There is no sweeter innocence than our gentle sin

Ежели в Тевинтерском свете мне захотелось бы изъявить о своих намерениях, о которых у нас, как я уже упоминал, нигде не было принято говорить вслух, то для этого существовал целый арсенал всевозможных средств и ухищрений. Я выучил их наизусть, чтобы находить себе развлечения, услаждающие плоть, и, порой, в этих приготовлениях и осторожной обходительности терялся весь шарм и очарование дальнейшего получения удовольствия. Все растворялось под мишурой из ритуалов, уловок, жестов и тайных записок. Я всегда знал, что будет дальше, и ни разу, даже в самых наивных мечтах, не ждал ничего серьезного от своих отношений. В Орлее я успел приобщиться к новым способам заводить знакомства. Поначалу, не забывая об университете, но с присущей мне восторженностью, я всецело отдавался поездкам в театр, игрой в различных клубах и вечерам в салонах среди богатства и роскоши. Здесь мне нравилось, однако, большинство моих любовников оказывались даже ветреней, чем на родине. Отчасти это было вызвано моей принадлежностью к расе «ненавидящих всех и вся магов крови», а отчасти и потому, что во мне видели диковинку, которая, как экзотическое кушанье, слишком хорошо лежала на столе, чтобы не попробовать, но надоедала после первой же порции. Но все меркло перед впечатлениями от тех дней, когда я впервые оказался в Ферелдене. Холодные, неприступные и негостеприимные с виду земли, упрямство и железная воля людей, населявших эти края, поразили меня. Здесь говорили, как хотели, и, порой, рубили с плеча. Нравы местных, особенно крестьян Редклифа, размеренную жизнь которых мне довелось наблюдать, разительно отличались от всего, что встречалось мне в поведении людей ранее. Я не успел должным образом приобщиться к местному свету, хотя и знал о том, как бы мог это сделать. Большую часть времени я проводил с моим учителем и его сыном, а затем, помогал разрешать те бедствия, в кои прямым образом оказался замешан. За все это время я не уделил должного внимания лишь долийцам. Они представлялись мне загадкой, о которой я мог читать в многочисленных книгах, но никогда не видел воочию. Вскоре, узнав Лавеллана лучше, я понял, что мои опасения относительно наших различий потеряли всякое основание. Эльф не был в числе тех, кто явственно радел за традиции и верования своего народа. А в свете недавних событий, произошедших между нами, я понял, с чем же была связана та холодность и отчужденность от собственной культуры, среди которой он вырос. Алларос, как дитя, каким и я был когда-то, наивно отторгал все, что, по его мнению, могло обидеть его или уже это сделало. Я понимал, отчего болело его сердце, и прекрасно знал, какой тоской мучилась душа, но, тем не менее, для меня это был пройденный этап. Я принял недостатки общества, в котором воспитывался, и вознамерился, вместо отказа от него, напротив, проявить уважение, и своим поведением доказать всем остальным, что горд тем, откуда я родом. К сожалению, до сей поры, о которой я хотел бы написать, мне не выпадало шанса пообщаться с эльфом наедине. Поэтому я стал все чаще обращаться к дневнику, чтобы рассказать о том, что чувствую. Не потому ли, что всю мою жизнь мне некуда, а главное некому было выместить то, что томилось на сердце? Возможно, были и другие причины… Однако теперь я стал замечать за собой необыкновенный душевный подъем. Было ли это напрямую связано с происходящими в последнее время событиями? Сейчас я не без удовольствия ответил бы да. Я стал улыбаться всем Скайхолдским слугам и работникам, одним только этим повергая бедняг в немой шок. Страшный тевинтерец, блуждающий по коридорам замка с блаженной ухмылкой на лице. Признаюсь честно, даже Варрик советовал мне почаще смотреться в зеркало, ибо вид мой вызывал лишь недоумение у большинства спутников. Я перестал заглядывать на бокал вина к Вивьен, не почитал своим присутствием местных магов, которые только успели ко мне привыкнуть и даже прислушались к парочке советов касательно техники боя; все мое свободное время я теперь хотел посвящать только ему. В этой безмолвной и невысказанной вслух заботе и складывались наши нынешние отношения. Хотя я не уверен насчет того, были ли между нами какие-то отношения? Но мне казалось гораздо более приятным представлять происходящее именно в таком свете. Алларос выглядел мрачным и уставшим: он сильно похудел в те дни, когда мы выступили в Западный предел, о причинах этих перемен я напишу позже. Пустынная местность не раздражала глаз, я навидался подобного на просторах своей родины. Моему милому эльфу, однако, претило однообразие ландшафта: отсутствие лесов и такой привычной зелени пугало и одновременно с этим угнетало его. Я старался быть полезным в бою и незаменимым в наших ночных разговорах возле костра. Лишь когда Алларос уходил спать, я забирался к себе в палатку и записывал все то, что так отчаянно рвалось из груди. Первое время после неловкого признания и нашего откровенного ночного разговора в таверне Редклифа, Алларос старался избегать меня, как только мог. Он отправился в Скайхолд на следующее же утро, сославшись на неожиданные известия от Лелианы и предоставив мне добираться до замка самостоятельно. Но я вовсе не опечалился произошедшим, ведь слишком хорошо успел рассмотреть эльфа и его поведение: подобный поступок был как раз в его духе. Уже будучи в замке, я с охотой предал себя решению насущных проблем, помогая в дипломатических переговорах с Тевинтером для Жозефины и разбирая споры магов в одной из Скайхолдских башен. По вечерам я подолгу засиживался в библиотеке: удалось выписать несколько новых работ из университета Орлея. Таким нехитрым образом я скрыл свое волнение под грудой ежедневной суеты, и был чрезвычайно тому рад. Конечно, сомнения посещали меня, но я не давал им воли расцветать в сознании. Я верил в то, что если подобный неожиданный, но весьма откровенный разговор между Алларосом и мной все же состоялся, то происходящее далее рано или поздно решится волею судьбы. И к тому же, я надеялся, что эльфу просто нужно время, чтобы свыкнуться с мыслью обо мне и сделать следующий шаг. Я знал, что мог бы выступить вперед сам, но отчего-то предчувствовал: моему милому демону нужно дать волю быть самостоятельным в таких вопросах. Самоуверенный и гордый Дориан ожидал хода противника. Часть моей неискушенной и чудом выжившей доброй натуры терзали всяческие дурные мысли. Я знал, что нельзя давать волю чувствам, ведь они избрали совсем не то направление, на которое я рассчитывал. Алларос стал для меня добрым другом, но вместе с тем, он же был прекрасным и таинственным созданием, которым я восхищался. Что за судьба ниспослала мне его? Какие невероятные хитросплетения Тени привели к тому, что он оказался такой же, как я, хотя более неопытный и вовсе не счастливый от своей первой любви? Лавеллан пришел спустя несколько дней после моего возвращения из Редклифа. Он, как обычно, поднялся в библиотеку и быстрыми шагами, минуя немногочисленных посетителей, направился прямо в мой скромный уголок. Я с удивлением обнаружил тот факт, что как бы ни пытался подготовиться и уверить себя в правильности происходящего – дрожь во всем теле мне удалось унять лишь со второй попытки. Аллароса опередила неизвестно откуда взявшаяся мать Жизель. Старая церковница стала между нами, всем своим видом выражая тактичное смущение, готовящееся перерасти в настоящие обвинения. — Кажется, мне послышалось кудахтанье! — с негодованием заметил я. Сам факт появления этой женщины настроил меня враждебно. Я разозлился потому, что она оказалась рядом в такой важный момент. — Не делайте из меня дуру, молодой человек! — мгновенно отреагировала Жизель. В ее глазах промелькнуло превосходство и та отвратительная снисходительность, свойственная только пожилым людям. Ее выражение лица прямо сообщало, что она знает обо мне всё. — Если я действительно хотел бы сделать из вас дуру, я был бы половчее, — заметил я, намекая, что даже не начинал с ней подобную игру, и, надеясь, что она поймет тот факт, что этого даже не стоит пробовать. — Бойкий язык не делает вам чести, — подытожила церковница, нахмурив брови. Она уже смотрела на Аллароса. — Очень даже делает. Вы даже не представляете как, ваше преподобие, — я почти придумал, как мне ее задеть, как вдруг Лавеллан сам завел с ней беседу. — Что здесь происходит? — поинтересовался он, делая Жизель вежливый поклон. — Похоже, преподобная мать обеспокоена моим «неподобающим влиянием» на тебя, — я постарался придать всей фразе оттенок нелепости. Мне было обидно, что после случившегося наш первый диалог происходил именно так. — Это действительно просто беспокойство. Ваша милость, вы же должны понимать, как это выглядит! — мать Жизель многозначительно посмотрела в сторону Аллароса. Судя по всему, она уже пыталась беседовать с ним об этом ранее. Эльф обратил на меня непонимающий взор. — Боюсь, вам придется выразиться яснее, моя дорогая, — я покачал головой, и церковница тяжело вздохнула. Она переминалась с ноги на ногу и без конца потирала ладони, — классический признак неуверенности в себе. Я злился, потому что сотни раз становился объектом для обсуждений подобного рода. Не только у себя на родине. Мне было известно, что мать Жизель не имела ничего против моего происхождения. То, что она хотела сказать, совсем не касалось страны, откуда я прибыл. — Этот человек – из Тевинтера. Его общество… Возникают слухи. — Да? — Лавеллан сложил руки на груди. — Мне бы очень хотелось услышать, о чем же эти слухи. Его вызывающая поза и взгляд говорили сами за себя. Я невольно залюбовался. — Я… не могу их повторить, ваша милость. — Жизель смутилась. — Повторить? В смысле, вы уже ими с кем-то обменивались? Я чуть было не воскликнул «Браво!». Алларос бил метко. — Я… поняла вас, — по голосу преподобной матери стало ясно, что разговор не продолжится дальше, чем он уже имел возможность зайти. — Не хотела проявить к вам неуважение, Инквизитор. Меня интересовали только намерения этого человека. — Произнося последние слова, Жизель многозначительно посмотрела на меня. — Если вы уверены, что скрытых мотивов у него нет, то я могу только смиренно попросить прощения у вас обоих. Она учтиво поклонилась и прошла к лестнице. Мы еще долго провожали ее взглядом, прежде чем я, украдкой взглянув на Лавеллана, осмелился начать разговор. Не так мне представлялось наше общение после столь долгого перерыва! У себя в голове я успел надумать миллион вариантов развития событий, но ни один из них не был похож на то, что происходило сейчас. Как видно, это меня и подстегивало. Я усмехнулся и, решив, что мне нечего терять, и карты мои давно раскрыты, заговорил первым: — Итак, это было что-то. — Подобные вещи происходят часто, не так ли? — спросил вдруг Лавеллан, развернувшись в мою сторону. — Чаще, чем могло бы показаться. Сам о своей репутации не узнаешь. — Пока кто-нибудь тебе о ней любезно не сообщит, — Алларос ухмылялся, намекая на наш ночной разговор в таверне. Это придало мне уверенности в том, что диалог идет в нужном направлении. — Вот-вот. Она, по крайней мере, хотела как лучше. Я решил не останавливаться, раз уж представилась подобная возможность. По внешнему виду Аллароса было ясно, что он не настроен враждебно или каким-либо образом недоволен произошедшим. Эльф ведь шел ко мне вовсе не для того, чтобы встретить преподобную мать. — Не знаю, насколько ты в курсе, но некоторые слухи – как раз на тему того, что мы как будто бы… близки. — Делая ударение на последнем слове, я весь внутренне подобрался и приготовился ожидать любой, даже самой неожиданной реакции. Это напряжение возбуждало меня. Не знаю, что я хотел услышать в ответ, но… — А не такая уж плохая мысль, как считаешь? — спросил вдруг Алларос, и его лицо снова озарила озорная ухмылка. — Я не знаю, а ты как считаешь? — ошарашено пробормотал я. Личина самоуверенного красавца разбивалась на тысячи осколков… Этот неопытный, но до невозможности очаровательный демон… искушал? — Ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос? — Алларос сделал шаг вперед, и меня словно подбросило в его сторону. — Хочешь, чтобы я ответил как-то иначе? — я едва сдерживал желание броситься к нему навстречу. — Если ты способен на это… Вишанте каффас, этот негодяй хихикнул! Во мне всколыхнулся самый настоящий пожар. На целое мгновение этот хитрый демон выбил всю почву у меня из-под ног! Я впервые растерялся и не смог взять ситуацию в свои руки! Посмотрев в его зеленые глаза, увидев там озорные отблески библиотечных свечей, я непроизвольно опустил свой взор ниже, на губы. О боги, они так призывно блестели… Я слышал шепот, призывающий попробовать их. Демонический шепот самой Тени манил меня к нему! Кажется, именно тогда я и потерял все мое самообладание… Совершенно не помню, кто в этот момент мог смотреть в нашу сторону. Всё, что было вокруг, вмиг сузилось лишь до его фигуры. Три коротких шага и я толкнул его в сторону книжного шкафа. Может быть, пара посетителей библиотеки обратили внимание на то, как он едва слышно охнул, от неожиданности пятясь назад? Я не дал ему возможности опомниться. Злость на самого себя, вперемешку с диким, разрывающим изнутри возбуждением заставляла меня действовать стремительно, не задумываясь о последствиях. Я был как переполнившийся сосуд, кипящее содержимое перевалило за край, обжигая все, что его окружало. Мои руки стиснули его плечи, я притянул эльфа к себе, не переставая смотреть тому прямо в глаза. Демоны Тени, когда я поцеловал его, мне показалось, что мой мир… Тот мир, в котором Дориан жил раньше, да и сам Дориан и весь род Павусов, и моя родина, и брешь в небе… Все перестало существовать, сделалось пустым и бессмысленным перед его теплыми губами. Они были не такими, какими я успел их себе представить. Я никогда не чувствовал ничего подобного. Они были намного лучше! Его поцелуй был невинным, но, вместе с тем, он перерастал в дерзкий и самоуверенный, словно эльф сам себе хотел доказать что-то! Наверное, я схватил его за плечи слишком сильно, – Лавеллан дернулся, пытаясь выпутаться из моих объятий. Мне показалось, его дерзость и уверенность вдруг исчезли, и эльф… испугался меня. С трудом оторвавшись от его губ, я шумно выдохнул. — Если ты способен на это. Ну ты и скажешь… Лавеллан отстранился. На секунду я отчетливо увидел, что в его глазах промелькнул страх. Взгляд говорил: «Что ты наделал?», но гордость не давала шанса показать неуверенность. Он вскинул подбородок и провел языком сначала по верхней, а затем по нижней губе. Я смотрел на него, словно загипнотизированный, повторяя все движения. Языком по губе… медленно. — Ты ведь понимаешь, что теперь эти самые слухи в некотором роде подтвердились? — спросил Лавеллан, после некоторой паузы, неуверенно покусывая нижнюю губу. — Очевидно да. А всю глубину подтверждения мы можем изучить позднее. Наедине. — С этими словами я собрался духом, развернулся и быстро зашагал прочь на улицу. Воздух. Мне нужен был воздух. Я не замечал людей кругом: кого-то, по-видимому, даже больно задел плечом. Мои глаза застилал туман, создавалось впечатление, что я ничего не вижу, словно на меня действовало какое-то заклинание! Выйдя за пределы башни, я вцепился в холодный камень стены и с наслаждением вдохнул в себя свежую горную прохладу. Холод сейчас показался для меня спасительным. Что на меня нашло? О боги, и так будет каждый раз? Насколько же меня хватит? Алларос, ты демон во плоти! Мое проклятие… Каффар! Я оттолкнулся от стены руками и прошелся взад-вперед, собираясь с мыслями. Хотелось напиться, проскакать галопом, взорвать что-нибудь или, на худой конец подраться! Я расхохотался от мысли, что мне так не терпелось выплеснуть эту бурю эмоций хоть куда-нибудь. Так боялся тонуть, но я ведь уже утонул! Рядом со мной кто-то вкрадчиво кашлянул. Я вздрогнул, и эльф позади меня тихо усмехнулся. — Демон тебя подери! — в сердцах выкрикнул я и тут же осекся. — Дракон, — сказал Лавеллан. — Чего? — Я пришел позвать тебя на дракона. — Д-дракона… — выговорил я, хватаясь за голову. Алларос был само спокойствие. — И тебя не смущает, что мы только что… на глазах у всех… — Дали почву слухам? — эльф сложил руки на груди, улыбаясь уголком рта. — Эй, босс! Сэра уже возле ворот! — снизу послышался зычный бас Железного быка. — Идем-идем, — откликнулся Алларос и перевел взгляд на меня. — Ты говорил, что слишком красивый, чтобы умирать? — И слишком молодой, — не думая, ответил я. После моих слов Алларос звонко засмеялся и сбежал вниз по лестнице, перепрыгивая через несколько ступеней. В таком растерзанном состоянии духа я выступил вместе с Лавелланом в Западный предел.

Западный Предел, Плуитанис, 9:41, Дориан Павус.