Каштаны цветут дважды

...в сером дыме. Один. В бесчасьи. Нa черте. <i>И. Одоевцева.

Смеркалось, когда он вышел на улицу. От стука тяжелой двери качнулись бесполезные дуговые фонари над подъездом в руках запыленных кариатид. Из сумерек наперерез ему шагнула пожилая женщина. Затянуты в пучок седые волосы. Воинственен взгляд из-под стальных очков. Сурово сведены брови. Знакома интонация требовательного: «Мне нужна помощь». Хорошие люди приходили к нему за помощью, но лицо терять, разумеется, не желали. Он без труда узнал гостью. У вдовы Лукас в Зачарованном Лесу была яркая репутация. Сыграть с ней в привычную игру. Он с глухим удивлением понял, что мог бы. Даже и теперь. Здесь, где все ходы выучены наизусть. Где рано или поздно в его руках сосредотачиваются все фигуры. Где неизменным выигрышем заканчивается каждая партия. Отмахнуться от нее, шагнуть к поджидающему у обочины шевроле. Отправиться в Булонский лес. Или не торопиться. Старые привычки сильны. Еще сильнее, видно, малодушие, всегдашнее его малодушие, с которым и сейчас он медлит, пытаясь отодвинуть неизбежное. Резким движением он перехватил трость, сунул руку в нагрудный карман, нащупал ключи. — Я спешу. Лукас не двинулась с места. — Хорошее ожидание лучше плохой спешки. Так что уж выслушайте меня. Старинная пословица, назидательный тон. Как же уместно, как логично. Нарастало раздражение. Он вытянул ключи. — Скоро полнолуние, и моя внучка... — Я знаю, кто вы, — прервал он. — И догадываюсь, что вам нужно. Но вы тратите время. Мое время. Она растерянно моргнула. Опустила плечи. Посторонилась, не уходя с дороги. Голд уже был у шевроле, когда его нагнало: — Румпельштильцхен. Прошу. Помоги ей. Я не знаю, чем заплатить, но темная магия всегда придумает цену. Он распахнул дверцу и, придерживая, обернулся. — Цена в итоге всегда одна и та же. Прислонившись к шевроле, Голд равнодушно следил за тем, как она гневно поджала губы. — Вечно играешь словами, Темный. Вот что я тебе скажу: может, Реджина и наслала это проклятье, да без твоей помощи точно не обошлось. А коли так, ты и исправить все можешь. — Не Реджина, она...— он остановился. Коротко, беззвучно рассмеялся. Давать объяснения Лукас — похоже, он и на это готов. Лишь бы получить еще одну отсрочку. Которая вдруг стала ненужной. Исчез зазор между принятым решением и решимостью. Он оторвался от крыла, выпрямился. — Но в главном вы правы. Я могу все исправить. — Так и какова твоя цена? — Я уже сказал — она всегда одинакова. В зреющих сумерках вдова Лукас смотрела на него пристально. — Кто бы ни платил? — Кто бы ни платил. *** За спиной молчал Нил. Договорив, к стене прислонилась Белль. Белоснежка встряхнулась, отгоняя движением подступивший страх, ободряюще улыбнулась. — Белль, все не так. Голд на нашей стороне, он обещал помочь. Пустой, ничего не выражающий взгляд Белль, минуя Белоснежку, остановился на Ниле. — Он... — горькая, вымученная улыбка дернула губы девушки, и дрогнул ровный голос. — Он сказал, что ничего не может сделать. — А вот это не совсем так, — раздалось из глубины комнаты. — Реджина! — Белоснежка стремительно обернулась на голос. Реджина ответила презрительной полуусмешкой. Но не прежде, чем Белоснежка успела заметить: Реджина в первую секунду не была удивлена тому, что Снежка видит в ней не врага. — Есть способ вытащить всех отсюда, - сухо промолвила королева. — Снять проклятье? — Да. Но едва ли Румпельштильцхен всерьез его рассматривал до сегодняшнего дня. — Почему? — тихо спросила Белоснежка. «У магии всегда есть цена». Что говорила Зелина о возвращении? Как солгала? Она не могла вспомнить. — Ему придется остаться здесь, — уронила Реджина. — Потерять самое дорогое. Вот плата за подобную магию. — Ты… уверена, что другого способа нет? — Румпельштильцхен уверен. Белоснежка украдкой взглянула на Белль. Та смотрела прямо перед собой,сжавшись в комок так, будто боялась шевельнуться, вдохнуть. Короткий хриплый смешок заставил ее поднять глаза на Нила. — Значит, никакого способа нет вообще, — без вызова и без обвинения, — произнес он. — Я хорошо его знаю. Потеря магии — он никогда не пойдет на это. Реджина развернулась к Нилу и несколько секунд разглядывала его с холодным, сожалеющим интересом. — Он потеряет не только магию, — раздельно, негромко проговорила Реджина. Белоснежка видела: Реджина хотела что-то добавить, но с усилием сдержалась. Смахнула сложенными перчатками пылинки с рукава, точно желала сгладить слишком напряженную для Королевы позу. Еще раз, с несвойственной Реджине беглостью, взглянула на Нила. — Реджина, — позвала Белоснежка. — Что будет с нами? Ты уверена, что мы попадем домой? Стоило ей заговорить, как к Реджине вернулась привычная смесь надменности и легкой скуки. — Уверена, - процедила Реджина. — Ну а если всё и даст еще один сбой, — язвительно подчеркнув последнее слово, Реджина усмехнулась сжавшейся Белоснежке, — хуже, чем сейчас, точно не будет. Как сама понимаешь, хотела я не этого, — Реджина повела взглядом в сторону занавешенного окна. — Даже, — короткий, полный слишком неглубокой для Злой Королевы неприязни, взгляд Реджины подчеркнул неожиданную искренность следующих слов:— даже для тебя. Реджина больше ничего не добавила, но ни тоном, ни взглядом не отменила сказанного. Это не перемирие, поняла Белоснежка. Не сожаление. Не просьба о прощении, которое даст Белоснежка, и не прощение, которого Белоснежка не получит. Но мстить Реджина больше не будет. Реджина прошлась по комнате, остановилась напротив Нила. Сунула, сминая, в карман перчатки. Поправила торчащие раструбы. И небрежно бросила: — Я могу перенести тебя туда, где он колдует. — Это еще зачем? — Нил спокойно смотрел на Реджину. — А, догадываюсь. Но знаешь что? Ты понятия не имеешь, что у нас с ним произошло, ясно? Реджина откинула голову, и Белоснежка поняла, насколько растерянной выглядела та мгновение назад. — Представить, поверь, могу достаточно, — отчеканила Реджина. И добавила вполголоса, не глядя на Нила: — Но никто не должен уходить вот так. Кем бы он ни был, прощальные слова он заслужил. Нил все еще молчал, но теперь иначе, молчал враждебно, угрюмо, потерянно. Нахмурился, ссутулив плечи. Внезапно он показался Белоснежке моложе своих лет, намного моложе. Это быстро прошло. Нил вновь сухо взглянул на Реджину. — Он их от меня услышал. Реджина помедлила с ответом, точно колебалась между чем-то, слишком неуверенным для укора и слишком печальным для одобрения. — Как знаешь, дело твое, — уронила наконец Реджина. Белоснежка ждала, что та исчезнет, но Реджина все медлила. Надеялась, что Нил передумает? «Зачем? Зачем это Реджине?» — мелькнуло с непонятной ей самой злостью. И вдогонку тихой горечью пришла уверенность — он не передумает. И это не ее дело. Настойчивость Реджины, отказ Нила — это не ее история. Но воспоминание уже нагнало Белоснежку. Решимость не прощать. Она ведь это уже видела, видела в глазах дочери. Так Эмма смотрела на Дэвида. Так однажды, возможно, посмотрит на нее. Нужно...нужно, чтобы Нил передумал. Отчего-то и для кого-то это нужно и Реджине, а ей, Белоснежке, это нужно ради Эммы. Дочь, наверное, тоже откажет им в прощении, но они смогут быть с ней. Ждать. Столько сколько потребуется. У Нила времени не будет. Ее опередила Белль. Выступила на середину комнаты, остановилась перед Нилом. — Услышал, — повторила Белль за Нилом. — И я знаю, о чем вы говорили. О ком. — Тогда ты все понимаешь, — резко, но со все более отчетливо звучащей неуверенностью бросил Нил. Белль не ответила. Нервно сцепленные руки подрагивали, и на мгновение Белоснежке почудилось, что та сейчас опустится на пол жалким комочком. — Я понимаю, — почти беззвучно проговорила наконец Белль. — Я ведь, — губы скривила горькая улыбка, — тоже ушла. Сразу за тобой. — И уже жалеешь, — жестко усмехнулся он. Белль медленно покачала головой. — Я не знаю. Я...во многом ошиблась. Но, — Белль помолчала, вдохнула. Вдруг ее выражение изменилось; боль осталась, беспомощность ушла. — Теперь знаю, что не во всем. И, обернувшись к Реджине, твердо: — Перенеси меня к нему. За мгновение до того, как их подхватили клубы дыма, Нил шагнул к Реджине. *** Булонский лес, Ниобея. Мерцающие воды, воды Ностос. Он опустился на каменный парапет. Попытался сосредоточиться на планах. То, что осталось сделать, — просто. Свиток с проклятьем. Воды Ностос. Сплести воедино разрозненные нити. Румпельштильцхен потеряет магию, но бессильным в этом мире Голд не останется. Луассель. Граница. Южная Америка. А если нет. Планы могут сорваться. Все может оказаться не так просто.Но вместо опасения, из пустоты Булонского леса наползало равнодушие. Скоро это пройдёт. Всегда проходило. Вернётся, властно заговорит инстинкт выживания. Заставит думать, изворачиваться, ловчить. Делать то, что он всегда умел лучше всего. Спасать себя. И Румпельштильцхен примется за дело. Все может быть еще проще. Сеть «Сторибрук» бесследно исчезнет, отправленные днем венские бумаги достигнут берлинского адресата, и с Валденом будет покончено. Оберштурмбаннфюрер Голд мог бы остаться в Париже, продолжить жить новой жизнью. Он хотел комфорта и власти — он получил их. Проклятье хорошо позаботилось о Румпельштильцхене в этом мире и на этой войне. Он втянул прохладный, отдающий сыростью воздух. Пора. Свиток с Проклятьем послушно возник в руке. Зелина не прятала его тщательно. Не рассчитывала, что у кого-то возникнет желание уплатить цену. Восстановить Проклятье. Казавшейся до этого вечера непомерно высокой ценой. Неизвестно, сколько еще он искал бы другой выход. Возвращаться в Зачарованный Лес теперь нет смысла. Они не простят. В Зачарованном Лесу у него не осталось ничего, кроме магии. Темный замок, темное могущество, новые столетия утратившей всякий смысл игры. Путь Зосо. Он оставил на этом пути позади не один поворот. После убийства немой другой Темный перестал появляться, но сейчас, в ночном лесу, Голд был почти уверен, что, подняв глаза, увидит перед собой мертвого мага. Тьме не по вкусу бездействие. Вода покрылась рябью, занялась всполохами алого. Сторибрук. Герои и злодеи — он развернул черный свиток — один общий шанс на всех. «Пусть», — с усталой примиренностью подумал он, — «пусть воспользуются им». Над ворохом отливающих золотом нитей он проводит рукой. Реджина. Первая нить, начало клубка. Судьба Реджины, какой он сплел ее в обоих мирах. Лицо дочери. Он видит Реджину последних дней. Измученная, собирающая озлобленность, рядящаяся в жестокость, прислонившаяся в жалком вызове к расколотому зеркалу женщина. Юная девушка возле замершего единорога. Опасная жалость в глазах строптивицы, что вот-вот сорвет его планы. «Он невинен». «Невинных нет». Реджина уходила, а он уже знал, как вернет ее. Невинных нет — Реджина должна уплатить за него магическую цену. Невинных нет — с ладони победно улыбающейся Реджины осыпается пепел. «Я тебя не ненавижу». В глазах Бэя тоже не было ненависти. Он никогда не говорил Реджине: «Прости». И Бэю этим вечером не сказал. «А вы? Чьего вы ждете прощения?» «Может, мне начать с твоего?» Эмма. Глупая девочка. Вцепившаяся в него так, что едва удалось разжать хватку. Удалось не до конца. «Вы не вернетесь». В ее глазах он прочел не только страх. Ей было жаль. С ней он простился. С Малефисентой. С кем угодно еще — он простился бы легко. Потому что больше не увидит тех, кому действительно хотел сказать. То, что они все равно никогда не услышат. Нить — следующая — аккуратно наматывалась на клубок. Чарминги. Благородные герои, ключевая часть его замысла, почти безупречно выполнившие свои роли марионетки. Чтобы уберечь свое дитя, заключившие сделку с тьмой Чарминги. Так и не понявшие до конца, что произошло. Он тоже долго не понимал. Принц Томас, безымянный крестьянин, русалка, Сверчок… Золотые нити, и каждая нить — судьба. Чужая жизнь. «Вы думали, что расплатитесь чужими жизнями?» Да, Белль. Именно так. Белль. Красавица, встретившая слишком настоящее Чудовище. Он помнил удивление Голда. Белль; безоглядно делает шаг вперед там, где должна бы отшатнуться, задумчиво проводит пальцем по краешку надколотой чашки, накрывает его руку своей. Голд не ожидал такого от Белль. Он вообще ничего такого как Белль в своей жизни не ожидал. Затянувшяся дурная привычка, такой считал ее Голд. Белль это изменила. Изменила и для Румпельштильцхена. Так, что он почти забыл. Счастливый конец не для него. Он всегда это знал, но не всегда помнил. Не с Белль. Предостерегал от себя на словах. И удерживал. А стоило помочь ей не возвращаться. Но это было слишком непривычно. Непривычно, что кому-то, кто был ему дорог, трудно было уйти. Белль....Три недели. Не так много. Ее судьбу он искалечить не успел. Он отделял одну нить от другой, сматывая в клубок. Тот уплотнялся, отливал в отсвете воды ровным золотом. На влажном камне осталось лишь несколько ниточек. Бэй. Бэй. Он задержал дыхание, позволяя имени сына обжечь. Тонкая нить, едва различимой полоской разрезающая серый камень. Он коснулся ее и пошатнулся. С минуту стоял неподвижно, не переводя дыхания и пытаясь унять боль, триста лет тлевшую под мрачным весельем Темного и несколько лет дремавшую под холодным равнодушием Голда. Бесполезно. От портала до портала, а он так и не смог ничего сделать, ничего исправить. Закончено. Все нити соединены. Из водоема поднялся пурпурный дым, когда до него донесся неясный, сдавленный звук. На поляне он больше был не один. Он обернулся. *** Алые и золотые блики клубились на водной глади, освещая ночной лес. Румпельштильцхен стоял вполоборота к ним, следил за меняющей посекундно цвет водой. Нил не сразу заметил окружающую мага слабосветящуюся стену. Румпельштильцхен медленно, часто останавливаясь, начиная вновь, наматывал на клубок золотую нить. Все детство Бэй, просыпаясь, видел отца, прядущего у очага. Те же выверенные движения, та же отрешенность в лице, прояснявшемся, когда появлялся он. Неопасные воспоминания об уничтоженном темным магом человеке, не более того. «Не более», — упрямо повторил он себе, но заклинание не сработало. Хотел он этого или нет, но он все больше узнавал отца. Только сейчас Нил позволил себе узнать в странном человеке, безжалостном с другими, беззащитном с ним, отца. Только сейчас. Это конец, и Нил благодарен за то, что это конец. Смерти матери он забыть не сможет. Обернувшись, он взглянул на Реджину — она стояла, глубоко засунув руки в карманы пальто, и по ее лицу он догадался: она хотела тут быть не больше, чем он. И все же она стояла, не уходила. Вспомнился заброшенный склад, безумный блеск в глазах сжимающей револьвер Реджины, тихое, оберегающее: «Это не для тебя» Голда. Не понимая до конца, но догадываясь о многом, Нил вновь взглянул на Румпельштильцхена. Теперь он понял, что на самом деле всегда ждал отца. Ждал в безвременье Неверленда. В предвоенной Бельгии. Франции. Ждал и готовил, припасал слова ненависти, упрека и равнодушия. Сейчас Нил не помнил, израсходовал ли он их все за эти три недели. Или не успел. Теперь Нил понял, что, едва увидев отца, он думал, что все успеет. Успеет излить накопленную за три века горечь. Успеет разрешить себе простить. Клубок подскочил в руках Румпельштильцхена, и, потянувшись за ним, тот повернулся к ним с Белль. Нил напрягся, сухим горячим воздухом обожгло глаза. Отец смотрел на него с благодарностью. За то, что пришел. Отец... те триста лет, что отца не было с ним, его ведь тоже не было с отцом… — Папа, — выдохнул он. Отец еще несколько секунд смотрел на него так, словно просил прощения, если услышал не то, что хотел сказать Нил. Влажно блеснули глаза. Нил помнил отцовскую любящую, печальную улыбку. Он был рад, что вновь увидел ее. Короткий, рваный всхлип напомнил ему: Белль тоже здесь. Отец еще несколько секунд удерживал его взгляд. Или наоборот, Нил не знал. Потом взглянул на Белль. — Почему… Почему ты мне не рассказал? — Белль... Белль, это уже не важно. Все…Нил видел, как отец вновь пытается улыбнуться, но не может.- Все будет хорошо, обещаю. Белль молча, безнадежно покачала головой. — Не будет...Не будет, потому что я должна быть с тобой. Краем глаза Нил заметил, как нетерпеливо дернулась Реджина. Наверное, одна Белль не могла или не хотела понять: ничего нельзя изменить. — Белль… Прости, - голос отца перехвачен болью. Влажные дорожки на лице. Отчаянная мольба в глазах. Заныла челюсть, и Нил понял, что крепко сцепил зубы. Он рывком шагнул к Белль, но первой положила ей на локоть руку Реджина. — Довольно, Белль, — властно сказала она. — Ты не видишь барьера? Магия все равно тебя не пропустит. Реджина искоса взглянула на отца. Тот прерывисто дышал. Их взгляды встретились. Лицо Реджины смягчилось, и она едва заметным кивком ответила на негромкое: «Спасибо» отца. Отступила от затихшей Белль. В водоеме зарождался водоворот. По лицу отца Нил понял - пошли последние секунды. Короткое восклицание Реджины. «Белль, нет!» отца. Белль у черты. Делает шаг. И, разрывая мрак, поднимается из водоема столп света. Конец третьей части. Эпилог следует.