Осколки

Ее жизнь – череда манипуляций, постоянной замены переменных и, конечно, бесконечных переключателей. По нажатию она каждый раз становится другой, а от прошлой Джунко не остается и следа; она и сама по себе разная. Но ей нравится играться с этими кнопками. По нажатию кнопки «пуск» ее жизнь вращается, как шарики в барабане лото, и Джунко со смехом раскрывается, и она снова… меняется. Как только ей того захочется. Вот она – жалкая, никому не нужная ошибка. Вот она, и она зря появилась на свет, а вот внутри увядает и осыпается нечто незнакомое (теперь – почти неприглядное). По-прежнему – сидит в пустой темной комнате и долго смотрит в пустой потолок, ей то ли скучно, то ли грустно, то ли обидно, и время течет слишком медленно. В любом случае, хочется дотянуться до выключателя, чтобы зажегся желанный свет. Джунко дотягивается. Вот нагревшаяся лампа освещает другую её, модель, и все это словно происходит за одно мгновение, и мир перевоплощений встречает ее с распростертыми объятьями, поманив к себе пальцем. Джунко бежит, очертя голову, ведь это – шанс. Ее принимают. Принимают за идола. Но скоро наступает разочарование, и Джунко остается одна в окружении придурков, которые любят переключатели, а не её настоящую; впрочем, этого следовало ожидать, да? Вот она поступает в Академию Надежды и еще разок нажимает. Все кнопки разом. Сбой в системе. Сплошной пеленой эмоций – гениальный план, и Джунко теперь другая, она – архизлодей, она – творец и свой собственный руководитель. Это непривычно. Она теперь заковывает сестру в черно-белые цепи с вкраплениями красного, но пока что только примеряет. Примеряет на других настоящее, истинное отчаяние, потом точно так же невинно примеряет на себя маску убийцы. Чисто в исследовательских целях. По-исследовательски неосторожно нажимает кнопку и случайно удаляет свою память. Меняется. Теперь ее даже зовут по-другому, и она уже совсем непохожа на настоящую Джунко. Она, скорее, напоминает летний дождь, ведь – беззаботная, легкая, по-детски веселая и наивная. Как раньше? О, конечно же, нет. В этом уже нет никакого интереса. Все данные стерты, а затем страницы в блокноте окрашиваются в цвет фуксии, лица перед ней вращаются; и ее, да, тоже снова переворачивает с ног на голову, и у нее снова припадок отчаяния, и ее больно бьет затылком об очередную клавишу, так, что она просыпается другой (и в чужой крови, и с ножом в руках). Снова. Восстанавливаются и перемешиваются, накладываются друг на друга данные, но остается одно, что было «Джунко» с самого начала, до дна и до бесконечности – глубокое отчаяние. Оно окрашивает, пачкает, раз-вра-ща-ет (тягучее слово, сладкое, манящее). Неоново-розовый свет. Его много, и он бьет в глаза, и такой же свет льется из ее сестренки, и это – первый настоящий толчок к первому настоящему отчаянию, словно Джунко зачем-то опять дергает переключатели, понемногу подводя себя к петле или к зоне радиации, ведь это ослепляет. Это будет замена переменных. Она, черно-белая с красным, смеется, и это «у-пу-пу» немного сбивает с размеренного ритма, и план немного выходит из под контроля. Она осторожно переставляет шахматные фигуры, дергает за ниточки, манипулирует, она ведь пробовала. Но случайно начинает размахивать руками, снося фигуры с доски одну за другой; уже не может остановиться, да и не хочет. Джунко по привычке нажимает переключатели. Она, в конце концов, уже близка к кульминации, и ее почти трясет в этой лихорадке отчаяния, но это все еще не то, чего она ждала все это время. Струны, натянутые до упора, все никак не рвутся, и ей нужна еще пара шагов, но она тоже натянута. Терпеливо ждет из последних сил. И вдруг – неожиданный провал. В конце концов, она рвется и ломается, и фигуры летят с доски, разбегаются в разные стороны, а она остается одна. Она, наверное, в ярости? Должна бы быть. Потратить столько сил, времени и пешек на столь идеальный план, но так глупо проиграть, и она замедляется, ее тормозят, барабан прекращает вращаться. Больше не будет никаких перемен. Пробуя свое отчаяние на вкус, Джунко смеется в последний раз, ведь всё это правда (отчаянно) иронично, и она смеется так громко, что у нее самой закладывает уши, и все трясется, размывается и вбребезги разлетается перед глазами, ледяной, ледяной смех, и такое же тягучее отчаянное принятие. Остается только одна кнопка. Горячая. Красная. Смеясь в лицо кнопке «пуск», Джунко не нажимает. Ударяет. Ударяет по ней изо всех сил, и это будет последняя, незабываемая, особенная кнопка, последнее будоражащее перевоплощение. В холодном поту она обжигает пальцы, предвкушая взрыв неведомых прежде эмоций. Она уходит, но это был именно. Именно «пуск».