Незабудковый мотив

Глава 6 Среда, 11 июня 2014 — Какого чёрта, Кас? — смеётся Дин, опираясь о кухонный шкафчик. Его плечи уже подрагивают, и он пытается не позволить растерянной гримасе Каса вызвать у него порцию новых (очень мужественных) хихиканий. — Хочешь, чтобы все зубы переломали? Дин кивает на миску разбитых яиц, полную скорлупы, и снова хохочет. Кас вчера не соврал; он и вправду худший пекарь из всех, кого знает Дин. Кроме разве что Сэма, но тот хотя бы никогда не жил один. Кас же просто безнадёжен. Когда они только повязали фартуки (на этом Кас настоял, свирепо и решительно сверкая глазами), Кас стал столбом посреди кухни — и просто уставился на Дина. Будто был готов исполнять любой его приказ до мельчайших деталей. А в его глазах было столько доверия, что Дин не удержался от мысли об утёнке. Он выглядел просто до нелепости мило в ожидании указаний со своим открытым выражением лица и мятым фартуком — Дину пришлось сжать кулаки, чтобы не потянуться и не расправить складки. Памятуя о его кулинарной девственности, Дин выбрал для него самое простое задание — разбить яйца в миску. Видимо, это было слишком сложно. Дин отмеривал муку, когда Кас гордо обернулся к нему: — Готово. На его лице была выжидательная улыбка, и тут-то Дин и начал смеяться. Улыбка тут же увяла. Кас опустил взгляд в миску. Дин качает головой: — Серьёзно, Кас, ты что, в жизни ничего не пёк? Плечи Каса поникают: — Нет. — И омлет никогда не делал? — Нет, — вздыхает Кас не без отчаяния и начинает теребить завязки фартука. Недоверчиво улыбаясь, Дин снова качает головой: — Что же ты тогда ешь, приятель? Кас пожимает плечами, грустно глядя в миску. — Пасту? И сэндвичи. Иногда пиццу. Дин тепло улыбается, когда Кас не видит, и делает шаг вперёд. Протянув Касу чайную ложку, он поручает ему выудить скорлупу. — Ну, когда всё это закончится, я научу тебя готовить. Кас так резко поворачивает голову, что ему, наверное, больно. Дин тут же вспыхивает. Чёрт. Пора уже начинать думать перед тем, как говорить. — Э, — говорит он, потирая тыльную сторону шеи и отводя взгляд от широко распахнутых глаз Каса, — или нет. Неважно. Наверняка тебе есть у кого поучиться. Моргнув, Кас возвращается к выуживанию, а Дин, стараясь не замечать, как порозовела его шея, — к муке. — Вообще-то нет, — осторожно говорит Кас. — Гадриэль живёт в Канзасе, Бальтазар — в Англии, Анна — в Нью-Йорке, а Габриэль — на конфетах. Дин громко смеётся, на мгновение запрокинув голову. Он благодарен за рассеивание напряжения. — Старый добрый Гейб, — качает он головой. — Как он? Кас пожимает плечами. — Неплохо. Может, откроет здесь новый магазин. — Да? — спрашивает Дин, вынимая из буфета сито. — Это хорошо. Наверное, будете видеться чаще. Кас улыбается: — Да, наверное. Но я всё равно не доверю ему обучение меня готовке. — И то правда, — фыркает Дин. Наступает уютное молчание. Выудив последнюю скорлупу, Кас ополаскивает ложку, а Дин решает воспользоваться его, кажется, хорошим настроением. — Так, — говорит он, показывая Касу, как держать сито над миской, и аккуратно всыпая муку, — Бальтазар остался в Англии? — Да. У него художественная галерея в Лондоне. — Ух ты. — Интересно, перестанет ли когда-нибудь семья Новаков внушать Дину страх. — Круто. У него хороший вкус? — Судя по его чувству стиля, — фыркает Кас, — я бы сказал «нет». Дин хмурится: — Ты что, не был у него? — Он устроил мне экскурсию по скайпу, — пожимает плечами Кас. — Но я не уверен насчёт того, что считается высоким искусством. Не подумав, Дин тянется к его запястью — замедлить его движения ситом, чтобы мука не просыпалась вокруг. Он сам не понимает, что делает, и не замечает, что произошло нечто необычное, пока вдруг не слышит, что дыхание Каса сбилось. Впрочем, оно такое тихое, что ему могло и показаться. Он пытается не тосковать по ощущению тепла под кончиками пальцев. Кашлянув, он позволяет Касу закончить с мукой самому и включает духовку. — А что, — пытается он сменить тему, — делает Анна в Нью-Йорке? — Она журналист. Пишет для журнала о путешествиях. Дин улыбается. Он рад: Анна ему всегда нравилась. Не то чтобы он её хорошо знал. Собственно говоря, он каждый раз ощущает вспышку неясной вины, когда вспоминает их краткое знакомство, но она всё равно ему нравилась. — Это здорово, — говорит он, опираясь спиной о духовку. — Я как-то встретил её на вечеринке. Она была клёвая. Кас ничего не говорит, но Дину почему-то кажется, что он сказал что-то не то. Руки Каса словно бы крепче стискивают сито, а плечи напрягаются. Дин уже открывает рот, чтобы извиниться, но понимает, что понятия не имеет, за что. Он ничего такого не сказал, так что неоткуда взяться и вине, но он не может понять, почему так напрягся Кас. Хотя, может, дело не в том, что сказал Дин. Кас вообще напряжённый по жизни. Пожав плечами, Дин списывает всё на обычные врождённые странности Каса. Какое-то время они работают почти молча: Дин что-то объясняет, а Кас выполняет указания со смертельно серьёзным видом, вовсе не обязательным при выпечке кексов. Вообще-то это очень мило, и молчание оказывается куда более расслабляющим, чем он ожидал. Оно не кажется неловким или натянутым — просто нормальным. И вскоре двадцать четыре формы с кексами отправляются в духовку. — А теперь самое лучшее! — восклицает Дин, радостно хватая миску. — Можно вылизать миску! — Что? — хмурится Кас. Дин замирает, не донеся деревянную ложку до рта. — Чувак, — он широко распахивает глаза, — ты никогда не доедал остатки теста? Кас склоняет голову к плечу, будто это Дин тут странный. — Нет, — говорит он. — Сам я никогда ничего не пёк, а Майкл всегда говорил, что от этого заболит живот. Вздохнув, Дин опускает взгляд на миску. Прости-прощай, сладкий рай. Он пихает миску Касу в руки и подносит ложку к его губам. — На, — решительно говорит он и не двигается. Взгляд Каса настороженно мечется между Дином и ложкой, и наконец он медленно высовывает язык и пробует смесь. Дин сглатывает. Дрань господня. Он не смог бы отвести от него взгляда, даже если бы ему заплатили. После пары настороженных облизываний Кас закрывает глаза и, господи боже, стонет. Его язык проводит по деревянной ложке широкие полосы, вылизывая её дочиста, и Дин просто не в состоянии дышать. Он смотрит, ощущая нарастающий в паху жар, как Кас запускает в миску два пальца и обхватывает их губами, словно нарочно пытаясь подстегнуть Дина. Кас радостно вздыхает, а Дин, пытаясь понять, когда это здесь стало так жарко, что могли бы расплавиться адские врата, выдыхает полузадушенный писк, не успев сдержаться. Кас распахивает глаза, Дин затыкает рот. Щёки Каса вспыхивают, а Дин пытается отвлечь внимание от выпуклости в своих джинсах ухмылкой: — Так, — на удивление спокойно спрашивает он, — нравится? Закусив губу, Кас смущённо опускает голову. — Да, очень. Извини. Держи. Он с глуповатой улыбкой протягивает миску обратно Дину, но тот со смехом качает головой. — Нет, приятель, доедай. Вы вместе неплохо смотритесь, не хочу вставать между вами. Фыркнув, Кас съедает ещё немного и, сузив глаза, спрашивает: — Так обычно говорят о тебе и твоей машине? Дин закатывает глаза, а когда Кас нацеливается на последние капли смеси, игриво вырывает миску из его рук. — Эй! Этот ботан наверняка уже собрался начать вылизывать миску. — Что? Захотел пообниматься с ней после всего, что между вами было? Изображая оскорблённость, Кас отходит в сторону. Снова повисает тишина. Дин моет миску, пытаясь думать о чём-нибудь не сексуальном, а Кас ставит сахар и прочее на место. Как раз наткнувшись на воспоминание о том, как Бобби целовал Эллен под какой-то омелой, Дин вдруг отвлекается на фразу из их разговора. — А кто такой Гадриэль? — спрашивает он, вытирая миску. — Он же не твой брат? Он знает, что это не брат Каса, помнит, как Кас называл ему все имена в первые дни знакомства, но не хочет звучать слишком уверенным насчёт этого, как какой-нибудь маньяк. Или как кто-нибудь, кто сох по Касу четыре года. — Нет. — Кас опирается о шкафчик, дожидаясь, пока Дин закончит. — Друг детства. Дин морщит нос: — Подружились на почве странных имён? Кас смеётся, забирая у него миску. — Мы познакомились в церкви. У наших мам была склонность к ангельским именам. — И всё-таки — Гадриэль. — Дин качает головой. — Бедолага. Вздохнув, Кас кивает. — Да. Ну, хотя бы Майклу и Анне повезло. — Неа, — говорит Дин, сосредотачиваясь на отмеривании сахарной пудры. — «Кастиэль» тебе идёт. Кастиэль ничего не отвечает, но они стоят так близко, что их плечи почти соприкасаются, и Дин вполне уверен, что каким-то образом чувствует его улыбку. — Так почему Майкл не научил тебя готовить? — спрашивает Дин, когда они заканчивают с просеиванием сахара. — Он же обучал тебя дома, да? Ты говорил, он здорово готовит. Кас поворачивается к нему; на его лице явно отражается удивление. Дин пожимает плечами, потирая шею; Кас отслеживает это движение, а кончики его губ ползут вверх, и Дин понимает, что перепачкался в пудре. Он прочищает горло. — Ты говорил мне это, э… до… Он замолкает, и повисает неловкая тишина. Они оба смотрят в миску. — До того, как ты вступил в футбольную команду, — предлагает Кас нарочито небрежно. — Ага. — Дин хватает первый попавшийся краситель — красный. — Ну да, — вздыхает Кас. — Наверное, у него не было на это времени. Может, он думал, что я научусь сам. Дин передаёт ему краситель только ради того, чтобы взглянуть на его улыбку, и ухмыляется: — Зато если бы ты готовил с ним в Канзасе, мне пришлось бы тушить кучу неизбежных пожаров. Смерив его возмущённым взглядом, Кас фыркает: — Я вполне уверен, что в Пало-Альто есть пожарные, Дин. Найдя самую уверенную улыбку из своего арсенала, Дин поигрывает бровями: — Да, но они не так круты, как я. Он пихает Каса плечом, а тот закатывает глаза. Кас добавляет слишком много красителя, но это ничего. Подумаешь, девчонкам достанется страстный пурпурный вместо пастельно-розового. Они немного спорят о заправке («Дин, мята освежает и очень вкусна» — «Кас, это розовые кексы, они должны быть клубничными»), и в итоге Дин отбирает у Каса мятную и быстро добавляет клубничной. Кас дуется, и это одновременно восхитительно и преступно очаровательно. — Ладно, — вздыхает Дин. — Кас, хочешь поработать венчиком? Лицо Каса буквально светится, и Дин думает, что это как работать с ребёнком. И нет, он предложил вовсе не потому, что хотел увидеть у Каса гордый взгляд человека, которому доверили важное дело. Вовсе нет. Он просто не хотел, чтобы Кас разобиделся. Когда Дин показывает ему большой палец — глазурь прекрасно взбита — Кас триумфально улыбается и вынимает миксер из миски. Не выключив его. Огромное количество розовой глазури прилетает Дину в лицо, Кас лихорадочно возится, пытаясь отключить миксер, а потом повисает тишина. А затем Кас, мелкий шельмец, смеётся. Поначалу тихо — он таращится на Дина, его плечи дрожат, он поджимает губы, — а потом, неприятно (по крайней мере, это должно быть неприятно) фыркая, он начинает хихикать, прикрываясь ладонью, как какой-то подросток. Если честно, Дин слишком ошарашен, чтобы обидеться. Глаза Каса полуприкрыты от смеха — Дин даже едва различает их синеву. И вот он уже хохочет, просто хохочет, и это так необычно, что Дину очень трудно продолжать делать вид, что он очень, очень зол. — Дин, — с трудом выдыхает Кас, пытаясь сдержать свою радость (но его губы упрямо расплываются в улыбке), — я знаю, что ты пытаешься выглядеть грозно, но у тебя всё лицо в розовой глазури. Дин не улыбается в ответ. — Надеюсь, ты знаешь, что это значит, — сурово говорит он. — Что? — улыбка Каса начинает таять, сменяясь лёгкой растерянностью. Дин усмехается. — Значит, война. И безо всякого предупреждения он устремляется вперёд, вытирая лицо о лицо Каса. — Дин, нет! — вопит Кас, пытаясь оттолкнуть его, и теперь черёд Дина хохотать над тем, как равномерно покрыто его лицо розовыми брызгами. — Ах так… — и он тоже бросается вперёд, как одержимый. Дин пытается удержать его липкие розовые руки подальше от своего лица и после довольно продолжительной — добрых несколько минут — борьбы умудряется вытереть лицо о руку Каса. Тот тоненько пищит, вырывается из его хватки и устремляется к миске с глазурью. Поймав его за запястье, Дин отталкивает его от миски, хватает её сам и с триумфом заносит у Каса на головой. — Нет! — умоляет Кас, но Дин, ухмыльнувшись, медленно начинает её переворачивать. Потянувшись, Кас почти ловит её, и они сражаются, пытаясь опрокинуть её содержимое не себе на голову и задыхаясь от смеха… и тут раздаётся очень громкое покашливание. Словно в фильме замедленного действия они разворачиваются и видят Сэма, стоящего в проходе и скрестившего руки на груди. — Сколько вам — двенадцать? — спрашивает он так, будто они окончательно его довели. Дин вдруг замечает, как близко друг к другу они стоят. Их руки почти сплелись в борьбе за миску, а в попытке преодолеть разницу в их росте Кас встал на цыпочки и полностью прижался к Дину торсом. Они таращатся друг на друга, и Дин, кажется, может различить в глазах Каса каждый оттенок синевы. Они почти одновременно отпрыгивают в стороны, и Дин смущённо трёт шею. Сэм хмыкает. — Поверить не могу, что этот придурок испортил тебя, Кас. Я-то думал, ты взрослый человек. — Эй! — оскорблённо восклицает Дин. — Это он начал! — А вот и нет! — фыркает Кас. — О боже, — стонет Сэм, снова притягивая их внимание к себе. — Знаете что? Я даже знать не хочу. Просто приберитесь, пока не пришла Джесс и не надрала ваши задницы. Закатив глаза и что-то бормоча о детях (что совершенно незаслуженно) себе под нос, Сэм уходит. Дин ставит миску на шкафчик, а Кас находит ткань и начинает протирать брызги. Они ничего не говорят и больше не спорят, но когда приходит время вынимать кексы из духовки и украшать их, они делают это бок о бок, соприкасаясь плечами. Воскресенье, 2 мая 2004 Когда в январе Дину исполнилось восемнадцать, рядом не было никого, кроме Сэма. Бобби ещё в декабре уехал в Су-Фоллс и в связи с послерождественским бумом никак не мог вернуться, а Эллен не могла позволить себе закрыть «Дом у дороги» в субботу. Шерифа Миллс и Руфуса Дин тоже не хотел просить уйти с работы только ради него, так что он с ними об этом и не заговаривал. В школе ему тоже приглашать никого не хотелось. Ну. Вернее, не было никого, кого он мог бы пригласить. Так что в домике Бобби были только он и Сэмми, и Дин был более чем счастлив. Сэм купил торт и, широко улыбаясь, профальшивил ему «С днём рожденья тебя». Дин закатил глаза, задул свечи, надел сделанный Сэмми колпак и загадал, чтобы на день рождения Сэмми дома были все. Как оказалось, иногда желания сбываются. И пусть небольшая часть Дина и хотела загадать что-нибудь другое (связанное с кое-каким синеглазым и лохматым обладателем губ, созданных для поцелуев), глядя на улыбающееся лицо брата, он не может найти в себе сил пожалеть о загаданном желании. Весь день Дин и Сэм играли в видеоигры и смотрели «Стар Трек» на старом видавшем виды телеке. Сэм больше ни о чём не просил и больше никого не звал, и Дин устроил весь день так, будто всё идёт к тому, что вечер закончился тортом и пением соло. Но это не так. Вместо этого без четверти шесть он усадил Сэма в Импалу и отказался отвечать на все вопросы, пока не затащил его в «Дом у дороги» и не сдал на руки Эллен. — С днём рождения, сладкий! — мурлычет та, обнимая его. Сэм, явно под воздействием эмоций, лишь крепко обнимает её в ответ. Опираясь о дверной косяк, Дин улыбается. Он вполне уверен, что когда вперёд выходит Бобби и хлопает Сэма по спине, в глазах у того стоят слёзы. Джоди целует его в щёку, Руфус салютует пивом; в баре нет никаких посетителей, а Эш явно провёл весь день, украшая помещение, хотя Дин подозревает, что он забыл, что Сэму четырнадцать, судя по тому, как много вокруг разноцветных ленточек. Последними Сэма поздравляют Джо и Кевин. Они чуть ли не дерутся за то, чей колпак он наденет. Дин смеётся. Он всего пару раз видел Кевина — он учится с Джо и Сэмом, а Дину особо некогда к ним заглядывать, — но мелкий ему уже нравится. Каждый, кому хватает мужества поспорить с Джо Харвелл, заслуживает мгновенного уважения. Дин не вмешивается — он уже отдал Сэму свой подарок (энциклопедию греческой мифологии — мелкий ботан так и светился от счастья) и сейчас просто рад, что Сэма купают во внимании. Он, кажется, в восторге и безумно радуется каждому подарку, так что Дин любит всех пришедших уже за то, что они вызывают у него такую улыбку. — Ладно-ладно, — смеётся Эллен, когда Сэм охает над последним подарком — какой-то унылой ботанской книжкой от Кевина. — Голосую за поужинать, пока Сэм окончательно не превратился в испорченного мальчишку. Раздаются согласные возгласы, а Дин смеётся над гримаской Сэма. — Дин, — зовёт Эллен, поднимаясь, — не принесёшь тарелки? — Конечно, — улыбается Дин, идя за ней. Но не успевает он её догнать, как слышит позади шаги. Он узнаёт их, и чьи-то руки крепко обнимают его со спины. Он останавливается и удивлённо поворачивается, не выбираясь из хватки, но приязненно ероша волосы Сэма. — Сэмми? Сэм поднимает голову и улыбается, но его взгляд серьёзен. — Это же ты всё устроил, да? — звучит это не совсем как вопрос. Опустив голову, Дин пожимает плечами: — Не такое большое дело. — Очень. — Сэм обнимает его ещё крепче. — Очень большое. Спасибо, Дин. Сглотнув, Дин проводит рукой между его лопаток. — Обращайся, Сэмми, — улыбается он. — А теперь возвращайся, пока Джо не умыкнула твои подарки. Я видел, как она на них смотрит. Он ухмыляется и поигрывает бровями. Сэм корчит рожицу и отпускает его: — Фу таким быть. Дин смеётся. Сэм уносится прочь, может быть, отбирать у Джо свой новый перочинный нож, а Дин идёт за Эллен. Ужин проходит шумно — и тепло. Кевин приходит почти в ужас от историй Эша, а Руфус смотрит на всех так, словно предпочёл бы находиться в другом месте, хотя все знают, что хочет он быть именно здесь. Бобби и Эллен делают вид, что не заигрывают друг с другом, хотя это до смущения очевидно. Джоди выглядит так, будто готова удочерить Джо. Дин в основном просто наблюдает. — Итак, Дин, — нарушает его мирное спокойствие Джоди, — школа почти окончена, да? Сердце Дина ухает вниз. Он знает, к чему это всё. — Да, — раздражённо вздыхает Бобби. — Упрямый поганец всё ещё отказывается подавать документы в колледж. Да. Вот оно. Дин стонет. — Бобби… — Не бобкай на меня, мальчик, я не передумаю. — Как и я! — огрызается Дин. Бобби сердито качает головой. — Подожди, — спохватывается Кевин, — ты не хочешь идти в колледж? Дин открывает рот, чтобы ответить, но Сэм его опережает. — Конечно, хочет, — печально и вымученно говорит он, как и всегда, когда пытается заставить Дина выслушать. — Он просто думает, что обязан убедиться, что туда попаду я. Наступает несколько неловких секунд тишины; все поворачиваются к Дину, таращась на него с разным соотношением недоверия и сочувствия. Сэм смотрит с вызовом. Дин неловко ёрзает и опускает взгляд в тарелку. — Дин, — мягко говорит Эллен, — ещё не слишком поздно. Ты можешь подать документы в колледжи второй волны. Это нечестно. Дин не хочет это выслушивать. Конечно, ещё не слишком поздно, он и сам знает. Он прекрасно знает, что можно сделать, какие колледжи всё ещё принимают документы, на какие курсы он может рассчитывать со своими отметками. Он всё это изучил. Он знает. Он может даже поступить в Канзасский университет. Чёрт, да захоти он, он мог бы и в Стэнфорд попасть, как и Сэмми. Мог бы. Но не может. Как он может попросить Бобби заплатить за это? Он недостаточно умён для стипендии и не так старался в школе, как ему хотелось. Он не мог оставлять Сэмми дома одного. И сейчас он тоже не может его оставить. Он не может сбросить его на Бобби или Эллен, пусть бы они и согласились без раздумий. И он не может позволить им заплатить за обучение, которое ему не нужно. Он и так справится. Он уже подрабатывает в мастерской Бобби. Сэмми же поступит в колледж — вот что важно, Сэмми и его мечты о профессии юриста. У Дина будет четыре года, чтобы заработать денег — это возможно, более чем, и он рад этому — правда. Он умеет работать с машинами. Сэм пойдёт в колледж. Все в выигрыше. — Знаю. — Он изображает улыбку. — Но, честно, не такое большое дело. Бобби даст мне работу в мастерской, у меня всё путём. Он вполне уверен, что никто ему не верит, но тема разговора меняется, и он засчитывает это за победу. Он вызывается прибраться после ужина — Сэм на него сегодня уже насмотрелся. Так что он носит тарелки, улыбаясь, и моет их вручную. Ему всегда нравилось наводить порядок. Это методичное действие расслабляет, а с чёткой целью и её достижением приходит приятное удовлетворение. — Когда-нибудь ты станешь для кого-то прекрасной жёнушкой, — весело фыркает кто-то. Дин оборачивается к Руфусу и закатывает глаза. Руфус Тёрнер был лучшим другом Бобби… всегда. Оба очень уклончиво отвечали на вопросы о том, как познакомились, хотя Дин подозревает, что там всё куда проще, чем они пытаются изображать. А ещё они всё время собачатся, как пожилые. Руфус делает вид, что ему никто не нравится, как, если подумать, и сам Бобби, но никому и в голову не приходит, что они всерьёз. В конце концов, Руфус всё ещё здесь, на четырнадцатом дне рождения Сэма, а Дин знает, что он не пришёл бы, если бы не хотел. Дину нравится Руфус — с самого детства, когда Сэм всегда смущался в присутствии «страшного друга Бобби, который никогда не улыбается». Он работает на пожарной станции и, ходят слухи, скоро станет там главным. Дин всегда считал его клёвым. — Или помогай, или не болтай под руку, старик. Руфус гортанно изображает что-то оскорблённое и берёт полотенце. — Следи за поведением, мальчик, я всё ещё могу надрать тебе зад. Дин невинно улыбается и передаёт ему тарелки. Что есть, то есть, надрать зад он ему может, и тут стыдиться нечего. Руфус крут. — Так, э, — кашляет Руфус, и Дин с гнетущим ощущением думает, что он пришёл сюда не просто над ним подшутить. — Я хотел кое о чём тебя спросить, сынок. На мгновение руки Дина застывают на мокрой тарелке. Руфус никогда ещё не называл его сынком и определённо не заводил никаких разговоров на темы помимо весёлых оскорблений или негромких ворчаний. С мгновение Дин таращится на него, а потом снова смотрит на свои руки. — Ладно. Валяй. Вздохнув, Руфус поворачивается к нему. — Бобби сказал, что нашёл у тебя под кроватью книги пару недель назад. О вступительных испытаниях на пожарного. Вспыхнув, Дин пожимает плечами. — И? — И, — с нажимом говорит Руфус, мягко разворачивая его к себе за плечо, — ты хочешь стать пожарным? Дин не смотрит ему в глаза. — Я просто думал… я на самом деле не могу…я знаю, что не могу. Это просто… ничего. Даже не знаю, зачем и смотрел. Руфус вздыхает и трясёт его за плечо, вынуждая поднять взгляд. — Я не спрашивал, можешь ты или нет, — твёрдо говорит он. — Я спросил, хочешь ли ты. Дин сглатывает. Он никогда и никому об этом не говорил. Даже Сэму. Он не знал, что Бобби нашёл те книги, и сейчас его накрывает смущением. Зачем все так хотят узнать, чего он хочет? Зачем ему вообще чего-то хотеть? Он не может пойти в пожарные, как и в колледж. Сэм хочет в Стэнфорд, а Дин должен это устроить. Ему нужно заработать деньги на стабильной работе, пока всё не уладится, так что болтать попусту? Но Руфус не отпускает его взгляд, и Дин знает, что не может соврать. Он дёргано кивает и отводит взгляд. Руфус сжимает его плечо и убирает руку. — Так что тебе мешает? — Мне нужно заботиться о Сэме. — Брехня. — Руфус скрещивает руки на груди. — Есть кому за ним присмотреть. Или ты не заметил, сколько здесь народу? Дин молчит, глядя на ноги. — Дин, у твоего брата всё будет хорошо. Никто не даст ему не попасть в колледж, ты же знаешь. Тебе пора думать о том, чего ты хочешь, ребёнок. И если ты хочешь затащить свой зад в горящее здание, значит, так и делай. Дин ужасно хочет согласиться. Он знает, что стоит ему слово сказать — и Руфус организует ему тренировки. Он знает, что сдаст экзамены — он от корки до корки прочёл книги и всё знает. Он думает о маме, ровно тринадцать с половиной лет назад попавшей в окружение пламени, и хочет спасти её. Он хочет вбегать в огонь каждый день своей оставшейся жизни и спасать маму снова и снова — в каждом человеке, которого вытащит. Он хочет спасти столько детей, сколько сможет. От жизни без родителей. Но сейчас Сэмми слишком маленький, а карманы Дина слишком пустые, так что это всё неважно. — Может, — бормочет он, прекрасно зная, что в ту же минуту, как окончит школу, устроится в мастерскую. — Я подумаю. Спасибо, Руфус. Руфус вздыхает и забирает у него губку. — Иди туда, — кивает он на дверь. — Я всё закончу. — Дин открывает было рот, но Руфус выставляет руку вперёд: — И слушать не хочу. Проваливай. — Хихикнув, Дин благодарно кивает и уходит. — Ребёнок, — окликает его Руфус, — когда наконец решишь пожить для себя, позвони мне. Думаю, из тебя выйдет чертовски хороший пожарный. Дин снова кивает, слишком смущённый, чтобы что-то сказать, и пытается сглотнуть ком в горле. Руфус отворачивается к раковине и принимается мыть посуду, будто не подарил только что Дину надежду на будущее. Дин уходит, чтобы не соблазниться. Войдя в общий зал, он смеётся. Все впали в ту приятную сытую кому, когда тебе тепло, ты всем доволен и хочешь больше никогда не двигаться. Эш лежит на бильярдном столе, Джо тыкает его кием, а Эллен устроилась так близко к Бобби, что Дин посмеялся бы, не будь они такими милыми. Шлёпнувшись на барный стул, Дин ерошит волосы проходящего мимо Сэма и улыбается, когда тот пытается их поправить, сердито косясь на него. — Серьёзно, — фыркает Дин, — я на пять минут ушёл, а вы сразу стухли. — Точно, — фыркает Бобби, чья кепка надвинута на нос под более щегольским углом, чем обычно. — Развлеки нас тогда. — Тут есть музыкальный автомат, — улыбается Джоди. — Спой-ка нам песенку, Винчестер. Эллен смеётся, а Сэм и Джо хором стонут. — Не надо! — Она закатывает глаза. — Вдруг и правда споёт! Дин изображает возмущение. — Тебе нравится моё пение! Джоди, сидящая на полу у барной стойки, опускает голову к плечу и с интересом смотрит на него. — Ты умеешь петь? Сэм вздыхает. — Умеет или нет, но поёт. — Ага, — смеётся Дин, опираясь локтями о стойку. — Может, и спел бы, если бы вы мило попросили. Джо хмыкает: — Думаю, мы пас. — Да-да, Харвелл, ты просто боишься, что не сможешь устоять передо мной, услышав, как сексуален мой голос. Она морщит нос. — Фу, Дин. И жаль же мне того, кого ты там сейчас трахаешь. — Джоанна Бет! — возмущается Эллен. Джо вспыхивает ярко-преярко — кажется, она забыла, что её мама здесь. Дин смеётся. — Извини. — Джо смущённо улыбается матери. — Я хотела сказать, того, за кем ты ухаживаешь. Дин закатывает глаза. — Ни за кем я не ухаживаю. — Нет? — Джо перекатывается на живот и приподнимается на локтях. — Чёрная полоса у великого Дина Винчестера? — У него не было девушки с ноября, — ябедничает Сэм, на мгновение оторвавшись от книжки, которую читает с Кевином. Дин свирепо на него смотрит. — Хорош давить, — говорит Бобби. Кевин ухмыляется: — Что случилось, Дин? Ты влюбиииился? Дин швыряет в него тканью для протирания стойки, но это явно не скрывает его румянца: все смеются, и хотя никто ни черта не знает, у Дина возникает ощущение, что он слишком очевиден. Как будто имя Каса выбито у него на лбу, а в глазах при любой мысли о Касе появляются сердечки, как в мультике. Он велит всем заткнуться, но никто не слушает, и это слишком. — Зуб даю, это та Касси, — ухмыляется Эш. Дин делает вид, что его сердце не подскочило к горлу при звуке первого слога: на секунду он перепугался, что Эш всё понял. Кевин качает головой: — Нет, мне казалось, Лиза нравилась ему больше остальных. — Это Тесса учила его на гитаре играть? — спрашивает Джо. Сэм морщит нос: — Нет, это Робин. Дин не выдерживает: — Эй! Я прямо здесь! Ни в одну из них я не влюблён, ясно? Джо усмехается, напомнив Дину об учуявших кровь акулах. — О, так в кого-то ты всё-таки влюблён? Дину хочется умереть. — Конечно, нет! — огрызается он. — Боже, нельзя уже просто сосредоточиться на работе, а не девушках, чтобы на тебя сразу не набросились с подозрениями? — Ладно-ладно. Кто-то ушёл в глухую оборону. Дин открывает было рот, чтобы снова огрызнуться, но встревает Эллен: — Всё, хватит. Оставь беднягу в покое, Джо. И на этом всё. Разговор переходит на другую тему, но как бы Дину ни хотелось подуться, это чертовски сложно, когда Эллен и Бобби делают вид, что друг в друге не заинтересованы, а Сэм и Джо дразнят Кевина из-за какой-то девочки. Возвращается Руфус, и они с Джоди начинают спорить о том, как должны действовать пожарные во время зомби-апокалипсиса, а Эш строит замок из пустых пивных бутылок. Круто находиться здесь, среди людей, которые так любят Сэма и даже, наверное, немножко его. Они странные — все они, странные, раздражающие и упёртые. Но они семья, и Дин рад тому, что все они улыбаются. Когда Дин наконец загружает Сэма в машину и везёт домой, уже поздно. Ему немного стыдно — всё-таки Сэму в школу, так что нужно было вернуться домой к одиннадцати, но он счастлив. Сэм улыбается сам себе, и, заметив это, улыбается и Дин. Когда до дома остаётся минут пять, Сэм поворачивается к нему. — Тебе же кто-то нравится, да? — спрашивает он тихо. Звучит не очень похоже на вопрос. В его взгляде забота, а Дин старательно смотрит на дорогу. — Сэм… — Я знаю, что тебе на самом деле не нравился никто из тех, с кем ты встречался, и думаю, что это всё потому, что кто-то нравится тебе по-настоящему. Дин вздыхает, останавливается на красный и поворачивается к Сэму. На мгновение он задумывается, а не вывалить ли всё сейчас. Не рассказать ли о сволочах из школы, о том, что его заставляют делать, и, наконец, признать свои чувства к Касу. На это одно мгновение ему отчаянно хочется рассказать брату, что глаза Каса — цвета незабудок в солнечном свете и что во сне, когда ему грустно, Кас целует его в лоб, а когда он счастлив — в улыбку. Но это ни к чему хорошему не приведёт. Сэм ничем ему не поможет, а только расстроится. Сегодняшний день был приятным — замечательным. Дин не испортит его своими глупыми жалобами. Он снова поворачивается к дороге и жмёт на газ. — Когда это ты стал гуру в отношениях? — ворчит он и краем глаза замечает, как Сэм качает головой. — Почему ты не пригласишь её на выпускной? — Я не могу. — Почему? Дин крепче сжимает руль. — Это сложно. — Нет, — решительно говорит Сэм — с такой убеждённостью, что Дин замирает. — Сложно только то, что ты сам усложняешь. Если ты любишь её, значит, всё просто. Дин так сильно любит младшего брата, что слёзы почти наворачиваются ему на глаза. В нём вспыхивает надежда, которой он уже годы не чувствовал, и он впервые за почти четыре года позволяет себе представить, что и правда может это сделать. Может, он просто пригласит Каса на выпускной — и каким бы ни был его ответ, он хотя бы будет знать, что попытался. Конечно, он, скорее всего, откажет, не может же он нравиться Касу после всего, что сделал, да и не факт, что он вообще по мальчикам. Но он хотя бы будет знать, что кто-то его… что кому-то он нравится. Дин не уверен, сделает ли это, но приятно знать, что кто-то всегда его поддержит. Сэм ободряюще ему улыбается, и Дину становится гораздо лучше. Он улыбается в ответ и, потянувшись, щиплет Сэма за руку. — Спасибо, доктор Фил, — говорит он и думает, что даже если за всю жизнь ему суждено спасти из огня лишь одного человека, он рад, что это был Сэмми. Среда, 11 июня 2014 В списке справедливых вещей то, что Дин уходит с Сэмом и его друзьями на мальчишник, а Кас остаётся дома с пьяными подружками Джесс, находится очень низко. Или нет — этого в списке вообще нет. Оно входит в особенный список под названием «То, Что Ни Разу Не Справедливо». Дин, наверное, чудеснейшим образом проводит время в баре. Наверняка к нему выстроилась очередь из женщин, решительно настроенных добиться его внимания. Может, какая-нибудь из них уже добилась успеха. Не то чтобы Каса это заботило. Совсем нет. Подумаешь, Дин сейчас пьян и целует где-то у стены прекрасную женщину, а его руки обхватывают её талию, или, может, его ладони устраиваются на её щеках, и у неё подгибаются колени… и что? Касу вообще до лампочки. Он просто зол, потому что Дин там веселится, а Кас окружен невестой и шестью её подружками, и все они пугающе оживлённые, когда выпьют. Троих — Эстер, Рэйчел и Ханну — Кас не знает. Но они, кажется, очень им заинтересовались, и это просто тревожит. Пятый коктейль Рэйчел, в частности, не пошёл на пользу её ориентации в пространстве, и она чуть ли не растеклась по руке Каса. — Знаешь, по шаферской традиции тебе вроде как полагается переспать с одной из нас, — хихикает она в самое его ухо, и он, покраснев, вздрагивает. Джесс смеётся. Они сидят кругом на полу в гостиной, а кофейный столик весь заставлен коктейлями и пустыми обёртками из-под кексиков. Кас пытается думать о том, какими удачными они получились, а не о том, как неуютно от прикосновений Рэйчел к его ноге. — Ну, — говорит Джесс, и её глаза сияют, — у меня для вас хорошие новости, дамы. У нас целых два шафера, и оба жутко горячие. Все шестеро подружек радостно вопят и триумфально поднимают бокалы, а Кас, наверное, вспыхивает ещё больше. Он вполне уверен, что не станет спать ни с одной из них, и пытается не думать о том, что, возможно, Дин станет. — А разве традиция не в том состоит, чтобы шафер переспал с подружкой невесты? — усмехается Ребекка. — Потому что это как раз я. Трейси фыркает: — Щас же, сучка. Я нравлюсь Джесс больше. Джесс смеётся и тянется неловко похлопать Каса по плечу. — Вообще-то титул уходит Касу, простите, девочки. Все снова начинают хихикать, а некоторые гикают и поигрывают бровями. Касу хочется провалиться под землю; они, кажется, слишком пьяны, чтобы понять, что имела в виду Джесс, и Кас рад хоть этому. Плохо уже то, какие образы возникают в его голове, настойчивые и опасные — Дин на нём, под ним, внутри него; ему не нужно ещё и слышать их комментарии. Образы словно выжигаются на внутренних сторонах его век и заставляют щёки гореть. Рэйчел проводит пальцем по его скуле, и он чуть не подпрыгивает от неожиданности и смещается чуть влево, чтобы создать хоть какое-то расстояние между ними; впрочем, он немного благодарен ей за то, что она прервала его неподобающие мысли. — Ты милый, когда краснеешь. — Она улыбается ему так, словно он какое-то пушистое животное. Кас хмурится. Он вполне уверен, что это флирт, и задаётся вопросом, как бы лучше ответить, когда — слава небесам — в его кармане жужжит телефон. Он устраивает целое представление, вынимая его, и, к его облегчению, Рэйчел надоедает ждать ответа. — О, о, знаю! — восклицает она, чуть ли не подпрыгивая на месте. — Давайте угадывать, со сколькими каждый из нас переспал! Это же игра для девичника? Остальные выражают бурный восторг, а Кас, ни капли не заинтересованный, читает сообщение. Чувак только что звонил ювелир. Нам завтра забирать кольца. Номер не определён, но Касу не сложно догадаться, кто автор. Сердце странно подпрыгивает в груди — может быть, потому, что он, пусть и не по своей воле, представлял себя с Дином в очень неподобающих и компрометирующих позах. Не то чтобы это было что-то новое, если уж быть с собой честным — не то чтобы он никогда прежде не думал подобного о Дине Винчестере (вообще-то, если задуматься… только о Дине Винчестере), но эти мысли никогда не были настолько живыми со времён старшей школы. Телефон снова жужжит. Э извини это дин кстат Кас не может сдержать улыбки. Да, я догадался. И лично я считаю, что кольца нужно забрать прямо сейчас. К его удивлению, Дин отвечает сразу же. Хаха с девчонками невесело? Кажется, Рэйчел со мной флиртует. Вздохнув, Кас поднимает взгляд; все протяжно окают, установив, что Джесс спала только с одним человеком. Кас не понимает, что тут такого необычного. На этот раз Дин отвечает через пару минут — Кас уже начинает думать, что он не ответит. Может, вернулся к безымянной женщине или просто устал от разговора с Касом. Он уже собирается сунуть телефон обратно в карман, когда тот вибрирует, и он, ощутив облегчение и не желая думать о причинах тому, открывает его. Ну так позаигрывай с ней Интересно, почему он так долго это печатал. Это было бы некрасиво с учётом того, что у меня нет никаких романтических намерений в отношении её. Ааа какая ты благовоспитанная подружка невесты :) Лицо Каса снова вспыхивает. Интересно, знает ли Дин о традиции насчёт шафера и подружки невесты. Дразнит ли он Каса? Знает ли, какие мысли вызывают у Каса такие невинные его слова? Может быть. Но Кас убеждён в этом менее чем следовало бы исходя из его опыта. Есть в Дине и в их общении что-то такое, отчего Касу сложно считать его коварным, что бы ни случилось годы назад. Глядя на странные знаки препинания в конце предложения, он склоняет голову к плечу и видит примитивное улыбающееся лицо. Он не может сдержать ответную улыбку — и видит Дина, ясно как день, расслабленно усмехающегося. Он знает, что ни за что не смог бы на него обидеться. Заткнись, жопозад. Жопозад??? Я бы тебя проигнорировал (что неправда), но они тут пытаются угадать, сколько у кого было сексуальных партнёров, а это неловко. Так и есть. Кас особо не прислушивается к разговору, но заметил, что осталась только Трейси. У него нет особой надежды на то, что его помилуют. Чувак ты не должен им ничего говорить если не хочешь. Кас вздыхает. Да нечего и говорить. Отправив это, он тут же подозревает, что совершил ошибку. ЧТО? Чувак быть НЕ МОЖЕТ чтобы ты был девственником. Плечи Каса напрягаются. Не издевайся, Дин. Он нажимает на клавишу отправки резче, чем необходимо, и надеется, что Дин сменит тему. Он не стыдится своего отсутствия опыта. Вообще-то он этому даже рад. Глядя на Сэма и Джесс, не спавших ни с кем, кроме друг друга, он ощущает, как его переполняет тоска. Вот чего он хочет, хотя это и кажется всё менее и менее вероятным с каждым днём. Он не хочет, чтобы его первый раз был с каким-то случайным незнакомцем из бара, которому нет до него дела. Он не хочет тратить ни капли времени на того, кого не любит. И дело не в морали или религии: он понимает, что секс — просто приятное занятие, и ему всё равно, сколько у кого было партнёров; просто лично ему никогда не казалось притягательным удовольствие без эмоциональной составляющей. Он не стыдится своих убеждений, доволен своим выбором и не позволит Дину себя унизить. Я не издеваюсь! Честно! Просто не понимаю. Кас чуть расслабляется и задумывается над ответом, когда приходит второе сообщение. Ты горяч. Кас вспыхивает до кончиков ушей. К несчастью, именно в этот момент девушки снова решают его заметить. — Ооооо! — протягивает Эстер. Ханна льнёт к его руке. — Кастиэль, кому ты печатаешь? Будь это возможным, он бы вспыхнул ещё гуще. — Никому, — бормочет он. Мэдисон хмыкает: — Ну да, никому. Краснеешь, как девица. — Ты к этому телефону как приклеился, Кас! — Рэйчел полуложится на него, заглядывая через плечо, и Кас прячет от неё экран. — Ты вообще похож на девицу, — усмехается Ребекка, и все снова хихикают. — Можно мне тебя накрасить? — Да, да, пожалуйста! — смеётся Джесс. — Пожалуйста, не надо, — бормочет Кас. Рэйчел снова пытается заглянуть в телефон, и он резко поднимается, стряхивая её. — Извините. И он почти убегает в ванную. Наверное, это два выпитых коктейля заставляют его нажать на кнопку вызова вместо того, чтобы подумать над этим. — Кас! — восклицает Дин после третьего гудка. На заднем плане глухо звучит музыка. Он кажется счастливым и расслабленным — может, чуть навеселе, но не пьяным. Кас опускает лоб на дверь ванной. — Дин, помоги, — без прелюдий заявляет он. — Они все сильно напились, а Ребекка хочет меня накрасить. Дин громко и беспечно смеётся. — Ох, приятель, соболезную. Ты что — прячешься в туалете? Кас закусывает губу. — Эм… да. Дин снова смеётся. — Я, собственно, тоже. Сэм назвал меня «тираном-коротышкой», а потом присосался ко мне, как пиявка. Он как выпьет, становится наполовину ворчуном, наполовину лапальщиком. Кас хихикает — непривычный для него звук. Наверное, он пьянее, чем предполагал. Голова вдруг почти кружится, и ему становится очень хорошо. — Так серьёзно, — с недоверчивым любопытством говорит Дин, — ты правда никогда… Кас вздыхает. — Не понимаю, почему это такое большое дело. — Да нет! Просто интересно, вот и всё. Кас пожимает плечами, хотя Дин его и не видит. — Просто… случай не представился. — Брехня, — фыркает Дин. — Наверняка у тебя был миллион возможностей. Кас ощущает нарастающее раздражение. — Ну, может, не все мы готовы спать с любым желающим, Дин, — огрызается он. Повисает напряжённое молчание. Услышав собственные слова, Кас ощущает сильнейший приступ вины. Дин молчит ужасно долго, а Кас закрывает глаза, надеясь, что можно как-то взять свои слова назад. — Точно, — наконец говорит Дин — Кас всё-таки не успевает сформулировать извинение. Его голос звучит натянуто и резко. — Удачи с девчонками. Увидимся. — Дин… Щелчок словно эхом отдаётся в пустой ванной, а гудки звучат, как сигнал угасшего кардиоаппарата. Вздохнув, Кас прижимает телефон ко лбу. Чёрт. Дин не виноват, что Касу было так больно видеть его с девушками, и не виноват, что Кас чувствовал к нему… разное. Это гнетущее и гадкое ощущение в груди просто бессмысленно. Это не может быть ревность, только не снова — и определённо не «всё ещё». Ему не должно быть дела до того, что Дин делает и с кем, и он уж точно не должен вымещать на нём свою растерянность. Ещё хуже ему становится, когда он понимает, что так боялся, что Дин осудит его за его сексуальную жизнь, что и сам сделал совершенно то же самое. После этого он ненадолго задерживается внизу. Он позволяет Джесс влить в себя ещё коктейль и смирно сидит, пока Ребекка колдует с подводкой и тушью. Против воли ему весело, и он улыбается, когда они снова прерываются на кексы. Когда они начинают игру на выпивание, он целует Джесс в лоб и ускользает. Ещё не совсем поздно — всего около полуночи. Он какое-то время стоит посреди комнаты, пытаясь придумать, что сказать. Он начинает было печатать: Прости, я не хотел… Дин, я не имел в виду… Прости, я думал, ты надо мной издеваешься. Вздохнув, он стирает их все, включает камеру и фотографирует своё накрашенное лицо. Этот раунд за девочками. Он отправляет сообщение, пока не успел передумать, а потом оставляет телефон на тумбочке, застилает постель, смывает макияж, готовится ко сну и велит себе не проверять телефон по возвращении в комнату. Только когда он уже ложится, телефон светится. Не в силах сдержаться, Кас хватает его. Самая хорошенькая подружка невесты в мире. Кас улыбается так широко, что болят щёки. Ему тепло от того, как легко Дин прощает его, и все его внутренности словно рассеиваются в облака у него внутри. Как и после рассказа о Бенни, сердце Каса преисполняется удивления. И, может это была шутка, вернее, это точно была шутка, но Дин назвал его хорошеньким, и у Каса не выходит сдержать вызванную выпитым и словами Дина смелость. Твои друзья всегда говорили, что мои глаза жуткие. Когда Дин отвечает, в груди становится слишком тесно. Они были сволочами. Твои глаза потрясающие. Пятница, 21 мая 2004 До выпускного осталось три недели, и слова Сэма снова и снова звучат у Дина в голове, как в «Сиянии». Они никуда не исчезают, и на них невозможно не обращать внимание. Как будто печатная машинка застряла на одной фразе и всё стрекочет и стрекочет, и её невозможно перестать слышать. Почему ты не пригласишь её на выпускной? Если ты любишь её, значит, всё просто. Если не брать в расчёт неверное местоимение… что, если Сэм прав? Вернее, Дин знает, что он прав, просто не знает, что с этим делать. Не то чтобы Дин любил Каса. Иногда ему так и кажется — когда их взгляды встречаются, а сердце замирает в груди, или по ночам, когда он не может перестать думать об улыбке Каса в первый день их знакомства. Это кажется любовью, когда их пальцы соприкасаются, когда Кас надевает плащ каждый день после уроков, когда он смотрит на Дина так, будто видит его. Дин знает, что это не может быть любовь: этого недостаточно, и он не знает Каса так, как ему нравится думать, они едва ли обменялись больше, чем парой слов, и Дин знает, что этого мало. Но это кажется неизбежным — судьбоносным, — когда Дин вспоминает, как пытался переключиться на других — безуспешно. Он обнимал девушку за девушкой и пытался не думать о синих глазах и стройном теле, которое казалось бы совсем иным. Дин не влюблён, но он на пути к этому. Он опасно близок — свисает над пропастью, держась за край лишь кончиками пальцев, и не знает, хочет ли вообще держаться. Поймает ли его Кас? Наверное, нет. Но, может, ему есть что сказать, и стоит попробовать. Конечно, то, что Дин до сих пор никого не пригласил на выпускной, не остаётся незамеченным. Это особо никого не удивляет — в конце концов, впереди ещё целых две недели, а он давно ни с кем не встречался. Ему должно быть приятно то, как много девушек добивается его внимания, но ему становится лишь неловко. Он ощущает себя призом — куском мяса. Он слышит иногда споры девчонок, которые чуть не дерутся за право быть приглашённой им, а его мнение их не особо интересует. Он слышит пари и прекрасно понимает, что всем на него наплевать. Им всё равно, чего он хочет, кто ему нравится, какая его любимая книга. Он может пригласить любую, он знает, что Лидия из команды чирлидерш этого и ждёт, но не может заставить себя. И всё это вина Сэма. В том, что касается команды, наступает затишье. Сезон окончен, и хотя Дин часто сидит с ними за обедом, он уже почти выпускник, и опасность представляют только Гордон и Бартоломью. Никто больше не посмеет угрожать Сэму и давно уже никто ничего не требовал от Дина. И на этот раз его никто не втягивает, но, обедая на поле, Дин вдруг видит, как Гордон и Барт подруливают к Касу. Его сердце ухает вниз. Кас ничего не делает — просто идёт по краю поля с книгой в руках. Дина переполняет ярость, и он поднимается и, не задумываясь, идёт наперерез сокомандникам. Они уже добрались до Каса, и тот замирает, широко распахнув глаза и прижимая книгу к груди. Дин как раз успеет не дать Барту отобрать её. — Ну же, Новак, я просто хочу посмотреть. — От его ухмылки кровь Дина вскипает. Кас бросает на Дина одновременно полный и лишённый надежды взгляд, а потом вскидывает подбородок, снова глядя на Барта. — Нет. — Он крепче прижимает книгу к себе. — Нет? — Барт темнеет лицом. — Ты вообще знаешь, с кем разговариваешь? Нижняя челюсть Каса напрягается, и он открывает рот, чтобы ответить, и Дин тоже, но они оба не успевают. — Расслабься, Барт, — тихо говорит Гордон, что куда более опасно. — Винчестер её заберёт. Нет, хочет крикнуть Дин, не стану. Кас смотрит на него умоляющими глазами — и он этого не сделает. Он хочет заорать, выругаться и расхохотаться в небеса — потому что он больше не будет делать того, что они скажут. Но слова так и не звучат, да и взгляда отвести от Каса он тоже не может, так что просто стоит, смотрит и надеется, что Гордон поймёт посыл. Кас отводит взгляд, так что Дин не успевает собраться и велеть Гордону проваливать. Опустив голову, он пытается уйти, и Дин хочет его остановить. Он не хочет, чтобы Кас ушёл, не зная, что Дин больше не будет козлом, что сейчас он наберётся смелости, и на автомате протягивает к нему руку. Кас отдёргивается от его протянутой руки и отворачивается спиной, пряча книгу. Дин ощущает это его движение как удар в сердце — и тут Гордон толкает его плечом, и Дин, не удержавшись, пошатывается и толкает Каса. Не ожидавший этого, тот падает прямо в грязь. Дин замирает, широко распахнутыми глазами уставившись на растянувшегося на земле Каса и почти не слышит непристойный хохот Гордона и Барта. Очки Каса не разбились, но отлетели в грязь в паре метров от него, как и его книга, раскрывшаяся и упавшая страницами вниз. Дин больше всего на свете жалеет о том, что это не он лежит сейчас на земле. — Так держать, Винчестер! — восклицает Гордон, хлопая его по спине как бы в порыве гордости. Барт хлопает, будто он на тупом футболе: — Отлично, Дин! Кас дрожащей рукой тянется за очками, надевает их и поднимается, снова прижимая книгу к груди. Он поворачивается, и у Дина перехватывает дыхание: у него в глазах слёзы, первые за всё время, и Дин ощущает, как и у него начинает щипать глаза. Он никогда ещё не выглядел таким задетым. Дину кажется, будто он попал в свою голову и не может выбраться; это словно кошмар, в котором ты хочешь закричать, но не можешь издать ни звука. Кас выглядит уязвлённым, хрупким — и ещё так, будто Дин только что разбил его сердце. И он уходит. — Вот это было круто! — смеётся Гордон. — Ты видел его рожу? И тут Дин взрывается. Он разворачивается на пятках: — Заткнись к хренам, Уолкер. К ним подходит ещё трое членов команды, и все пятеро дружно протягивают: — Оооооо. Кажется, им весело. — Смотрите-ка, у кого-то трусики перекрутились, — ухмыляется Гордон. Остальные хихикают. Дин сжимает кулаки: — Я не знаю, что он вам сделал, но с меня хватит. До свидания. Увидев Каса таким несчастным, он почувствовал себя просто отстойно — хуже, чем когда-либо. Но теперь, когда он произнёс эти слова вслух, он надеется, что, может, ему станет лучше. Вот каково это — быть смелым и свободным. Ему хочется пропеть эти слова с крыши. И избить себя за то, что не сделал этого четыре года назад. Шагнув вперёд, он хватает Гордона за рубашку. — И если я ещё раз увижу, что вы его достаёте, — рычит он, даже не подозревая, что может быть настолько угрожающим, — богом клянусь и всеми, кто слышит: вы пожалеете. Толкнув Гордона, он отпускает его — тот даже спотыкается от неожиданности. Дин обводит остальных свирепым взглядом — все замерли в изумлении. Он отворачивается, чтобы уйти, но Гордон окликает его: — Что ж ты не позовёшь его на выпускной, если он тебе так нравится? И Дин смеётся. Он снова оборачивается к ним с искренней широкой улыбкой, запрокидывает голову и смеётся, потому что именно так он и поступит. Найдёт Каса и извинится, если понадобится, даже на колени станет, а потом пригласит его на выпускной. И даже если Кас не скажет «да», может, они хотя бы станут друзьями. Может, смогут потусоваться летом, и Дин задаст ему наконец все те вопросы, что хотел задать ещё годы назад. Может, июль и август станут месяцами киномарафонов и прогулок по парку, а Дин наконец сможет поговорить с кем-то о книгах и звёздах, которые так и не выучил, потому что астрономический кружок «не крутой». Или, может, Кас скажет «да», и они потанцуют под какую-нибудь слезливую песню, и Дин будет шептать ему извинения и обещания. Может, потом он отвезёт его домой и поцелует на крыльце. Он смотрит на пятерых парней, таращащихся на него так, словно он сошёл с ума. — Знаете что? — усмехается он. — Именно так я и сделаю. http://ic.pics.livejournal.com/serenada_art/31604820/70061/70061_600.jpg чудеснейший арт от Anon-Din http://s015.radikal.ru/i332/1506/b0/932c465947dc.jpg