Предания Севера и Юга. Расплата.

Рейнис всегда привлекала мужчин больше. Так повелось с Драконьего камня, когда она еще не осознавала своей красоты и слезно завидовала старшей сестре, и продолжалось до сих пор. Грубая и жесткая Висенья с ее замашками воительницы пускай и не страдала отсутствием красоты, но кто в здравом уме выказал бы симпатию женщине, которая смела направлять оружие на короля и мужа? То ли дело прекрасная, игривая Рейнис. В самих ее чертах было какое-то насмешливое, невинное совращением, чем она без стеснения пользовалась. Рейнис окружала себя бардами с голосами сладкими, будто мед, гениальными танцорами, акробатами, и каждый мужчина двора знал (разумеется, без всякого потакательства со стороны королевы), что Рейнис Таргариен нравилось быть любимой. И, если у Висеньи были свои способы мятежа против тирании их милого брата, то и у Рейнис — свои. — О, нет, он делает это снова, — насмешливо простонала Рейнис, когда правящая чета собралась в покоях короля. — Ты заметила, сестрица? Эйгон снова пытается командовать нами. Рейнис не упустила, как холодно и устало посмотрела Висенья на их брата. Тот взглянул на нее в ответ и чуть улыбнулся Рейнис. Этого молчаливого позволения было ей достаточно. — Тебе ведь известно, дорогая сестра и жена, что я король, и это то, чем я занимаюсь. — Допустим, но мы королевы, — парировала Рейнис. — И не твои, чтобы приказывать нам. Скажи ему, Висенья, — обратилась она внезапно к сестре, ноздри которой уже трепетали в гневе. — Ради крови, что объединяет нас всех, Рейнис, прекрати этот абсурд. Эйгон, сидевший во главе стола, благодарно махнул ей рукой. — Спасибо. Сестра. Покрасневшая от злости Висенья нагнулась над Эйгон и прошипела: — Ты не должен потакать ей во всем. Попомни мои слова, это закончится плохо. С этими словами Висенья покинула их, оттолкнув стражу с дороги. Ее всегда было легко вывести из себя. Эйгон, вздохнув, облокотился о стол своими могучими руками. Рейнис тронула его плечо и улыбнулась, когда он поднял на нее взгляд. — Я завоевал эти земли, но никогда не смогу завоевать уважение собственных сестер. — Ты бы не завоевал Вестерос без нас, — указала Рейнис. Эйгон кивнул. — И все же я ваш король, муж и брат. — Он перехватил ее руку. — И ты моя, Рейнис. Никогда не забывай об этом. Обещай мне. Она игриво вывернулась из хватки брата. — Если ты придешь сегодня ко мне. Эйгон смешался. — Но ведь… Рейнис закатила глаза. — Сегодня очередь нашей дорогой сестрицы, я знаю. — Она взяла его ладонь и по очереди начала целовать пальцы короля. Он был напряжен, но не сопротивлялся. — Слухи ползут далеко, Эйгон. — О чем ты? Какие слухи? — Что ты любишь меня больше. — Рейнис надула губы, отвлекаясь от своего занятия. — Разве это так, Эйгон? Ты правда любишь меня, а не Висенью? — Я люблю вас обеих. — Но кого-то ты должен любить больше. — У Эйгона дернулась бровь, и он усмехнулся. — И? Кто это? Я или она? — О, моя дорогая сестренка. Я уверен, ты знаешь ответ. Довольная собой, Рейнис потянулась, чтобы поцеловать его, но Эйгон удержал ее за волосы, так что она резко выдохнула, и шепнул: — Сохрани это до ночи, моя милая, невинная сестра. — И на грани слышимости: — И убедись, чтобы в этот раз никакой певец не занял мое место. Рейнис вскинула глаза. Лицо Эйгона было жестким, а руки могли бы крошить сталь. «Балерион, — подумала вдруг младшая королева. — Воистину, вот всадник Черного Ужаса. Но как он узнал?» — Висенья сказала тебе! — прошипела Рейнис в бешенстве понимания. — Рейнис, — начал Эйгон угрожающе. — Я знаю, это она! Возможно, здесь Рейнис все же перешагнула черту. В одном быстром рывке Эйгон встал со стула и кинул Рейнис на свое бывшее место так, что ее кости завибрировали, а с губ сорвался крик — не боли, но удивление. — Важно не это. — Эйгон прошелся туда-сюда по комнате, а затем будто одумавшись, нагнулся к Рейнис и убрал серебряную прядь с ее лба. — Ты поняла меня? — голос его был тверд. — Да, — поморщившись, выплюнула Рейнис. — И можешь не приходить сегодня. Уверена, Висенья будет очень рада. И выскочила из комнаты, хлопнув дверью, наслаждаясь тем, что последнее слова осталось за ней. «Так-то, братец. А ты как думал? На войне-то попроще будет, чем с сестрами».