Пит Мелларк: Горький кубик сахара

В чем дело? Китнисс очень удивилась и я, в общем-то, тоже. Выяснилось, что все предельно интересно и необычно. Даже слишком! Поиски неприятностей: это не совсем моё, хотя, в свете новейших событий, вдруг пришло время срочно меняться? Оба ментора повели нас прямиком на крышу тренировочного центра. — Ну, вот мы и пришли. Китнисс, Пит, разрешите мне представить вам Финника Одейра — заговорщика против власти президента Сноу и всей капитолийской верхушки, — сказал Хеймитч и оценивающе взглянул на нас обоих. «Вот так номер. Ну что же — план „Б“. Опасность первой степени: мы в опасности, но как нам с Китнисс выбираться из Капитолия? Меня на этот счет не проинструктировали. Придётся импровизировать». — Очень приятно. Но нам то что? — недружелюбно спрашиваю я. А сам нащупал в кармане нож, как удачно я им запасся. Молодец, Мелларк! И говорю обалдевшей Китнисс: — Китнисс, встань за мою спину, пожалуйста, — и к счастью, она безропотно меня послушалась. — А я представляю вам мистера Хеймитча Эбернети, также заговорщика, — говорит с улыбкой Финник и видит в моей руке нож. — Смотри, Финник, какие опасные личности попадают на жатву у меня дома. Малыш уже и ножичком разжился. Посмотри на него: спокоен, как черт, на раз метнет «перо» прямо тебе в сердце и не смотри, что сын пекаря. И девочка нож из столовой принесёт, она прекрасно умеет с ним работать, я уже проверил в поезде, — ментор стоит, как вкопанный. Одейр также не шевелится, но внимательно следит за мной. А затем медленно поднимает руки перед собой и говорит: — Я безоружен и на президента я не работаю, если, Пит, ты это подумал. И Хеймитч тоже. Мы из сопротивления. — Так мы вам и поверили. Вы решили нам про него просто так рассказать, — говорит за моей спиной Китнисс, — в центре нашей замечательной столицы, Капитолия. — Хеймитч, у нее тоже нож, — глухо говорит Финник. — Они думают, что Супрефектура нас «пишет», — ответил ему Хеймитч. — Кто кого пишет? — я решаю их отвлечь. — Супрефектура, тайная капитолийская полиция. Но прослушки здесь нет и спрыгнуть с крыши тоже нельзя, — металлическим голосом отвечает мне наш ментор: а он спокоен и на агента Супрефектуры, в руки которой ни мне, ни Китнисс живыми попадаться нельзя, не похож. — Это почему? — подает голос Китнисс. — Силовое поле. Оно окружает крышу центра. После того, как 36 лет назад с крыши спрыгнула девочка, — отвечает ей Хеймитч. Лицо его невозмутимо. — Он не лжет, — говорит сзади Китнисс. «Жалко нет времени ее спросить, откуда она это знает». Китнисс берет какой-то предмет и кидает его за пределы крыши и я слышу звук, как он преспокойно возвращается ей в руку: я же внимательно слежу за Финником, а Финник за мной. Интересно, у Одейра есть оружие? — Силовое поле, — мрачно констатирует Китнисс. И тут мне приходит в голову одно воспоминание и я говорю: — Китнисс, ты не поверишь, но подслушка здесь действительно не работает. — Почему, — слышу из-за спины голос девушки-браконьера из дистрикта 12, которую «агенту Мелларку» поручено охранять. — Мне было восемь лет, я смотрел Голодные игры и случайно заметил, что в одном месте, горная местность, слышимость была очень слабая, расслышать то, что говорили трибуты на арене, было очень трудно, а в десяти шагах было слышно каждое слово. — 64-е игры. Там действительно было силовое поле прямо на арене, на случай, если трибуты вздумают прыгать со скалы, распорядители рассчитали, что спрыгнув в озеро, что было внизу, трибут обязательно разобьется о камни в воде и поставили поле, — подал голос Хеймитч. — А зачем его поставили? Прыгали бы, им то что? — говорит Финник. — Откуда я знаю. Но поле было. Парень правду говорит и заранее этого он знать не мог, — отвечает ему Хеймитч. — Пит, ты уверен, что они говорят правду и это не ловушка? — от голоса Китнисс даже у меня холодок прошёлся по позвоночнику: опасная у меня девушка, но именно такой я ее и люблю. — Поле есть. Подслушки нет, — глухо отвечаю я, а сам продолжаю внимательно следить за Одейром. Китнисс же вышла из-за моей спины, теперь она стоит рядом: страхует меня слева, со стороны нашего ментора, — Позже про силовое поле мне один очень умный человек рассказал. Поле очень сильным диссонансом глушит звуковые колебания. Он умер, когда нам было лет по 16. — Чего глушит? — спрашивает меня Китнисс. — Подслушивающие устройства, нас никто не слышит, — наш монолог затянулся. — Ты в этом уверен? — спрашивает Китнисс. — Да. «Ну и что дальше».  — Но тогда, — говорит Китнисс, — если вы из Сопротивления, то знаете кодовое слово. И тут голос подает молчавший до того Финник: — Дочери Альмы Койн было девять, когда агент Капитолия Фиггис пробрался в секцию, где жили президент 13-го, ее муж и сама Тесси и девочка перед тем, как Фиггис ее убил, успела поднять шум и агента схватили, — медленно по словам говорит Финник эту загадочную фразу. «Слово? Что-то оно какое-то слишком длинное». И я слышу за спиной голос, уверенной как никогда, Китнисс: — Пит, убери нож. Они связаны с подпольем. Пришло мне время изумиться. Но поверить, по-прежнему, я не могу, колеблюсь. — Пит, убери нож. Китнисс начала злиться: Пит, да, я уверена. Мы можем им доверять, — в голосе девушки теперь звучит нетерпение, — Я тебе потом всё объясню. «Неожиданность за неожиданностью, чего я ещё не знаю о тебе, Китнисс Эвердин?». Я нехотя опускаю руку с ножом, а Хеймитч бесстрастно говорит Финнику: — Ты только погляди на этих двоих. Идеальные убийцы, один из нас точно живым бы отсюда не ушёл. Или оба. Финник позволил себе сдержанную улыбку: — Они отлично действуют в команде. Профессионалы. И вдруг Финник попадает буквально под допрос Китнисс: — То, что против правительства пошел наш ментор, я прекрасно понимаю, Капитолий у него убил всю семью, а «блестящему красавцу и гордости всего Панема» чем не угодил Капитолий, а Финник? — Знаешь, Китнисс, когда я победил на играх, мне представлялось, что теперь у меня будет райская жизнь. Но вместо рая я попал в ад. Я родился в небогатой семье, мой отец рано умер. И кормить семью мне пришлось рано, в пятнадцать, сразу после победы. А когда я приехал в столицу, выяснилось, что у меня нет никаких прав, Победители — такие же жители дистриктов, как и остальные и я должен жить так, как захочется одному человеку — президенту Сноу. Я не могу распоряжаться собой, не могу свободно выбрать девушку, с которой я захочу создать семью…. — Возможно, я чего-то не понимаю, Финник, но я девчонка из дальнего дистрикта и почти всю жизнь промышляю браконьерством и хожу каждый день по лезвию ножа. Неужели, все девушки, которыми ты постоянно окружен, когда тебя показывают по телевизору, это не твой выбор, а выбор президента??? Я не понимаю! И тут я вижу на лице Финника такое выражение, что заставляет меня действовать на автомате: боль, мучительную боль, которую отражали глаза Финника Одейра, я каждый год видел в глазах детей дистрикта 12 на Жатве. Но особенно мучительную боль у тех несчастных, имя которых выпало. Пожалуй, лишь Китнисс не боялась так жутко, как все без исключения остальные до нее, просто после моих слов: «Есть доброволец» в глазах Китнисс помимо выражения загнанного зверя появилось крайнее изумление. Боялся ли я??? Да у меня душа в пятки ушла, когда я оказался на сцене и осознал, что только что сотворил и что я только что выбрал билет в один конец. — Китнисс, — я хватаю девушку за руку, наверное, даже слишком сильно, — Тебе не очень нравится Финник, я понимаю, но ты устроила ему допрос, зачем ты обвиняешь его во лжи. Мы с тобой второй день в Капитолии, мы не знаем, что тут твориться на самом деле. Но ты же знаешь, что по телевизору только и делают, что врут и прославляют щедрость Капитолия. А ты что на своей шкуре не испытала эту самую щедрость? Китнисс грубо вырывает у меня руку, в ее глазах отразились страшная обида и гнев, она попыталась убить меня взглядом, испепелить, уничтожить. Но я стойко выдержал ее яростный взгляд, и она сказала мне одно слово: — ДУРАК. И отвязалась от Финника. «Черт. Получилось! Не знаю, что там у Финника в кармане, но у Китнисс точно есть нож и, очень подозреваю, у Эбернети, тоже». А молчавший до той поры наш ментор подал голос: — Китнисс, ты крайне неприятная личность, ты почем зря оскорбила Финника, что даже твой верный Пит вмешался. — Я всегда знал, что люди будут видеть во мне лживого паяца из Капитолия, — вступился зачем-то за свою обидчицу, Финник. А я только подивился тому, насколько картинка по КАПИТОЛ-ТВ радикально отличается от реальной, страшной действительности.  — Либо ты сейчас же извинишься перед Одейром, либо разбираться во всем этом дерьме будешь сама, — жестко сказал Хеймитч, а Финник не преминул возразить: — Это ты зря. Мы все трое смотрели на Китнисс, она это чувствовала, немного погодя с виноватым видом она подошла к Одейру и совершенно искренне протянула ему руку, со словами: — Я погорячилась. Извини, Финник. «Да уж, в этом вся МОЯ Китнисс — сначала стреляет, а потом думает, надо ли было вообще в кого-то стрелять! Снайпер!!!». — Я не врал, но кое-чего не сказал, девушка у меня есть, но по ТВ со мной ее не показывают, напротив, мне пришлось ее спрятать от Капитолия, — ответил ей Финник. Я же, глядя на них, думаю: своим вызовом на Жатве я начал с Капитолием и президентом Сноу, даже не подозревая об этом, рискованную игру с сумасшедшими ставками, по ходу дела в игру вовлекается все больше народа и с каждым часом, а может даже минутой, игра становиться более сложной. Вот уже и Китнисс включилась в эту смертельную игру с Капитолием, готова рискнуть всем. Теперь и повстанцы готовы помогать нам. Однако, забывать нельзя ни на секунду: главная моя цель — выживание Китнисс, придется быть втройне осмотрительным и тщательнее продумывать все заранее. А затем события приняли любопытный оборот: — А как зовут твою девушку, Финник? — спросила Китнисс. — Ее зовут Энни. Мы живем вместе в четвертом. Она участвовала в Голодных играх пять лет назад и, на ее глазах, на парня, который помогал и защищал ее, напали парень из первого и парень из седьмого. Он, дав Энни возможность убежать, погиб, Энни видела своими глазами, как ему отрубили голову. — Я вспомнила эти игры, твоя девушка невысокая с длинными рыжими волосами, она выжила совершенно случайно, плотину прорвало и все, кто ещё уцелел, утонули. Финник, мне так стыдно за мои слова! — глаза Китнисс округлились от переживаемых ею эмоций. Китнисс подходит к Одейру ближе, смотрит ему прямо в глаза: мне известен этот прием, я думаю, у Китнисс сильнейшая энергетика, она может сильно влиять на людей, я и сам тому доказательство, когда она смотрит глаза в глаза, нельзя солгать — Китнисс прочтет это по твоему лицу. Немного погодя, Китнисс спрашивает молчащего Финника: — А как сильно ты ее любишь? Ты готов ради своей девушки пожертвовать жизнью? — Китнисс по прежнему смотрит прямо в глаза Финнику:  — Я отдам за Энни жизнь не задумываясь, — отвечает он, — и добавляет, — И не только жизнь. — Ты говоришь правду, — задумчиво, но ни на секунду не отрываясь взглядом от глаз Одейра, говорит Китнисс. Затем наступает пауза, Финник опускает глаза, а Китнисс подходит ко мне и берет меня за руку. А наш ментор внимательно молча наблюдает за этой сценой, но его лицо совершенно непроницаемо и понять, что сейчас он чувствует, нельзя: у нашего ментора за 25 лет выдержка выработана потрясающая. — Кстати, Пит и Китнисс, у меня новости из двенадцатого и от ваших близких, — говорит Финник, — не скрою, у нас с Китнисс одновременно из груди вырвался крик отчаяния и надежды: как там наши семьи? — Повстанцы сейчас полностью захватили дистрикт 12, это было проще всего, он небольшой и, главное, совсем рядом дистрикт 13 и забор совершенно не охраняется. И командование повстанцев просило передать тебе, Китнисс, благодарность: ваша с Гейлом помощь неоценима, теперь ваши семьи в безопасности и передают вам привет. «Моя Китнисс заговорщица??? Впрочем, Мелларк, чему ты удивляешься, она — идеальная заговорщица против власти Капитолия: храбрая, способна на то, на что никто другой не отважиться». — Тебе, Пит, привет от твоих родителей, в особенности от твоей мамы и от брата Бреда. Китнисс, тебе будет интересно узнать, Пит тоже помогал повстанцам, а его отец сыграл в событиях немаловажную роль, — сказал нам обоим Одейр, улыбаясь искренне, как «не телевизионный Финник». Разница просто потрясающая. «Меня раскрыли? Какая жалость. Вот и Китнисс изумленно уставилась на меня. Да, я заметил, как поменялось вчера отношение ко мне моей матери, а гневное выражение лица отца я не забуду точно, он был готов убить на месте того миротворца, который пытался помешать моей семье попрощаться с Питом-добровольцев. Да и выражение лиц людей на площади в момент Жатвы нельзя было назвать покорным и смирившимся со своей участью. Хотя, меня в планы восстания никто не посвятил: я же всего-навсего маленький и скромный помощник для мятежников: передавал по заданию отца заказчикам в пекарне особые буханки, в которых специально для них внутри находились секретные послания от повстанцев. А клал их туда при выпечке хлеба, всё-таки не я, а мой папа. Я также относил подобные буханки в штаб миротворцев, в мэрию…». И тут в разговор вступает Хеймитч: — Но сейчас наша главная задача привлечь к вам максимальное внимание простых капитолийцев. Пит, Китнисс: в Капитолии, преимущественно, живут небогатые люди. Китнисс справедливо заметила, именно что, слабые люди. Они не наши враги, их также жестоко угнетают, как людей в дистриктах, но с детства им навязали омерзительный и отвратительный образ жизни, но в большинстве своем они — слабые и несчастные люди. — Но против кого тогда мы боремся? — спрашивает Китнисс (а я с ней совершенно согласен, неужели с одним только президентом, ведь я-то знаю, что даже наш мэр мистер Андерси и помощник главы миротворцев дистрикта 12 Кассий Марлоу помогали мятежникам). — Против президента Сноу, но не только против него одного. Наши злейшие враги: хозяева Капитолия, их немного, не более пяти сотен, но именно им принадлежит в Панеме практически все ценное и необходимое для жизни, от зерна до планолетов, они виноваты в нищете и бесправии, которая царит в дистриктах. Из-за их ненасытной жадности и алчности Панем сейчас оказался на грани гражданской войны. И сейчас они смертельно напуганы, — рассказывает нам Хеймитч Эбернети. Но тут Финник резко меняет тему нашего заседания клуба заговорщиков на крыше тренировочного центра, он видит, политика у Китнисс не вызывает энтузиазма, она откровенно скучает и он с лукавой улыбкой говорит ей: — Китнисс. Хочешь почувствовать вкус жизни блистательного Финника Одейра? Китнисс с недоумением, пополам с плохо скрываемым любопытством, на него уставилась, а этот хитрец достаёт из потайного кармана необычно большой кубик сахара. Краем глаза вижу, что Хеймитч замечает этот прием, все понимает и начинается давиться от смеха. Что-то сейчас будет! Неужели, Финник отомстит Китнисс. Ну, держись, Финник! Ты сейчас получишь на орехи. Китнисс осторожно, глядя в глаза Одейру, берет сахар из его ладони, я то знаю, она проверяет Финника, искренне ли его лицо, но затем спокойно запихивает сахар в рот и………. ее лицо искривляется гримасой, как будто, она съела лимон. «Финник, это не самая удачная твоя шутка, сейчас она этот кислый сахар выплюнет и надаёт тебе по шее, шутник!» — думаю в этот момент я, а к горлу подступает смазм: я сейчас засмеюсь первым! Но нет, я ошибся, Китнисс жует сахар, стреляет глазами на Финника, не могу понять ее эмоций, они сменяются слишком быстро, что я не успеваю сообразить: удивление, испуг, смех, удовлетворение, все это я замечаю. Ей нравится. Съев все, она говорит Финнику: — Горький сахар? Было вкусно. Какой необычный вкус. Затем подает голос Хеймитч: — Одейр, это что за фокус. Ты кормишь девушек сахаром, но горький сахар, это что-то новенькое, колись, — и ржёт. А затем не выдерживаю и начинаю громко смеяться, уже я сам. — Китнисс, тебе понравилось? — с очаровательной, совершенно нефальшивой улыбкой спрашивает у моей девушки Одейр. А у меня начинается легкий приступ ревности. — Угу, — отвечает Китнисс и опять стреляет глазами на Финника. Поэтому я не выдерживаю этой пытки: — Финник, а мне можно попробовать? Финник также начинает смеяться: — Пит, извини. Это особый сорт. Только для девушек. И я говорю со специально-жутко обиженной физиономией: — Ну, это нечестно. Хеймитч говорит мне: — Пит, не оставляй ее с Одейром наедине, а то этот парень вовлечет нашу истребительницу волков в свою горько-сладкую капитолийскую жизнь, потом ее за уши не оттащишь. И продолжает смеяться. И, самое интересное, я перестаю ревновать Финника. Нет, он не совратит МОЮ Китнисс. Ну, только если чуть-чуть, капельку. Насмеявшись, Хеймитч говорит Китнисс, что мы хотим посекретичать втроём, по-мужски, она делает свирепое выражение лица, смотрит на нас, но уходит. Затем мы: я, Хеймитч и Финник детально обсуждаем план по спасению трибутов 74-х Голодных игр на Арене. Очень рисковый план, замечу. Затем: план, как нам с Китнисс вести себя на интервью, как ненароком не проколоться из-за плохого знания капитолийских порядков. Как заговорщики будут нам помогать: главное, чтобы наша дорогая Китнисс не сорвалась бы и послесловия этого не были катастрофическими. Мы пытаемся заранее все предусмотреть, но мы трое понимаем, зная Китнисс, это без толку. Я узнаю, что Дельфи, подопечная Финника, почти, что член его семьи, ее старшая сестра погибла на Голодных играх, когда Финнику было 17 лет и он ещё не был ментором. Что они дружат очень давно и Финник ей, как старший брат. Что, она вызвалась по своей инициативе, но с разрешения Финника, за что он опасается получить очень сильный нагоняй от своей наставницы, Мегз. У Дельфи нет братьев и сестер, а ее мать тоже умерла совсем недавно. Поэтому, если она погибнет, это будет значить очень крупные неприятности для Финника, у отца Дельфи нрав очень крутой, он, потеряв вторую дочь на Голодных играх, вполне может Финника и убить. Я спрашиваю, зачем тогда Финник разрешил ей, почти сироте, вызваться на Жатве, а Одейр разъяснил мне, что хотя это чрезвычайный риск, но мятежникам необходимо иметь на Арене побольше отлично подготовленных трибутов, на которых они целиком и полностью могут положиться и только тогда их план сработает. А подготовлена Дельфи превосходно: ее 10 лет учили вместе Мегз и Финник. Ну, а то, что от нас с Китнисс зависит очень многое, об этом я и сам начал догадываться. Затем меня вежливо просят выйти: капитолийские заговорщики хотят обсудить свои страшные замыслы и тайны вдвоём. *** Наступивший день донельзя нас измотал с Китнисс, трибутов собрали всех вместе и мы смогли хотя бы рассмотреть друг дружку, знакомиться нам особо не запрещали, так мы с Китнисс познакомились (и подружились) с трибутами из 11-го: Цепом и Рутой, потом к нам подошли Дельфи и Анастазио, но вскоре пришёл главный распорядитель игр Сенека Крейн, молодой и очень импозантный мужчина и завернул весьма талантливо, замечу, длинную речь. Крейн рассказал, что распорядители изо всех сил стараются исправить неравенство условий для всех трибутов на Арене. Заявил буквально следующее: — 74-е Голодные игры станут самыми честными в истории. И тот час, Сенека Крейн попал под гряд упрёков трибутов первого и, особенно яростно, второго дистрикта. Они открыто и нисколько не боясь, высказывали Крейну претензии, что это не их вина, что у них дома есть возможность долго и тщательно готовиться к Играм, что их родители, отнюдь не богачи, отдавали львиную часть своих заработков за их обучение, а теперь их обвиняют в нечестности и если кто в этом и виноват, так это Капитолий. И что нечестно внезапно менять в корне все правила. Мы, другие трибуты, дар речи потеряли от этой наглости, а Сенека Крейн стал белым словно мел, но слова не сказал, что Капитолий всегда прав и возражать ему смертоносно, но виртуозно выкрутился, сказав, что учеба в академиях это ещё не гарантия победы на Голодных играх, что за последние 15 лет лишь 6 раз побеждали выходцы из 1 и 2, я заметил, что задававший самые острые вопросы парень из второго, крупный плечистый блондин с короткой стрижкой, при словах Крейна побагровел от злости и только когда его за руку схватила его напарница, совсем маленькая, в сравнении с ним, девчонка, юркая, как ртуть и что-то сказала ему на ухо и он, с трудом сдержавшись, промолчал. Затем Сенека Крейн сказал, что по новым правилам, трибуты, сойдя с дисков, когда прозвучит гонг к началу Голодных игр, получают гарантированное распорядителями право взять первый попавшийся рюкзак и некоторое количество еды и убежать, а за попытку убить любого за это время, нарушитель будет жестоко наказан распорядителями — получит не смертельный, но сильный разряд электричества. Парень из дистрикта 1, рослый, но менее внушительный, чем парень из второго и Цеп, насмешливо заявил, что это полная глупость, трибуты разбредутся по Арене и Игры затянутся на месяц и он лично гонять по Арене и выкуривать каждого из угла, куда тот забьется, желанием не горит. Сенека тут же ему ответил, что ему до этого дела нет, но он может пообещать парню из первого (Сенека назвал его имя: Марвел) и трибуту из второго (Сенека назвал его Катоном), что за нарушение нового правила ими двоими, они будут награждены электрическим разрядом такой силы, что день не смогут пошевелиться. Те хотели что-то сказать, но на этот раз уже обе их напарницы схватили их за руки и заставили промолчать. Однако, факт: все трибуты из первого и второго после речи Крейна вид имели крайне недовольный и угрюмый. Я даже слышал слова Марвела: — Лучше бы я остался дома! — О причинах невероятной смелости, а правильнее сказать, наглости, трибутов из первого и второго дистриктов, я решил поговорить с нашим ментором, Хеймитч помолчал и ответил мне, что они явно действовали по указке своих менторов и что недовольство Капитолием вполне могло перекинуться и на их дистрикты, но вообще всё это, мягко говоря, необычно и заставит Капитолий понервничать. А потом Хеймитч долго мучал нас с Китнисс тем, что вдалбливал в мою, но больше в голову Китнисс инструкции как себя вести на камеры, как отвечать на вопросы Цезаря и пр. И я заметил, что, несмотря на полнейшее отвращение ко всему этому, Китнисс очень старается вникнуть и научиться тому, что говорит ей Хеймитч. Очень старается. Получалось, правда, не очень, но самые грубые ошибки Хеймитчу предотвратить удалось. Надеюсь на то, что Хеймитч это тоже почувствовал и говорит: — Все меняют правила, ну и мы тоже отличимся: потребуем брать интервью не у каждого из вас по отдельности, а вместе. Упремся рогом: и Капитолию придется пойти нам на встречу. Но, Китнисс, тебе придется постараться на славу, главный удар возьмёт на себя Пит, а ты ему подыгрывай, как можешь. Идёт? Я согласна, — Китнисс как-то очень сразу, без пререканий, согласилась. Вот в таких мучениях день и пролетел. Измученные, уставшие после ужина мы с Китнисс пришли посидеть перед сном на крышу- посекретничать: — Пит, как думаешь, у нас получится, — в ее голосе я почувствовал неуверенность и поэтому, ответил твердо: — Должно получиться. Обещаю — я тебя не подведу! Китнисс это почувствовала, мы сели рядышком, сцепили руки и немного поговорили без свидетелей: — Пит, ты ведь уже понял, я не только браконьер, но и заговорщица, в придачу. — Я уже понял. Я и сам с отцом тоже помогал, как мог. — Я об этом и не догадывалась. — Ну, так, конспирация. — Чего? — Осторожность, говорю. — Пит, слышишь меня. Я тебе умереть не дам. Ты меня понял? — Ладно. Но ты тогда слушайся Хеймитча и тогда всё у нас получится. — Пит? — Что? — А, я тебя люблю. ЧТО??????????????????</b>