Опера

Подъехав к отделу, Кира выбежала из автомобиля, на несколько мгновений замерев перед вырванной взрывной волной железной решеткой-забором, которым закрывался вход на территорию, как раз возле пункта пропуска. На решетке лежала чья-то оторванная рука, настолько окровавленная, что трудно было разобрать даже цвет рукава – был ли это следователь, опер или гаишник в соответствующей форме. К зданию уже начали съезжаться пожарники и скорые помощи. Побелев, не зная, жив ли Грачев или нет, она подняла взгляд на сам отдел, стена в дежурной была полностью вывернута – раскрошена так, словно кто-то намеренно выломал её или всадил несколько противотанковых зарядов. Сквозь занавесу поднявшейся в воздух бетонной пыли и дыма, а после взрыва вспыхнул деревянный пол и мебель – часть кабинетов, не в глубине коридора, а как раз напротив окна, возле которого произошел взрыв, сотрясло так, что двери влетели внутрь, их словно отбросило назад и неизвестно кого из сотрудников они могли собою придавить, проступали какие-то отдельные силуэты… Люди, раненные и оставшиеся практически невредимыми, находясь в момент взрыва в другой части отдела, пытались выйти на улицу, понять, что произошло…. Кое-как пересилив себя, Кира переступила через окровавленную решетку, стараясь не смотреть, что на ней лежит, но стоило ей только подступить ближе к отделу, зайти на территорию, устеленную разорванными телами – теми, кто оказался в самом эпицентре взрыва, как внутри здания, так и снаружи, как она буквально бросилась внутрь отдела, даже не пытаясь смотреть на что наступает, цепляясь о разбитые бетонные блоки, желая только отыскать Грачева. - Женя! – что было сил закричала она, тщетно пытаясь увидеть его в тех, кто старался покинуть здание. В глаза тут же попала пыль, наспех, не останавливаясь, Кира отерла их рукой, оттолкнув кого-то в сторону, и завернула в коридор. Грачев сидел на полу, ближе к двери своего кабинета, ни лицо, ни руки его не были окровавлены, но он не двигался с места, как-то пространно глядя на Петрова, трясущего его за плечи. - Женя, ты слышишь меня?! Вставай, пошли на воздух! – кричал как-то испуганно Петров, но тот, казалось бы, не обращал на него никакого внимания, даже смотрел с легким недоумением, немного щуря глаза, пытаясь разобрать хоть слово. - Женечка… Женя! – наконец, увидев его, Кира, подбежав к нему, опустилась на колени, обхватив лицо возлюбленного ладонями, и только увидев её, Грачев поднял голову и словно бы как-то ожил. – Женя, ты живой… Живой, мой хороший, любимый… Я тебя люблю, слышишь, я люблю тебя, Женечка, Женя… - Он не слышит ничего, контузия…, наверное, после взрыва… это его нужно на воздух… - заметил все так же громогласно и нервно Петров. – Я знаю, такое бывает… Переведя взгляд на Петрова, всего на какое-то мгновение, теперь начиная понимать, что с Грачевым, она снова взглянула на возлюбленного. - Вставай, милый… Давай, поднимайся… - проговорила немного растерянно она, коснувшись его губ своими губами. Грачев, выдохнув, начал подниматься на ноги, поддерживаемый и Кирой и Петровым, стараясь более-менее прийти в себя, сбить то состояние, в которое его вверг взрыв – полностью оглушив и слегка затормозив. Он только успел, сориентировавшись, скрыться за углом, увидев детонатор, понимая, что только так имеет шанс выжить, но пластида оказалось столько, что он вполне мог бы вынести и второй этаж здания и тот только чудом ещё как-то держался на подпорках. - Детка… - проговорил как-то тихо Грачев, встав на ноги, он рывком схватил Киру за талию, прижав к себе. – Детка, моя любимая девочка… Кира, я люблю тебя, очень люблю….- так и не услышав того, как она призналась ему в любви, выпалил он. - И я люблю… - сквозь слезы прошептала она, заглядывая в его лицо, рассеянно целуя. – Женечка, я… просто дура, такая дура… Господи, почему я не сказала этого раньше… Я тебя люблю, я очень тебя люблю, мой хороший, хороший… - зацеловывая его лицо, Кира старалась говорить громче, чтобы он мог услышать. - Любишь? – переспросил дрогнувшим голосом он, читая по губам, сжав руки на её талии, не понимая, толи ему кажется, толи она, в самом деле, призналась ему… - Люблю… - кивнула Кира в подтверждение своих слов, затем сама, впившись в его губы поцелуем, не закрывая глаза, сталкиваясь с его взглядом, ощущая как он отвечает, более жадно, горячо. - Детка, моя любимая… - дрожащей рукой пройдясь по её спине, прошептал Грачев, слух к нему возвращался, он начал понемногу слышать голос Киры, не отпуская от себя, только все крепче прижимая, осознавая, хоть и ещё смутно, что все его опасения были напрасны, и она любит его. Закрыв глаза, Кира, обвив его шею руками, с совершенно глупой улыбкой, облегченно вздохнув, приникла к Грачеву всем телом, только сейчас сама начиная приходить в себя, осознав, что опасность миновала и он жив, она даже не сразу поняла, что он признался ей в любви, вернее, услышала, но понимание этого пришло только через несколько минут и она с трудом сдерживала слезы. - Ты мой…, Женька, мой… никому тебя не отдам, слышишь, никому…. – сглотнув, проговорила она, взглянув на него. – Пусть ты хоть трижды женат и у тебя двадцать детей, никому не отдам… Ты только мой… - Да нет у меня никакой жены, милая… - коснувшись рукой её волос, улыбнулся Грачев. – И никогда не было… - Правда? – чувствуя себя редкой ревнивой идиоткой, немного нервно, от всего пережитого, засмеялась Кира. – Прости, Женька, я такая дура… И все равно, никому бы тебя не отдала… развела бы и увела… Вернувшись в отдел, услышав взрыв, Зотов, пройдя в здание, увидев отца с любовницей, уже не беспокоясь о том, чтобы он не пострадал от взрыва, а оскорбившись и его словами и тем, что говорила Кира, Миша даже не стал к ним близко подходить. - Лучше б ты сдох… - тихо пробормотал Зотов, но к его ужасу и Грачев и Кира услышали. Развернувшись к нему, Кира с изумлением уставилась на парня, как-то машинально влепив ему пощечину, не представляя, как можно было так сказать о собственном отце. Хотя после признания Грачева, она поняла, что никакой семьи у него и нет, а только ребенок, но какой-то странный озлобленный, обиженный неизвестно на что, способный на любую подлость… Но даже Грачев не ожидал услышать от собственного ребенка таких слов, как-то на мгновение даже остолбенев в растерянности. - Шлюха! – выпалил Зотов, с такой ненавистью глядя на Киру, чувствуя, как пылает от боли щека. - Убирайся! - наконец, немного отойдя от шока, Грачев сам рванулся к сыну и, схватив его за шкирку, оттолкнул к выходу. – И чтоб больше я тебя не видел, сученок!