Альфа и омега

Сидя в своей одиночной камере и прислушиваясь к звукам шагов, доносившимся снаружи из галереи, Элеонор Гатри гадала, к кому сегодня заглянут полуночные гости. Ей было не страшно, по крайней мере, пока что. До суда, который, как заявил ей этот надутый индюк – королевский адвокат, состоится не ранее чем через месяц, ей ничего не грозило. А дальше, скорее всего, ничто уже не будет иметь значения. Не так, конечно, она представляла себе свое будущее. В ее воображении вновь возникла картина: толпа чисто одетых фермеров, с женами и розовощекими детишками, приветствует с берега торговые корабли, входящие в порт Нассау. Ее корабли, привезшие товары, необходимые колонии, и деньги, вырученные от продажи сахарного тростника и табака, которые те самые трудолюбивые фермеры выращивали на острове. Все это казалось так близко, так осуществимо, что можно было пощупать руками. И все рухнуло в одночасье из-за мелких обид Бенджамина Хорниголда. Когда трусливые псы схватили ее и притащили в качестве трофея капитану «Скарборо», она почти ничего не чувствовала. Все ее ощущения, все мысли казались замерзшими, заледеневшими. Смерть ли отца так сильно подействовала на нее, или гибель мечты, она не знала. Но факт оставался фактом. Элеонор Гатри не вырывалась, не протестовала. Она даже говорила крайне редко и больше по необходимости. Своей совершенной невозмутимостью Гатри пугала солдат до спазмов в животе. Они почему-то решили, что леди ждет подмоги от своих верных вассалов, и шепотом пересказывали друг другу страшные рассказы о жестоких расправах, учиняемых пиратами над спящими матросами. Никакой помощи Элеонор, естественно, не ждала. Ни на острове Харбор, ни, тем более, здесь, в Англии. Никому, даже полному психу Чарли Вейну, не пришло бы в голову совершать самоубийство и лезть под пули королевских стрелков. Так что на своей жизни Элеонор Гатри уже поставила крест. И теперь единственное, что хоть как-то согревало ее заледеневшую душу, была убежденность в упорстве капитана Флинта, который, по непонятной ей причине, не меньше ее самой стремился сделать из Нью-Провиденс образцовую колонию Короны. И если ему это не удастся, то спаси господь всех гражданских, кто там живет, когда пираты почувствуют полную силу. Пощады не будет никому – ни старому, ни малому. Шаги, гулко звучавшие в ночной тишине галереи, смолкли у ее камеры. Элеонор с удивлением смотрела, как отпирали дверь, как в проеме возник офицерский мундир, и как обладатель этого мундира удивительно знакомым голосом произнес: – Вот, мой лорд, разрешите представить вам Элеонор Гатри – лучшего коммерсанта Нового Света. Элеонор пришлось зажать себе рот обеими руками, чтобы сдержать крик, рванувшийся из груди. Впервые после ареста ледяная стена в ее душе рухнула – впервые в ней вспыхнула надежда. ~ Лейтенантский мундир лежал на кровати. Джеймс МакГроу смотрел на темно-синее сукно, и на сердце его было тяжело. Он уезжал, оставляя здесь часть себя, вместе с мундиром, лейтенантским патентом и помилованием, в которое Томас Гамильтон своим четким разборчивым почерком уже вписал его имя. Брать помилование с собой было самоубийственно. – Чтобы получить его, я скрутил в бараний рог твоего опекуна – адмирала Хенесси, – бурчал Томас, швыряя бумаги на стол. – Я не могу, пойми. Если его найдут, мне конец. И всему, ради чего мы столько лет бились головой о стену. – Да, кто рискнет рыться в твоих вещах? – Ты себе даже не представляешь, сколько у меня в команде любознательных людей. – Так избавься от них! – Не могу. Они полезны гораздо больше, чем любознательны. Так что, лучше я просто оставлю бумагу здесь. – Но ты же будешь совершенно беззащитен перед королевским гневом. Солдаты могут убить тебя! – Знаешь, я, все-таки рискну. Мне столько лет удавалось уходить от преследования Короны. Я продержусь, не волнуйся. МакГроу осторожно провел рукой по краю мундира, расправляя складки, пробежался пальцами по обшлагу рукава, снял пылинку со шляпы, погладил шпагу, лежавшую тут же. – Я привезу все это тебе в Нассау, Джеймс, – Томас неслышно возник за спиной, обнимая его аккуратно и нежно. – Сейчас я уже почти не верю, что тебе удастся продавить план через Парламент, – Джеймс МакГроу развернулся в объятьях Томаса и заглянул ему в глаза. – И если этого не случится, позволь мне сделать все по-своему. У меня был собственный план, и я думаю, что осуществить его будет значительно проще. – Ситуация сегодня гораздо лучше, чем была тогда, – Томас погладил его по плечу, успокаивая. – С нами, как и прежде, Саттон, Данстер, Льюис, Форм и Филпот, а он, между прочим, уже помощник лорда-канцлера. – Но нет кого-то подобного Питеру Эшу, который был способен черта уговорить на ванну из святой воды. – Уверен, теперь Питер может заниматься этим хоть целую вечность. Томас поджал губы, и Джеймсу безумно захотелось коснуться их, поцеловать, сделать что угодно, только бы они больше не кривились. Никогда. – У нас есть я. Тебе этого недостаточно? – голос Томаса Гамильтона звучал чуть холоднее. – Я боюсь за вас, мой лорд, – тихо произнес МакГроу. – Противодействие будет мощным, и они снова могут попытаться применить силу. – Война окончена, Джеймс, обвинить меня в измене они не смогут. – Не в измене, так в чем-то еще. Они изобретательны. – Ну, я тоже не мальчик, как ты мог убедиться. И на моей стороне самый грозный пират Атлантики, – Томас, наконец, улыбнулся, погладил его по щеке. – Правда, капитан Флинт? Джеймс нашарил губами ладонь и поцеловал ее. Желание, острое, как стилет, пронзило его горло, затопило, застучало кровью в висках, понеслось по жилам и выплеснулось наружу, растворяя этот мир, размывая его. И только Томас Гамильтон – ось вращения вселенной Джеймса МакГроу – стоял незыблемо в самом ее центре, глядя ему прямо в глаза. – Это наша последняя ночь, мой лорд. – Глупости не говори. Будут еще, очень много, очень долго, всегда. – Я больше не могу тебя потерять. – Ты не потеряешь меня. – Ты обещаешь? – Обещаю. ~ Офицер, передававший заключенную ньюгейтской тюрьмы под опеку лорда Томаса Гамильтона, подозрительно осмотрел судно, стоявшее у пристани в порту Кингс-Линн. В том, что корабль выбрал для стоянки порт вдали от Лондона, не было ничего удивительного. В столице и стоимость обслуживания выше, и команду тяжелее держать в узде. Но то, что капитан этого корабля решил остановиться в такой глуши, где не было ни таможенного поста, ни постоянной береговой охраны, наталкивало на серьезные размышления. – Решение судьи, – произнес он сухо, передавая Джеймсу МакГроу бумаги. – Вам предписано немедленно увезти мисс из Англии. Надеюсь, вы готовы. В противном случае, у меня есть распоряжение задержать вас и ваш корабль для досмотра. – Благодарю вас, офицер, – Джеймс кивнул, подхватывая Элеонор под руку и подталкивая в сторону корабля. – Через полчаса мы снимаемся с якоря. – Вас будут сопровождать, пока корабль не покинет британские воды, – проговорил офицер, хмуро поглядывая на уходившую от него мисс Гатри. – И не рекомендую вам сделать хоть что-то, что капитан «Стремительного» сочтет угрозой. На его борту сорок пушек и достаточно людей для того, чтобы не дать вам уйти. – Вас настолько угнетает то, что мы увозим пленницу? – усмехнулся Джеймс. – Хотелось бы увидеть, как женщина болтается в петле? – Она не женщина. Пиратская торговка такая же изменница, как и сами пираты. Я не знаю, чем ваш хозяин сумел убедить судью, но ни один военный моряк этого не одобрил. Не может одобрить. Поэтому, мой вам совет, убирайтесь отсюда, как можно скорее. – Спасибо, офицер, – глаза Джеймса глядели холодно. – Считайте, что нас здесь уже нет. «Ни один военный моряк этого не одобрил». Капитан Флинт стоял на мостике, глядя, как удаляется от него берег Англии, как истончается, истирается и, наконец, исчезает тонкая полоска суши, на которой он оставил свое сердце. Оставил среди потенциальных и настоящих, весьма опасных, врагов. Никто, кроме четырех самых важных чинов Адмиралтейства, не знал, что за партию вел граф Эшборн, какая миссия была поручена Джеймсу МакГроу и какую роль во всем этом играла освобожденная Элеонор Гатри. Все остальные военные моряки были оскорблены решением судьи, и с ненавистью и презрением обсуждали лорда Гамильтона, взявшего на себя самую неблагодарную роль – роль фасада этой операции. Справедливости ради стоило сказать, что даже те четыре шишки из Адмиралтейства, включая адмирала Хенесси, не были осведомлены о настоящих целях Томаса Гамильтона, считая, что тот отправляет помилованного Флинта следить за ситуацией в логове врага. Они воображали, что новый лорд-собственник Багамских островов решил завершить дело, начатое его отцом, и с помощью тщательно подготовленной военной операции разгромить пиратов прямо в порту Нассау. И то, что знаменитый кровавый Флинт перешел на сторону Короны, считалось ими настоящей победой. Что будет, когда эти важные люди осознают, куда Томас Гамильтон на самом деле намерен вылавировать, Джеймсу страшно было даже представить. – Береги себя, Томас, – прошептал он, отводя взгляд от линии горизонта, за которой только что скрылась земля.