Так зарождалась легенда

      За время пути друзья порядком устали. Но вот наконец добрались до Гамбурга. Единственной оплошностью оказалось то, что прибытие не рассчитали по времени. В итоге, когда группа наконец нашла район Репербан, стояла уже глубокая ночь. Клуб Indra отыскался довольно быстро, но преподнес еще один «сюрприз» — оказался закрытым.       — Вот тебе и раз! — воскликнул Джон, дернув за ручку двери. — Они позасыпали там что ли?       — Действительно! В полчетвертого ночи! — усмехнулся Стюарт. — Совсем обнаглели, да, Джон?       Пол, Пит и Джордж, хоть обстановка и была немного нервной, ведь никто не знал, что теперь делать и куда идти, дружно прыснули.       — Знаете что, друзья-остряки, давайте-ка лучше раскиньте мозгами! — развернувшись, с иронией произнес Джон. — Вот что нам теперь делать?       Однако ответ явился сам собой. Хозяин соседнего клуба, разбуженный их голосами и стуками в окна и двери, вышел на улицу и, когда парни объяснили ему, что приехали выступать в клуб Indra, пустил их к себе переночевать. Спать друзьям пришлось в совсем не блистающей чистотой комнате, напоминающей то ли кинозал, то ли неказистый клуб со сценой, прямо на жестких сидениях, закутавшись в где-то найденные британские флаги. И только утром они наконец попали в клуб Кошмидера.       — Ну вот, вы работать здесь, — с акцентом произнес он, впуская группу в зал.       — Да… — протянул Пол. — Снаружи он выглядел респектабельнее…       — Что? — переспросил немец.       — Да вот хотели спросить у вас: а где мы жить будем? — немедленно соврал Джон, чтобы не возник ненароком конфликт.       — О, идите за мной, — тут же ответил Кошмидер и, поманив парней следом, вышел из клуба.       The Beatles в недоумении переглянулись, но просьбу исполнили. Немец привел их в старый кинотеатр Bambi Kino. Не успели они еще испугаться, что спать снова придется на жестких сидениях, как Бруно прошествовал к туалетам. В итоге он привел парней в маленькую комнатушку, лишенную окон, наполненную тошнотворным запахом пыли и сырости. Сказать, что она была неуютной — ничего не сказать. Все было намного хуже: серые обшарпанные стены, покрытые плесенью, битая-перебитая грязная плитка на полу, пара двухъярусных железных кроватей, раскладушка и никаких источников света, кроме сиротливой тусклой лампочки под самым потолком. Воздух здесь был затхлым, вонь из соседних туалетов ощущалась так остро, словно они находились прямо здесь, а не за стенкой.       — Вы жить здесь, — спокойным тоном заявил Кошмидер, словно не происходило ничего необычного. Честное слово, казалось, что все предыдущие группы жили точно так же. Немец, похоже, считал это вполне естественным. — Все есть сюда помещаться, верно? Можете располагать вещи.       Бруно Кошмидер изобразил улыбку, которая показалась ошарашенным парням настоящим оскалом. Самодовольным оскалом. Едва за хозяином закрылась дверь, повисло неуютное молчание. Пол, очнувшись первым, как-то опасливо приблизился к одной из кроватей, проверил пружины, бросил взгляд на отсыревшее одеяло, а после выпрямился и произнес спокойно, не особенно-то, впрочем, утешив:       — Ну, по крайней мере, у нас есть кровати.       Больше никто не сказал ни слова. Парни начали располагаться. Вещей у каждого из них было немного, но комнатушка оказалась настолько маленькой, что теперь в ней не было места даже чтобы нормально пройти к кроватям. Наконец молчание было снова нарушено, на этот раз Джоном:       — Ну ладно, парни, может, все не так уж фигово? — казалось, что он пытается убедить и себя самого. — Претерпим как-нибудь, а? Не конец света же.       — Да ладно, Джон, — улыбнулся Стю. — Ты прав. Все в порядке.       — Ничего страшного, — тут же подхватил Пол. — Мы же, в конце концов, не в кроватях валяться сюда приехали, так ведь? А переночевать можно и здесь, — он тоже улыбнулся Джону, словно успокаивая.       — А может, Кошмидер нас и переселит потом, — заметил Пит.       — Да ладно уж, ребят, — тихо добавил Джордж, сидя на нижнем ярусе одной из кроватей. — Надо стараться смотреть на ситуацию с позитивной стороны. Все и правда не так плохо.       — Да, Джо, все куда хреновее, — заметил Джон. И тут уж пришла долгожданная разрядка: парни дружно разразились хохотом.       К вечеру, перед самым началом их дебютного выступления, шок окончательно растворился, уступив место пленяющему чувству восторга, эйфории. Теперь, когда по всему кварталу Репербан зажигались неоновые вывески, фонари, рекламы, в витринах появлялись симпатичные девушки и отовсюду звучала музыка, друзья наконец до конца осознали, что находятся в самом центре самого развратного города в мире, без присмотра родителей, полностью свободны и полны энтузиазма. Однако времени, чтобы дальше глазеть по сторонам, не было. Кошмидер уже вызывал их на сцену. Пока друзья выходили, мимо них прошмыгнула полуголая девушка. «Ну ни хрена себе!» — пронеслось в голове у Джона, прежде чем он вышел в зал вместе с остальными. Кошмидер уже что-то орал по-немецки, видимо, пышно представляя их публике. Но перед тем, как начать, Джон решил сам взять слово. Немецкого он, конечно, не знал, но его не особенно-то и заботило, поймут ли его сейчас. Он звучно продекламировал:       — Привет, господа и дамы! Как видите, мы одеты и раздеваться не собираемся. Мы приехали к вам из далекой страны, что зовется у нас, англичан, Англией, — парни, расставив сою аппаратуру, теперь слушали его и едва сдерживали смех. Немцы, ровным счетом ничего не понимая из слов Леннона, похоже, уже начинали нервничать, а Джон все невозмутимо продолжал: — И сегодня мы здесь потому, что вам, как говорят, нравится английская музыка. Что ж, ребятки, развлекайтесь!       Засмеявшись, Джон переглянулся со всеми членами группы и тут же начал обратный отсчет. И через миг они заиграли. По маленькому, душному, пропахшему потом клубу звуки разносились хорошо, громко, но все же они казались здорово исковерканными. Однако The Beatles продолжали свою игру. Они уже успели исполнить несколько песен, когда кто-то вдруг запустил в низ пивную бутылку, засвистев, а потом еще и еще… Друзья уворачивались от снарядов и шокировано переглядывались: что происходит? Они ведь всегда играли так в Casbah! Но там их музыку любили, всем очень нравилось. Что же происходит сейчас? Чем так недовольны немцы?       Так продолжалось почти все выступление. Парни просто из кожи вон лезли, чтобы заинтересовать публику. В конце концов Пол с Джоном уже даже не пели, а натурально орали в микрофоны. Джордж и Стюарт вместе с ними рвали струны на бедных гитарах, а Пит колотил по барабанам изо всех сил. Конечно, нельзя сказать, чтобы немцам совсем уж не понравилась их музыка, но они, почему-то, были не особенно-то удовлетворены. «Да что ж эти фрицы-то от нас хотят?!» — проорал Джон Полу в проигрыше. Давно уже перевалило за полночь, парни начали остро чувствовать смертельную усталость, но Кошмидер все не отпускал их. А где-то часа в два, заметив, что The Beatles совсем выдохлись, и вовсе крикнул им в ярости: «Mach show! Mach show!»       — Господи, де что ж этот долбанный нацист орет там?! — Джон был в ярости, Пол — на пределе, бедняга Джордж валился с ног, Пит уже стучал без прежнего азарта, а Стю опять начал все путать.       В итоге, когда наконец под утро все посетители разошлись, парни с трудом доползли до своей «спальни» и сразу же попадали в кровати.       — Вот дерьмо… — прохрипел Джон перед тем, как провалиться в сон, но никто из друзей его уже не слышал.       Пробуждение наступило всего через несколько часов, да причем так быстро и резко, что все аж подскочили. Неожиданно раздались крики, выстрелы и странное улюлюканье — это в кинотеатре начался утренний сеанс какого-то дешевого вестерна.       — Твою мать… — Джон, не разлепив глаз, поплелся в туалет. Пол тоже встал и тенью проследовал за ним. Вскоре остальные трое тоже присоединились. Парни на ощупь нашли умывальники и, ополоснув лица холодной, неприятно пахнущей водой, наконец смогли открыть глаза. Не успели они, однако, даже переглянуться, как послышался неистовый, почти поросячий визг двух немецких фрау: «Die Schamlosen! Werden von hier aus Sie entfernt! Die Frechlinge!»* Парни, ничего, естественно, не поняв, поспешно ретировались.       То, что произошло вчера на выступлении, повторялось в течение нескольких последующих дней. Кошмидер каждый раз выносил мозг своим проклятым «mach show». В конце концов не выдержал даже самый тихий из всех, Джордж. «Как же достал этот пришибленный фашист!» — воскликнул он в сердцах после очередного выкрика Бруно. И все же с каждым разом у них получалось все лучше и лучше, хотя немцам определенно чего-то не хватало. И вот Джон и Пол, набравшись наглости, спросили у Кошмидера об этом в лоб, на что получили такой ответ:       — Люди хотеть шоу, понимаете? Mach show! Дайте им это!       Разговор этот состоялся днем. Выслушав хозяина клуба, The Beatles отправились прогуляться по Репербан, продолжая изучать его в деталях. И вот, остановившись у одной из не самых скромных витрин недетского магазина, Джон, развернувшись к друзьям, произнес:       — Мы с Маккой поговорили с этим немцем. Он говорит, что людям нужно шоу. Так вот, парни, предлагаю задать этим фрицам такого жару, чтоб у каждого из них аж мозг взорвался. Мозг и задница. Они хотят шоу? Что ж, шоу и получат! Или мы не The Beatles! Собраться надо! Мы многое уже повидали, и немцы уж точно нам не помеха!       — Точно, Джон! Доведем их до истерики! — друзья воодушевленно его поддержали, а их губы сами собой начинали растягиваться в шкодных улыбках. Ну держись теперь, Гамбург!