Заметки на полях

...взрослая книжка для детей или детская книжка для взрослых, трудно определить. (с) размышления одного читателя

Некоторое время назад у меня был такой пунктик - я порой стеснялась сказать, что люблю детские книги, читаю детские книги, нахожу в них что-то для себя и так далее. Нет, я не намерена загромождать статью размышлениями о собственных пунктиках, просто это послужило для меня поводом задуматься о том, книги DWJ - они какие? Они для кого? Спрашивает тебя кто-нибудь - а что читаешь? А ты, скованно, - а, так, детскую книгу одну… Казалось бы, ну и успокоиться на этом ответе, ну детские, недаром же ее еще называют великой сказочницей. Но что-то не давало успокоиться, и чем дальше, с каждой новой прочитанной книгой, тем больше. Почему издатели и читатели относят их к детским, достаточно понятно (сейчас я не рассматриваю ее книги, созданные именно для взрослых и маркированные соответствующим образом). Множественные миры, волшебство, сказочные существа, подвиги и приключения, типичное детское фэнтези, почему нет? Хм, а вот тут можно и немного подробнее… Конечно, волшебство - но и нередко жестокие события; герои-дети - но при этом нередко важную роль в сюжете играет атмосфера в семье, размолвки между родителями; сказочные счастливые развязки - и при этом нередко их неполнота и непростота… Я размышляла об этом и вспоминала, с чего начинает DWJ свою биографию: “Думаю, я пишу именно такие книги, потому что когда мне было 5, мир внезапно сошел с ума.” Она имеет в виду начало войны, когда все в жизни изменилось. Это задало мне какой-то вектор мысли дальше - о том, что человек, соприкоснувшийся с войной, приобретает опыт, который его навсегда изменяет, и если он честен с собой, то каким-то образом это будет влиять на его творчество, в большей или в меньшей степени (и вновь табличка “Банальность detected”, первая в этой части, уж не знаю, последняя ли). Начав думать в этом направлении, я вспомнила о существовании т.н. новой детской литературы (термин исследовательницы Марии Скаф) или, как ее еще называют, problem-fiction. Об определенном пласте литературы для детей и подростков, возникшей после Второй Мировой, точнее даже, после какого-то этапа осмысления масштаба катастроф, постигших человечество в 20 веке, осмысления того, что вообще мы сталкиваемся теперь с вещами, которых раньше либо не было и о них ничего не писали, либо же они были табуированы и о них, соответственно, тоже не писали, особенно в книгах для детей. Какие это вещи? Война. Холокост. Насильственная смерть близких. Смертельные болезни. Развод. Приемные семьи. Гомосексуальность. Тюремное заключение близких. Терроризм. Столкновение с насилием, инцестом. Инвалидность. Список можно продолжать... Можно по-разному относиться к этим книгам, но они есть и описывают некую грань реальности, которая тоже есть. Да, они могут шокировать, вызывать реакцию отрицания и недоумения - зачем это писать? Зачем такое читать детям? Мне представляется, что эти писатели исходят из того, что есть такие социальные вызовы и надо на них как-то отвечать. И это такой вариант ответа. Во всяком случае, мне лично это близко. Тут можно задать еще резонный вопрос: что нового в этих книгах, ведь про многие вещи писали и раньше? Про сирот, например, про смерть близких. Но разница не только в тематике, а и в том, как именно рассматриваются явления. Я попробую пояснить. Смерть близких. Вот, например, очень известная “книга для девочек” “Маленькие женщины” Луизы Мэй Олкотт. Героини - четверо сестер, очень дружных между собой. И вот умирает одна из них, Бесс. Очень горько, очень печально, Бесс совсем юна… Но при этом мы знаем из текста, что она долго болела. Что в каком-то смысле ее смерть не была для всех неожиданностью. Что она сама прошла некий путь к принятию того, что с ней будет, и ее вера была ее утешением и поддержкой в этом (а вслед за ней - и всем близким). А вот книга Кэтрин Патерсон “Мост в Терабитию”. Мальчик дружит с девочкой, и у них есть своя волшебная страна в лесу неподалеку. Мальчик уезжает в поездку - один, а девочка в это время, добираясь до их страны, падает в реку и погибает. Резко, внезапно, страшно приходит смерть и никого не предупреждает. И с этим надо иметь дело, это надо как-то прожить... Или же другая современная книга - “Моя сестра живет на каминной полке” Аннабель Питчер. У главного героя, мальчика, тоже погибает сестра. В теракте, случившемся на лондонской площади. И семья вынуждена через это как-то проходить. И это совсем не то же, что смерть Бесс, и, предполагаю, достаточно сильно разнящиеся переживания. Или сиротство. Одна из классических книг на эту тему - “Без семьи” Гектора Мало. Мальчик-сирота, скитания по дорогам, встречи с добрыми и злыми людьми, обретение своей потерянной настоящей семьи. Мальчик, что характерно, остается хорошим на протяжение всего этого времени, невзирая ни на какие тяжелые обстоятельства (как и более ранний персонаж того же толка - Оливер Твист). И другая книга о сироте - снова Кэтрин Патерсон, “Великолепная Гилли Хопкинс”. Девочка, которую бросила мать (и не стремится к ней вернуться, хотя, в целом, возможности у нее для этого есть), которая к своему небольшому возрасту сменила уже несколько приемных семей, которая врет, пакостит, жмет на больное, высказывается как расистка - и в этом нет ничего удивительного, потому что у нее была масса причин для именно такого поведения, и практически никаких - для другого. Примеры можно множить и дальше, но суть отличий, о которых я попыталась сказать, думаю, понятна. И вот сам это термин, problem-fiction, что-то немного для меня прояснил. Я далека от того, чтобы назвать книги Дианы типичными представителями такой литературы, но мне кажется, что она вносила определенное содержание в свои тексты, созвучное с проблематикой, затрагивающейся в книгах авторов этой волны. Это то, что для меня в какой-то степени объясняет, почему из ее, казалось бы, детских книг порой сквозит серьезная недетскость. Ее герои сталкиваются с терроризмом и тюремным заключением родителей (“В собачьей шкуре”), с родительским пренебрежением и с тем, как на плечи ребенка ложится в том числе обязанность быть своему родителю помощью и опорой (“Сказочное невезение”, “Огонь и болиголов”, “Дейлмарк”), с войной и ее последствиями (циклы “Замок”, “Дейлмарк”, “Деркхольм”), с сиротством и историей о приемности (“Волшебный витраж”, “Ловушка для волшебников”, цикл “Крестоманси”), со стигматизацией и травлей (снова “В собачьей шкуре”, “Ведьмина неделя”), с тяжелыми, травматичными отношениями сиблингов (“Заколдованная жизнь”, “Сила трех”), с вовлечением детей в повстанческие боевые организации, с заключением брака помимо воли, с существованием социального неравенства (“Дейлмарк”). Есть еще темы немного “полегче” - например, влияние стереотипов и сложность избавления от них (“Ходячий замок”), или же профанация образования и необходимость критического, рефлексивного отношения (“Год грифона”). Немного в сторону, хочется сказать еще пару слов о теме сиротства в книгах Дианы. Мне кажется, сиротство там встречается (если можно это слово тут применить) двух типов. Первое - классическое, сказочное. Сиротство нужно для того, чтобы в каком-то символическом смысле освободить героя, чтобы он уже решал сам, отвечал сам за себя, отправлялся навстречу собственным приключениям. Это в каком-то смысле “функциональное сиротство”, и факт его существования не вызывает у героев каких-то тяжелых, значимых для сюжета переживаний. В таком смысле, например, сирота Софи (“Ходячий замок”) - о смерти мистера Хаттера упоминается довольно сухо, и дальше это на героев особенно не влияет. А есть другое сиротство (и таких случаев я насчитала гораздо больше) - когда родителей лишаются либо в результате насильственных событий, либо же когда родители сами перестают быть для ребенка защитой, помощью и поддержкой, и приходится либо справляться самому, либо искать/создавать себе альтернативную семью. В другой главке я надеюсь поговорить об этом поподробнее, и тут мое отступление в сторону заканчивается. Подводя итоги. То, что Диана поднимает такие вещи в своих книгах, что в них есть эта нота, для меня делает их еще более ценными и важными, это то, за что я очень ее уважаю. Мне интересно думать о том, как в ее текстах отражается, преломляется ее опыт - опыт человека, чье детство пришлось на военные годы, а взросление - на поствоенные, который обладал острым умом и тонкой наблюдательностью, который видел много непростого и сам прошел через отвержение. И тем не менее, писал книги о волшебстве, о приключениях, в которых, по большей части, в концу все так или иначе устраивается и становится на свои места. И да, разумеется, все это можно объяснить гораздо проще - тем, что в любой хорошей книге найдется что-то и для взрослого, и для ребенка. И это тоже будет правдой. Но видимо, моя голова устроена так, что хотелось этот тезис развернуть - а именно в этом случае, именно в этих книгах - что там детского, что взрослого? Забавно, кстати, что в процессе этих размышлений я напрочь утратила пунктик по поводу чтения детских книг. Теперь на вопрос о том, что ты читаешь, я могу легко и подробно ответить - одну детскую книгу, впрочем, в чем-то она недетская тоже, знаешь, есть такая писательница - Диана Уинн Джонс...