Так зарождалась легенда

      Вокруг была целая толпа родственников, и все поголовно одеты в черное. Они переговаривались, обсуждали что-то, разбившись на группы. И каждый из них подходил к тете Мими, что-то говорил, утешал, женщины то и дело промакивали глаза платками, мужчины скорбно вздыхали. Джон не вникал в эти разговоры. Ему не нужны были утешения, пусть и со стороны родственников. Он пытался справиться с пульсирующей болью, невыносимой горечью, от которой сердце рвалось на части. Дяди Джорджа больше нет… Его уже никогда не будет рядом… Того, кто был так дорог. Того, кто был с ним так добр. Того, кто мог утешить среди ночи пятилетнего мальчишку, до дрожи боявшегося темноты, кто мог понять подростка, обиженного на своих учителей, на воспитателя за очередное наказание, на свою школу и на весь свет в целом. Он больше не вернется…       На похоронах Джон заметил красивую, совсем молодую на вид рыжеволосую женщину. И это была она, Джулия, его мама… Вдруг что-то острое, ледяное резко кольнуло в и без того израненное болью сердце. И это на сей раз не было связано со смертью дяди. В душе мальчика шевельнулась детская обида, старая боль вновь дала о себе знать. Ну почему, почему мама появилась именно сейчас, когда и без того плохо? Почему ее не было рядом тогда, когда он ждал ее, нуждался в ней? Почему она не появлялась, когда в самом раннем детстве, долгими холодными ночами он так отчаянно звал ее? За что, за что она так с ним? Он ведь помнит, слабо, неотчетливо, но помнит то время, когда был совсем малышом, когда Джулия любила его, пела ему колыбельные, и он спокойно засыпал. А просыпался совершенно один, в кромешной темноте…       Джон, чувствуя тяжелый ком в горле, поднялся к себе. В глазах немилосердно щипало, наворачивались слезы. Он долго сидел просто на полу, уставившись в одну точку и сжимая кулаки так, что ногти впивались в кожу. Из последних сил парень сдерживался, чтобы не разрыдаться.       Дверь скрипнула, и на пороге комнаты появилась кузина. Сев рядом, она вытерла слезы и тихо вздохнула:       — Достало все, Джонни… Я не могу больше слушать эти разговоры. Как будто… как будто это все напускное, а так им совсем не жаль дядю Джорджа…       — Да… — растерянно произнес он и вдруг со всей силы врезал кулаком в стену, заорав: — Достало! Я скоро сойду с ума! Да положите меня в этот ящик и заройте в гребанную землю! Мне уже тошно от их дурацких разговоров! Разве этим его вернешь?! А эти старые кошелки…       Они переглянулись. И нервы подростков сдали — оба разразились истерическим хохотом. Кузина вскоре пришла в себя, но Джон еще долго не мог остановиться — все хохотал и хохотал, катаясь по полу. И вдруг, взглянув в полные боли глаза девушки, он наконец успокоился. Сразу же стало ужасно стыдно. Наверняка внизу все было слышно. Снова подступили слезы…

***

      Джон открыл глаза и от души потянулся, отчаянно зевая. Всего за пару месяцев его комната сильно изменилась. Во-первых, в ней царил жуткий бардак. Но это не так уж и необычно, если задуматься. А вот то, что появилось здесь недавно — так это огромное количество плакатов на стенах. В основном, конечно же, Элвис. Непревзойденный Элвис Пресли, бог гитары, его кумир. И красивейшая женщина на планете — Бриджит Бардо. Множество других интересных личностей, вроде Литтл Ричарда и Эдди Кокрана. Кое-где проскальзывали рисунки самого Джона.       Но самые большие перемены произошли не в комнате и даже не во внешности Джона, носившего теперь новомодную прическу «утиный хвост», зауженные им самим джинсы и яркие рубашки, а в душе юного Леннона. Неужели это встреча с родной матерью так повлияла на него? Джулия… Может, это и странно, но он даже не воспринимал ее как мать — слишком уж это было сложно. Нет, Джуди была скорее кем-то вроде старшей сестры, веселой, легкой на подъем, беззаботной. Она понимала его. Именно мама открыла ему безграничный, необузданный мир — рок-н-ролл. И теперь Джон мечтал лишь об одном — о собственной гитаре.       — Джон, ты в школу опоздаешь! — послышался с первого этажа сухой голос тети Мими. Она никогда не отличалась мягкостью характера, и недавняя смерть единственного и верного спутника жизни словно бы заморозила ее изнутри.       — Да пошла эта школа… — тихо проворчал Джон сквозь зубы. Дело в том, что его отстранили на неделю от занятий. Мими он, конечно, ничего не сказал, но боялся, что она рано или поздно узнает. И тогда ему точно крышка. Уже три дня Джон во время занятий ходил к матери домой, и она даже взялась научить его простейшим аккордам на банджо, которые знала сама. Он был рад уже и этому. Ведь кто еще сможет его научить?       — Джон!       — Иду, Мими! — крикнул в ответ парень и нехотя направился вниз.       Под пристальным взглядом тети Джон, дожевывая на ходу, пулей выскочил на улицу и со всех ног пустился в сторону дома Джулии. Добравшись, он взволнованно вздохнул и постучал. Мама открыла сразу и одарила его лучезарной улыбкой:       — Мой красавец вернулся! Джонни!       Джон широко улыбнулся и шагнул в дом. Джуди обняла сына и ласково шепнула ему на ухо:       — А у меня для тебя сюрприз.       — Какой? — воодушевился Джон. Женщина чуть помедлила, а после объявила торжественно:       — Гитара!       Джон едва сдержался, чтобы не подпрыгнуть до потолка. Он смотрел на мать горящими от возбуждения глазами.       — Правда?!       — Ну конечно, милый! — она потрепала его по густым волосам. — Пойдем?       — Пошли скорее! — Джон буквально влетел в гостиную. И там у дивана стояла старая гитарка. Она была не в таком уж хорошем состоянии — едва ли не разваливалась в руках, но парень чуть не задохнулся от восторга. Первая гитара! На ней он будет учиться играть!       Всего через пять минут Джон уже сидел напротив матери, а она, улыбаясь, учила его: «Вот так, все просто. Тренькай по струнам. Вверх-вниз, вверх-вниз. Смелее, ты научишься!» Джон смеялся, путаясь, но упорно пытался повторять. Все так же тепло улыбаясь, Джулия запела звонким девчоночьим голосом популярную в Ливерпуле песенку «Maggie May». Парень завороженно слушал. Он мечтательно улыбался и был счастлив как никогда.       Но в один из дней эта идиллия была прервана неожиданно ворвавшейся в комнату Мими. Она тут же приказала Джону выйти, но тот, испуганно переглянувшись с матерью, упрямо покачал головой.       — Нечего его выгонять! — заступилась Джулия за сына, сделав решительный маг к старшей сестре. — Он ничего плохого не сделал, Мими!       — Да?! А то, что его отстранили от занятий — это тебе как? Мне позвонил мистер Побджой! Оказалось, Джон невесть что натворил в школе, а мне ни полслова! А ты его еще и защищаешь? Мало тебе своих ошибок и слез?..       Джон был готов плакать от досады. Тетя и мама разругались вдрызг. Мими выскочила из дома, заявив, что теперь Джон может делать все, что хочет, и предупредив, что он в точности повторит все ошибки своей матери. Джулия долго сидела рядом, гладила его по голове, утешая, что-то шепча на ухо, осыпая лицо поцелуями. По щекам предательски катились слезы.       Домой Джон вернулся лишь утром. Он упрямо молчал, не желая ни словом обмолвиться с Мими. Она тоже злилась. Но в конце концов не выдержала:       — Поверь, Джон, я желаю тебе добра. Ты не сможешь жить с ней. Она причинила тебе боль в детстве, и это повторится снова.       — Но это мое дело, правда? — иронично отозвался он. — Она моя мама, Мими! Мама, которую я не видел столько лет. Она впервые начала так относиться ко мне. И я не хочу ее терять.       — Я всего лишь хочу уберечь тебя от ее ошибок. Я же люблю тебя, понимаешь? — Мими, словно переборов упрямство, потрепала его по волосам. Джон перестал недовольно сопеть, машинально взял в руки яблоко со стола и принялся долго крутить его в пальцах. И лишь несколько минут спустя вдруг ровным тоном изрек:       — Я соберу свою группу. И мы будем такими, как Элвис. А может, однажды я превзойду и его, — заглянув в глаза тете, он добавил: — И тогда весь мир будет со мной считаться. И тогда обо мне заговорят. Я стану великим, потому что я так решил и ни за что не отступлюсь от этой мысли. Никогда, даже если мне суждено сгореть за нее…       Спустя всего пару дней случилось настоящее чудо. Джон долго не мог поверить, что Мими решила подарить ему гитару. Но вот она, новенькая, блестяще отполированная, его собственная. До него на ней никто не играл. И как же вовремя! Ведь та, что купила Джуди, совсем уж развалилась. Теперь Джон не мог не играть. Это чувство натянутых струн под пальцами, рука, лежащая на новеньком грифе… Разве есть что-то прекраснее на всем свете?..       Неделя, в течение которой Джон был отстранен от занятий, окончилась относительно благополучно. А учитывая приятное обстоятельство в лице новой гитары, ее можно даже назвать каникулами. Но всему есть предел, и в следующий понедельник Джон отправился в Куорри-Бэнк. И на первой же перемене он собрал своих приятелей.       — Поздравляю, ребят! Теперь мы — группа!       — Чего? — Пит в изумлении раскрыл рот. — Ты прикалываешься? Я играть ни на чем не умею!       — Вот зануда! Да кто в скиффле умеет-то что-нибудь, а?       — Так что, лажать что ли будем, как законченные идиоты? — скривился Айвен Воэн.       — Заткнись, Айв, — коротко и бесцеремонно одернув друга, Джон достал сигарету и поджег ее. — У тебя, кстати, есть гитара, так?       — Ну да… — как-то растерялся Воэн, попутно прикурив у него.       — Не «ну да», а сегодня в шесть у «Земляничной поляны». Всех касается! — властно объявил довольный собой Леннон, докурив, затушил сигарету носком ботинка и удалился.       И в шесть часов вся компания действительно собралась у дальних ворот в «Земляничную поляну». Сложно было в этот час найти более спокойное и безлюдное место. Забравшись в заброшенный гараж неподалеку, они попробовали начать играть все вместе. И неожиданно азарт Джона передался остальным. Конечно, играли они не бог весть как, но Леннон пребывал на вершине блаженства. Теперь у него есть своя группа, в которой он — явный лидер.       Так в самом начале лета 1956-го года была создана «The Quarrymen».