The Journey of Flower/Путешествие цветка

— Учитель… Сквозь глубокий сон послышалось тихое бормотание, душа тотчас вернулась на свое место, а разум мгновенно прояснился, шепот деревьев и цветов за окном, казалось, был рядом с ухом, но он по-прежнему лежал, не открывая глаза, и ощущал, будто на тело давит что-то тяжелое, она проснулась рано утром и сразу же начала беспокойно ерзать и ворочаться. — Учитель? Этот маленький ребенок снова воровато прощупал почву, неслышно позвав, Бай Цзи Хуа все еще не отзывался, но в душе ему было смешно: почему она снова спит на нем, ни предыдущая, ни эта жизнь, по-видимому, были не в состоянии изменить эту плохую привычку. Увидев, что глаза Бай Цзи Хуа все еще закрыты, Хуа Цянь Гу воодушевилась, она кончиком подбородка потерлась о его грудь, а затем осторожно протянула руку и коснулась щеки. Если бы Бай Цзи Хуа проснулся, она не осмелилась так безобразничать, хотя учитель хорошо к ней относился, но точно не баловал, он был очень строг в отношении того, что можно, а что нельзя делать. Порой его выражение лица менялось, глаза наполнялись ледяным холодном, что очень пугало. Обычно она уже спала, когда учитель еще не ложился, а когда просыпалась, учитель уже давно вставал, а иногда кошмары сжимали ее в объятиях таким тугим обручем, что она начинала говорить и сразу раскрывала глаза. Она никогда раньше не видела, чтобы он так мирно спал с закрытыми глазами, он был настолько красивым, что она едва ли могла оторвать взгляд. Такая красота отличалась от старшей сестры, что все время приходила к ней поиграть: красота старшей сестры наполняла сердце радостью, однако учитель заставлял сердце беспорядочно колотиться от страха и робости, от намерения приблизиться, когда не осмеливаешься даже посмотреть ему в глаза. Пользуясь случаем, пока он так долго спал, Хуа Цянь Гу, разумеется, не желая упускать шанса, протянула руки и прикоснулась к его лицу, почесала нос, перебрала ресницы. Бай Цзи Хуа не знал, плакать ему или смеяться, проснувшись таким благодатным и гармоничным утром, он чувствовал себя опьяненным, позволив ей безобразничать, лишь чувствуя лицом всякое, в душе он избавился от всего, но внезапно его вдруг накрыло тенью, губы почувствовали прохладу, а тело невольно слегка задрожало. Хуа Цянь Гу успешно украла поцелуй, сияющее лицо было наполнено самодовольством, но в этот момент она заметила, что Бай Цзи Хуа собирается открыть глаза, испугавшись, она ничком легла обратно на его грудь и, закрыв глаза, притворилась спящей, а для пущей правдоподобности даже издала два похрапывания, как поросенок. Бай Цзи Хуа опустил глаза и посмотрел на нее, чувствуя себя до крайности беспомощным, он посмотрел в окно, на чистое лазурно-голубое небо, на сердце было, сродни родниковой воде, спокойно и душевно. Он использовал свои собственные мучения, страдания других людей, а также кровь и кости бесчисленного количества людей, чтобы сложить эту, казалось бы, счастливую жизнь, и хоть она была струящимся и переливающимся светом, она также была хрупка, как глазурованное стекло, что могло не выдержать даже легкой хватки. Его рука нежно погладила волосы Хуа Цянь Гу: — Сяо Гу, через полмесяца у тебя день рождения, я отвезу тебя навестить родителей, а также младших братьев и сестер. Едва услышав это, Хуа Цянь Гу тут же забыла, что все еще притворяется спящей, и с волнением крепко обняла шею Бай Цзи Хуа. Хуа Цянь Гу обычно навещала свою семью на два-три дня каждые полгода, семья из пяти человек и так теснилась в ветхом доме и, естественно, Бай Цзи Хуа негде было остановиться. Отведя ее к родным, он скрывал свое тело, и тихо присматривал за ней невдалеке, временами ему приходилось стоять на ветру целую ночь. В прошлом ради Чан Лю и царства Бессмертных он неустанно трудился и много путешествовал, а его сердце было наполнено Великим Дао и всеми живыми существами. Хоть он и работал в поте лица, но это насыщало и наполняло смыслом. Теперь, в этой однообразной и долгой жизни, осталась только Хуа Цянь Гу. Он постоянно впадал в смятение, подозревая, что умер и видит сон, а Сяо Гу всего лишь иллюзия, которую он использовал, чтобы утешить себя. Сцена ее убийства собственными руками нисколько не померкла со временем, мучая его днями и ночами, сильнее, чем казнь от тысячи надрезов, а нынешняя Сяо Гу, что ничего не помнила, была его временным обезболивающим. Он так и не мог понять, до какой степени нужно ненавидеть его, чтобы быть такой решительной и безжалостной. И когда однажды она наконец-то восстановиться, как ему нужно будет поступить. Постоянно колеблясь, в одно мгновение минуло пять лет. Хуа Цянь Гу исполнилось тринадцать лет, за эти года Бай Цзи Хуа заботливо лечил ее и ее здоровье стало намного лучше. Однако скорость реакции и способность восприятия информации во всех отношениях по-старому была замедленна и, по сравнению с предыдущей жизнью, не известно насколько была хуже. Постепенно тело молодой девушки стало формироваться, она выглядела почти также, как и в прошлой жизни, видя ее такой, Бай Цзи Хуа испытывал радость, удивление и страх одновременно. — Учитель, учитель, я наконец-то научилась! — Хуа Цянь Гу вошла в кабинет Бай Цзи Хуа и за рукав потянула его во двор. — Чему ты научилась? — Бай Цзи Хуа незаметно вытащил руку. — Цветы в зеркале, луна в воде! Позволь показать. Хуа Цянь Гу стояла во дворе и взволнованно танцевала с мечом, когда-то ночью она увидела, как Бай Цзи Хуа выполнял эту технику меча, она была настолько поражена увиденным, что подумал, что только небожитель мог достичь такого уровня, не отвязываясь, желая обучиться, за целых два года, она выучить только эти первые два или три движения. И хотя, как говориться, она научилась, но лишь еле-еле приемлемо, движения были неуклюжи, меч бессилен, а суть плавных движений меча ничуть не передана. Бай Цзи Хуа посмотрел на нее и слегка нахмурился, жизнь смертных коротка, и, исходя из ее уровня, даже с его наставлениями, сколько же времени потребуется, чтобы стать бессмертной. Неужели ему снова придется увидеть, как она умирает, и ждать, пока она снова войдет в круг перевоплощений? Хуа Цянь Гу обливалась потом, она остановилась, ожидая услышать его похвалу, но увидев, что он хранил молчание, глубоко задумавшись, невольно надула щеки и, как обычно, бросилась ему в объятия, обвивая за шею и припадая к груди. Он чувствовал, как от сильной отдышки поднимается и опускается ее грудь, она уже не была такой плоской, как раньше, и стала намного мягче. Сердце Бай Цзи Хуа суматошно забилось, и он быстро оттолкнул ее от себя. Не могу больше ждать… Хуа Цянь Гу посмотрела на тарелку с супом из цветков персика, стоящую перед ней на столе, и с радостью взяла ложку. Больше всего ей нравилось есть суп из цветков персика, приготовленный учителем, но она не знала, почему он так редко его готовил. Лишь изредка он награждал ее за хорошее чтение. По-видимому, ее сегодняшний танец с мечом весьма удовлетворил учителя, самодовольно подумала она. Бай Цзи Хуа присматривал за ней со стороны со сложным выражения лица. — Учитель, ты не будешь есть? — Хуа Цянь Гу зачерпнула маленькую ложку супа и поднесла ко рту Бай Цзи Хуа, как вдруг он схватил ее за запястье. — Сяо Гу, ты хочешь повзрослеть? Он добавил в суп из цветков персика элексир бессмертия, и после того, как она его съест, она хоть и не сможет стать настоящей бессмертной, не обладая необходимыми умениями, но сможет жить вечно. Другими словами, она останется такой же, как и в прошлой жизни. Однако, благодаря способностями Хуа Цянь Гу в предыдущей жизни, она могла вырасти в любой момент, но, с ее природными данными в этой жизни, она не смогла бы достичь того же уровня в любом случае. А это значит, что, если она примет лекарство, то навсегда останется лишь ребенком. Хуа Цянь Гу с улыбкой посмотрела на него: — Конечно, как жаль, что завтра нельзя тотчас же вырасти, и достигнуть той же вышины, что и учитель. Когда я вырасту, я не буду бояться, что надо будут издеваться другие, и смогу защитить своих родителей и еще учителя! Бай Цзи Хуа хранил молчание, неужели он хочет лишить ее возможности вырасти, когда она ничего не знает, только из-за своих эгоистичных побуждений. Но как только она сможет просто сопровождать его, он больше не сможет рисковать. — Учитель? — Хуа Цянь Гу странно посмотрела на него, но увидела, как он одним взмахом рукава смахнул миску с супом из цветка персика на землю. — Не ешь это. — Ему следует подождать, подождать еще несколько лет. Видя, что Бай Цзи Хуа собирается уйти, Хуа Цянь Гу поспешила за ним. Она обняла его за талию со спины и спросила: — Учитель, в чем дело, Сяо Гу снова совершила ошибку и вызвала твой гнев? Бай Цзи Хуа медленно повернулся и, присев на корточки, посмотрел на нее, легонько похлопывая по голове: — Нет, Сяо Гу очень послушная. Пообещай своему учителю, что, чтобы ни случилось в будущем, ты не покинешь его. Хуа Цянь Гу кивнула головой, не до конца понимая: — Конечно, я не покину учителя. Но, учитель, могу ли я, когда закончу обучение владению мечом, спуститься с горы и путешествовать по миру? Дядя-сказитель из деревни рассказывал очень интересные истории о великих воинах! Каждый день оставаться в одиночестве на Облачной горе, где только мы и маленький Ворчун, действительно очень скучно. — Ей уже надоели всевозможные развлечения, поэтому она была счастлива, когда раз в полгода они спускались с горы, и учитель даже иногда носил ее на руках, пока летел. Держащая рука вдруг сжалась сильнее, Бай Цзи Хуа прямо посмотрел на нее: — Сяо Гу, разве тебе не нравиться оставаться в горах с учителем? Хуа Цянь Гу поспешно замотала головой, как погремушка-барабанчик: — Нет, нет, я просто… — иногда она скучала по маленьким друзьям, хоть они раньше часто издевались над ней, но, каждый раз, когда она возвращалась домой, все были так счастливы и даже приносили покушать конфеты. В горах, кроме учителя, у нее не было ни одного друга, с которым она могла бы поговорить. Мгновенное страдание и смятении в глазах Бай Цзи Хуа укололи ее, и она в страхе крепко обняла его шею, плотно прижимаясь своим маленьким ртом к его лицу. — Сяо Гу больше всего любит учителя, если учитель сказал, чтобы она не уходила, она никуда не пойдет, навсегда останется с учителем в горах. Бай Цзи Хуа не стал уклоняться, позволив ее мягким лепесткам губ гладить его щеку, оставлять отпечаток в уголке губ, шрам от вод Джун Цин на левой руке снова начал сильно болеть, его взгляд помутился. ...они оба были подобны больным, которые и дальше останутся обезображенными. Четыре года спустя Хуа Цянь Гу исполнилось семнадцать. — Сяо Гу, сколько раз я тебе говорил, ты полностью забыла все книги, которым тебя обучал учитель, когда мужчины и женщины дают или берут что-то, они не должны прикасаться друг к другу, ты больше не можешь спать со мной на одной кровати. Хуа Цянь Гу, конечно, нисколько не волновало это, она изо всех сил пыталась пробраться под одеяло. Ну почему зима на Облачной горе с каждым годом становится все холоднее? Хоть учитель был холодным круглый год, и не мог принести большого облегчения, но присутствие его рядом всегда приносило особое успокоение. — Учитель, мне холодно! — Маленькая рука умело вскарабкалась на талию Бай Цзи Хуа и попыталась пробраться под нижние одежды, но была поймана парой больших рук. Хуа Цянь Гу озорно рассмеялась, ее тело прижалось к Бай Цзи Хуа со спины, а подбородок уперся в изгиб плеча, затем она слегка выдохнула в шею и ухо горячий воздух, так что Бай Цзи Хуа неловко повернулся, как раз вовремя, чтобы Хуа Цянь Гу проскользнула в его объятия. Затем она громко, одним ртом, чмокнула его в лицо. Почувствовав в своих объятиях мягкого маленького человечка, Бай Цзи Хуа невольно ощутил жар лицом. Попытавшись оттолкнуть, она тут же обвилась вокруг, как змея. — Учитель, мы можем пораньше спуститься с горы и где-нибудь прогуляться? — С тех пор, как она в последний раз сказала, что ей скучно сидеть на горе, учитель стал часто брать ее с собой полюбоваться природой, после посещения семьи. Однако несколько раз она сталкивалась с людьми, один из которых набрасывался и обнимал ее, плача во весь голос и называя «учитель, учитель», что пугало ее до смерти. Учитель был так недоволен, что уводил ее прежде, чему она успевала понять, что происходит. Казалось, эти люди знают ее, но она ни никогда не встречала их, так почему эта девушка называла ее «учитель»? — Куда ты хочешь пойти? — Не знаю, пока я могу пойти поиграть, я очень счастлива! — Хуа Цянь Гу склонила голову на груди Бай Цзи Хуа, мысль о том, что она так долго ждала этого, так усердно тренировалась, и вот наконец дождалась этого дня, была слишком волнительной. Всякий раз, когда Бай Цзи Хуа смотрел на ее лицо, как в те времена, когда она была Божеством Демонов, столь же красивое, перед которым горы и реки утрачивали свои цвета, грудь сдавливало от темной боли, в этом лице больше не было пренебрежения к миру и агрессивности, была лишь все та же простая детская улыбка. — Хорошо, если это тебя порадует, мы можем спуститься сегодня после завтрака, — сказал он. — Я встану первым, а ты поспи еще, чтобы не быть сонной в дороге. Не обращая внимания на протесты Хуа Цянь Гу, он вышел из комнаты и направился в цзинши. Хуа Цянь Гу, укутавшись в одеяло, в одиночестве перекатывалась с бока на бок на кровати. Незаметно для себя, она уснула, а когда снова открыла глаза, обнаружила, что уже было за полдень. Учитель, похоже, все еще был в цзинши, она посмотрела в бронзовое зеркало на свои спутанные волосы, очень неприглядно зевая. Прежде учитель всегда помогал ей расчесывать волосы, но сегодня она сделает это сама. Небрежно завязав волосы лентой на затылке, она закончила причесываться и побежала в сторону цзинши. Вдруг на выходе она увидела пятицветную птичку, иссиня-черные глаза которой беспорядочно вращались, а ее зов был особенно приятен на слух, хотя на Облачной горе было много редких и диковинных животных, ее деятельность была ограничена, поэтому их было трудно увидеть. Она взволнованно шагнула к птичке и, видя, что та не улетает, вновь шагнула вперед и потянулась потрогать, но птица отскочила от нее на несколько шагов. Хуа Цянь Гу догнала ее, но та снова отпрыгнула назад, не слишком близко, но и не слишком далеко. Так, не успев оглянуться, она оказалась в бамбуковом саду, куда обычно не заходила. Хотя от скуки она перевернула все здесь, но в бамбуковый сад учитель не пускал ее, заперев это место, так что она ни разу здесь не была. Внезапно птичка взлетела и своим острым маленьким клювом стукнула в дверной замок, вспыхнул серебристый свет, и замок с грохотом упал на землю. Увидев открытую дверь, Хуа Цянь Гу забыла о птице и с некоторым любопытством вошла внутрь. Внутри дома практически ничего не было, кроме некоторой разнообразной всячины, но все было очень аккуратно и опрятно. Хуа Цянь Гу сразу принялась рыться и копаться, обнаружив в выдвижном ящике несколько заколок и шпилек, она взяла одну и воткнула себе в голову. Она подумала: «на Облачной горе нет женщин, неужели учитель купил это мне? Так не годится, лучше положить назад и подождать, когда учитель лично подарит их мне». Была еще кое-какая одежда, но она была мала, ее уж точно не наденешь. В шкатулся из резного красного сандалового дерева было много бумаги для рисования, Хуа Цянь Гу взяла их и внимательно рассмотрела, не в силах удержать улыбку, неужели это все портреты учителя? А потом она посмотрела на подпись — Хуа Цянь Гу. Странно, когда она нарисовала эту картину, почему она не помнит. К тому же, с ее дрянными навыками рисования, как она могла так умело изобразить учителя, для нее хорошо было, когда можно было различить нос и глаза. Затем она взглянула на дату и невольно оцепенела. Это было более шестидесяти лет назад… Некоторое время она была в замешательстве, она чувствовала, что что-то не так, но была не в силах понять, что именно. Как она могла написать столько портретов учителя более шестидесяти лет назад? Она положила бумагу на место и пошла обратно, почесывая голову. Птичка все еще была там, несколько раз взмахнув крыльями, она взял замок и повесила обратно на дверь. Как будто ничего не произошло, за исключением того, что, спускаясь с горы и веселясь на прогулке, она непрерывно продолжала блуждать в небесных высях. Только когда она вернулась домой и проспала до середины ночи, ее внезапно озарила мысль. Изначально, Хуа Цянь Гу — это не она сама, это имя дал ей учитель. Хуа Цянь Гу — это другой человек, сама она не Хуа Цянь Гу, она просто использует ее имя и все.