***
В центре Облачной горы Бай Цзи Хуа отвел взгляд от группы людей и посмотрел на Хуа Цянь Гу, которая семенила по двору. Она изо всех сил старалась удержать равновесие и сделать шаг, лоб был покрыт потом, румяное и нежное лицо вдруг покраснело, а колокольчики на шее и то и дело звенели. Позади нее Ворчащий зверь, который превратился в поросенка, бежал на своих четырех коротких ножках. Хуа Цянь Гу пробежала несколько шагов и украдкой взглянула на Бай Цзи Хуа: каждый раз, когда она не могла удержать равновесие и собиралась упасть, ей казалось, что воздух вокруг нее превращается в невидимую руку, что удерживает ее. — Учитель, глупая девочка больше не может бегать, Ша Я неправа, снова не наказывай… Бай Цзи Хуа слегка нахмурился: — Не называй себя больше Ша Я, я сказал, что теперь тебя зовут Сяо Гу. В воздухе внезапно повеяло холодом, и тело Хуа Цянь Гу сразу съежилось. Бай Цзи Хуа замер, выражение его лица вновь стало спокойным. Она уже не так умна и умела, как раньше, а также потеряла все свои воспоминания, почти превратившись в другого человека. Однако он знал, что любит ее, ее природу, ее всю, и какой бы вид она не приняла, сколько бы перевоплощений не пережила, она навечно останется неизменной. Но, с одной стороны, он все время мучился и чувствовал некоторую неудовлетворенность, надеялся, что она по-прежнему, как и раньше, будет глубоко любить его, но в тоже время противоречиво желал, чтобы она никогда не вернула себе воспоминания. Бай Цзи Хуа успокаивающе погладил ее по лбу, его голос был похож на весенний ветерок, рождающий дождь: —Учитель не наказывает тебя. Твое тело слишком слабое, ты не можешь удержать равновесие, и даже не можешь различить цвета, нельзя все время полагаться на внешние силы и лекарства, чтобы восполнить эти недостатки, тебе нужно больше тренироваться. Кроме того, ты все еще не закончила круг по двору… В будущем, как сможешь освоить искусство фехтования, как сможешь совершенствоваться и как сможешь сопровождать его долго как небо и постоянно как земля? Крошечный ротик Хуа Цянь Гу сжался, и она тяжело задышала: — Но у Сяо Гу больше нет сил. — С этими словами она, шатаясь, сделала несколько шагов и прыгнула в объятия Бай Цзи Хуа. Почему учитель временами становиться таким странным? Бай Цзи Хуа крепко сжал в объятиях ее крохотное тело и хотел было рукавом вытереть пот с ее лица, но внезапно обнаружил, что не может пошевелиться. — Зачем ты укусила мой рукав? — Бай Цзи Хуа ущипнул ее пухлые щечки. — Отпусти. Хуа Цянь Гу подняла голову и принюхалась, а затем разжала зубы: — Так приятно пахнет, учитель, я голодна. Бай Цзи Хуа встал: — Что ты хочешь съесть? — За год, прошедший с тех пор, как он вернул Сяо Гу, его кулинарные навыки прямо-таки стремительно возросли. Она почти ничего не умела, и он должен был тщательно заботиться о ее повседневной жизни. К счастью, он не вернул ее, когда она только родилась, иначе…одна только мысль о том, что он держит на руках хныкающего новорожденного, невольно заставила его расплыться в улыбке. — Тоже, что и вчера. — Она уже и не помнила, что ела, но смутно припоминала, что это было очень вкусно. — Учитель, обними… Она уцепилась за его бедра и старалась подняться, а Ворчащий зверек радостно кружил вокруг них. Бай Цзи Хуа ничего не оставалось, кроме как наклониться и обнять, она спит восемь из двенадцати часов в сутки, ест вдвое больше, чем он, а не пройдя и нескольких шагов, плачет от усталости. Неужели, это не реинкарнация Сяо Гу, а маленького поросенка? Хуа Цянь Гу увидела, как приподнялись уголки его губ, она не смогла удержаться и потянулась, чтобы коснуться его лица, а затем и ее уголки губ поднялись вверх. Бай Цзи Хуа снова беспомощно отвернулся, поймал ее неугомонные маленькие ручки и поставил перед столом в доме. — Не капризничай, я найду что-нибудь поесть, а ты сначала потренируй слова, которым учитель научил тебя несколько дней назад. Будучи ученицей Бай Цзи Хуа она даже не умела считать до десяти, если об этом узнают, разве люди от смеха не потеряют зубы. — Хорошо. — Хуа Цянь Гу крепко сжала кисть и смело принялась писать на бумаге. Бай Цзи Хуа покачал головой и взял ее маленькую руку, затем он раздвинул толстые короткие пальцы: — Сколько раз я говорил, что кисть держат иначе. Рука была такой маленькой, что он мог бы легко обхватить ладонью оба ее маленьких кулачка. Слегка отвлекись, и, Хуа Цянь Гу в это время хищно подняв голову, безжалостно ударила ему в подбородок. — Ой… — Хуа Цянь Гу схватилась за голову, ее глаза заслезились от боли, затем она посмотрела на Бай Цзи Хуа, который, казалось, совсем не пострадал, протянула руку и погладило место, в которое ударила, возмущенно надув губы. — Что заставляет тебя постоянно отвлекаться. — Он мгновение был невнимателен по отношению к ней, и она сразу же ударилась и разбила нос. Как только Бай Цзи Хуа развернулся и ушел за дверь, Хуа Цянь Гу тут же наклонилась и подняла Ворчащего зверя, который продолжал грызть ее юбку, и поставила его на стол. Затем она всунула ему в рот кисть. — Маленький ворчун, тут очень много слов, ох, у меня будут болеть руки, помоги мне написать несколько. Ворчащий зверь прикусил кисть и вывел на бумаге длинную линию «—». Хуа Цянь Гу тоже начало бегло мазюкать. К тому времени, как Бай Цзи Хуа закончил готовить и принес еду, он мог только вздохнуть, увидев беспорядок в учебной комнате. — Почему письмо перешло со стола на пол? — Стол слишком маленький. — Тогда как слова попали с бумаги на твое лицо? — Что? Бай Цзи Хуа обнял ее и вытер грязное, испачканное чернилами лицо. — Если бы я не знал, то подумал бы, что ты упала лицом в чернильницу. — Это не я, это Ворчун. — Хуа Цянь Гу открыла рот и рассчитывала укусить теплую, похожую на нефрит, руку, что терзала ее лицо, но у нее ничего не вышло. Ворчащий зверь виновато посмотрел на тушечницу, что опрокинул, а также на одежду Хуа Цянь Гу, перепачканную в чернилах, затем он пробежал несколько шагов и спрятался за Хуа Цянь Гу, нарисовав на земле и на белой бумаге цепочку маленьких черных следов в виде цветка сливы. Бай Цзи Хуа беспомощно горько усмехнулся: — После столь долгого обучения, ты можешь написать только «один, два, три»? — Нет, у меня есть прогресс, я даже научилась писать это сегодня. — Хуа Цянь Гу вытащила лист и показала ему кривые «восемь» и «десять», Бай Цзи Хуа не знал, плакать ему или смеяться, и погладил ее по голове. — Ладно, давай есть. За обеденным столом Хуа Цянь Гу держала на руках Ворчащего зверя, она жадно набросилась на еду, одновременно кормя его. Похоже, Ворчащий зверь наслаждался благами, живя на всем готовом, ему нравилось, когда кто-то заботился о нем, он издавал радостные ворчащие звуки и одновременно ел. Бай Цзи Хуа вспомнил о Тан Бао, и его сердце на некоторое время замерло. На самом деле его не волновал ее нынешний внешний облик, в конце концов, она — Бог, не похожий на обычных людей: через десять, сто, тысячу лет, однажды наступит день, когда ее дух и душа сумеют вновь принять форму, а божественная мудрость восстановиться. Если к тому времени ее воспоминания не вернуться, сможет ли он вечно обманывать ее, притворяясь, что прошлого никогда не было? Но если она все вспомнит, смогут ли они по-прежнему вот так сидеть и обедать вместе? Не позволять ей увидеться с Ю Руо или кем-либо еще, возможно, это был просто подсознательный страх, желание отгородить ее от всего, не позволять никому ничего ей рассказать. Целиком и полностью, она принадлежит только ему одному.***
— Учитель, мне жарко, я пойду искупаюсь в реке. — Она вспотела от сегодняшнего бега, а также была вся в чернилах. — Нет, ты не умеешь плавать. — Ты можешь пойти со мной и помочь помыться. — Существуют различия между мужчиной и женщиной, ты должна научиться мыться сама. — Тогда Ворчун составит мне компанию. — Он — самец, ему тоже нельзя. Хуа Цянь Гу потеряла дар речи, надула щеки и указала на маленькую деревянную бочку, наполненную горячей водой: — Тогда мне нужна побольше, я не хочу в этой. — Она не Ворчун, как ее можно всунуть в такое маленькое ведерко? — Нет. — Он все еще помнил, как в прошлый раз она поскользнулась и чуть не утонула. Хуа Цянь Гу смотрела на Бай Цзи Хуа глазами, полными слез. Бай Цзи Хуа присел на корточки: — Может помоемся по-другому? — Он может просто наложить крохотное очищающее заклинание. — Сяо Гу любит размокать в воде. — Хуа Цянь Гу дергала Бай Цзи Хуа за одежды и не отпускала, раньше ей всегда помогала мыться мама, почему же учитель не может этого сделать. Бай Цзи Хуа погладил ее по голове: — Послушай, ты можешь сделать это сама. — Договорив, он положил в стороне ее чистую одежду и вышел с Ворчащем зверем. Однако вскоре он услышал громкий крик внутри комнаты. Он бросился туда и увидел, что Хуа Цянь Гу развалилась рядом с бочкой, ее маленькое белое обнаженно тело ослепляюще вонзилось ему в глаза. — Проклятье! Бай Цзи Хуа поднял ее, засунул обратно в бочку, в два счета вымыл, завернул, а затем умело одел на нее одежду. Он начал немного путаться в том, кем является – учителем или отцом. Не то чтобы он никогда раньше не видел ее совершенно неразвитого тело, но в то время он считал себя только ее учителем, а теперь он знал о своей любви к ней, поэтому, даже если у него не было дурных мыслей, неизбежно возникало чувство неловкости и сконфуженности. Хуа Цянь Гу была несколько обиделась, и между ее бровями появилась складка. Она ведь не нарочно упала, кто позволил ему так далеко положить ее одежды. Бай Цзи Хуа, похоже, понял, о чем она думает, покачав головой, он сказал: — Если бы я не оставил ее так далеко, она бы уже промокла. — Кто разрешил ей не мыться, а играть в воде, в прошлый раз она вышла в мокрой одежде на улице и чуть не заболела. Хуа Цянь Гу сонно зевнула и зарылась головой у него на груди, Бай Цзи Хуа вытер ее волосы и увидел, что она, кажется, заснула, он отнес ее в соседнюю комнату и уложил на кровать, но неожиданно, она крепко схватила его за одежды. Осторожно отодвинув ее маленькие коготки, Хуа Цянь Гу туманно открыла глаза. — Нет, я хочу спать вместе с тобой. Бай Цзи Хуа ничего не оставалось, как отнести ее в свою комнату, накрыть одеялом и лечь рядом, и только тогда Хуа Цянь Гу смогла спокойно уснуть. Год назад, когда она только приехала сюда, она плакала и шумела почти каждую ночь. Теперь, прожив с ним долгое время, ей стало немного лучше, она больше не кричала, желая вернуться домой к матери. Однако она по-прежнему боялась и вынуждала спать с ней каждую ночь: если он не спал, то и она не спала. Время от времени, когда она засыпала, он уносил ее в соседнюю комнату, но тогда она посреди ночи забиралась к нему на постель. Бай Цзи Хуа полагал, что она будет медленно взрослеть и у нее приобретет плохих привычек, но он также не мог устоять перед ее слезами, поэтому просто следовал за ней. Держа ее крохотное тело в объятиях, сложно было не вспоминать о прошлом. Он постоянно заставлял себя забыть, но те раны были слишком глубоки и запечатлелись до самых костей, мучение от того, что он убил ее собственными руками, и испытания целых тридцати лет постоянно повторялись в его снах, так что он раз за разом просыпался в судорогах и дрожи, почти задыхаясь, он крепко сжимал ее в своих объятиях. Спокойная гармония, равнодушие и холодность были лишь видимостью, он был похож на вулкан, временно подавленный ею, но грозящий в любой момент извергнуться. Теперь он не старел, не умирал, оставался невредимым и бессмертным, в отличия от Хуа Цянь Гу, что была подобна нежном цветку, в минуту невнимательности с ней могли произойти любые возможные несчастия. Его сердце всегда висело на волоске, в душе бушевали темные волны, он ни на мгновение не смел выпустить ее из виду, он не смог бы вынести удар, потеряв ее еще раз. Он часто всю ночь напролет смотрел на ее спящее лицо с пустой головой. Он глубоко вздохнул и спрятал ее голову в своих объятиях. Почему время не может идти быстрее? Он про себя посчитал на пальцах, еще двести три года.