***
Проснулся Джон только к обеду, но еще долго лежал неподвижно, уставившись невидящим взглядом в потолок. Он был просто опустошен. Ну как же так? Целых четыре года они с друзьями потратили на группу, столько пережили поражений, но никогда не падали духом, верили в успех. И вот, казалось, на горизонте задребезжал рассвет — первые заграничные гастроли. Как они все ждали этого! Как надеялись, что им наконец повезет! И ведь повезло же — они покорили гамбургскую публику. Им бы и дальше играть, совершенствоваться, продвигаться вперед. А что теперь? Всех ребят, как каких-то бродячих котов, вытурили из Германии, да еще и не вместе, а по-одному или по двое. Это все уже походило на какой-то злой рок, честное слово. Лишь только приходит какой-то успех — что-нибудь обязательно случится, перечеркнув все, чего они успели добиться. Похоже, стать великой группой, такой, как они мечтали, The Beatles не суждено. Все еще не вставая с постели, Джон перевернулся на бок и чуть подтянул колени к себе. Сейчас парню как никогда была необходима поддержка, ласка, любовь и… Синтия. Да, вот кого ему смертельно не хватало! Резко вскочив на ноги, Леннон немедленно подался к телефону и начал набирать номер Пауэлл. Трубку сняли где-то после пятого гудка. — Привет, Син! — узнав голос подруги, воскликнул Джон в трубку. — Джон?! — с невероятным удивлением спросила девушка. — Ты вернулся! — Да, — ответил тот, почувствовав, как губы неожиданно расплываются в улыбке. — Вернулся и страшно хочу увидеть мою любимую девочку. Поэтому, если мисс Пауэлл прямо сейчас не поспешит в «наш» сквер к «нашему» фонтану, мистер Леннон будет очень расстроен, а его сердце разобьется на миллиарды осколков. — Хорошо, Джон! — рассмеялась Синтия, завозившись на том конце провода. — Я уже бегу, мистер Леннон, и не дам вашему сердцу страдать! Она и впрямь бежала. Только бросив на ходу матери, что идет гулять, накинула плащ и тут же выскочила на улицу, со всех ног пустившись к их с Джоном излюбленному месту для свиданий. Сердце девушки трепетало, словно птица, предвкушая долгожданную встречу с любимым человеком, которого она ждала целых полгода. На душе было легко и весело, но все же она сгорала то нетерпения. А в памяти то и дело всплывали строчки из чувственных, а порой даже пошловатых гамбургских писем Джона, бесчисленные нарисованные наспех сердечки, украшающие их, и надписи на конвертах, которые он оставлял для почтальонов: «Почтальон, почтальон, я прошу тебя, ног не жалей: я люблю свою Син, так скорей же, эй-эй!»Глава 34
23 июля 2015 г. в 23:10
Холодной ливерпульской ночью Мими Смит преспокойно спала, погасив все огни в доме. Но спать ей оставалось недолго: ночное безмолвие вдруг прорезал громкий, довольно неприятный стук. Один раз, второй, третий… Наконец Мими все это надоело, и она поднялась с постели. В следующую секунду женщина поняла, что источником шума были камешки, которые кто-то бросал в ее окно с улицы. Она бросила взгляд на будильник. Два часа ночи! Снова назойливый, бесцеремонный стук. Рассердившись окончательно, Мими подошла к окну, распахнула форточку и громким голосом крикнула в темноту:
— Послушайте! Да как вы смеете?..
— Мими, это я! — ответил до боли знакомый голос. Женщина всмотрелась получше в темную фигуру, стоящую внизу. Довольно высокий молодой человек, в руке сумка, за спиной гитара…
— Джон? — удивленно воскликнула она, наконец узнав племянника.
— Я! — просто ответил тот, окончательно убедив женщину, что она не ошиблась.
— Вернулся наконец, — то ли с раздражением, то ли с волнением произнесла она, направляясь ко входной двери. Сквозь небольшие стекла за ней виднелся силуэт Джона. Мими повернула ключ в замке, и в следующее мгновение перед ее глазами предстал Джон Леннон собственной персоной. На миг миссис Смит лишилась дара речи. Что же стало с ее племянником за полгода! Он немного вытянулся, что, впрочем, его не портило, но при этом страшно исхудал. Лицо его было по-настоящему уставшим, под глазами даже виднелись круги, как от недосыпания, волосы явно давно нормально не мыты. Мало того, Джон еще в придачу был облачен в черную кожаную куртку и высокие ковбойские сапоги. Куда же делся тот самый подросток, который практически сбежал несколько месяцев назад в Гамбург? Если бы не голос, Мими бы точно его не узнала. Когда к ней наконец вернулась способность говорить, она тут же спросила строгим, чуть язвительным голосом:
— Ну что, явился? И как гастроли?
— Заплати таксисту, — бросил Джон вместо ответа, очевидно, не желая этого обсуждать, и направился наверх, в свою спальню.
— А как же твои сто фунтов в неделю? — с нескрываемой иронией сказала ему вслед Мими, но парень даже не обернулся. Добравшись до своей комнаты, он бросил прямо у порога сумку, прислонил к стене гитару, наспех скинул сапоги и куртку и тут же рухнул всем телом на свою кровать. Джон так устал, что почти мгновенно провалился в глубокий сон. Тетя тихо вошла в спальню, внимательно посмотрев на спящего племянника. Похоже, поездка закончилась для него крайне неудачно, раз он раздражен до такой степени и совершенно опустошен. Кроме того, Джон выглядел так, словно все полгода жил где-то на лавочке в парке и практически ничем не питался. Вздохнув, Мими с тяжелым сердцем отправилась спать.
Родители остальных ребят, которые прибыли в Ливерпуль еще раньше, были шокированы видом своих сыновей не меньше, чем миссис Смит. Джордж приехал под вечер. Едва завидев его на пороге, миссис Харрисон чуть не расплакалась. Ее сын, и так-то худой от природы, сейчас казался просто тощим и буквально замученным. Он лишь слабо улыбнулся матери и отцу, старшим братьям и шагнул в родной дом. Когда постепенно отошедшие от шока родные спросили, как прошла поездка в Гамбург, почему он вернулся так внезапно, никого не предупредив, Джордж просто ответил:
— Турнули меня оттуда… Депортировали. Несовершеннолетний еще, говорят, не имеешь права выступать в клубах. Как же я ребят-то подвел!..
Все следующие дни Джордж ходил как в воду опущенный. Ему было так стыдно за свой вынужденный отъезд из Германии, что он даже далеко не сразу узнал, что все остальные тоже вернулись домой.
Стю вернулся тоже достаточно скоро. Можно даже и не говорить, что испытала бедная миссис Сатклифф, увидев на пороге едва стоящего на ногах сына. Когда он сообщил ей после приветственных объятий, что болен, поэтому его отправили из Гамбурга домой, женщина сразу же поняла, почему Стюарт выглядел так плохо. Он был бледен, худ и сильно ослаб. За время перелета его одолел жар, да и голос почти полностью пропал. Мать немедленно принялась за лечение сына, а он все сбивчиво рассказывал, как много они играли на сцене, и то и дело вслух сожалел о том, что ему пришлось бросить в Гамбурге друзей. Уже в полудреме он несколько раз повторил: «Астрид… Астрид…» Не успела, однако, миссис Сатклифф спросить, кто такая Астрид, как сын уже окончательно погрузился в сон.
Пит и Пол вернулись через сутки после Стюарта. Мона Бест, хоть и была шокирована внешним видом сына, все же попросила непременно рассказать ей обо всем, что с ними происходило в Гамбурге, параллельно спешно подогревая сильно похудевшему Питу обед и все время с беспокойством на него поглядывая. Что касается Пола, то он, боясь, что бедный отец испытает сильное потрясение, если он вдруг со всем своим неказистым видом явиться домой, успел позвонить ему до возвращения. В итоге МакКартни-старший, несказанно обрадовавшийся этой новости, встретил его на вокзале вместе с Майком. Отец и сын на несколько мгновений потеряли дар речи, когда увидели наконец спешившего к ним Пола. И суть даже не в новой кожаной куртке и сапогах, а в его общем состоянии: парень выглядел так, словно все полгода не спал. Но это не помешало ему счастливо улыбаться при встречи с родными и крепко обнимать их. Всю дорогу домой он вполне живо с ними разговаривал, хотя и чувствовалось, что он устал как собака. А уже дома и без того ошарашенного Джима ждало новое потрясение. Когда Пол, стоя в ванной комнате, стянул с себя рубашку, чтобы бросить ее в корзину с вещами, приготовленными к стирке, отец как раз проходил мимо. Он просто остолбенел от увиденного. Никогда еще за всю жизнь мистер МакКартни не видел сына таким худющим. Вся тревога, копившаяся в его сердце, вдруг выплеснулась наружу.
— Что с тобой такое стряслось-то, Пол? — в шоке спросил он сына.
— Что? — Пол развернулся к отцу, непонимающе глядя на него.
— У тебя такой вид, как-будто вы там не спали вовсе и все время жили только на хлебе и воде.
— А, это… Ну… — потирая локоть, Пол смотрел на него каким-то виноватым взглядом, точь-в-точь как в детстве, когда натворил что-нибудь и ждал отцовской выволочки. — Просто мы… Ой, да ладно, пап! Все в порядке, правда. Просто мы слишком много работали в Гамбурге и очень устали, — похоже, он спешил закрыть эту тему.
И правда, каким бы веселым Пол ни был при встрече, к вечеру он совсем упал духом. The Beatles ехали в Гамбург с огромными надеждами и грандиозными планами, а их считай поодиночке выдворили из Германии. Он даже не знал, как там сейчас Джон, добрались ли до Ливерпуля Джордж и Стю. А самой угнетающей была та мысль, что их группа, похоже, приказала долго жить.