей повидал на своем веку, много решений – своих и чужих – пережил, уже научившись заведомо понимать, какие будут верными, а какие станут роковой ошибкой. – Нравится это кому-то или нет, но она не та фигура, которой можно пренебречь, принимая столь судьбоносные для общего будущего решения. С этой волшебницей нужно считаться.              - С какой это стати? – позволяет себе наглость Ли Сейшу, обращаясь к высокопоставленному человеку из другого государства. Его змееподобные волосы, словно вторя своему владельцу, предупреждающе зашипели.              Но Игнатия совершенно не впечатлил этот «мальчишеский гонор», как он про себя назвал чужую наглость и несдержанность.              Ответ главнокомандующего империи Рем был подобен фатальному удару для чужого эго…              - С такой, что если она перестанет считаться с нами – мы ей мало что сможем противопоставить, - хмуро обрисовывает всем очевидные факты Игнатий. – Один раз она уже лишила металлических сосудов всех, и для этого ей потребовалось всего лишь шевельнуть рукой. А чтобы пригласить нас на этот остров, ей не пришлось стучаться ни в одну дверь. Благодарите небеса за то, что она имеет нрав, отличный от другой волшебницы, что сейчас узурпировала трон империи Ко. Будь они на одной стороне – мы бы уже давно проиграли, с перемирием или без него.              Не в бровь, а в глаз. В наступившем молчании практически было слышно шевеление «шестеренок» в головах каждого. Всем было о чем подумать сейчас.              - Му, - негромко зовёт Игнатий, призывая фаналиса-полукровку подойти ближе и наклониться, чтобы дальнейшие слова Алексия-старшего никто не услышал. – Принесешь ей извинения за свою грубость, как только представится возможность.              Красноволосый командующий едва не дернулся, услышав, что от него требовали. Он не понимал, откуда Игнатий вообще узнал о не самом культурном разговоре с волшебницей, не знал, с какой стати он – он! – должен извиняться, но не мог выдавить из себя ни слова против, потому что понимал очевидную вещь: господин Игнатий не просил, а приказывал, и его совершенно не волнует, кто прав, а кто виноват, и кто был зачинщиком.              - Господин Игнатий… - не собирается так просто признавать свою неправоту фаналис. – Я должен был проявить вежливость к тому, кто разоружил нас, похитил нашего маги и сражался на стороне общего врага, после чего заявился в нашу столицу как к себе домой?              - Ты должен был проявить вежливость: во-первых – к женщине, во-вторых – к тому, кто способен предать земли нашего государства огню. Или, хочешь сказать, в семье Алексий тебя не научили не совать голову в пасть льву, и не позволять себе похабные намёки в адрес женщины?              Это был не вопрос – ни обычный, ни риторический. Му сделали выговор за неразумное поведение в ситуации, не терпящей легкомысленного отношения. Волшебница – пожалуйста, пусть позволяет себе любое поведение, которое захочет, ей не перед кем и не за что держать ответ, да и спросить с неё вряд ли что-то получится. Фаналис-полукровка такой роскоши себе позволить не мог.              - Ей не нужны мои извинения. Мы во всём разобрались на месте. Она не в обиде, - пробует произнести что-то в свою защиту фаналис, придавая своему голосу мнимой уверенности.              - Му, - строгим тоном осекает его Игнатий.              - Я Вас понял, - смиренно выдыхает Му, разжимая кулаки, в которые до этого сжались в негодовании из-за полученного нагоняя, пускай он больше походил на отеческий, нежели на военный. – Как прикажете.              - Не веди себя как ребёнок, - позволяет себе мягкую улыбку Игнатий, довольный тем, что Му смог усмирить свою гордыню и прислушаться к доброму совету, хоть и продолжает кукситься как мальчишка. – Нам и так хватает детей в эти непростые времена, - бросает он выразительный взгляд на юного Тита, которому еще расти и расти, многому учиться и приобретать мудрость.              Даже забавно, что великая сила, великие знания и благословение самой рух ныне находятся в руках детей. Насколько известно Игнатию, маги из империи Ко тоже всего лишь мальчишка, хоть и несколько старше Тита и Аладдина. Лишь хранителя Великого ущелья можно назвать взрослым среди нынешних маги.              Мгновенья затишья прерывает залетевший с улицы Коврик, что приземлился на пол и встал в полный рост на манер человека. Как и всегда косолапя кисточки, которые были «ногами». А вот в кисточках, имитировавших руки, он сжимал лист бумаги и, вертя «головой», нервно «поглядывал» то на Юнана, то на Аладдина, то на Синдбада, то на Алибабу, потом снова на Юнана, и так по кругу, словно не мог выбрать, к кому именно подойти.              В итоге выбор всё же пал на короля Синдории, что в легком недоумении принял из «рук» смущенного Коврика письмо-послание.              - Сам написал? – с оттенком лёгкой шутки произносит король, собираясь приступить к чтению, но неожиданный положительный ответ со стороны ковра-самолёта на секунду выбивает мужчину из колеи.              Решив никак это не комментировать, он начинает читать, невольно отмечая красоту почерка и правильность изложения мысли.              Мысли у ковра – что за бред?! И всё равно…              Стоило Джафару попытаться бросить короткий взгляд из-за плеча своего короля, за которым он стоял, дабы заглянуть в письмо, как Синдбад резко сминает пополам лист в руке, пряча его содержимое, и прижимает эту же руку к губам, чтобы остановить то, что хотело сорваться с них. Что именно он и сам не знает – то ли нервный смех, то ли грубая брань, то ли отчаянный вой.              - Дяденька, что там? – растеряно спрашивает Аладдин.              Обычно Коврик ничего не скрывал, и был другом им всем. Что это он вдруг секретничать вздумал, да еще и с Синдбадом? В смысле… Коврик же толком не знаком с ним.              Синдбад, не объясняя ничего даже своим генералам, молча поднимается на ноги и сразу же облачается в доспех Фокалора.              - Синдбад? – непонимающе смотрит на него Дракон, надеясь, что король объяснит, зачем в присутствии всех использовал доспех джинна.              - Я скоро вернусь, без меня не принимать никаких решений, - отдаёт он распоряжения своим генералам. – Веди, - коротко командует король Коврику, вместе с ним взмывая в воздух и срываясь с места, покидая зал собрания.              Аладдин, Тит и Юнан переглядываются, не понимая, что это только что было. Зато посыпавшиеся со всех стороны возмущённые вопросы по типу «как это понимать?» заставили троих маги в полной мере осознавать себя в положении Тисы, когда с неё требовали ответы, а она не знает, что сказать.              Самый юный среди маги бросает беспомощный взгляд на друга, в надежде что тот что-нибудь придумает.              И тот ловит этот мысленный сигнал.              - Никто… эм… не проголодался? – говорит первое, что пришло в голову Алибаба, неловко улыбаясь и ероша пальцами светлые волосы на затылке.              Юнан оставил при себе замечание о том, что еда закончилась, а в отсутствие Ксантоса и Пирра за новой партией провизии никто так и не сходил.       В такой неоднозначной ситуации маги решил сделать то, что у него получается лучше всего.              Под возмущенные взгляды присутствующих таинственно растворился в лёгкой дымке, словно его никогда и не было.