The Many and Varied Adventures of Young Fletcher Mellark

Уже десять вечера, а Флетчер все еще не спит. Он, конечно, уже в постели, но сна — ни в одном глазу. Ведь он опять струсил, но теперь пути к отступлению просто нет. Если он не спросит сейчас, он скорее всего, не сделает этого уже никогда. Он слезает со своей странно высокой кровати и начинает мотаться по комнате. Штанины его пижамы волочатся по деревянному полу. Эти пижамы — с луками и стрелами, которые Эффи присылает ему из Капитолия, выглядят по-дурацки, но очень при этом удобные. Так что он тайно продолжает их носить, пока из них не вырастает.  — Я это сделаю! — произносит он тихо, пытаясь сам себя подбодрить, — Я это сделаю, и они согласятся. Повторив это про себя десяток раз, он, наконец, набирается смелости приоткрыть дверь и пробраться в коридор. Он тихонько проскальзывает мимо комнаты Хоуп, в душе надеясь, что она его не услышит и не высунется. Вот уж кто точно не оставит его пижаму без внимания. Он так занят тем, чтобы смотреть себе под ноги, что не замечает сразу, что дверь в ванную открыта и оттуда в коридор льется свет, пока сам не попадает в освещенную полосу. Он замирает, и поворачивает голову в надежде на чудо —, а вдруг Хоуп просто свет потушить забыла. Но это было бы слишком здорово. Его сестра сидит над раковиной, повернув голову под странным углом, чтобы подбородок был поближе к зеркалу. И она как-то странно растягивает и сжимает свою кожу. Зрелище настолько странное, что Флетчер даже забыл про свою пижаму. - Эй, что ты делаешь? Хоуп застигнута врасплох, это ясно. Она резко отдергивает руки, как будто обожглась, и отворачивается от раковины, чтобы взглянуть на него.  — Ничего. Только… ничего. А ты чего тут разгуливаешь? — она действительно смущена, но затем замечает еще кое-что, — И что это такое на тебе надето? Вспомнив о своей пижаме, Флетчер неловко усмехается: - Ну, все остальное было в стирке.  — Неплохая отмазка, — издевается Хоуп, — Но Хэйзелл все перестирала еще вчера. А даже если бы нет, ты просто не умеешь врать, так что…  — Постой-ка, так ты себе давила прыщи? — восклицает Флетчер с ликованием, вся глубина которого доступна для понимания лишь только младшим братьям. Глаза Хоуп распахиваются от ужаса. - Нет! Нет у меня никаких прыщей. По лицу Флетчера растекается ухмылка, и он прищуривается:  — И кто из нас не умеет врать? Я слышал, как ты спрашивала про них маму на той неделе. Лучше бы уж спросила отца. Мама-то для всего на свете — от волос и до ногтей — пользуется только мылом собственного производства, вряд ли она сможет тебе помочь. Дверь захлопывается прямо у него перед носом.  — Считай, что ты ничего не видел, — раздается приглашенный голос сестры. Мальчишка улыбается до тех пор, пока не вспоминает, почему вообще оказался в коридоре. Сделав глубокий вдох, он продолжает свой путь и спускается по лестнице. Обычно его родители по вечерам сидят в гостиной на диване. Он даже толком не знает, чем же они там заняты. Иногда, засыпая, он слышит приглушенные звуки включенного телевизора, но, по большей части, там бывает тихо. Так что сейчас он, возможно, близок к разгадке еще одной тайны, но от этого он нервничает не меньше. Достигнув нижней ступени, он прислоняется к перилам, в надежде, что дополнительная поддержка придаст ему мужества. Вместо этого он чувствует, что его ноги в пижамных штанах разъезжаются и, в конце концов, он, поскользнувшись, оказывается распростертым на полу перед диваном. Отличное начало для непростого разговора.  — Ты в порядке, бельчонок? — спрашивает мать с тревогой в голосе. Поднимаясь с пола не без помощи протянутой отцом руки, он кивает и снова встает на ноги. А тайна-то была не такой уж и таинственной. Его отец держит в руках старую потрепанную книгу, над которой — Флетчер видел — Хоуп не раз лила слезы, опершись о подлокотник дивана, а он сам рисовал когда-то там цветочки. Мама, кажется, вообще ничего особенного не делает, просто лежит, водрузив голову отцу на колени, но на столе рядом с ней он видит очень модную ручку — может, она только что её отложила? Он приходит к выводу, что, наверное, мисс Хонейвэл права, и быть взрослым на самом деле довольно скучно.  — Так что привело тебя сюда в такой час, сынок? — спрашивает отец, вскинув брови. Заведя руки за спину, он набирает в грудь побольше воздуха, собирает волю в кулак и спрашивает:  — Можно я завтра останусь ночевать дома у Клема? — стоит ему это произнести и вся его хорошо продуманная система аргументации насчет того, почему ему можно пойти, отчего-то вдруг рушится, — Знаете, в школу идти будет не нужно, и я выучил наперед все уроки, и столько всего переделал в пекарне, пока вы не видели, и в понедельник тоже буду там работать сверхурочно, и даже до конца недели. Все мальчики из класса собираются туда идти, и я тоже очень-очень хочу пойти, ну так можно мне пойти, пожалуйста?  — Флетчер, я об этом ничего не знаю, — хмурится отец в задумчивости, — А ты не мог бы пригласить своих друзей сюда? Вы бы все разместились в кабинете — там даже есть камин и можно жарить на огне зефирки. - Но, папа, — напирает мальчик, нервно сжимая за спиной руки, — Я никогда не бывал на пижамной вечеринке, никогда. Отложив свое перо, Пит закрывает книгу и кладет ее на стол, а потом выпрямляется, побеспокоив жену, которая издает при этом негромкий протестующий стон.  — Не правда, Флетчер. Две недели назад здесь ночевал Гедеон — могу поклясться, вы оба будили нас полночи. А помнишь свой День рождения? У нас с ночевкой осталось, наверное, пять или шесть ребят. И твоя сестра ворчала после этого неделями.  — Но это все были мои пижамные вечеринки, а к другим я с ночевкой никогда не ходил. Я даже у Гедеона ни разу не оставался на ночь, а мы с ним дружим уже целую вечность. - Ну, да, но знаешь, — отец начинает запинаться, — у Гедеона столько маленьких сестренок, и дом у них намного меньше нашего, и… Вдруг мама резко садится, обрывая папу на полуслове.  — Я вижусь с мамой Клэма каждый день, когда приношу к ним в лавку добычу. Если с ней все согласовано, можешь идти. Из-за головокружительного чувства облегчения, которое наполняет все его существо, Флетчер с трудом различает, что папа пытается протестовать. Но мама отрезает: «Пит, мы это уже обсуждали», — таким же тоном, которым она говорила, когда Флетчер решил выбросить из холодильника последний кусок добытой ею оленины, а Хоуп спустилась вниз, накрасившись тем, что ей на двенадцатый день рождения прислала Эффи. Никто не спорит, когда она говорит таким тоном. Никогда. Ну, Хэймитч, бывало, спорил. От этой мысли сердце Флетчера болезненно сжимается и, переполненный чувствами, он подается вперед и обнимет маму. Она тоже обнимает его так крепко, что от этого почти больно. Хотя сама она невелика, руки у нее невероятно сильные. Его отец раскатисто прочищает горло прямо у него над ухом, и их объятия ослабевают.  — Ладно, если уж вы оба меня решили не слушать, можно меня хотя бы обнять в знак утешения? — говорит Пит, надув губы. И они выполняют его просьбу.

***

Флетчер вместе с мамой направляется в город, неся в одной руке наволочку, в которую сложено все необходимое для ночевки вне дома. Уже опустились сумерки и липкая нега летнего вечера рассеивается налетевшим ветерком. Его мать глубоко и облегченно вздыхает, когда от дуновения начинают трепетать выбившиеся из ее косы волоски на затылке. Флетчер в этот вечер успел собрать и разобрать вещи раза четыре. Сначала он начал набивать чемодан, который нашел в комнате родителей, потом переложил все в свой рюкзак, и, в конце концов, остановился на наволочке, потому что с такими, если верить Гедеону, идут все остальные мальчишки. Но поначалу он набил ее слишком сильно, так что пришлось и ее переупаковывать, отделяя нужное от необязательного. Ведь это же ответственное дело, собираться на свою первую ночевку в гостях. Его мать передвигается длинными спокойными шагами, под которые Флетчер очень старается подстроиться. По воскресеньям, когда они вместе охотятся, она может замирать и стоять бесшумно так долго, что, кажется, уже прошло много часов. Он тоже со временем научился не шуметь, но он пока не знает — удастся ли ему достичь ее уровня когда-нибудь, особенно если когда он вырастет у него будут такие же широченные плечи, как у папы. С одной стороны, здорово быть сильным. Можно поднимать тяжеленные штуки и все будут от этого под впечатлением. Но с другой стороны он редко бывает так же счастлив, как с мамой, в лесу, и он полагает, чем больше они будут охотиться вместе, тем будут от этого счастливее оба. Хорошо, что пока ему только девять и у него еще много времени до того, как сформируются мощные мускулы. Родители Клэма владеют мясной лавкой, и поэтому мама хорошо их знает. Она же настояла, чтобы папа остался дома, во избежание сцен. Когда Пит пытался спорить, она напомнила ему, что случилось, когда Флетчер как-то подвернул лодыжку. Хотя сам Флетчер не очень-то ясно помнит тот случай — когда он года полтора назад свалился с дерева, ему вскоре после этого дали сонного сиропа. Но, видимо, тогда случилось что-то весьма примечательное, раз уж папа так быстро свернул дискуссию сразу же, как был упомянут тот случай. В общем, идти куда-то вместе с мамой довольно приятно. Она почти все время молчит, но при этом у него не возникает ощущения, что он должен как-то заполнить тишину. У него нет и тени сомнения, что она просто рада находиться с ним рядом. И им не нужно говорить для того, чтобы проведенное вместе время стало особенным. Оно всегда таким и было. Прежде чем они доходят до лавки мясника, она останавливается и вынимает из своего поясного ранца два идентичных маленьких устройства.  — Ты знаешь, что это такое? — спрашивает она прямо, слегка улыбаясь. Флетчер мотает головой. Она отдает ему одно из них, и просит свернуть за угол бакалеи. Он бросает свою наволочку и бежит туда со всех ног, ужасно заинтригованный для чего же это устройство служит. И приникает к стене, ожидая, что же в итоге произойдет. Сперва раздается треск, и потом он слышит мамин приглушенный шепот. Вновь огибая здание, он восторженно размахивает переговорным устройством у себя над головой.  — Это так клево! — у него улыбка до ушей, — Что это вообще такое? Она пожимает плечами.  — Это прислал нам Битти. Он говорил папе, как оно называется, но… ты же знаешь, что у папы с памятью. Флетчер усмехается.  — Теперь они твои, но сегодня ночью я возьму одно себе. Если случится что-то, что тебе напугает или выбьет из колеи, прошу тебя: нажми кнопку и вызови меня. Ты можешь говорить обычным голосом или шепотом, как я сейчас, я все равно тебя услышу.  — А можно я потом отдам одну такую штуку Гедеону, чтобы мы с ним могли переговариваться? Китнисс ухмыляется и кивает.  — Но только если вы не будете болтать с ним допоздна? - О, мы так вот их и назовем, — Флетчер забегает вперед и подскакивает в воздух, не в силах сдержать своего радостного возбуждения, — Болтушками!  — Отличное название, бельчонок. Он пребывает в такой эйфории, что даже не сердится на то, что мама назвала его дурацким уменьшительным прозвищем там, где это кто-то может услышать. Вместо этого оставшиеся до дома мясника полтора квартала он фантазирует обо всех чудесных возможностях, которые подарит ему полезное изобретение Битти.

***

Просыпаться посреди ночи от кошмаров всегда неприятно. И еще хуже просыпаться от кошмаров, чтобы обнаружить, что за окном бушует жуткая ночная гроза, а ты сам не знаешь толком, где находишься. Но именно в такой ситуации оказался сейчас Флетчер, который вдруг обнаружил, что проснулся, охваченный страхом, на полу чужой гостиной в окружении еще семи мальчиков. Рядом с ним лежит Гедеон, и он так оглушительно храпит, что почти заглушает шум грозы. Остальные мальчишки спят так крепко, что ни этот храп, ни сотрясающие стены раскаты грома не в силах их разбудить. Флетчер кусает губы. Он действительно напуган: глубинный необъяснимый страх пробрал его до самых костей. Шторм бушует очень громко, и ему приснилось, что его куда-то против воли увезли. Куда-то… ну, ему не стоит об этом думать, если он хочет совладать со страхом. Но, как бы он ни старался, он не может перестать его испытывать, даже уже полностью проснувшись. Ему еще даже не исполнилось двенадцати. Это был просто дурной кошмарный сон, но такой, которого у него не было с прошлого года, когда мама с папой усадили его перед собой и подробно объяснили что это были за Игры — гораздо доходчивее, чем говорили в школе. Другие дети, наверное, гордились бы, узнав, что их родители — герои, да и сам Флетчер тоже гордится, но, помимо этого, когда он позволял себе думать о Играх, все это его пугает. Детей могли вот так забрать из дома, оторвать от их семей. А если это вдруг случиться снова? Что, если они уже покинули его прямо сейчас. Он знает, что это неправда. Он знает, что родители дома, в безопасности, так же, как и Хоуп и все ее дурацкие животные. Он знает, что все хорошо. Но его ночные кошмары не зависят от того, что он знает. Перевернувшись на живот, он лезет под подушку за своей болтушкой, и подносит ее поближе к губам, пальцы вцепляются в холодный металл.  — Мама? — зовет он тихо, нажимая кнопку, и почти что забывая ее отпустить. Потом проходит секунд двадцать, которые кажутся ему бесконечными, и устройство начинает трещать.  — С тобой все нормально, Флетчер? — доносится сонный, но обеспокоенный голос его матери. Мальчик выпускает из легких воздух, только сейчас осознав, что задерживал дыхание. - Да, все нормально, мама. Меня молния разбудила, и Гедеон так храпел, я просто…  — Все в порядке, — он почти может различить по ее голосу улыбку, — Твой папа тоже храпит. Снова раздается треск и отец сердито произносит.  — Я не храплю. Я уже проснулся и слушаю, как вы безобразно пытаетесь меня очернить. Флетчер смеется. - Так, значит, все у вас там хорошо? Коробочка трещит, должно быть, мама прислушивается, и вот он слышит ее снова, и она смеется: - Да, так и есть. Твой папа пошел проверить, как там Хоуп, хоть я и через стену прекрасно слышу, как она храпит.  — Хорошо, что мы с тобою не храпим, правда, мама? — говорит он, чувствуя себя счастливым уже только от звука ее голоса. Болтушка трещит долго-долго, и вот он опять разбирает ее слова:  — Мы с тобой просто счастливчики, ты и я. Ну, а твой папа вернулся, и говорит: «На ферме все спокойно». Флетчер опять смеется — ведь его мама так редко пытается кого-то спародировать.  — Ладно, я теперь попытаюсь опять заснуть.  — Ты уверен, что мне не нужно сейчас за собой приходить? — снова прорезается голос отца, — Я отлично умею залезать в окна. А еще лучше — смотреть как твоя мама в них залезает. - Нет, пап, со мной все хорошо.  — Мы любим тебя, сынок. Флетчер натягивает одеяло себе на голову и съеживается в маленький комочек, чтобы больше здесь его никто не мог расслышать.  — Я тоже вас люблю. Всех без исключения.