Обратная сторона

Вся следующая неделя сумасшедшая будто, и Клаус по максимуму выжимает время: зачищает хвосты по учёбе, идёт на мировую с родителями и даже в присутствии отца высыпает весь запас травки в унитаз. Честно-честно, не оставляя себе ни грамма и посылая прилипших приятелей куда подальше, даже удаляя их номера из телефона. Не хотелось бы испортить последние дни бесшабашными попойками в обществе потерявшихся в этом мире подростков, тем более что впереди маячит возможность прийти на выпускной с Кэр. Нужно вести себя хорошо, чтобы подруга не разочаровалась и не передумала, поэтому Ник из кожи вон лезет — забирает её со школы, прямо перед носом грустного Стефана, глотающего дорожную пыль из-под покрышек; покупает мороженое и смотрит как-то по-особенному на её губы, по которым то и дело скользит язычок, стирая молочную сладость; помогает с уроками, включая "старшего брата" и вспоминая давно пройденный курс. Но отчего-то теперь с ней становится невыносимо жарко, так жарко, что в машине наедине дышать нечем, и Клаус старается смотреть куда угодно: на тротуары, по которым ходят разодетые девушки, провожающие завистливым взглядом его машину, на витрины магазинов, соседние машины, на дорогу, в конце концов, только не на её бёдра, обтянутые джинсовой тканью, не на её ладони, сжимающие сумку, и уж тем более не на её грудь, скрытую опять же джинсовкой. Чёрт знает что происходит, может просто натрахаться вдоволь и отпустить уже грязные мысли, но, как назло, к другим не тянет, а звонки поклонниц, напрашивающихся на встречу, так и вообще выбешивают. А Кэролайн остаётся прежней, будто не чувствуя этих перемен в нём. Она всё так же улыбается (пусть и с долей смущения), всё так же читает ему нотации, которые теперь его веселят только, всё так же взъерошивает его волосы своими пальчиками, когда он сморозит, по её мнению, глупость, и тему Стефана больше не поднимает, хоть порой и пропадает в неизвестном направлении. Впрочем, Клаус всё понимает и не звонит ей в такие минуты, включает погромче музыку и кидает дротики — прямо в цель, в воображаемый лоб Стефана, что постепенно забирал у него подругу, что упрямо шёл к своей цели и оплетал Кэролайн коконом из своей любви, довольно-таки преданной и терпеливой, потому что он всё же не решался встать между друзьями, хоть и ревновал... наверное. Да какое ему дело до переживаний какого-то там Стефана? Вот-вот, никакого, потому что Клаус вдруг отчётливо понимает, что Кэролайн для него не просто друг, а что-то большее, ещё непонятое, но уже более близкое, проникшее намного дальше, чем если бы простая подруга. Всё же на подруг так не смотрят и не представляют их с собой в постели... Так ведь? Так. Кажется, сейчас он немного нервничает, и нет, не из-за того, что через несколько минут ему вручат диплом, и не потому, что там, внизу, целый зал людей; родители, пришедшие поздравить его с выпуском; репортёры даже, работающие над новой статьёй школьной газеты, — а из-за того, что её всё ещё нет, а ведь после церемонии вручения дипломов должна состояться вечеринка, на которую они собирались вместе. На фоне этого безумно раздражает тот факт, что Кэролайн не берёт трубку и будто его игнорирует, поэтому Клаус подходит к Тайлеру и спрашивает о ней, а потом, как бы между прочим, о Стефане. Ну мало ли Тай знает или видел его где. Но друг мотает головой и отмахивается — уже начинают вызывать выпускников, а Клаус всё со своими расспросами, и сдалась ему эта Кэролайн, которая вроде как замутила с Сальваторе, потому что только вчера их видели где-то у озера, прогуливающимися под ручку. Романтично. Но Майколсону лучше не говорить, а то предстоящая вечеринка может быть испорчена его яростью и, может, даже дракой с кем-нибудь. Это же Клаус. И всё идёт по плану, у всех, только не у Ника, который даже не смотрит на отца, жмущего ему руку и поздравляющего с окончанием школы, на маму, что со слезами на глазах прижимает к себе любимого сына, вроде как исправившегося и на последней неделе отказавшегося от своих прежних привычек. Его взгляд устремлён на экран телефона или на двери, то впускающие, то выпускающие, но только не его Кэролайн. — Что ж, Никлаус, хорошо тебе отдохнуть и не потеряй диплом, — Майкл шутит и суёт в руку сына пару сотен, ну мало ли, пригодится, ведь сегодня его день. Сегодня мальчик вступил на новый этап жизни, распрощавшись со школой и превратившись в будущего студента (быть может, какого-нибудь юридического факультета). — И отдай мне ключи от машины. На удивление, Клаус не спорит и на автомате отдаёт ключи отцу, разочарованно поджимая губы и постепенно закипая — ну не пришла ведь, не пришла. Провожает равнодушным взглядом родителей и одним жестом подзывает одноклассника-ботана, что только и рад угодить Майколсону. — Купишь на все. Виски. И плевать, как ты это достанешь, — он отдаёт парню деньги, а сам пробирается сквозь толпу разодетых выпускников, вырываясь на улицу и тут же закуривая сигарету. Внутри как-то неловко и гуляет холодный ветер, оттого, что Кэролайн обманула и не пришла к нему, прекрасно зная, как этот день для него важен. Хочется чего-нибудь крепкого, чтобы немного согреться, чтобы заполнить пустоту и свыкнуться уже с мыслью, что Кэри теперь чужая. Из зала слышна музыка и визг подогретых алкоголем девчонок (родители ушли, а преподаватели закрывают глаза, позволяя ученикам немного оттянуться). Понимающие. Клаусу пива мало, и он облегчённо выдыхает, когда посланный за виски парень возвращается и отдаёт ему весомый пакет с бутылками. — Ты что, самого дешевого купил? — Нет, — ещё не хватало получить от Майколсона, сегодня уж слишком молчаливого и какого-то понурого, но Клаус машет рукой в сторону школы и вновь закуривает, открывая одну бутылку и делая частые маленькие глотки. Внутрь совсем не хочется, будто бы как только он вернётся, то разочарование поглотит его с головой, потому что сегодня все по парам, ну как обычно. У него только нету, нету, чёрт побери. Он вновь набирает номер подруги (раз в сотый точно) и со злостью выслушивает голосовую почту, а потом просто бухает дорогой телефон об асфальт и наступает на него ногой, безжалостно перетирая подошвой. Да пошла она. И Клаус даже улыбается, замечая идущую к нему Лору, ту, что из параллельного класса. Высокая и стройная, в таком непозволительно коротком платье, что даже нагибаться не надо, чтобы рассмотреть, что у неё под ним. Она, кажется, место попутала. Впрочем, ему абсолютно всё равно, это ведь упущение родителей. — Ты почему здесь? — она встаёт рядом и точно так же, как и он, опирается задницей о перила, принимая из его рук бутылку и сигарету. — Там весело. — Не знаю, здесь тоже неплохо, — Клаус пожимает плечами и прячет руки в карманы брюк. На нём фирменная рубашка и галстук, который будто давит, но эти ощущения лучше чем те, что внутри, где до сих пор холодно от поступка Кэр. Лора будто чувствует и начинает говорить, говорить и говорить, разбавляя его какое-то слишком отчаянное (у любимчика-то школы) одиночество своими порой пошлыми шутками и сплетнями, в которых как бы случайно всплывает имя Сальваторе. Нет, ну правда случайно, только взгляд хитрых глаз уж слишком внимательно следит за реакцией Клауса, вдруг сжавшего челюсти и нервно выхватившего у неё бутылку. До дома Кэр как раз хватит, а там посмотрит, и Клаус, не оборачиваясь на расстроенную Лору и оставляя пакет, сваливает с вечеринки, наконец снимает с себя галстук и уже большими глотками вливает в себя обжигающую жидкость. Ну может хоть она поможет растопить лёд в груди. Лёд она не топит, но сознание под её воздействием мутнеет конкретно, поэтому Клаус, заметив свет в окне подруги, бесстрашно подходит прямо к двери и стучит, совсем не опасаясь нарваться на шерифа, которая может забрать его в участок за такое вот состояние. Выкидывает пустую бутылку в кусты и, опираясь двумя руками о косяки, прижимается лбом к холодной поверхности. Отсчёт пошёл, интересно, сколько нужно времени, чтобы вылезти из-под Стефана и одеться. — Ник? — дверь открывается внезапно, и он просто вваливается в гостиную, шокируя Кэролайн своим состоянием. — Ты что, пьян? — Не заметно? — он вроде и грубить не хочет, но уж слишком много злости и мыслей накопилось за последние часы. Смотрит на свою подругу, одетую лишь в шёлковый халатик и, по ходу, уже готовящуюся ко сну. Ко сну — не к вечеринке. — Ты одна? — Да. Мама на дежурстве. — Он, конечно, имел в виду другое, почему-то ожидая совершенно иного ответа, ну к примеру, что наверху её ждёт Стефан, но этот ответ его вполне устраивает и даже вызывает довольную улыбку. — Я приготовлю тебя чай. Хочешь? У неё взгляд обеспокоенный и тревожный — в таком состоянии она видит его впервые. — Ник, тебя же отец заругает. — А ты не говори. Я, кстати, ждал тебя. И звонил... Он впивается в её бледное лицо как будто злым (не может быть) взглядом, и Кэролайн извиняюще касается его плеча. — Прости. Я под домашним арестом, — ей совсем, ну совсем неловко признаваться в этом, ведь она всегда такая правильная, а тут такое. И Клаус при этих словах изгибает брови, а потом смеётся, пьяно и уж слишком неестественно. — Это не смешно, Ник. — Ты? Кэролайн, ты под домашним арестом? Шутишь? Не шутит, потому и лицо её серьёзное и провинившееся. — А что ты сделала, если не секрет, — он расслабленно устраивается на диване и продолжает смотреть на подругу, изредка-изредка опуская взгляд ниже, на её обнажённые бёдра. Наверное, всё-таки нужно было оттрахать Лору. — Поздно вернулась. Понимаешь, вчера мы со Стефом гуляли, а потом сидели в кафе и... — Можешь не продолжать. — Кэролайн даже удивляется такой реакции друга, ну будто бы... будто бы Клаус злится, вот и скулы у него сейчас напряжённые. — Ник, ты чего? — она садится с ним рядом, заглядывая в глаза и кладя свою ладонь на его руку, и сама не знает, что хочет услышать. Да хоть что-нибудь, только не его молчание, потому что с ним молчаливым тяжело очень. — Я подвела тебя, да? Ну прости. Мне действительно очень стыдно. Я не должна была, прости, Ник. — Хочешь знать, что со мной, Кэри? — а виски всё же крепче пива и язык развязывает много больше, да и реальность искажает настолько, что признания теперь не кажутся ему столь страшными. Ну вот, стоило посмотреть правде в глаза. Стоило. — Сколько мы с тобой дружим? Лет десять? — Она кивает и совсем теряется, когда его горячая ладонь требовательно сжимает её ладошку. Сильно-сильно и даже безвыходно, так, что она и сопротивляться не пытается. — Десять... у меня за эти годы было много девчонок, ну в смысле, когда я стал постарше. Разных, Кэр, сама же знаешь. Клаус ухмыляется, а сам продолжает сжимать руку и пододвигается ближе, потому что в нос настойчиво бьёт её запах, тот самый — сладкий. У него мысли несколько хаотичные, и он выдерживает паузу, чтобы хоть как-то собрать их в цепочку, потому что на самом деле слов накопилось много, и признаний тоже. — Так вот, ни одна из них не может сравниться с тобой. Нет, правда. Ты другая, Кэри. Понимаешь? — Клаус смотрит на неё с надеждой, что, быть может, она сама поймёт, к чему он ведёт, но Кэролайн лишь настораживается и напрягается, когда друг кладёт вторую руку на её бедро, чуть повыше колена. Нежно-нежно поглаживает кончиками пальцев гладкую кожу, соскальзывая на внутреннюю сторону и постепенно поднимаясь выше. — Ник, ты пьян, отпусти. Ты чего? — и тревога её меняется на панику, когда Клаус резко нависает над ней и прижимает своим телом к дивану, вынуждая её лечь на спину. Его руки уже не такие нежные, а всё более настойчивые, исследующие каждый изгиб и забирающиеся под халатик. Там, где ничего нет, ну кроме трусиков разве. Его губы осыпают лицо Кэролайн поцелуями: горькими, пахнущими виски и страстью, уж слишком опасной и совсем не дружеской. — Перестань. Кэролайн пытается высвободиться, но её руки, упирающиеся в его грудь, оказываются тут же перехвачены, а губы сдаются под натиском неистовых поцелуев. Да что с ним? Это же Клаус. Тот самый Клаус... друг. Тогда почему он её не слышит? Совсем не слышит и даже делает больно. — Господи, Ник, не надо. Что ты делаешь? — Кэролайн плачет, тихо-тихо, надеясь, что всё это просто действие алкоголя, не его, не Клауса. Клаус бы такого никогда не сделал. Ведь не сделал бы, да? Но он действительно теряет разум и не видит слёз подруги, всё больше отдаваясь навстречу похоти. Успевает втиснуться между её зажатых ног и прижаться возбуждённым пахом к промежности. Слегка двигается, возбуждаясь ещё сильнее, и, забывшись в ощущениях, отпускает её руки, чтобы уже насладиться девичьей грудью. — Хватит!!! — Кэролайн кричит и со всего маху бьёт его по лицу, рыдая от страха, а больше от разочарования. Потому что Ник всегда её защищал, потому что Ник был за старшего брата, потому что... потому что их близость она представляла совсем не так. Да, представляла. Не раз. Даже в то время, когда целовала Стефана. Лишь целовала, не больше. Ведь Клаус всегда был занят другими. Пощёчина на миг выбивает воздух из лёгких, и Клаус застывает, мутным то ли от алкоголя, то ли от желания взглядом рассматривая заплаканное лицо подруги. Господи... — Кэр, Кэр, прости меня. Я... Боже, что я делаю. Я не хотел, Кэр, прости. Я не знаю, что на меня нашло, — он будто трезвеет и падает вниз, разбиваясь о её укоряющий взгляд и красные отметины на тонких запястьях, оставленных им. Вскакивает с дивана, желая ей помочь, но натыкаясь на стену. — Кэр, прости меня. Я не должен был... — Пошёл вон отсюда. Уходи, Ник, я не хочу тебя видеть, — она плачет, потирая запястья и поправляя задранный им халат. — Пожалуйста, уходи, не сейчас. Кэролайн видит, что он хочет что-то сказать, быть может самое главное, что давно уже росло в его сердце и вертелось на языке, готовясь сорваться в признание из трёх слов, но мотает головой и указывает ему на дверь. — Уходи. Уходи, Ник. Убирайся. И Клаус, не спуская с неё полного раскаяния взгляда, пятится назад, а потом исчезает за дверью, оставляя плачущую подругу одну и проклиная себя за несдержанность и ошибку, которую она ему никогда не простит. Он бы на её месте не простил точно.